Бывает, я громко говорю, когда переживаю,вздохнул он.
Как же я его понимала!
Обязательно продолжать этот разговор? Давайте прекратим беседовать и просто разойдемся по домам.
Филипп заметил:
Я не привык к такому тону.
Как и любой авторитетный человек, которым вы, разумеется, являетесь, вы должны обладать гибкостью. Не привыклипривыкайте.
Можно попытаться быть вежливой.
Можно,согласилась я великодушно.Но зачем?
Вам некуда пойти.
Караул как я нервничала. Мой голос срывался, словно я вотвот расплачусь.
Не ваше дело.
Все, что касается вас, теперь мое дело.
Мерзкий вздор. Прекратим эти посиделки. Прекратим этот цирк, идет?
Сталь в голосе рыжеволосого:
Аврора, достаточно. Соберитесь. Все, что я прошуэто понимания, поддержки.
Несколько смертельно длинных секунд я смотрела ему в глаза. И видела в них то, что мне ничуть не нравилось. Серость. Дымная клубящаяся серость. Мои глаза. Я смотрела себе же в глаза. У нас с Филиппом были одинаковые глаза.
Мне захотелось завопить и лететь из этого склепа сломя голову.
Филипп смотрел на меня, а у меня это этого взгляда все волоски на теле начинали роптать.
Неожиданно помещение стало тесным.
Мои родителирастения, куколки без бабочки, они мертвы для окружающего мира. Мой дядячудовище, которое едва не вытрусило из меня мозги. А мой Виктор Да только мой ли он все еще?
Тесным настолько, что, казалось, даже воздух стал давить на плечи, вены, кости.
У нас с Филиппом, о существовании которого еще пару часов назад я не догадывалась, одинаковые глаза. У нас одна боль на двоих.
Я все поняла.
Когда вас прикончит Виктор, умру и я,сказала я.
Это и есть та единственная истина.
Когда Филиппа убьют, умру и я. Потому что мы с рыжеволосым какимто образом связаны, связаны прочнее, чем кровные родственники.
Филиппа перекоробило от моего «когда». Внезапно я ощутила жгучее желание причинить ему боль, сделать так, чтобы с его лица слетела эта безупречная маска.
Виктора не выполнит волю Глафирыего остановит наша связь. Но как у монеты есть две стороны, так и здесь: рано или поздно Глафира узнает о вас и захочет заполучить вас в коллекцию. Если бы она узнала о вас раньше меня, мы бы сейчас с вами не беседовали, Аврора.
Заполучить в коллекцию?
Глафира чертова Тагирова.
Убирая яблоко со своей головы, Филипп опускает его на мою. А вместе с яблокомворох проблем. Яновая мишень.
Вот так просто влезть по самые уши в дерьмо, не пробыв в Пороге и суток.
Слишком много информации.
Скажите, Филипп, вы курите?спросила я.
Он отрицательно качнул головой. Вел себя вежливо, словно я была его гостьей. Но я знала вот что: кем-кем, а гостьей я точно не было. Я не могла развернуться и убраться восвояси. За дверью караулил зверолюд, а это ничуть не гостеприимно.
Виктор, угодивший в сети. Филипп, смотрящий на меня снизу вверх
Со мной что-то не так. Но я не могла просто взять и ввалиться в одну из этих черных лавок и выбрать себе лекарство, противоядие, выход. Я вдруг поняла, что понятия не имею, что делать.
Я поднялась с кресла, отпихнув руки Филиппа, и, прихрамывая, побрела к двери. Что я собиралась делать, когда дойду до нее, я не знала.
А потом возникло это чувство.
Чувство, будто позади меня хлещет вода, проглатывая пушистые ореолы светаодин за другим. В тишине эхом отдались мои шаги. Внезапно эхо захлебнулось, пропало. Я шла, но при этом не нарушала тишины шуршанием своих подошв. Под ложечкой засосало, я остановилась и обернулась.
Филипп стоял, выпрямившись в полный рост. Вокруг Филиппа, казалось, появилось это перламутровое свечение
Вокруг Филиппа плескалась черная густая вода. Тень.
Это еще что за фокусы?выдавила я, вытирая вспотевшие ладони о юбку.Я спрашиваю, что за салонные фокусы?
Именно те фокусы, о которых я вам рассказывал.
Манипуляции с призраками?
Я не такой, как Глафира. Глафира перебрасывается чужими жизнями как игральными костями. А я так не могу. Не хочу. Аврора, у нее в подвале клетки. Клетки с кровотоками. А в клеткахлюди.
Откуда вы знаете? Про подвал. Про клетки.
Я был там. В одной из клеток.
«Глафиру не интересуют ординарные люди» Филипп был там, в клетке, потому что умеет договариваться с призраками. Потому что он не совсем человек. Как и мой брат.
Глафира чертова Тагирова. Я не знала эту женщину лично, но уже ненавидела.
Я отпрянула от Филиппа, когда он неожиданно прорычал:
Я был подстилкой Глафиры. Мальчиком на раздачу. И не только для нее. Для любого, кто захочет. Но мне повезло.Рыжеволосый поднял левую кисть; на кисти не хватало двух пальцевмизинца и безымянного.В добавок ко всему она сделала меня калекой. С тех пор много воды утекло. С тех пор, как я стал тем, кем являюсь сейчас, я дышу ей в затылок. И, хотя она всегда была и будет сильнее меня, я не отступлю. Знаете знаешь, чего я хочу? Чего я хочу на самом деле, Аврора? Чтобы Глафира на собственной шкуре ощутила ту безысходность, когда ты знаешь, что помощи ждать не откуда. Когда ты теряешь чувство времени, но каждым миллиметром тела впитываешь шаги эти шаги на лестнице, когда кто-то спускается и этот скрежет в замкеФилипп прикрыл глаза, словно прислушивался к чему-то.Это до сих пор преследует меня.
Я отвернулась. Меня трясло. Я стала думать о том солнечном дне на пруду, о родителях, о голубых глазах Вика
Филипп довел меня до дивана. Я не возражала.
Я попала в ад,шепнула я.
В Порог,кивнул рыжеволосый.
Я посмотрела на мужчину. Я ожидала, что он захихикает и все такое, но ничего подобного. Он был бледен, черты лица заострились. Он был ослепительной Смертью. Не-совсем-человеком, погоняющим призраками. Совсем-не-человеком. То, что убивало миллионы, делало его сильнее. И в нас отныне одна и та же начинка. Два пирога с одинаковой начинкой. Он привязал меня к себе, а себя ко мне. И все потому, что ему угрожает опасность в лице моего братапризрачного киллера на поводке некой Глафиры Тагировой, крупной шишки и просто злобной стервы и психопатки.
Чудесно.
Глава 7
Я стояла под струями обжигающей воды. Вода пахла водой. В кое-то веки вода пахла водой. Не очистителями, ни ржавчиной, ни трубами, а водой. Идеальный растворитель,вода пахла созиданием. И я созидала вместе с нейрастирала плечи, руки, живот, хотела смыть с себя налипшие ощущения. Досада, страх, злость, недоумение. Эти ощущения.
Я могла быть честной сама с собой. Выстреливающие в голове мысли зазвучали громче, истошней. Я таяла под горячими струями, таяла чернобелая плитка ванной комнаты; в моем маленьком душном мирке не осталось ничего, кроме лениво ворочающегося пара и летних глаз Виктора. Праведная, справедливая злость, злость сестры на брата, ворочалась вместе с этим паром. Вновь и вновь проводя негнущимися пальцами по коже, я с детским негодованием думала: «Этот баран влез непонятно во что, позволил прибрать себя к рукам какой-то амбициозной кошелке. Четыре годаи о нем заговорили люди, заговорила столица. И я вправе оторвать ему тыкву за это. Это мое священное право».
Слезы катились по щекам, смешиваясь с водой.
Гдето ударили в барабан, еще и еще. Я сосредоточила взгляд на стекающей в желоб воде, затем на двери, в которую стучали. Когда провернулась дверная ручка, и дверь стала открываться, я окончательно пришла в себя.
Дядя, сколько его помню, предпринимал попытки вроде как нарочно ввалиться в ванную, когда я принимала душ. Валентин ни разу не преуспел в этом, а все потому, что я закрывала дверь на замок, вдобавок подпирая тумбой с хранящимися внутри полотенцами.
Я была за многие километры от Валентина, от его вонючих маек, татуированных лапищ и ухмылки маньяка. За многие километры от Аскании. Но привычка запирать двери в ванную никуда не делась.
Возвращение к действительности сопроводили два сильных ощущения: выжигающий пар, под завязку наполняющий легкие, вываривая их стенки, и сосущий свежий холодок, принесший генетически совершенный запах цветов и мяты.
Эй!!завопила я, пытаясь дотянуться до одежды.
Но потеряла равновесиепоскользнувшись, шмякнулась в воду. Вода обжигала, лицо запылало как шкурка на цыпленке, пульс забил горло.
Улыбаясь, Нелли неуклюжим рывком поставила меня на ноги.
Как ты вошла?выдохнула я.
Перед тем, как раздеться и залезть под душ, я некоторое время дергала за ручку, чтобы пробудить в себе это чувство уединения, изоляции. Иногда изоляциявовсе не плохо. Если бы душевнобольные во всех этих лечебницах Святого Кого-То пожили лет эдак пять бок о бок с моим дядей, они бы поняли несомненную выигрышность своего положения: что изоляцияэто замечательно. Я понимала это как никто другой, поэтому, прежде чем залезть под душ, четверть часа не отходила от двери, прислушиваясь к звукам за ней. Неврастеник во мне берет верх, и, судя по тому, что сейчас рядом со мноймокрой, недоумевающей, голойстоит тот, кого здесь быть не положено, не зря.
Иссинячерные волосы Нелли обтекали ее второй водой. И, будь все неладно, если это было не впечатляюще. Нелли была выше меня, хотя не ней не было каблуков. На ней вообще не было обуви. Стоя под душем, рядом со мной, вжимающейся спиной в черно-белую плитку, она даже не предприняла попытку закрыть воду, спасти свой макияж. Ее наряд, состоящий из черных узких джинсов, подчеркивающих бесконечность ее ног, и сиреневой атласной кофточки, намок. Под кофтой ничего не было.
Нелли отступила от меня на шаг и задвинула дверцу душевой кабинкикабинки, по размерам не уступающей маленькой квартире. Так девушка и осталась стоять в метре от менямокрая, с облепившими шею, лоб и щеки черными волосами.
Мои знания посредственны,проводя рукой по волосам, заметила она.Одна из форм воздействия, самая простая, кстати. Приложив некоторые усилия, умея сосредотачиваться, скоро ты понимаешь, что можешь проворачивать ключи в замках, не прилагая к этому физических усилий.
Или нарушать безопасность периметра,я покачала головой. Сердцебиение ухало в ушах.
Я принесла тебе полотенца и кое-что из одежды,извиняющимся тоном произнесла Нелли и добавила:Прости, Рори, я не хотела тебя напугать.
Напугала ли она меня? Кажется, да. Кажется, именно поэтому я так отчаянно хотела раствориться в стене.
Я сказала:
Ты нарушила безопасность периметра, и все благодаря метафизическим штучкам гребаным дрючкам. Тем более благодаря метафизике! На данный момент я сыта этим по горло.Вжимаясь в черно-белую стену, я сказала:Пожалуйста, выйди вон.
Рори, нам надо поговорить.
Черноволосая девушка подалась в мою сторону синхронно с моим «выйди вон»; одежда на ней набухла от воды и была темной, почти черной. Шорох падающих, разбивающихся о пол струй воды был аккомпанементом ее словам. Я не давала согласия, но Нелли уже заговорила:
Аврора Востокова, я люблю Филиппа. Люблю больше жизни. Если с ним чтото случится, я этого не переживу. Я уже не могу, понимаешь? Аврора, не отворачивайся, прошу тебя, я хочу знать, что ты об этом думаешь.
Длинноволосый темный ангел положил ладонь мне на скулу и заставил смотреть ему в глаза. Глазабеззвездное полуночное небос расширенными зрачками. Черные волосы текут по плечам, спине.
Я вспомнила наш с Нелли разговор, ее «не верю, Аврора». Тогда, в неоновом изумрудном сердце «Сада Любви», Нелли знала, куда направить русло беседы. Она не поверила, когда я сказала, мол, неужели обязательно жить ради кого-то. Не поверила и правильно сделала. Потому что у меня был Виктор. Потому что Нелли, моя красивая, умненькая, испуганная Нелли,у нее был Филипп. А ради кого живете вы?
Я верю тебе,сказала я.
Ладонь Нелли все еще была на моей скуле. С каждым ударом сердца мне все меньше хотелось находиться на расстоянии от девушки. Я хотела утешения, поддержки, слишком долго держала внутри себя клубок эмоций, не давала лазейку слабости. Нелли могла дать мне все это, я знала.
Но нас останавливали низвергающиеся потоки воды. И слова, недосказанные слова.
Какие же мы обе все-таки мокрые и испуганные. Восемнадцатилетние. Рано повзрослевшие. Играющие во взрослые игры, но в душе остающиеся ранимыми, испуганными детьми.
Спасибо,тушь прочертила черную змейку на правой щеке Нелли.
То, что со мной проделали Это что, какой-то ритуал?спросила я полушепотом.
Да.
Филипп знает, что не сможет удержать меня грубой силой?
Не сможет,согласилась черноволосая девушка.Я скажу больше: даже пытаться не станет. Он не такой, Рори. Но есть люди, которые попытаются. И, вполне возможно, преуспеют в этом.
Эта ладонь. Ладошка Нелли. Ее прикосновение не давало мне забыть, что происходящее реально, а не черно-белый гротеск. Маленький замкнутый мирок с дышащей жаром созидательной водой, являющейся преградой, отгораживающей меня от все, что может навредить, причинить боль, испугать.
Например, ты.
Девушка кивнула, кончики пальцев уперлись в мою щеку. Дышала она часто и неглубоко.
Я не хочу его потерять.
«Рори, дорогуша, понимаешь, ведь человек не может один».
А я не хочу потерять брата,сказала я и сделала шаг навстречу Нелли. Ее рука скользнула мне на шею, на ключицы. Я сбросила ее. В мозгу прояснилось, вода вновь жгла до потери пульса, хотелось приплясывать.Мне нужно время. Пару дней. Я попытаюсь найти Виктора. Поговорить с ним Через пару дней я вернусь. Обещаю, что попытаюсь все переосмыслить, взглянуть на вещи под иными углом.
И вот где ты собираешься его искать? Куда ты пойдешь?
К морю грез, разумеется.
Однако вслух я ничего не сказала, лишь угрюмо посмотрела на девушку:
Неважно. Но сидеть со сложенными руками тоже не собираюсь.
Рори, ты идешь на ОГРОМНЫЙ риск.
Я шла на огромный риск каждый божий день на протяжении пяти лет, возвращаясь после работы домой, к Валентину. Послушай, Нелли, мне нужны эти пару дней. Виктор сделал бы то же самое для меня. Все, что я прошу, это пару дней. Что бы о Викторе не говорили, мне надо услышать правду из его уст. Я должна хотя бы попытаться, черт возьми, иначе какая же я сестра буду?..
Я точно ничего не могу сделать, чтобы переубедить тебя?
Разве что применить грубую силу,я улыбнулась.Точно, Нелли.
Огромный риск,повторила девушка.Заведомо проигрышный ход.
Вот спасибо. Достань-ка из своего кладезя неисчерпаемого оптимизма еще пару-тройку обнадеживающих прогнозов, ладно? А лучшедай закурить.
Девушка хлопнула по задним карманам джинсов и извлекла намокшую пачку.
А, блин, давай сюда.
Я сунула в угол рта размокшую сигарету. Чудо, что она не переломилась. Мне просто надо было ощутить вкус табака. Табак дарит милосердие.
И что теперь?спросила девушка.
Интересно, она имеет в виду намокшую сигарету или сложившуюся ситуацию? Я выбрала второе:
Все просто: я собираюсь со всей присущей мне убедительностью и харизмой заверить тебя, что со мной ничего не случится.Странная штука, но, держу пари, при этом мы обе прекрасно знали, что на деле все может обернуться иначе. Сигарета сопровождала каждое мое слово подобострастным кивком.Я умею постоять за себя. Да кому я рассказываю? Вспомни, в какие драки я только не ввязывалась, и чаще, чем от меня ожидали, выходила победителем. Я вернусь, Нелли. Даю слово Востоковой.
Фраза за фразой, вдох за вдохом.
Нелли следила за моими губами. Зажмурившись, скользнула по дверце душевой и уселась на корточки, запустила пальцы в черные мокрые волосы.
Нынче время такое: люди не верят в силу слова, какими бы клятвами или проклятиями его не подкрепляли. Собственно, в клятвы люди тоже не верят, в угрозывозможно, но не в клятвы. Слово надо обязательно чем-то подтверждать, фиксировать на носители.
Но не для нас с Нелли.
Обещания, которые мы с Нелли давали друг другу, были нерушимыми. Глядя на девушкумокрую, сжавшуюся в комочек,я понимала, что так было, есть и будет. К тому же, прозвучал мой последний аргумент«даю слово Востоковой».
Филипп расстроиться,пробормотала она.
Я смотрела на Нелли со смесью вины и насмешки во взгляде.
Он у тебя до чертиков ранимый.
Ранимый,улыбнулась черноволосая девушка. Я улыбнулась ей в ответ, при этом чувствуя, как слабеют коленки.Сейчасособенно.
Ты не против?Я кивнула на душ.Или поплещемся еще?
С выключенной водой моя нагота стала неуместной.
Порогкрысиная нора. А Глафираодна из больших крыс,сказала Нелли, отодвигая панель душевой.
Влажный душный воздух почти заметными толчками стал вываливаться в габаритную ванную комнату, заволакивая все вокруг перламутровым облаком. Огромное зеркало в перламутровой витой раме мгновенно запотело, я успела разглядеть мелькнувшее белое бедро, прежде чем пар прижался к зеркальной поверхности. После шума низвергающейся воды тишина воцарилась удивительная, от нее звенело в ушах. Тишинаодна из составляющих безбедной жизни. При ином раскладе, не обладая материальными благами, статусом и именем, если вы купаетесь в тишине, вы либо в коме, либо уже на том свете.
Иными словами, кровожадная властолюбивая мстительная вешалка. Я въехала, детка, спасибо.
Где ты собираешься искать брата?повторила Нелли.
Пожалуй, начну с того, что загляну под тот кусок войлока возле входа в «Сад». Расслабься, я знаю, что ты не веришь в успех этого мероприятия. Ничего страшного, тебе прощается.
В томто и дело,Нелли протягивала мне полотенце цвета ляпислазури, на поверку оказавшее настолько мягким, что я от блаженства едва не потеряла голову.В том-то и дело, я верю, что ты найдешь Виктора. Я ЗНАЮ, что ты его найдешь, ведь слишком хорошо знаю тебя. Вопрос в том, что еще пойдет в довесок с достигнутой тобой целью и чем это обернется для тебя для Филиппа.
Девушка наблюдала за тем, как я промокаю с тела капельки влаги. Достаточно необычное ощущение, но я промолчала. Молчала и моя подруга; в ее синих глазах можно было утонуть как в омуте.
Верх безрассудства,вздохнула Нелли.
Если ты бережешь кого-то, ты бережешь свою душу. Это мне однажды сказала мама. Мы с Викомсемья, а в семье надо беречь друг друга. Он ведь уехал в столицу только потому, что хотел дать мне лучшую жизнь. Жизнь, в которой мы вместе и ни в чем не нуждаемся. Если я даже не попытаюсь найти его, я загублю все, загублю свою душу.Я кивнула на глаженную аккуратно сложенную стопку вещей.Что это?
Нелли ответила, но не сразу, все еще переваривая мои слова.
Я подумала, что после душа ты не захочешь влазить в старые шмотки.
И вовсе они не старые, черт подери,проворчала я.Например, эту юбку я купила на барахолке не позже чем месяц назад.Я подхватила с пола и ткнула в Нелли клубком черной мятой ткани.
На барахолке,фыркнула Нелли.
Во мне кольнуло раздражение:
Не поверишь, но удивительное рядом: с зарплаты официантки особо не разгонишься. А я к тому же еще платила за университет, и отстегивала Валентину на сигареты и бухло.
Я перевела дыхание, понимая, что только что в который раз повысила голос на подругу.
Рори, Рори,пошла на попятную Нелли,не кипятись. Я все понимаю, прости. Просто глянь, что я тебе принесла, ладно? У нас один размер. Надеюсь, тебе понравится.
Прижимая полотенце подбородком к груди, я развернула нечто, отдаленно смахивающее на штанишки.
Это что, детское?
Нелли осуждающе посмотрела на меня:
Штаны просто сильно обтягивают.
Я швырнула черноволосой полотенце.
Ладно, принцесса, учтем. А теперь дуй-ка в коридор. Я в состоянии одеться сама И, Нелли.
Девушка обернулась.
Извини гм за продажную суку. Я в тот момент точно сорвалась с цепи. Упала планка. Выбило пробки. Ну, ты понимаешь?
Хотела добавить «это так на меня не похоже», но, черт, кого я пытаюсь обмануть? Так или иначе, мои школьные психологи аплодировали бы мне стоя. Слова извинения, признания своей винывот что так на меня не похоже.
Тепло улыбнувшись и подмигнув, Нелли тихонько претворила за собой дверь, оставив меня возле запотевшего двухметрового зеркала, прижимающую к груди штаны, которые «просто сильно обтягивают». Нелли. Она простила меня, не держала на меня зла после того, как я едва не раздавила трахею. У этого мира определенно есть надежда, пока есть такие добрые души, как Нелли.
От духоты кружилась голова. Я провела кончиками пальцев по перламутру витой рамы зеркала, потом наблюдала, как конденсат скатывается к черно-белой плитке пола. Одевалась я перед запотевшим зеркалом.
«Сильно обтягивают»это Нелли еще мягко сказала. Ткань не просто плотно прилегала к кожеона обтекала, вливалась в нее тонким контуром. Чтобы натянуть штаны на влажное тело, я призвала на помощь все свое терпение. Кофта, кажется, шла в комплекте. Тот же убийственный облегающий материал, тот же серый цвет. Застегнув молнию и подняв маленькую стойку-воротничок, я набралась смелости и смела с зеркала ладонью широкую полосу конденсата.
Занимательный факт об Авроре Востоковой: при свете дня, вся из себя белокожая, беловолосая, сероглазая, высокая, худая, я выгляжу эфемерной, как гребаное привидение, ночью жекак слегка подогретый труп. Золотой середины нет. Не знаю, что лучше. Если бы я пользовалась косметикой, я могла бы быть хорошенькой. Однако, беря во внимание то, что декоративная косметика (как и каблуки и прочая бабская муть) числится среди моих табу, а слово «хорошенькая» я на дух не переношу, быть мне бледной.
С волос капало. Вода стекала с гладкой ткани кофты как с перьев водоплавающих птиц. Я пахла земляничным мылом и чистотой. Нос был прямым, без горбинки; зерно сделало свое дело. Порезы на скуле исчезли, оставив после себя розоватые полоски. Я заглянула себе в глаза. В моих глазах застыло это выражение Однажды я видела похожее выражение у парня из нашего двора, который проиграл в казино, влез в долги и, в конце концов, его долго катали ногами в пыли, пока не отбили почки, печень, не сломали все ребра и челюсть. Его били, а он лежал, обхватив руками голову, совсем как чувак с картины «Крик», и в глазах его дрожало похожее выражение.
Изо всех сил удерживая взгляд на витой раме, стараясь больше не заглядывать себе в лицо, я расчесалась. Перебросив влажные волосы на плечо, отвернулась от зеркала и стала сканировать ванную комнату на предмет моего рюкзака. Не найдя ничего похожего, мысленно завязала узелок: разузнать. Плюс моя куртка. Я свое всегда забираю с собой. Правило такое. Виктор, тебя это тоже касается.
Глава 8
Свет был тусклым, лампочки мигали выцветшими бабочками по кромке уводящей наверх лестницы. Поправка: широкой деревянной лестницы. Деревянные атрибуты меблировкиеще ладно. Но не целая лестница! С каменным лицом я коснулась перилл. Поверхность была прохладной, шершавой. Ненавижу высоту и крутые спуски (читай: подъемы), поэтому я мысленно возблагодарила Бога за то, что здесь было за что ухватиться в случае, если я запутаюсь в своих ногах.
Нелли захихикала, и я как ошпаренная отдернула руку.
Чья бы корова мычала,отрезала я.Живешь в бетонном склепе.
Улыбка черноволосой девушки стала на миллиметр шире.
Да, эти бетонные пустоши были ее домом. Весьма и весьма недурно меблированные бетонные пустоши.
Я окинула Нелли взглядом: пока я укрощала обтягивающие штаны и кофту, она тоже времени зря не теряла. Смольные волосы девушка высушила и расчесала на пробор, остатки макияжа удалила, а мокрую одежду сменила на нежно-розовое платье свободного крояпростое, но безмерно женственное. «Женственное»с ума сойти можно, что я такое говорю. Но платье действительно ей очень шло. Такие вещи отсутствуют в моем гардеробе с тех пор, как мои родители стали овощами. С тех пор я позволяю себя носить два цвета: серый и черный. Нелли угадала не только с размером, но и с цветом штанов и кофты.
Черноволосая девушка шла бок обок со мнойстройная, ладная. Ослепительно красивая, как лунное мерцание. Рассмеявшись, она приобняла меня за талию. Ну вот, в кого ни плюнь в столице, у каждого обнаружатся повелительные замашки. Я вежливо попросила ее убрать руку. Все еще посмеиваясь, она убрала. Впрочем, как бы эта девочка ослепительно не улыбалась, как бы ни дурачилась, в ее глазах ворочалось волнение. Волновалась за меня? Я окружена заботой.
Лестница упиралась в тяжелую пористую дверь; за дверью был коридор, но совсем не такой, какой мы оставили там, внизу. Этот был широкий, с низким потолком. Неясный свет смягчал выщербленные цементные поверхности. Я уже бывала здесь, гипотетически, в отключке, дрейфующая мимо бетонных стылых берегов на чьих-то сильных руках. Что это, старое бомбоубежище?
Под потолком тянулось созвездие энергосберегающих ламп. Еще одна отяжеленная железом дверь. Ничего примечательного. Эта массивная хреновина оказалась не заперта, когда изящная ручка Нелли, поблескивающая браслетами и платиновыми ободками колец с россыпью драгоценных стекляшек, толкнула ее. Я подумала, что у нее вот-вот да сломается запястье, так напряглась ее рука. Но Нелли лишь на вид хрупкая, а больно сделать умеет. Помню, как я ставила ей удар, а она сжимала кулачки, и при этом была такая решительная, трогательная, изящная
Тем временем дверь бесшумно отворилась. В лицо лепешкой вмазалось ароматное тепло. Ароматное? Пахло выделанной кожей и еще чем-то сладким, приторным. Мы поднялись из прилегающих к «Саду Любви» помещений и оказались в изумрудном сердце заведения.
Освещение было приглушенным, растушеванным. Столики блестели коричневыми льдинами, стулья были подняты, из-под текучей барной стойки лилась изумрудная подсветка, склянки спиртного отсвечивали фисташковой зеленью, сцена пустовала.
Звуки плыли из зеленоватого полумрака «храма»по «Саду Любви», будто призрачная пуля, бродила баюкающая мелодия.
«Sweet dreams».
Я нахмурилась:
Чего?
Это Никита играет.
Я наморщила лоб, не понимая, о чем она.
Да хоть сам Господь Бог.
Нелли коснулась моей руки:
Тебе нравится здесь?
Нет.
Согласна, здесь изумительно.
Слушай, у тебя еще не разболелись мимические мышцы?
Меж идеальной формы широких бровей появилась бороздка, но улыбка никуда не делась.
Я говорю: чему ты радуешься?
Бороздка пропала; Нелли стала даже еще ослепительнее, чем прежде:
Тебе,и, взяв за руку, потянула меня туда, откуда доносились звуки.
Много позже, когда уже было слишком поздно, я сообразила, чего она хочет. Восторженное «это Никита играет» наталкивало на определенные догадки.
Мой голос эхом разнесся по сумеречному залуплоский и злобный:
Твою Бога мать, детка-конфетка, на это нет времени!
Музыка сию минуту стихла, и я увидела того, кто наигрывал на гитаре. Увидела потому, что парень поднялся нам на встречу. Приятно было посмотреть. Свет лизнул скуластое лицо; темнорыжие, слегка волнистые волосы заметали гладкие щеки, он свободной рукой откинул их на плечи, на пальцах блеснули кольца с вычурной символикой. В левой, татуированной руке он сжимал гриф акустической гитары цвета остывшего пепла.
Я узнала парня. Клыкастый. Господин Сколько-тебе-лет. Его рука не так давно совершала паломничество на моей правой ягодице. Проводник сквозь бушующее море разврата и выпивки.
Симпатичные э-э штанишки,ухмыльнулся рыжеволосый парень.
Нет, ошибки быть не можетэтот рыжий негодяй таращился на мои ноги.
Проблемы?спросила я.
Признаться, да: хотя шмотки на тебе первосортные, их все равно до сих пор слишком много.
Он перевел взгляд своих зеленых, лунатических глаз с меня на Нелли. Взгляд агнца. Случалось мне сталкиваться и с такой формой непонимания. Так дети смотрят на родителей, когда те отказываются покупать им сласти. Так смотрят на меня прежде, пока я не навешиваю дерзкому шутнику пинков. Тогда, в шумной толпе, я выбрала Никиту как меньшую из двух зол. Теперь же идеология «из двух зол» может катиться ко всем чертям и дальше.
Я подалась к парню с твердым намерением стащить с его лица эту глянцевую наклейку-улыбку, хвастающуюся правильным прикусом. Терпеть не могу людей, которых потешает мой внешний вид. А особенно когда они называют вещи какой-то уменьшительно-ласкательной чушью вроде «штанишки». Говорю же, в таких случаях под свет рамп выходит мой представительгосподин Кулак.
Аврора!взвизгнула Нелли.
Я замерла как вкопанная. Черт. Вздохнула и убрала с глаз серебристые, ставшие до безобразия мягкими волосы. Белая шелковистая копна скользнула мне на спину, стекая до середины спины.
Никита вскинул бровь:
Серьезно, мы не поняли друг друга. Я не хотел, чтобы это прозвучало так, как прозвучало. Все, что я хотел донести до тебя, это то, что ты сногсшибательно красива.
Аврора, Никитабрат Филиппа.
И как это я сразу не допетрила? Те же скулы, огненные волосы, улыбка. Наш с Нелли ровесник, моего роста, но не весовой категориион был худым, как я, но мышечным худым, если вы понимаете, что я имею в виду. По рукам змеились упрямые вены, мышцы перекатывались.