Но, конечно, никакой гадости в еду мачехе она подсыпать не стала. Перебесилась, попихав молча ни в чем не повинную подушку, и решила было сначала, сказавшись больной, вообще к вечерней трапезе не спускаться. Но и этого сделать ей не удалось. Было жалко Корра, который, в несвойственном ему просительном тоне, просил ее все-таки пойти с ним к столу. Да и труд Лилейки следовало уважить, в спешном порядке подшившей ставшее ей малым платье отпоротым от другого кружевом.
Собственно этим она себя и уговаривала, сидя по правую руку от мачехи, которая видно обнаглев в конец, уселась на ее, Лиссы, местово главу стола. А та, как специально, рта не закрывала и, щебеча вроде бы милым тоном, «тыкала носом» падчерицу с опекуном в явные признаки их простой и незамысловатой жизни.
А звучало это так:
Ох, девочка, а ты из платьица-то уже выросла! А тебя разве твой воспитатель за нарядами в город не вывозит?! Что ж ты так, Корр? Тебе же доверили графскую дочь, а не девку какую деревенскую! И раз сам не видишь, что воспитаннице давно гардероб обновить следует, то хоть доброго совета послушайся!
Или вот еще:
А что это у вас все дичь да дичь к столу подают? Уже третья смена блюд, и ни разу еще, ни белого каплуна, ни нежной свининки, ни даже простой говядины не поднесли?! Да и овощи все какие-то простенькиелук, морковь, клубеньки, говорила она, хлопая наивно глазами, но при этом на показбрезгливо развозила вилкой по тарелки сметанный соус, которым приправлялся очень даже вкусный, на взгляд Лиссы, заяц. Ваша кухарка еще б пшена гостям к столу подала!
« У-у, зараза белобрысая, злилась девочка про себя, надо будет дину Клену попросить, чтоб правда к утренней трапезе пшенки наварила! А крысе белесой скажу, что сама же она и попросила. Пусть знает, что не одна она в дурочку играть умеет!»уже и месть сама собой в голове складывалась.
А за свой стол, нынче такой полный и сытный, как редко в последний год бывало, Лиссе по-настоящему стало обидно. И за мастерство дины тоже, которая и сегодня из самых простых продуктов смогла таких яств наготовить. Да и весь год их вкусненьким баловала, не требуя от Корра покупки чего-то редкого и дорого, накрывая стол из того, что было под рукой, то бишь, из деревни и лесу.
А взяться каким-то там изыскам было в их доме неоткуда. Овощи, к примеру, их крестьяне сажали те, что местности привычныурожай они дают больше, а ухода требуют меньше, чем всякие там цветастые капусты, пореи и сладкие гратинские перцы.
Мясо же к столу все больше охотой добывалось, чтоб и с селян лишний раз не требовать, и на базаре не покупать. И не далее как вчера, этого самого зайца, томленого нынче с овощами и сметаной, Лисса с гордостью из силков доставала.
Ну, а уж про всякие заморские специи и южные фрукты, привычные столу каждого господского дома, и говорить не следпотому как, стоят они просто немереных денежек, которых у них сейчас нет.
А белобрысая дура все пела сладеньким голосом, перескакивая вниманием с одного огреха на другой и подмечая каждую мелочь:
О, как приятно, что вы мне бокал из ламарского стекла поставили, а сами-то из простых бронзовых кубков пьете!
« У-у, крыса драная, ты ж на мое место села! Я из него обычно пью, потому как хозяйка!»бурчала мысленно девочка.
И пустенько как-то в вашей гостиной. А вон тот диван вы у кого из деревенских забрали? кивала она заинтересованно на деревянную лавку с накинутым на спинку покрывалом и устланного подушками из домотканого полотна сиденьем.
А Лиссе так нравилось на нем в зимний вечер перед камином сидеть, лавка широкаяи ноги поджать можно, и фолиант тяжелый разложить рядом тоже, чтоб на колени не давил.
А окна-то какие красивые! Эльфийской работы ещене иначе! Только что это вы за тряпки на них навесили, здесь бархат нужен. И чтоб такими фалдочками, фалдочками
Ну, а когда мачеха принялась изгаляться по поводу цветочных композиций на стенах, развешанных там, где обычно в богатых домах картины в золоченых рамах вешались, Лисса все-таки не выдержала. Она сама, вместе с Дымянкой и под руководством дины Клены их составляла! А перед этим всю весну и начало лето эти цветы собирала, в тонком песке сушила и раскрашивала. И только ведь недавно повесили и радовались как, что нашли чем беленые стены украсить! А теперь эта дура будет тут насмешничать над их стараниями и незамысловатой радостью?!
Все, наелася я! и девочка специально вскочила так резко, чтоб стул отодвигаясь, ножками проскрежетал по камню пола пронзительно и противно. А в доме у нас все просто чудесно! И дина замечательно готовит! а потом напоказ потерла живот выпяченный и отрыгнула прямо в лицо мачехи.
М-да, невоспитанность полная, грубость даже но как же было Лиссе приятно видеть в ответ на это ее действо выпученные глаза и приоткрытый рот женщины, что даже как-то сразу и попустило немного. В высшем же обществе как? Гадости говори и делай сколько угодно, вот только чтоб все с должным лицемерием замазано было, спрятано под ложной деликатностью. А вот такнапоказ, провокационно, как сделала это Лисса, никто, считай, и не отваживался свое мнение демонстрировать. Вот и застопорило мачеху, привыкшую подначками и намеками с деланным сочувствием изъясняться.
« Сейчас, конечно, отыграется она на Корре, думала девочка, после этой выходки спешно поднимаясь к себе в комнату, но ничегоотобьется, пусть тоже что-то сделает. А то сидит весь вечер, как будто это он у нас девочка сиротка, которой позволено глаз от тарелки не отрывать!»тут и раздражение на опекуна проявилось. Поскольку тот действительно вел себя сегодня очень странно. Обычно-то только его и слышно было за столомтут тебе и шуточки, и истории разные, и даже воспитательные моменты тот не гнушался за стол «приносить». А нынче, кажется, и пары слов им сказано не было.
Ночь надвинулась незаметно. Вроде за стол еще садилисьсветло за окнами было, а вот только и успели потрапезничать, как без свечи уже и по лестнице невозможно подняться. Все ж на дворе осень первыми днями вовсю побежала, и темнеть начинало непривычно раненько.
Вот и камины протапливали к ночи посильней, боясь, что дневное тепло обманчивым становится и только при солнышке и греет. Но, как не странно, в этом году лето уходить все никак не собиралось. Закат холода не приносил, листва зеленела по-прежнему, да и старики до сих пор не начали еще жаловаться на больные кости, предвещающая этим скорые дожди.
Так что, когда Лисса поднялась в свою комнату, там было неимоверно жарко и душно. Девочка, как обычно она и делала в последние дни, первым делом подошла к окну и распахнула створки. В комнату тут же хлынула ожидаемая прохлада, но она была не по-осеннему стылая, а по-летнему лишь приятно свежая.
Небо, пока припрятавшее едва взошедшую луну где-то за углом здания, из окна виделось темным и звездным. Чуть в стороне, среди трех взрослых и раскидистых дубов, что проросли меж каменными плитами двора, и которые было решено не рубить, виднелись палатка и освещавший ее костер. Это воины из охраны мачехи устроились на ночлег. Впрочем, они еще не спали. А большее, чем пять, количество мужских силуэтов, четко выделяющихся на фоне огня, говорили о том, что и мужички из деревни к ним подтянулисьте, что по договору с топорами и вилами обходили замковую территорию по ночам. Ну, а приглушенный гомон голосов, доносящийся с легким ветерком до открытого окна, намекал, что теперь их охраннички рядятся меж собой, кому и где караулить.
Только это не ее, Лиссы, заботы. И, задернув штору поплотней, девочка стала укладываться в кровать. А тут нежданно-негаданно и сон пришел сам. Да такой крепкий и хороший, что уже минут через пять, как девочка накрылась покрывалом, она уже не слышала ни перебранки мужчин за окном, ни как Лилейка заглядывала к ней перед уходом на сенник, ни как опекун с мачехой поднимались из трапезной в свои комнаты.
Но ближе к полуночи девочка неожиданно проснулась. Что ее потревожило? Да ведь где-то недалеко кто-то стонет! Тихо так и протяжно и вроде как звуки глухих ударов, если получше прислушаться.
Лисса поднялась с постели и подошла к окну. Вроде все тихо. Неужто приснилось? Девочка для верности улеглась на подоконник и высунулась, сколько можно дальше на улицу.
И тут опять кто-то едва слышно, чуть хрипло застонал. И голос-то, кажется, женский и раздается он со стороны окон спальни, что была предоставлена мачехе. И звуки глухих шлепков.
« Ее кто-то бьет, что ли?!»
И тут всплыли все нанесенные той обиды, все унижения, что довелось нынче пережить на радость белобрысой крысе. И так захотелось посмотреть, кто ж решил проучить мачеху, да еще таким простецким способом! Неужели Корр отважился отлупить графиню?! Да уж, ему следовало что-то сделать, а то сегодня, как будто и не опекун он при Лиссе, и не должен бы защищать ее по велению отца от нападок мачехи. Си-идит себе сиднем, да в тарелке вилкой ковыряется, пока та отраву свою подслащенную по гостиной разливает! Ведь ни разу не одернул, не напомнил ей, кто в этом доме госпожа и хозяйка!
Обидно! Ой, как обидно было Лиссе, вспоминать сегодняшний день. А тут еще и память подкину неприятных воспоминаний о житье-бытье с мачехой в отцовском замке. И лицо отца всплыло перед глазами, как живое, каким оно запомнилось в последние его дниисхудавшим, с обведенными тенью глазами и нервно бьющейся жилкой у виска.
И так захотелось девочке посмотреть на побитую мачеху, что она не выдержаласлезла с постели, быстро одела темные штаны и рубаху, в которых в лес ходила, и полезла на окно. Там, снаружи, в двух локтях под подоконником, проходил широкий фигурного кирпича карниз, опоясывающий весь дом по кругу. Собственно, и по второму, и по первому этажу тоже шли такие свойственные эльфийской архитектуре украшения. Они сочетались рисунком кладки и с обрамлением окон, и с колоннами, поддерживающими балконы, и барельефом, выложенным на фронтоне. И все это было таким объемным, а теперь, после прошлогоднего ремонта, еще и крепким, что легконогой ловкой девочке показалось совсем несложным пройтись по такому до окон соседней комнаты.
И действительно, когда Лисса встала босыми ногами на верхнюю грань карниза, стало понятно, что при ее хрупкости она может продвигаться по нему, даже не прижимаясь к стене. Тем более что видно было хорошо. Луна, уже выплывшая из-за угла дома, хоть и пыталась спрятать то один, то другой свой рожок в облаках, но те сегодня были подобны дымку от затухающей свечи, так что укрыться давно уж не новорожденной толстухе за их ускользающей призрачностью никак не удавалось.
А про охрану, раскинувшую палатку меж сохраненных дубов, девочка и вовсе забыла. Костер потух, голосов было не слышно, да и движущихся теней по кажущемуся светлым камню двора не наблюдалось. Где ходили? Где бродили? Неизвестно. А может, иотсыпались в палатке, отправив на обход селян.
А вот звуки, привлекшие Лиссу, опять послышались из соседнего окна. Так что девочка, перекинув косу на спину, аккуратно двинулась по карнизу.
Первое окно, к которому она подошла, как оказалось, было прикрыто плотно, и она вынуждена была двинуться дальше, туда, где ее путь преграждал парапет балкона. А добравшись до него, Лисса недолго думая, легко перевалилась через ограждение и подкралась к двери. Вот она-то и была открыта.
Тяжелые шторы никто, похоже, и не думал сдвигать, и лишь кружевные оборки слегка колыхались на ветерке, давая тем самым неплохой обзор комнаты.
Ну, как неплохой луна, она ведь рисовальщица особая, любит теням черноты добавлять, цветам, что родны ее серебристому свету, особую звучность придавать, а вот яркие краски для нее не в радость, потому и размывает, скрадывая их неродную броскую сочность. Так что первое, что бросилось в глаза девочке, аккуратно заглянувшей в комнату, были белые простыни и тело мачехи, показавшееся в лунном свете лишь чуть темнее, чем белье на кровати, на котором она раскинулась.
Изголовье ложа упиралось в стену, но вот женщина на нем лежала поперек, открывая взгляду падчерицы и свое лицо, и тело, неприкрытое ничем и вроде даже мерцающее влагой в серебряном свете, льющемся из окна. Голова ее почти свесилась с края, отчего длинные волосы стелились по полу, светлыми змейками, выделяясь на кажущимся сейчас почти черным, но на самом деле бордовом ковре. А вся ее позав общем, была странной и крайне неудобной, на взгляд девочки: руки расставлены в стороны, кулаки напряженно сжимают смятые простыни, спина выгнута, а зад вздернут вверх. И при всем при этом она мерно раскачивалась, как будто была на качелях.
В следующий момент, когда девочка уже было задалась вопросом, что же заставило женщину так изогнуться, ту тряхнуло сильно, и она от этого протяжно застонала. Лисса оторвала взгляд от исказившегося болью лица мачехи и вгляделась в темноту за ней. А там, оказывается, находился какой-то мужчина, просто в резкой черноте тени, отбрасываемой складками балдахина, его смуглое тело было почти невидно, в отличие от молочной белизны мачехиного. Но присмотревшись повнимательней, девочка заметила, что это именно мужчина пихает ненавистную мачеху под ее оттопыренный зад, издавая этим те услышанные ею звуки, толи ударов, толи глухих шлепков. Был ли этим мужчиной Корр или кто-то другой, тайно пробравшийся в гостевую спальню, Лисса разобрать не могла. Да, собственно, и что он делал конкретнотоже.
Тут женщина опять застонала и Лисса машинально перевела взгляд на ее лица, а та улыбнулась. Да так довольно, что девочка вдруг поняла, что той совсем и не больно, а наоборотона переживает несказанное наслаждение. А та и подтвердила это, заговорив излучающим довольство бархатным прерывающимся голоском:
Мой сладкий птенчик когда хочешь, ты можешь быть так мил скажи, доставь мне еще больше удовольствия тебе ведь тоже хорошо со мной?
Да госпожа графиня
Голос был опекуна. Лисса пораженно отпрянула от щели в занавесях и прижалась спиной к стене. Ноги отказались держать ее, и она сползла вниз, только и чувствуя затылком шероховатость прохладных кирпичей под ним. И уже сидя уткнула в ладони лицо, потому как чувств может и не было, но вот слезы все же вознамерились убежать из глаз, а обиженный всхлип вырваться изо рта.
Возможно, если б девочка так старательно не пыталась уговаривать себя, что она ничего не чувствует, и не приняла бы с ходу, как истину, что опекун предал ее, то возможно в ответе мужчины она бы и расслышала звучание озлобленной покорности. Но нет, не поняв, что за действо вообще перед ней развернулось и, не имея пока представления о том, что в жизни не всегда все выглядит таким, каким является на самом деле, Лисса уж тем более не смогла распознать и настроений звучащих в голосе мужчины.
А в комнате уже не только стонали, но и пыхтели, и вскрикивали, да и стучали так, что казалось еще немного и кровать развалиться. Ну развалитьсяне развалиться, но обозленной девочке очень хотелось, чтоб так и было!
И она еще раз, не вставая с полана четвереньках, подобралась к балконному проему и в ожидании, когда рама балдахина рухнет и треснет ее обидчиков желательно по башкам, снова заглянула в комнату.
А там картинка изменилась. Теперь Корр был тоже неплохо виден. Он склонился почти к самой спине мачехи, одна рука мужчины упиралась в ее придавленное к постели плечо, вторая же была обмотана длинными светлыми волосами и прижата к женскому затылку, который и обхватывала, а его спина и зад ходили ходуном, то поднимаясь, то опускаясь. Вот в ритме с его мощными движениями и скрипела кровать так жалобно, и билась рамой о стену. А мачеха несмотря на то, что она просто тонула в перине, умудрилась извернуться и теперь толи лизала, толи просто терлась о вдавившую ее руку. При этом громкое пыхтение издавал опекун, а протяжные вскрики принадлежали мачехе. Лица обоих были искажены и показались девочке просто ужасными в своих перекошенных гримасах тем более что она теперь догадывалась, что это не от боли, а от неземного наслаждения их так корежит.
Вот только понять, что в этом странном процессе могло доставлять такое удовольствие, что двое взрослых людей совершенно не владея собой, корчили страшные морды и издавали смешные звуки, девочка понять не могла. Впрочем, ею владели обида и злость, потому докапываться до непонятных ей переживаний она и не пыталась. С тем и направилась обратнов свою спальню.
А перебравшись через подоконник, опять зло побила ни в чем неповинную, но привыкшую уже ко всему, подушку, пихнула было и кровать, но получив в от нее в ответ по босой ноге, в психе завалилась на перину. И стала в запале придумывать для ненавистной мачехи подходящие ей прозвища. Так, кроме «крысы», та теперь прозывалась еще и «гадюкой», и «паучихой», и «разжиревшей глистой». Потом попыталась было придумать что-нибудь подходящее в свете новых событий и для опекуна, но почему-то не выходило. Но расстроится еще и по этому поводу девочка не успелав зарослях кустарника, что прижились подле полуразрушенной крепостной стены, запел соловей. Да так славно и сладко, что Лисса заслушавшись, на несколько мгновений забыла и свои обиды, и злость, и мечты о мести.