Известно, кто злодей? Валентина даже слово «злодей» произносит без трагического пафоса, исполненного возмущения праведного, но фальшивого насквозь, как и почти все в этом городе.
Нет, леди Регис, отвечаю я.
Какая жалость! Но уверена, ваш брат непременно разыщет и накажет негодяя.
Не сомневаюсь.
Прошу прощения, леди Регис, но, к нашему сожалению, нам действительно порамы еще не поздоровались с лордом и леди Огден. Доброго вам вечера, Байрон отвешивает Валентине церемонный поклон и первым покидает общество Клеона и его спутницы.
Арсенио и Клеон еще несколько томительных, напряженных секунд буравят друг друга испытующими взорами и наконец Арсенио уводит меня, лишь изобразив небрежный кивок Валентине на прощание. Столь откровенное равнодушие и грубость граничат с оскорблением, однако я уверена, что едва ли Валентина придаст им чрезмерное значение. Она в достаточной мере снисходительна к недостаткам окружающих и предпочитает игнорировать чужие промахи и отсутствие такта, нежели возводить их в ранг личной проблемы, требующей немедленного решения. Пожалуй, куда больше меня страшит возможность встречи с леди Лизеттой Дэлгас, дальней родственницей Арсенио и ныне бывшей клиенткой Байрона, слишком очевидно и недвусмысленно выглядим мы втроем, чтобы не догадаться, из-за кого Байрон ушел из агентства и что я ответила-таки на ухаживания Арсенио. Более того, чем дольше мы идем через полный гостей заля под руку с Арсенио, Байрон по другую сторону, не прикасается, но всем своим видом и положением относительно меня демонстрирует, что он не посторонний и не просто знакомый, тем сильнее мне кажется, что все все понимают, что им известно абсолютно все о нас, включая скандальное предложение инкубов и мое полубессознательное желание ответить согласием.
Не знаю, что пугает меня больше, подспудное желание это или мнение окружающих.
Не знаю, какое чувство довлеет надо мной сильнее, страх перед реакцией брата или радость волчицы, избравшей себе мужчин.
То ли случайно, то ли намеренно, но инкубы ведут меня так, что ни Эван, ни Финис даже не попадают в поле моего зрения и нюха. Мы здороваемся с лордом и леди Огден, и я стараюсь не выказать раздражения, когда вижу, с каким выражением лиц супружеская чета рассматривает меня и моих спутников. Подозреваю, что если Эван со своей новоиспеченной невестой и опередили нас, то мое появление в обществе пары инкубов все равно затмило неожиданное решение брата назвать Тессу своей парой во всеуслышание. И я ощущаю, как злят Арсенио косые взгляды в нашу сторону, мужской и женский интерес, различающийся по природе своей, но по факту одинаково жадный, липнущий к коже. Я раскрываю веер, прячусь за ним, надеясь, что тот не выступит против меня, выдавая мое настроение в чересчур резких, нервных обмахиваниях.
Ты явно погорячился, предлагая идею о мнимом соперничестве, замечает вдруг Арсенио. Какой в ней смысл, если у меня возникает лишь одно желаниене размениваясь на всю эту мишуру, надеть на Рианн обручальный браслет, и увезти подальше от этого дома и от этого полиса?
Не думаю, что это желание осуществимо, добавляю я.
Отчего же? парирует Байрон. Браслет почти готов.
Готов? я теряюсь.
Поскольку ни один из нас не может использовать обручальный браслет своего рода, то мы заказали новый, на котором будут указаны символы и моей семьи, и Байрона, поясняет Арсенио охотно. Дабы всякий, кто увидит этот браслет на тебе, понял, кому ты принадлежишь.
Свою семью я бы предпочел не упоминать, Байрон едва заметно хмурится, но тут ничего не поделаешь. Таковы традиции.
Пытаюсь вспомнить, известно ли мне хоть что-то о роде Байрона, и понимаю, что ничего.
Кого волнует семья, родственники одного из множества лилатских мальчиков по вызову?
Вы уже заказали браслет? уточняю я. Балне самое подходящее место для обсуждения вопросов столь личного толка, как семья, упоминать о которой не хотят.
Да, Арсенио сияет свежеотчеканенной монетой.
Когда?
В воскресенье.
Когда Арсенио заявился ко мне с предложением руки и сердца.
Не слишком ли вы оба скоры в своих решениях?
А что, сначала мы должны были подождать, пока Эван объявит о твоей помолвке с мелким Финисом, затем попытаться увести тебя у него, насквозь благородного и несчастного, устроить скандал для привлечения внимания общественности и, если не повезет, дуэль за твою честь с твоим же братом, поскольку сомневаюсь, что Финиса хватило бы на такой подвиг
В Лилате дуэли запрещены, бормочу я.
Официально, поправляет Арсенио. А неофициально и за определенную мзду городская охрана охотно закроет глаза на очередные мальчишеские разборки, как они сами их называют.
Веер в моей руке против воли начинает двигаться быстрее.
И вы бы решились убить Эвана?
Нет, конечно же, возражает Байрон. Потому мы и предпочли сыграть на опережение.
И вовремя, сказать по чести.
Настолько вовремя, что волчица приходит в ужас при одной лишь мысли, что ее могли привязать к ничтожному, противному ей человечку. Данное слово не удержало бы стремящуюся к свободе волчицу, но послужило бы достаточным доводом для моего человеческого разума.
Моя мать живет в одном из поселений Лайвелли, спустя короткую паузу продолжает Арсенио. Мы могли бы поехать к ней, она помогла бы первое время. Там все иначе, чем здесь: никто не смотрит косо на семью, где в браке состоит более двоих существ или одного пола. Там нет стен и Верховного собрания лордов, диктующего, кому и как следует жить, нет таких строгих правил, и ты бы видела, какой там простор и сколько зелени. Тебе там понравится, Рианн, обещаю, Арсенио улыбается мне, не с жаром желания или теплом обожания влюбленного, но с трепетом воспоминаний о безмятежном детстве и пылом искренних, клятвенных заверений в будущем счастливом, неизбежном. Тебе же не нужна эта дурацкая светская жизнь, одобрение общества?
Нет, качаю я головой. Но ты не забыл, что Лилат нельзя покинуть просто так? Или вы надеетесь на помощь Эвана?
Мы даже на благословение его не рассчитываем, не то что на помощь по профилю, роняет Байрон.
У нас свои связи, небрежно пожимает плечами Арсенио.
Я не спрашиваю, что это могут быть за связи, не спрашиваю, почему, в таком случае, инкубы до сих пор ими не воспользовались. Я не понаслышке знаю, что природа большинства подобных связей такова, что даже при наличии к ним не стоит обращаться часто и без веской на то причины. И мне слишком хорошо известно, сколь мало людей и нелюдей готовы на самом деле покинуть город. Одни не желают расставаться с нынешней, богатой и устроенной жизнью, с возможностями, предоставляемыми Лилатом. Они мирятся с ограничениями и перспективой, что дети их и дети их детей будут заперты в кольце этих стен, словно в тюрьме. Сомневаюсь, что леди Лизетта, или ее сын, или ее внуки так уж жаждут оставить здесь свое состояние, движимое и недвижимое имущество и приносящее прибыль дело семьи Дэлгас, выбраться на волю и начать жизнь с начала, не с нуля, но близко к нему.
Другие, быть может, и хотели бы покинуть Лилат, но не решаютсяпо разным причинам. Страх и нехватка денег, возможностей, смелостиповоды более чем достаточные, чтобы так и сохранить мечту о побеге лишь мечтой.
Третьи страстно желают этого, но у них тоже нет ни денег, ни возможностей, а подчас и простой свободы.
Четвертые могут, однако не торопятся, у них еще полно дел и по эту сторону стен, множество причин, оговорок и оправданий и, в конечном итоге, они так и умирают, не воспользовавшись шансом, за который иные готовы жизнь отдать.
Всегда есть те, кто может, кто не боится рисковать, кто предпочтет попытаться, но не смириться, не жить сложа руки, и потому проводники не останутся без работы, однако порой меня пугало, насколько невелико количество этих смельчаков относительно всего населения Лилата.
Значит, ты родился не в Лилате? спохватываюсь я.
В Лайвелли, подтверждает Арсенио.
Зачем же ты тогда приехал сюда? наверное, живи бы я среди изумрудных холмов Лайвелли и никогда бы по собственной доброй воле не променяла свободу, завораживающий простор, виденный мной лишь на картинках, на тесноту, на душащие рамки огромного полиса, каким тот ни был.
Отец велел. Езжай, мол, сын, в город возможностей и скрытых талантов и пусть Хитрец не обойдет тебя своей удачей, да смотри, не урони остатки фамильной чести, Арсенио произносит это нарочито басовито, напыщенно и лицо делает серьезное, строгое, верно, отца изображая. И заявился я сюда, с жалкими семейными сбережениями, торжественно выданными мне, дабы я, если вдруг что не так пойдет, по первости с голоду не подох, адресом тети, которая сестра отца и которую я никогда прежде в глаза не видел, и родовым именем, стоившим, как выяснилось, еще меньше, чем те поношенные одежды, что были тогда на мне. Впрочем, как доказывает пример твоего брата, Рианн, былую отцовскую славу вполне можно вернуть при должном качестве полезных связей и нужном количестве обаяния, ловкости и известности в определенных сферах. Вот я тут и кручусь как могу.
У нас так принято, добавляет Байрон. Если род слишком беден или положение семьи невысоко, и она не может рассчитывать на покровительство старшего рода, то сыновья должны сами себе путь в жизни прокладывать. Тебе еще повезло.
Да, повезло, соглашается Арсенио совершенно серьезно, безо всякой иронии, насмешки.
Распорядитель объявляет о начале танцев и Арсенио, отбросив тень задумчивости, приглашает меня на открывающий вальс. На сей раз я не отказываюсь, я провела с обоими инкуба достаточно времени, чтобы не пренебрегать их приглашениями. Меня охватывает странное, удивительное ощущение свободы, вседозволенности и я окунаюсь в него с головой, будто с разбега ныряю в реку, и ее стремительное течение несет меня прочь от привычек и человеческих традиций, прочь от чужого мнения и не подлежащих обсуждению решений Эвана.
Брат хочет лучшего для меня, я всегда знала это и была уверена, что Эван действует из искренних, благородных побуждений. Я никогда не велась на уловки кавалеров, никогда не позволяла возможным ухажерам лишнего и меня более чем устраивала определенность моего будущего, осознание, что за меня есть кому принять решение и позаботиться обо мне. Но мне неожиданно предложили нечто иное, не то блюдо, к которому я привыкла, которое знала слишком хорошо. И лишь Дикой Лаэ ведомо, сколь велик был соблазн попробовать его. Не позволить себе один кусочек, потому что сегодня полнолуние и потому что волчица сходит с ума в присутствие обоих инкубов и от зова природы, но насладиться кушаньем сполна и получать его на протяжении всей оставшейся жизни.
И я гоню от себя возмутительные мысли.
Не сегодня.
Быть может, чуть попозже, когда закончится полнолуние, и я смогу рассуждать ясно и трезво.
Танец с Арсенио.
Затем с Байроном, хоть я и знаю, как это выглядит в глазах всего света.
Девушка, обещанная другому, и мальчик по вызову. Пусть и бывший, но многие еще не скоро заметят разницу, если и вовсе увидят ее когда-нибудь.
Потом снова с Арсенио. И не успевает танец закончиться, как инкуб обнимает меня крепче положенного и увлекает прочь из круга вальсирующих пар. Я протестующе ахаю от неожиданности, а Арсенио склоняется ко мне и шепчет:
Давай сбежим отсюда?
Глава 4
Прямо сейчас? я теряюсь, но Арсенио не медлит, тянет меня уверенно к одной из оконных ниш.
Можно было бы и сейчас, однако, боюсь, наш зануда Байрон не одобрит столь вопиющего отступления от правил.
Арсенио, что ты делаешь? я не сопротивляюсь, но оглядываюсь суетливо, надеясь, что на нас никто не обращает внимания.
Почти не обращает.
Мои намерения вполне очевидны.
Нас увидят
Тем лучше.
Что же хорошего в том, что нас застанут за я умолкаю, не желая повторять вслух того, что и так слишком уж ясно.
Благородному мужчине, скомпрометировавшему прилюдно благородную же девушку, только одна дорогапрямиком в храм, восстанавливать тем самым честь и репутацию дамы.
Особенно если отец дамы или иной близкий родственник мужского пола достаточно влиятелен, или состоятелен, или принципиален, чтобы заставить этого бедолагу жениться.
А в принципах Эвана сомневаться не приходилось.
Значит, сэкономим время и сразу поженимся.
Так ты нарочно? догадываюсь я.
Возможно, Арсенио и не думает возражать или оправдываться.
Волчица соглашается, едва ли не повизгивая от радости, и впрямь, к чему тянуть, отсрочивать неизбежное данью человеческим приличиям? И мысль о зеленых долинах, о возможности побегать на воле, без ограничений ловушки лилатских стен, на мгновение захватывает даже больше, чем тревога о полнолунии.
Тень от тяжелой бархатной портьеры укрывает нас зыбким, ненадежным пологом и инкуб, прижав меня к стене, приникает к моим губам, целует жадно, требовательно. Голова кружится от стремительного вальса, от жара мужского тела рядом и мое собственное откликается немедленно, я обвиваю шею Арсенио руками, пытаюсь ответить на поцелуй со всей неловкой неопытностью. Я слышу ровный гул голосов, звон бокалов, шелест одежд, слышу, как стихает постепенно музыка, как веера раскрывают и закрывают с резким хлопком, но все звуки эти долетают словно издалека, я отмечаю их скорее по привычке, свойственной оборотням во время посещения общественных мероприятий.
Ладони Арсенио недолго остаются на моей талии. Они скользят то вверх, по моим бокам, затянутым в жесткий корсет и узкий лиф платья, то вниз, по бедрам, путаются в складках юбки. Волица словно обезумела и человеческий рассудок вместе с ней, желание обдает душистой волной, удивительным, непостижимым для меня образом одновременно и сковывая тело до болезненной ломоты в мышцах, и наполняя диким чувством свободы, когда все старое, наносное теряет прежнее значение.
Волчица чует приближение Байрона и разум ухватывается за эту спасительную соломинку, удерживая меня на тонкой грани между окончательным падением в бездну и пониманием, что мы среди людей и нелюдей, в общественном месте, что застать нас здесь может не только Байрон.
Так я и думал, в голосе Байрона переплетаются обычное твердое спокойствие и толика недовольства. Ни на минуту нельзя оставить одних.
Арсенио отстраняется от меня неохотно, оборачивается к Байрон, вошедшему в нишу и замершему перед окном так, будто бы он всего-навсего любуется садом и вечерним небом. Пользуясь моментом, я сначала провожу ладонями по платью, затем касаюсь осторожно прически, убеждаясь, что и наряд, и волосы в порядке. Кусаю горящие от поцелуя губы, чувствуя разочарование волчицы и как краска запоздалого смущения заливает лицо. Подумать только, и недели не прошло, а я уже целуюсь с одним инкубом в присутствии другого.
Извини, но у меня же нет твоей железной выдержки, отзывается Арсенио раздраженно.
Начать тренировать ее никогда не поздно, с любезной полуулыбкой парирует Байрон.
Арсенио корчит гримасу, словно уязвленный маленький мальчик, убирает руки, отступает от меня, насколько позволяет размер тесного закутка.
У меня предложениесва сбежать отсюда пораньше.
И куда?
Куда-нибудь, Арсенио пожимает плечами. По городу покататься. Все лучше, чем скучать здесь.
Можно, соглашается Байрон и удостаивает вопросительным взглядом меня. Рианн?
Удивлена, что вы меня вообще хоть о чем-то спрашиваете, не удерживаюсь я от шпильки. Мне казалось, вы так и будете делать все по-своему, ставя меня уже перед свершившимся фактом.
Насколько я успел заметить, Эван поступает так постоянно, возражает Арсенио.
Он мой брат.
И факт близкой кровной связи дает ему право решать за тебя?
Почему бы и нет? По крайней мере, у нас есть наша родственная связь, а кто вам дал право выбирать за меня? я ужом проскальзываю мимо инкубов и окунаюсь в свет, блеск и голоса, кипящие в зале, словно вода в стоящей на огне кастрюле.
Иду вдоль длинного ряда оконных ниш, нюх подсказываетв некоторых из них тоже скрываются парочки, кто-то шепчется, кто-то, не стесняясь, целуется. Краем глаза я улавливаю движение в густой тени за портьерами, слышу шорохи одежды и иные звуки, свидетельствующие недвусмысленно о происходящем за бордовыми бархатными складками. Обычное меня не волнует столь откровенное пренебрежение элементарными правилами приличий, я попросту не обращаю на это внимания, однако сегодня и слух, и нюх будто обострились и понимание, что рядом какая-то пара сливается тайком в страстном поцелуе, раздражает, напоминая о том, как всего пару минут назад и мои горели огнем от мужского прикосновения.