Пять минут и начнем.
Я кивнула и подошла к окну. Мне нравился вид на балкон, небольшой, наполовину застекленный и с небольшим навесом для защиты от осадков. В нем не было ничего необычного, но как жителя института при случае меня всегда тянуло на свежий воздух. И даже холод не мог остановить меня.
Бросив взгляд на занятого мужчину, я дернула за ручку, но дверь оказалась заперта.
Ах, да. Я запирал на ночьвчера обещали ураганный ветер, сказал Вадим Олегович, не отрываясь от книг. Он на ощупь нашел ключи и протянул мне. Только накиньте что-нибудь.
Я кивнула и подошла к шкафу, прятавшемуся в самом углу комнаты, откуда достала угги и куртку. Сменив обувь и набросив на плечи теплую парку, я порылась в карманах и вытащила шапку с варежками. Вся одежда была моего размера, потому что была сшита специально для меня по требованию доктора, объяснявшего эту необходимость частью терапии.
Два полных поворота ключа, снятие электронной защиты, и вот я наконец выбралась из удерживающих меня четырех стен. Тонкие тренировочные штаны недолго согревали ноги в глубокий минус уходящей, но еще сопротивляющейся зимы, однако каждая секунда, проведенная здесь, стоила замерших мышц.
Февральэто месяц борьбы, схватка двух сезонов, период сильных ветров то разносящих снег, то подгоняющих первые ручьи. Для меня же он стал этапом внутренней борьбы, чтобы отпустить прошлое и полностью отдаться будущему. За год одиночества я думала, что проработала все аспекты и прошла все фазы принятия, но реакция организма говорила об обратном. Мне было над чем работать, чтобы не бояться добрых воспоминаний. И вот уже больше двух месяцев я приходила к Вишустину, помогающему мне справиться с волнами эмоций и ставшему со временем мне настоящим другом.
Обычно я выходила на балкон и шла к самому краю, чтобы ощутить себя на грани этих миров. Порой я тянула руки вперед, пытаясь дотянуться до кусочка свободы, порой расставляла их в стороны и представляла, что лечу. Здесь на сороковом этаже почти не было слышно городского шума. Птицы тоже не поднимались так высоко. Зато долгими ночами, начинающихся чуть после обеденного перерыва, когда мы еще сидели на занятиях, звезды были близки как никогда. Я понимала, что нас готовят не для космических полетов, и мы вряд ли вылетим за пределы нашей планеты, но далекий холодный блеск манил каждый раз.
В свисте ветра я не расслышала, как Вадим Олегович вышел на балкон.
В метель совсем не видно города, сказал он негромко.
Его слова потонули в гуле стихии, и ему пришлось их повторить. Уловив смысл, я согласно кивнула.
И звезды, крикнула я в ответ.
Я отрыл занимательную методику. Попробуем?
Это означало, что ему нужна тишина кабинета, где нам не помешает шум, ветер или крупные хлопья снега. Только сейчас я обратила внимание, что его куртка не была застегнута, а на голове не было шапки. Ноги все также были одеты в комфортную офисную обувь. Он и не собирался присоединяться ко мне, он вышел сообщить, что готов начать сеанс. Последний раз взглянув за парапет, я с неохотой поплелась к выходу, шаркая ногами и зарываясь сапогами в снег, оставляя небольшие траншеи вместо следов.
Внутри снежинки растаяли и маленькими каплями побежали вниз, щекоча нос. Переодеваясь, я заметила знакомую тележку из библиотеки. Она была забита книгами по психологии, ранее лежавшими в раскрытом виде на столе Вадима Олеговича. Теперь же на рабочем месте осталось всего две из них, но уже с разноцветными закладками, торчащими между страниц. Скинув одежду, я устроилась в привычном кресле и приготовилась к длинной лекции, которые случались каждый раз, когда психолог находил новые методы работы с паническими атаками. Многие из них после первых же объяснений казались нелогичными и сомнительными, так что мы сразу от них отказывались. Остальные, а таких было немного, мы прорабатывали, пока не добивались определенных успехов или убеждались, что прогресс не предвидится.
И вот очередной способ лечения, которому более тридцати лет. Мне импонировала тяга Вишустина к книгам, но было сложно понять, что могло помочь мне лучше, чем современные исследования и разработки. Фора в десятки лет технологического развития не могли сравниться с устаревшими и примитивными подходами, однако ему каждый раз удавалось найти иголку в стоге сена.
Если бы знала, захватила бы попкорн, сказала я, отвлекая психолога от заметок.
Не ерничайте, парировал он, поправляя очки. Эта методика не вылечит вас, но в критический момент она может помочь избежать панической атаки.
Громкое заявление, заинтересовалась я.
И очень правдоподобное.
Рассказывайте, не томите.
Как обычно в такие моменты он вышел из-за стола, захватив все нужное, и устроился в кресле рядом со мной. Для удобства общения мы развернули кресла так, чтобы сидеть друг напротив друга, и он разложил книги и блокнот на журнальном столике между нами.
ДПДГ, наконец произнес он.
Что? переспросила я.
Это так сокращенно называется. «Десенсибилизация и проработка травм движением глаз», торжественно прочитал он и, ожидая реакции, посмотрел на меня.
Десенсибилизацияэто что-то связанное со снижением чувствительности. Но причем здесь глаза?
В этом и состоит феноменальность этого метода. В последние десятилетия проводилось много исследований нейронной и нервной связи внутри организма. Изучение отдельных участков нервной системы привело к революционным открытиям, после которых задавались нужные вопросы и организовывались новые, более точечные тесты. Открытие связи глаз и эмоциональной памяти ознаменовало появление платформы для разработки ДПДГ.
Так в чем же суть? с нетерпением спросила я.
Суть в том, чтобы высвободить эмоцию из травматического события. Память о нем никуда не денется, но оно перестанет вызывать лавину негативных чувств. Представьте, вы сможете вспоминать своих детей без слез и панических атак.
При упоминании детей меня мгновенно бросило в жар. Я ощутила, как неожиданно забилось сердце, так что его стук стал отдаваться в висках.
Вот об этом я и говорю. Я произнес слово-красную-тряпку, и вы тут же вспыхнули, сказал он с грустью. Видели бы вы себя со стороны: глаза округлились, ноздри раздулись и щеки загорелись огнем. Еще секунда и вулкан взорвется.
Я сама испугалась своей реакции на самые обычные четыре буквы. После нескольких циклов глубокого медленного дыхания мне удалось вернуться к прежнему физическому состоянию, но тревожное ожидание нового приступа не отпускало.
Эта методика идеально подходит для таких ситуаций. Более того, возможно ее применение в любой момент. Он всегда под рукой, особенно если специалиста нет рядом.
Это вы к чему?
К тому, что в капсуле летит команда из двух человек, и ни один из них не имеет докторской степени, а только базовые навыки первой медицинской помощи.
В одном предложении на меня обрушилось столько информации, что я на мгновение застыла. Капсула, двое, летят Это было как во сне. Все это время мы жили призрачными представлениями, что ждало нас впереди, а сейчас это все воплотилось в три простых слова. Вот он конечный пункт, к которому приведут отличные показатели учебы и умения в практической части.
Что я такого сказал? удивился моей реакции Вишустин.
Нам пока не говорили о том, что будет после окончания, тихо проговорила я, еще не полностью обретя дар речи.
Надеюсь, я не выдал никаких секретов, усмехнулся он. И продолжил мягким голосом. Вы очень хотите лететь. Это видно по вашей реакции.
Я кивнула.
Давайте начнем. И покончим с этим.
Увидев мою решимость, доктор наклонился к столу и пошарил среди бумаг. Достав из-под книг ручку, он вытянул руку перед собой и сказал:
Когда будете говорить, не сводите взгляда с ручки. Начинайте, как будете готовы.
Это выглядит глупо, выразила опасения я.
Зато будет действенно, тут же парировал в нетерпении он.
Я сосредоточилась на кончике черного колпачка. Вадим Олегович затих в ожидании. Казалось, что он даже дышать перестал. Мысли в голове начали закручиваться в вихрь, и воспоминания беспощадно ворвались в подсознание. Картинка вокруг стала расплываться, и я четко представила как бегу по дорожке, увешанная мониторами и датчиками, а в боку начинает колоть
После часа моего сокрушительного душевного исступления и сжатых кулаков у Вишустина в глазах стояли слезы. Он не допустил, чтобы они скатились, но я заметила знакомый отблеск, прежде чем он успел проморгаться и скрыть их. Теперь я тихо и без сил откинулась на спинку кресла. Он стыдился, что не смог скрыть эмоций, посчитав это непрофессионализмом, и не понимал, как закончить сеанс. Но в тот момент мне было все равно. Я не чувствовала результатов или облегчения, я не чувствовала ни себя, ни своего тела. Разрушив сдерживающий барьер, я вся вылилась наружу, оставив только физическую оболочку. Душа была опустошена.
Еще в начале встречи я сняла обувь и забралась в кресло с ногами, а сейчас, скрючившись в позе зародыша, казалась себе маленькой черной дырой где-то в крайнем космосе, где было одиноко и темно. Звонок в дверь вывел меня из кататонического ступора. Я вскочила на ноги слишком резко, от чего возникло головокружение, но собралась и бросилась к выходу, не попрощавшись с застывшим на месте психологом. Я забыла, что дверь срабатывает автоматически и, не рассчитав скорость, подалась вперед, чуть не налетев на стоящего за ней. Увернувшись в последний момент, я продолжила путь подальше отсюда.
Аня? прозвучал мне вдогонку удивленный знакомый голос, но у меня не было ни сил, ни желания, чтобы обернуться.
По дороге мысли были под запретом, и я сосредотачивалась на деталях интерьера, считала количество шагов и хваталась за все, что попадалось под руку. Последние метры я бежала со всех ног, вновь чуть не врезавшись в выходившего из своей комнаты человека. Им оказался мой новый соседне самое приятное столкновение, особенно когда хотелось верить, что худшее за этот день уже произошло. На мгновение я удивилась его ловкости: он сумел не только сделать шаг в сторону, но и выбросить руки вперед, чтобы меня остановить.
Что случилось? приторно заботливо спросил он.
Даже не пытаясь говорить, я молча смотрела в его пугающие глаза.
Дружок обидел? ехидничал он.
Психолог, прошептала я, понимая, что у меня не осталось сил сопротивляться.
Мне стало не по себе и хотелось вырваться, но я чувствовала, как крепко сжимают мои плечи его длинные цепкие пальцы. Тело начинало потряхивать, и я металась глазами в поисках спасительного средства. Но коридор отвечал такой же пустотой, что царила во мне.
Расскажи же мне о своих печалях, сказал он и стал медленно сгибать руки, притягивая к себе.
К счастью, в коридоре зашуршала открывающаяся дверь, он отвлекся, давая мне мгновение, чтобы освободиться и шагнуть к сканеру. Когда он понял, что очередная попытка закончилась неудачно, он злобно сверкнул глазами, но сладким голосом проговорил:
Я всегда рядом.
Это прозвучало угрожающе. Я кожей ощущала его бесцеремонное созерцание. Нужно было отвлечь соседа от линий моего тела, и правая рука взмыла вверх, то ли попрощавшись, то ли отмахнувшись. В тот миг я и сама не смогла бы сказать точно, что имела в виду. Как только створка достаточно широко открылась, мне удалось протиснуться в проем и спрятаться тут же в углу. Переводя дух, я чувствовала, как по спине бегали мурашки после его прикосновений. Инстинкт подсказывал, что человека, живущего напротив, стоило опасаться.
В спасительной изоляции первой мыслью был душ. Омовение, очищение и снятие стрессато, что было мне так нужно. Однако страх закрыть глаза и вспомнить хоть одно мгновение пережитых эмоций остановил меня рядом с кроватью. Наспех скинув одежду, я спряталась под одеялом и постаралась уснуть.
Утро следующего дня началось необычно: меня разбудил человек. Видимо, сон был настолько глубоким, что я не услышала будильника, и девушке, пришедшей для заполнения рутинной отчетности, пришлось меня тормошить, пока я не подала признаки бодрствования.
Как вы себя чувствуете? продолжила удивлять меня девушка.
Я села на кровати и поймала ее участливый взгляд. Сложно было приходить в себя после вчерашнего. Помню, что было тяжело, и я еле добралась до своей комнаты. Но сейчас казалось, что все произошло в далеком прошлом и уже меня не касалось.
Непонятно, призналась я.
Вадим Олегович предупредил, что вам потребуется какое-то время на переосмысление. И как раз сегодня день, свободный от занятий.
Я пошла в душ, просто чтобы не слышать ее голоса и попытаться сосредоточиться. Но голова была абсолютно пуста. Чистый лист. Машинально я разделась, встала под воду. И только там я почувствовала себя по-другому. Струя отмывала меня от залежалых слоев жизни, куски эмоциональных гор падали с плеч, камень свалился с сердца. Я стремительно избавлялась от багажа прошлого, обретая воздушность, даже невесомость. Тело вдруг завибрировало по-новому, набираясь свежей энергии и обретая свободу от минувших дней. Я вышла легче, чем зашла. Раны души еще чесались, и наконец заживали.
Мне, естественно, захотелось сразу поделиться с Вишустиным, но из-за позднего подъема я и так еле успевала перекусить, а после нас собирали в главном зале, и было бы неуважительно задерживаться.
Впервые после открытия библиотеки книга осталась в комнате. Я жаждала видеть других людей, заглядывать им в глаза, созерцать их внутренний мир и разгадывать их тайны. Ведь с кем-то из них мы дойдем до конца, увидим другие миры и, возможно, подружимся.
В коридоре было много пищи для голодного ума. Я всматривалась в черты проходящих мимо, представляя, что могло привести его в этот эксперимент: определенная цель или сильное любопытство. Не контролируя мимику, я улыбалась, вызывая удивление и недоверие. Они не понимали, что было трудно сдержать высвобожденные чувства. Мне не терпелось увидеть Максима новыми глазами, и я ускорила шаг.
Он сидел за привычным столиком с книгой в руках, и я с трудом прикусила язык, чтобы не поприветствовать его через всю столовую. Мне так многое хотелось рассказать, но он вдруг поднял голову, отвлекшись от чтения, и по его выражению я поняла, что лучше это сделать позже. Тяжелый взгляд говорил о внутренней дилемме, требующей срочного выбора. Настроение упало.
Уже в тот момент я знала, что это конец, но продолжала надеяться до последнего.
Тихонько подсев, и не говоря ни слова, я приступила к завтраку. Он не сразу поднял глаза, но когда наконец это сделал, я отреагировала мгновенно и повернула к нему голову. С моих губ сошла улыбка, как только я осознала, что между нами пролегла пропасть. Всего за одну ночь наши взгляды изменились настолько, что мы стали чужими. Даже чувствуя, что это прощание, я отвела глаза первая, не выдержав его напряженного взгляда.
Это ты вчера был у Вишустина? тихо спросила я, желая наговориться перед расставанием.
Да, сказал он с придыханием. Дальше голос зазвучал бодрее. Не ожидал тебя там встретить.
Уже давно хожу, раздраженно ответила я.
Видно, отреагировал он почти мечтательно, заставив меня поднять глаза.
Было трудно видеть боль, омрачавшую его светлые глаза. А он, напротив, не сводил с меня взгляда. Лишь позже я поняла, что он пытался запомнить мое лицо в торжественный миг внутренней свободы. А я платила ему фальшивой улыбкой, плохо скрывающей неприязнь и капельку гнева, и он опустил глаза.
А с тобой что? я держалась непринужденного тона.
Максим молчал, и я готова была умолять его сказать хоть слово. Теперь я ловила каждое его движение, а он рассматривал последний кусок спаржи на своей тарелке.
Я переоценил свои силы, наконец проговорил он.
Кто говорил мне, что «мы справимся»? пыталась я перевести все в шутку.
Теперь я понимаю, что был неправ, с непривычной горечью ответил он.
Может, Машин чай все уладит? Мне он помог.
Мне уже ничего не поможет
Его ответы хлестали меня по щекам, но я каждый раз подставляла следующую. А потом он резко встал и вышел из-за стола. Он уходил, а я не могла пошевельнуться, даже чтобы вытянуть руку к нему навстречу, схватить, остановить. Я боролась с желанием броситься за ним, но продолжала сидеть, внушая себе, что ему нужно время и личное пространство. Бесцельно тыкая вилкой по тарелке, я ругала себя, что увидев друга в смятении, даже не попыталась помочь, а может даже сделала хуже. Чашка, оказавшаяся у меня в руках, так и не достигла рта. Поставив ее на место, я наконец решилась и выбежала, но его след давно простыл: ни звука шагов, ни голосов, приглушенный свет и давящая тишина. Я отчитывала себя последними словами за то, что позволила ему уйти.