Не прекращая выть, Георг побежал. Шаги мягкие, пружинящие, голова втянута в плечи, спина колесом. В полном недоумении я сорвалась с места, за ним. Заливаясь в истерике, он грубо расталкивал зевак. Круг света метнулся за нами, взвыли лопасти. Мы выскочили из давки. Георг схватил меня за руку и припустил так быстро, что я еле поспевала за ним. Капот иномарки замер в нескольких сантиметрах от моего бедра. Мы перебежали через дорогу.
На другой стороне Проспекта Ветров занимавшие до пяти этажей бутики вспыхивали сапфировыми, сиреневыми, золотыми огнями. В окне-витрине книжного магазина розовым пульсировала надпись: «Идеальные ухаживания, роскошные бракосочетания, скандальные разводы».
Мы проскочили арку и оказались в тесном дворике. Кирпичная кладка беспросветно заляпана светодиодами. Объемная панорама,мы оказались в африканском вельде. Выцветшее от застывшего в зените солнца небо, в котором кружат черные точки стервятников, сухая желтая трава, корявые деревья. Панорама была настолько достоверной, что, казалось, будто отовсюду подымается жар.
Метров через двести ситуация кардинально изменилась. От мусорных баков тянуло чем-то тухлым, стены заросли сырым мхом. Санитарные нормы попраны. Эхо шагов билось о стены и возвращалось обратно, чтобы дать сдачи. Просвет неба над головой сужался с каждым шагом. Механическое рычание вертолета стало заметно тише, но еще долго ползло где-то сбоку, пока не исчезло вовсе.
Георг остановился, и я налетела на него. Мы повалились на сырой асфальт и несколько минут лежали, слушая тишину и наши дыхания. Где-то далеко, словно в другой жизни, грохотал пульс мегаполисазвуки кочующих толп, машин, реклам остались позади.. Мы лежали на асфальте и смотрели туда, где должно быть небо, но его не видно из-за нагромождения подвесных ночлежек, кабелей, балконов. Звук падающих капель. Над нами медленно раскачивались рыболовные сети. Заколоченные окна. Та же старая кладка, тот же крошащийся камень, годами впитывающий запахи города и теперь воняющий как больной жмурик.
Ну и дела, я не отстала,прохрипела я, делая вдох за вдохом. Мой голос вряд ли мог внушить самоубийце надежду.А ты, блин, умеешь здорово вживаться в роль.
В сумраке я увидела жемчужную улыбку, однако куда ярче горели глаза черноволосого.
И я сказала:
Никто прежде не делал ничего подобного для меня.
То бишь, не выставлял себя форменным психом, идиотом и уродом на глазах всего Порога?
Я подумала и была вынуждена признать:
Угу. А такжене спасал мою жизнь дважды за одно утро. Помолчала, тихо произнесла:Спасибо.
Да пожалуйста, какие проблемы. Расскажи, в какую историю ты вляпалась, не пробыв в Пороге и суток. Чего от тебя хотел Филипп?
Не поверите, но я взяла и рассказала.
Как?
Да вот так просто! Взяла и рассказала незнакомцу, уже дважды спасавшему мою жизнь, о своих злоключениях.
Георг слушал, не перебивал, затем, когда я замолчала, вытряхнул из пачки сигарету и протянул мне.
То есть твой браттот самый призрачный наемник? Тот самый, что на поводке Тагировой?
Закинув руки за голову, черноволосый жевал кончик сигареты. Расслабился, будто мы лежали на лугу и смотрели в звездное небо, а не на сыром асфальте посреди черт-знает-где.
Что значит «тот самый»?
Это значит: просвещенные люди Порога боятся его как огня.
Кажется, да,вздохнула я.Виктор Востоков. Мой брат.
Георг смахнул соринку с рукава пальто.
Моя очередь: почему ты угрожал Филиппу?
Угрожал?Георг хохотнул.Меня как всегда неправильно поняли. Я просто вежливо предупредил братана, что за его скромность ему однажды вырвут ноги. Вообще-то я заглянул к Филиппу, чтобы предложить свою защиту. Но поскольку он уже спрятался за юбкой одной весьма юной барышни
Филипп отказался от твоей защиты,сказала я.Извини, конечно, но ты не выглядишь как качок.
Ты тоже. Понимаешь, о чем я?
Я нахмурилась. Понимала, кажется.
Георг, кто ты?
Не понимаю, о чем ты.
Все ты понимаешь! Ты такой же человек, как и я. У меня есть одна особенность: я чувствую не совсем людей. И вот что: ты не человек. Вернее, не совсем человек. Кто ты?требовала я, протягивая к Георг руки, словно ребенок к медному солнцу во всех этих детских книжках.Скажи мне.
Я сорвала. Да, я чувствую не совсем людей: механизированных, зверолюдов, проглотивших зерно. Но Георг от него не шло ощущение искусственности. Здесь что-то другое.
Это провокация,улыбнулся черноволосый, ставя меня на ноги.К тому же, совсем не интересно. Лучше спроси то, что тебя по-настоящему интересует.
Не ответишь на мой вопрос?
Нет.
Я открыла рот рявкнуть: «Не ломай передо мной комедию, черт тебя дери! Я знаю, что ты зверолюд, вернее, твои движения и глаза свидетельствуют об этом, но ощущение» Я захлопнула рот и продавила сквозь зубы:
Ладно, отложим разговор до лучших времен. Кто такие фараоны?
Что же получается, белокурая девочка? Ты не знаешь?
Оперативники?
Георг потянулся, разминая спину, и ухмыльнулся, зыркнув на меня одним глазом:
Хуже. Фараоны гораздо хуже оперативников. Последнее нововведение Министра внутренних дел. Морг на прогулке. Что называется: туши светкидай гранату.
Я струсила с куртки капельки грязи. Министр внутренних делтакой подонок, что его не трогают. Куда ему надо, туда он и поворачивает. Все вытирают об него ноги, но на более не решаются. Было время, он вопил: «Найдем консенсус с призраками!» Но, поняв, что поддержки неоткуда ждать, плюнул на все и занялся алкогольным бизнесом. Не удивительно, учитывая такой разворот событий, что ему в голову приходят идеи подобные «моргу на прогулке».
Фараоны. Тот факт, что я была на волос от того, чтобы познакомиться со славными ребятами-фараонами, свидетельствовало в пользу того, что у меня, официантки из Аскании, КОЛОССАЛЬНЫЕ неприятности.
Проклятие!
Мать так-растак!!
Так, ладно, Востокова, тактика мелких шажков. У тебя на повестке дня: добраться до моря грез.
Я достала из кармана проецирующую перчатку.
Георг увидел перчатку, брезгливо фыркнул:
Господи, дешевка какая!Он фамильярно сгреб мою руку в свою:Смотри,он указал на жирного червя, выползающего к реке,это Проспект Ветров. Вот то место, где по идее сейчас находимся мы,он клюнул подушечкой пальца ткань, ставя синий флажок.А вот куда нам надо попасть. Крабовидная туманность. На север. Придется идти на своих двоих, поскольку мы уже засветились. Ты готова к пешему переходу?
Я посмотрела на Георга. Он поднял глаза, почувствовав мой взгляд.
Ты подставляешь себя, Георг. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
Далекий отблеск вспыхнул на его зрачках, на один удар сердца превратив их в светлые полированные кружки. Две монетки.
Сияй же, сумасшедший ты алмаз,ухмыльнулся он.
Он выпустил мою руку и кивком головы указал на сумрачный переулок.
Над головой шуршали сети, огрызки тканей.
Над головой не было неба.
Глава 13
Где-то жарили печень; вонь, совсем как ленты революции в ядерную зиму, тянулась по улице. Солнце завалилось за горизонт. Надстройки над головой, напоминающие вороньи гнезда, так тесно переплетались друг с другом, что можно было смело обвинить их в заговоре. Дворики, прилегающий к центру столицы, по сравнению с этими подворотнями казались вместилищами святого духа.
Здесь, на севере Порога, на подходу к Крабовидной туманности, стены были исписаны фанатиками, уверовавшими в механического Иисуса.
«СОВЕРШЕНСТВОПРОДУКТ ЗНАНИЯ», «МУХИ ВСЕГДА БУДУТ ОТКЛАДЫВАТЬ ЯЙЦА», «СПАСИТЕ СЕБЯ ОТ ВЕТХОСТИ» и тому подобное ублюдство про гребаные яйца и совершенство.
От мороси, пропитавшей одежду, чесалось тело. Я провела рукой по щеке, и на ладони осталась красноватая влага, болезненно выделяющаяся на белой коже ладони. Ржавчина с предприятий. Не зря, очевидно, район, который мы пересекали, именовался Красными Дождями.
Грязное место,сказал Георг, оттаскивая меня от колес несущегося монстра. Какой-то панк, по видумазохист в кубе, проходя мимо, громко подавился смешком.Здесь можно купить абсолютно все. Человека, например. Пятнадцать километров от Центра и создается впечатление, будто попал в другую эпоху. В эпоху варварства, пиратства и рабовладельческого строя.
Мы заглянули в первый попавшийся по дороге через Красные Дожди бар, чтобы купить что-то пожевать. В маленьком темном помещении, пропитавшемся парами дешевого спиртного и сигаретным дымом, не было никого, кроме подозрительного на вид существа, сплошь замотанного в бинты. В очень грязные, растрепанные, источающие сильный запах уксуса и мочи бинты. Запах больницы. Сгорбившись, существо сидело за стойкой, возвышаясь над ней на добрых полтора метра, сжимая в замотанной руке стакан, кажущийся по сравнению с обхватившей его лапищей наперстком; чашечкой с кукольного чаепития. Вокруг существа, будто шаровая молния, мотался карлик, требуя, чтобы господин Бинты проваливал к чертям собачьим. Не прекращая вопить, карлик вцепился в гору бинтов своими короткими ручонками. Неверный ход. Существо отреагировало мгновенно: зарычав то ли от боли, то ли от досады, сгребло карлика за шкирку, и перебросило через стойкуаккуратно подняло, переставило с места на места, как игрушку. По-видимому, процедура повторялась уже не в первый раз, поскольку взмыленный карлик, выскочив из-за барной стойки, продолжил визжать в успевшей набить оскомину даже мне манере.
Вероятно, этот печальный выпивоха, господин Бинты, распугал всех посетителей, вот малыш и бесновался. Он сидел, уставившись в стакан, а карлик скакал вокруг него.
Не такая уж я и голодная,заметила я.
Мы тихо притворили дверь.
Район, в целом, был неплохим, хотя и с излишне бравирующей архитектурой. Здесь сохранились старые постройки; одни приведены в упадок, другие так часто достраивались и укреплялись, что потеряли свое лицо. Если вы возьмете старую ветхую тумбу, сердцевину которой проели насекомые, и изменится ее фасад, начинка ведь не измениться.
Светодиоды присосались к стенам, с которых теперь кривили лица в улыбках рекламные проститутки. Я имею в виду, с по-настоящему старых стен, стенветеранов. Словно идешь из столетия в столетие. В Аскании преобладали подобные формы архитектуры. Вернее, формы полного отсутствия таковой.
Стиснутое с обеих сторон башнями, в сумерках сияло величественное здание с колоннами. Кажется, когда-то это был театр. Теперьсупермаркет «Лунный лес». Кажется, сеть супермаркетов, накрывшая страну, принадлежала какой-то певичке. Ремонт превратил здание в технологического уродца. По колоннам, представленным как деревья, лазили кажущиеся до нелепости реальными лохматые существа с пушистыми черными мордочками и розовыми попками. Стеныбуйная растительность. Сквозь высокие двери-арки сочился флуоресцентный свет, в котором во всем своем великолепии возвышались полки, набитые едой.
Георг купил «Ам-Незию», япростую воду.
Спрессованное куриное мясо в желтой панировке из сухарей было в форме детских ботиков и вместе с сырной начинкой всякий раз, когда погружаешь в него зубы, вывалило звуки восхищения. Словно глотаешь россыпь маленьких динамиков. Поешь такое дерьмо с месяц и всепривет рак, закупоренные холестерином сосуды, ожирение, смерть.
Отвратительно,призналась я, уплетая пассированную трещащую дрянь за обе щеки.
Георг хмыкнул, дескать, оно и видно.
Элитабезголосые певички, слепые кутюрье, желчные политики,контролирующая крупные производственные системы, по-видимому, решила истребить малоимущих; истребить, на прощание запечатлев на их губах смачный холестериновый поцелуй. Мы употребляем синтетику, разрушаем себя усилителями вкуса, канцерогенными веществами. Когда-нибудь мы помрем, и добренькие либералы захлопают в ладоши, ведь это именно то, чего они добивались; ведь именно усовершенствованная техника (заметьте, не человеческий труд, не сам человек, который, бьюсь об заклад, уже очень скоро превратится в бесполезную единицу, бремя для безжалостной системы) должна вывести элиту на новый уровень, а не вечно жалующиеся бедняки.
Да уж, не хотелось бы дожить до этого момента. Впрочем, если я буду в том же духе продолжать лопать всякое распевающее у меня во рту оптимистичные куплеты дерьмо, я не доживу и до своего двадцатилетия.
Персиковые фонари зажигались один за другим, протащив по улице томительное ожиданиепереход от сумерек к свету. Открывались ночные заведения. Я подумала, что сейчас, должно быть, приветствует первых посетителей «Сад Любви».
Район Красных Дождей: вонь пережаренной печени, ржавая морось с неба, ветер гонит мусор, ветер шипит за мусорными баками.
Где-то громко хлопнула дверь. Люди, идущие впереди, стали останавливаться, чтобы посмотреть, что происходит.
Пытаясь прожевать хихикающие ботики, которыми я от жадности набила полный рот, я смотрела, как из притона с закрашенными черной краской окнами, как дым из жернова, валит толпа. Говорю вам, толпа! Впереди бежал коренастый крепко сбитый бородатый мужик, невменяемо жестикулируя и громогласно вопя. Я решила, что в глотку встроен какой-то усилитель.
Товарищи, мы становимся невостребованными как вид! Наше промедление, и нас заменят машинами! Не дадим буржуазии втоптать нас в грязь! Во имя Святого Неда Лудда!
Мужчина замахнулся. Первой мыслью было: «А, блин!» Я както отстранено поняла, что бутылка летит в нашу сторону. И так всегдастоит расслабиться, как в тебя уже что-то швыряют.
Вторая мысль: «Сейчас мне проломит голову».
Георг дернул меня вниз. В следующее мгновение за нашими спинами раздался треск и осколки витрины скобяной лавки посыпались на нас. Я подавилась холестериновыми ботиками.
У нас в Аскании пару раз митинговали какие-то партийцы; люди болтались под окнами Райисполкома и распевали пространные куплеты о взяточнистве, корысти и воровстве. Ну а потом чье-то терпение лопнуло, иаллилуйя!цены на проезд были снижены. Партия распалась на следующий день, все остались довольны. Но дело никогда, я повторяю, никогда не доходило до Я вытрусила из волос осколки. До массовых заварушек. До вандализма. То, что мы с ребятами по пьянее после выпускного в знак протеста перебили все стекла в школе не в счетя ни черта не помню. Вы спросила: какого еще протеста? Я отвечу: не помню.
Ты не порезалась?
Не-а,ответила я, сглатывая ком пересоленной еды.
Все разворачивалось демонически быстро: словно имея четкий план, толпа деловито рассредоточивается, глаза рыскают, рыскают, рыскают
КРУШИТЕ ВСЕ, ЧТО ПОПАДЕТСЯ НА ВАШЕМ ПУТИ!прогремел бородач.
В воздух воспарили десятки руки. И одно-единственное слова, будто заклинание, покатилось по улице:
Зевс! Зевс! Зевс!
Бородач дирижировал этим разношерстным оркестром, как если бы слышал самую прекрасную музыку в мире.
Черт,процедил Георг, ставя меня на ноги.
Его зовут Зевс?спросила я.
Интересный типчик,заметил черноволосый скептически.Перед тобой неуловимый редактор «Зова Парнаса» собственной персоной. Да, себя он зовет Зевсом. Правящие верхушки зовут его Террористом Номер Один. Пират современности. Луддит. Он и его гоп-компания выступают против стихийного распространения машин. Рабочий класс его боготворит. А теперь шевелись, киса, иначе нас затопчут.
Эти хулиганы. Эти луддиты. Я слышала о них.
Общество раскололось на грязный мозолистый рабочий класс и величественных в своем денежном ореоле капиталистов. Ведь не от хорошей жизни становятся луддитами. Люди не уверенны в завтрашнем дне. Люди хотят стабильности, крыши над головой, еды в холодильнике, тепла в батареях, быть способными поставить детей на ноги и обеспечить себе достойную старость, всего-то. Вместо этого предприятия закрываются, производства автоматизируются, людей оставляют ни с чем: без крыши над головой, средств для существования, мечты.
Эта элитабезголосые певички, слепые кутюрье, желчные политики. Они понятия не имеют, каково это: быть не уверенным в завтрашнем дне. Быть без мечты.
Поднявшись с помощью парня, я наблюдала за тем, как заспиртованные гориллы, входя в кураж, начинают забрасывать вынесенными из бара бутылками витрины. Сначалаосторожно, нерешительно; бутылка, прежде чем встретиться с преградой, словно задумавшись, описывает красивую дугу. Затем контингент осмелел. Всякий раз, когда сыпались стекла, люди запрокидывали головы и испускали победные кличи. Кто-то запрыгнул на припаркованную машину и, стянув штаны, стал крутить голым задом. Это было встречено дружным ревом одобрения. Поднялся небывалый гам, случайные прохожие торопились присоединиться к мятежникам. Уже дымил мусор в баках. Владельцы транспорта, у которого было больше трех колес, стремились поскорее умотать из набирающего обороты безобразия. Другие же (меньше трех колес), наоборот, махали бунтарям и, бросая свои средства передвижения, горели энтузиастом внести свою лепту в создание истории.
Люди потянулись к супермаркетук главной достопримечательности улицы.
Этой истории о разгроме супермаркета «Лунный Лес», которая обязательно попадет в утренние сводки. Как пить дать попадет.
Что ж, чудненько!
Куда ты?
Разве не ясно?вопросом на вопрос ответила я, хватая Георга за руку.Второй заплыв. Дармовые харчи и барахло.
Он собирался что-то сказать, когда я коснулась рукой его губ.
Ни! Давай без занудств и чтения морали! Что называется, реализуем продукцию по коммерческим расценкам.
Крышка люка была отодвинута наполовину, из отверстия-полумесяца валили испарения. Еще чуть-чуть, и я бы провалилась. Ругаясь на чем свет стоит, я вцепилась в пальто Георга, глядя в дыру и игнорируя недовольное «что я тебе говорил по поводу пальто, черт возьми». Кому-то повезло меньшестоящие возле люка на коленях мужчины, сложив руки рупором, что-то орали в темень.
Ребята, человек упал с высоты в пять метров. Жив ли он? Возможно. Но в таком случае я не завидую ему. И вам, ведь вам придется тащить его в больницу.
По всей улице со скрежетом стали отодвигаться люки. Из люков полезло нечто чумазое, приземистое, с решительно сверкающими глазами. Какая-то женщина завизжала. По-деловому расталкивая толпу, эти замызганные существа вваливались в супермаркет. Как споры, влекомые ветром. Крепко держась за руки, мы с Георгом протиснулись следом. Людской поток в какой-то миг достиг невероятной плотности, и зажал так, что невозможно было вдохнуть. Пульс колотил в горле, а в ушах глохло от воплей.
Толпа буквально внесла нас с Георгом в супермаркет. Искусственное тепло поцелуем прижалось к щекам. Запах выпечки, а именно хлеба с базиликом. От предвкушения заныло тело.
Словно по команде, чумазые рассредоточились. Видок у этих пришельцев из люков был что называется «прочь с дороги, а не то вобью зубы в глотку». Никто, держу пари, не решился бы встать им на пути, протестуя относительно дележа наиболее лакомых кусочков.
Ну и шум поднялся, скажу я вам! Некогда мирные покупали либо уносили ноги, либо присоединялись к погрому. Люди мотались туда-сюда, опрокидывая стеллажи, нагребая в пакеты, тележки, сумки все подряд. Хотели надышаться, прежде чем перекроют кислород.
Схватив банку с какой-то несъедобной частью коровьей туши («живое мясо», цена заоблачная), я запустила ею в нависающий над кассой 19 стеклянные блок. Стекло брызнуло в разные стороны и упаковки сигарет, мягко шурша, посыпались на черную ленту и зеленый полимитацию травы. Мне это напомнило один из новогодних утренников в начальных классах школы, когда нам всем завязали глаза и дали палки, которыми мы молотили в воздухе, пока не разнесли обернутого в упаковочную цветастую бумагу ослика, и нас не накрыл посыпавшийся из ослика шквал подарков, конфет, жвачек. Пиньята,кажется, так назывался этот праздничный сверток в форме ослика.
Я бросилась сгребать в ранец товар, на котором стояла самая высокая цена. Такой дорогой табак я в жизни не курила.
Георг, не будь злюкой, подбери что-то пожевать,бросила я через плечо.Кстати, всегда хотела попробовать рыбьи яйца. Как думаешь, они здесь есть?
Имеешь в виду икру?спросил Георг, с явным неодобрением зыркая по сторонам.
Нет, черт побери, рыбьи яйца. Ты плохо слышишь?
Он как-то странно посмотрел на меня. А я А что я? Меня в данный конкретный момент занимало совершенно другое.
Разорвав люминесцирующую упаковку «Овна», я сунула в рот тонкую сиреневую сигаретку. Перегнувшись через черную ленту, я схватила с одной из полочек псевдо-пиньяты зажигалку, и закурила.
Классно!ухмыльнулась я.
Наконец, перебрав все, что могла, я застегнула ранец и затрусила мимо стеллажей, в само сердце «Лунного Леса».
Столько еды, что во веки веков не съесть! И куда богатенькие жлобы девают быстро портящиеся продукты, которые не раскупаются? Выбрасывают? Похоже, что так. У нас в ресторанчике все, что оставалось в конце днякотлеты, жареная картошка, булочкисваливалось в контейнеры на заднем дворе. Между бездомными разгорались баталии за право обладания их содержимым. Трупы убитых в таких сражениях частенько находили на следующее утро, полузаваленные объедками. Каждое такое утросущая головная боль, абсолютная чертова боль в заднице: менеджер пускает пену изо рта, наяривает в милицию, персонал потешается.
Я откручивала крышки и делала по глотку, потом швыряла бутылки об пол, с визгами отскакивая от брызг, как кошка от воды. Шампуни я выдавливала на пол. Шелковые халатики с кружевными бретельками скидывала с вешалок. Спагетти хрустели под ногами. Духи с феромонами «Тайны Кассиопеи», обещавшие «потрясающую привлекательность, притягательность и неотразимость» окутали то, что осталось от сиреневой бутылочки, столь едкой вонью, что, зажав нос и рот ладонью, я бросилась прочь, решив больше не прикасаться к парфюмерии. С треском опрокинулся гриль, на котором без проблем можно было бы зажарить молоденького бычкаэто я задела его бедром. Черт, синяк будет. Фарфоровые сервизы, изображавшие жизненный цикл папоротника, по цене, которую я вначале приняла за штрих код, плевались осколками как сумасшедшие. Мимо меня прометелила навьюченная сумками группка людей. Мужчина подхватил с полки несколько банок паштета. Мы обменялись дикими улыбками.
В секции игрушек я притормозила.
Протянув руку, я коснулась маленького монохромного уродца. Брюхо животного было заполнено мелкими шариками и словно бы нагрелось, стоило к нему прикоснуться. От цены на эту игрушку холодела кровь. Но сегодня я могла не платить.
Нацепив на голову кепку с фирменной нашивкой Олимпийских игр, пнув ногой манекен, я запрокинула голову и расхохоталась. Хохоча, я разглядывала потолок. Потолок состоял из сверкающих полусфер, с воспроизведенными на них на молекулярном уровне фресками Микеланджело. Гении умирают, вот в чем вся чертовщина, а после их смерти их творения собачат на потолки супермаркетов.
Витрины-холодильники пестрили таким разнообразием, что мой желудок сделал сальто. Прижимая к животу парнокопытного уродца, я приложила к стеклу ладошку. Желтые, белые, зеленоватые, с черными прожилками, начиненные деликатесами головки сыров таращились на меня оттуда. Не хватало надписи: «Съешь меня!»
Что мелькнуло на периферии. Громкий треск! Трещины потянулись к моей ладони. Я отдернула руку. Стекло лопнуло. Не обращая на меня внимания, пришелец из люка смахнул осколки стекла с превосходного окорока. С жадностью, что был слышен щелчок сомкнувшихся зубов, он впился в окорок и, чавкая, закатывая от удовольствия глаза, стал жевать. Словив на себе взгляд исподлобья, прижимая дурацкую игрушку к животу, я не нашла ничего лучшего, чем спросить:
Кто вы такие, черт возьми?
Перестав жевать, существо с набитым ртом рявкнуло:
Гномы.
Я даже не потрудилась смахнуть вылетевший изо рта господина Копченого Окорока и приземлившийся на моей щеке полупрожеванный кусочек.
Гномы?
Да какие вы к черту гномы?!
Да какая тебе разница, подруга?парировал пришелец; еще один полупрожеванный комок запутался в грязной бороде.
Я вспомнила скрежещущие вдоль всей улицы люки. Эти пришельцы из люковгномы.
Разумеется, теплотрассы густонаселенны, ведь единственного, чего не хватает современному обществупространства. С другой стороны, возникает такой вот детский, наивный вопрос: а как же солнце? Как можно жить без солнца? Полагаю, ответ этих с позволения сказать гномов был бы следующим: ты работаешь двадцать часов в сутки, не поднимая головы; как ты живешь без солнца? Справедливо, но, если хотите знать мое мнение, лучше жить по эту сторону, чем в теплотрассах.
Великолепный пример колониитермитные гнезда. Фактор химии, а не психологии, как у человека. Термиты слепы, что значительно упрощает задачу сосуществования, их единственное правилоподдерживать порядок в колонии. Они ютятся в тесноте, но им плевать на это. У насекомых всегда так: катаются себе как сыр в масле и в ус не дуют.
Иное делоте, кто ютятся под Порогом.
Там, под Порогом, лежит неизвестный мне мир,колонии, кланы, банды. Иногдаслепой мир, чащеочень даже зрячий, но всегда, повторяю, всегда непримиримый, отметающий даже саму идею мирного сосуществования как по ту сторону, так и по эту.
Пока я таращилась на господина Копченый Окорок, подоспела братия ему подобных. Ссутуленные, мышцы словно отлиты из металла, перекатываются под грязной кожей, головы вжаты в плечи, глаза высекают искры.
Сунув окорок обратно в витрину, смачно срыгнув, гном стал помогать сородичам. И знаете в каком деле? Возникла необходимость переместить витринухолодильник ближе к выходу.
Ей-богу, никак не возьму в толкна кой черт кому-то понадобилась разбитая витрина-холодильник?
Чудом успев выхватить головку сыра, я с жалостью смотрела, как гномы откатывают витрину. Нет, клянусь, если там были рыбные яйца Я ругнулась и топнул ногой.
Товарищи гномы!
Прижимая к себе игрушку и сыр, я крутанулась на пятках и вытаращилась на бородача. Того самого заводилу, который швырнул в меня ладно, ладно, в витрину лавки за мной бутылку. На Зевса. Господина Рот Корытом. Редактора «Зова Парнаса», да будет у него все хорошо.
Голос Зевса, этого наполненного под завязку спиртным бочонка на ножках, был уже вполне человеческим. Не как у пароходной сирены. В буквальном смысле прикрутил громкость. Я пробежала по бородачу взглядом. Ношенная-переношенная кожанка, кожаные штаны, заправленные в ботинки на шнуровке, с круглыми носками. Волосы цвета вороньего крыла, борода, карие глаза. От силы лет тридцать-тридцать пять. В рукебутылка виски, во ртусигара. Зевс пошатывался на невидимом ветру опьянения. Танцевал пространный танец под свою собственную музыку.
И этот гнусный алкаш этот человек имеет какое-то отношение к литературному делу?
Хотелось мне сказать, что, несмотря на вид закостенелого бандита, Зевс был любящим отцом и заботливым мужем. Увы, не могу. Бьюсь об заклад, его пассиям нет счету. Следует примеру своего тески-небожителя, конечно же.
Гномыну или кем было это прожорливое проклятиепрекратили толкать витрину-холодильник и с любопытством посмотрели на Зевса.
В знаке искренности бородач прижал руку с бутылкой к груди, и заговорил:
Подземные товарищи! Родичи! Братаны! Мы с вами одной крови: вы и я! Так до коли вы будете ползать под землей аки черви?
После «черви» гномы потеряли к Зевсу всякий интерес. Впрочем, один из низкорослой братиитот, что с необъятным торсомсделал к оратору два широких шага:
Ты, бычий хвост, чеши, куда чесал. А то шею намнем.
И харкнул.
Бородач ловко увернулся от плевкавидимо, не привыкать. И, ухмыльнувшись, сделал большой глоток из бутылки.
Гномы продолжили толкать витрину-холодильник.
Заметив ошарашенную меня, Зевс развел руками и глубокомысленно заметил:
Сволочи. Кстати,он окинул меня неожиданно цепким осмысленным взглядом. Поправив волосы, он нетвердой походочкой, бочком-бочком, подкатил ко мне и щелком сбросил невидимую пылинку с моего плеча. Он был выше меня на пол головы. Из горла бутылки резко потянуло.Я вас в новостях видел, прекрасная незнакомка.
Я грязно выругалась.
Да уж,он улыбнулся,согласен, приятного мало.
И придвинулся ближе, шумно дыша мне в лицо, словно страстный воздыхатель.
Даже меньше,поморщившись, согласилась я.Отойдите от меня, пожалуйста.
Слушай, это у тебя что, духи с феромонами?
Он пыхнул сигарой, выпуская призрака мне в лицо.
Я закусила нижнюю губу, кивнула.
Зевс хмыкнул и струсил пепел себе под ноги:
Черт побери, а я уж подумывал звать тебя замуж. Пошла бы за меня замуж?
М-да, я бы предложила ему один неплохой маршрут. Предложила бы ему, куда пойти. Но, поощряя в себе благовоспитанное начало, промолчала.
Он еще раз окинул меня взглядом, чуть прищурив левый глаз, затем правый. Снова хмыкнул. Разглядел, наверное, что в лифчике у меня пустовато, да попа как у ребенка.
Кажется, некоторые рекламы таки не врут: достаточно вылить на себя «Тайну Кассиопеи», и Террорист Номер Один позовет вас замуж. Чудненько.
Я улыбнулась и просто качнула головой: туда-сюда.