Ну-с, прекрасная незнакомка, пардон глубочайший,поспешил откланяться он, прикладываясь к бутылке. По подбородку потек ручеек.Был рад, был рад.
Постой,окликнула я. Зевс обернулся.Когда приедет патруль, здесь станет по-настоящему муторно.
Заметьте, я сказала «когда», а не «если». Все верно, дело времени.
Зевс поднял и опустил массивные плечи:
Ну и?
Чтону и? Это все, что ты можешь сказать?
Вот что, детка, давай урежем базар до кокетливого минимума: с того самого момента, как люди переступили порог магазина, каждый отвечает сам за себя. Таковы правила. Хочешь жрать в две глоткиумей быстро бегать.
Но все эти люди все эти люди! Ты их подставляешь.
Ни в какие ворота, черт побери! Где ты, кусни тебя грифон, воспитывалась? В одной из этих девчачьих гимназий с постоянной муштрой закона Божьего, телесными наказаниями и однополой влюбленностью? Детка, люди получили то, что хотели. Я тоже. Пару ящиков виски, коробку-другую изумительных сигар. Мой тебе совет: запишись в какой-то кружок. Изучай демонологию, например. Сделай хоть что-то, чтобы изменить это выражения лица. Будь заинтересованной! Чтобы в глазах был энтузиазм!
Потрепав меня по голове, Зевс, по-видимому, вспомнил, что еще не насытил свою жажду к стяжательству. Шатаясь, он бросился в ряд со спиртным.
Я пригладила волосы и стала искать отражающую поверхность. Что не так с моим лицом?
Аврора.
Георг держал в руке небольшую спортивную сумку на молнии, все еще с этикеткой. Брови черноволосого почти сошлись над переносицей. Происходящее явно было ему не по вкусу.
Динь-дон, это же злюка Георг.
Нашел я твои рыбьи яйца. А это что?он кивнул на монохромного уродца, которого я прижимала к животу.
Я показа ему игрушку:
Какой-то грустный гибрид. Я собираюсь взять его с собой.
Георг как-то совсем уж грустно посмотрел на меня:
Это не гибрид, Аврора. Это зебра.
Привет, мистер Зебра,я щелкнула игрушки по носу.Но я все равно буду звать тебя Грустный Уродец. Мистер Грустный Уродец. Ладушки?
Георг рассмеялся, но мне вдруг стало не до него, даже не до, прости Господи, зебры. Только сейчас я осознала кое-что. Я застыла, глядя по сторонам.
Картина была довершенной. Она опережала мои самые смелые догадки.
Супермаркет за четверть часа разнесли по кускам, оголили все пластиковые кости. Люди уничтожили все, что только можно, остальное утянули. Были к чертям разнесены даже элементы декора. Почему? Ради самого процесса. Толпауниверсальное сплочение, век ее не вечен, но то, что она успевает сделать за короткое время своего существования, поражает. Толпаорганическая модель; механизм, объединенный под единым началом. Быть гражданином толпызначит быть богом в своей закрытой вселенной.
Валялись пьяные. Не задумываясь, нужно это им или нет, люди тащили к выходу все подряд. Некоторые просто носились по рядам и, размахивая руками, выметали товары. Одного таково я оттолкнула от себя. От вони першило в горлевсевозможные подливки, кетчупы, шампуни, соусы, рассолы,все это оказалось на полу и смешалось.
Нам навстречу выскочил какой-то юнец и, согнувшись пополам, проблевался себе на ботинки. Отерев губы рукавом и пробормотав «извиняюсь, не ешьте лососину», он скрылся из виду также внезапно, как и появился.
Пора сматывать удочки и выгребать отсюда к чертовой мамочке,сказал Георг.
Глава 14
Дымились магазины. Осколки стекла отражали свет фонарей. Витрины превратились в ощетиненные рты, сквозь которые то и дело лезли черти с закопченными мордами, таща на своих горбах все, что плохо лежит. Чтобы там Зевс не говорил, все его призывы вылились в откровенный хаос.
Сигнализации звенели-разрывались. Кто-то подвывал им: «Смерть искусству! Смерть! Смерть! Смерть!» С верхних этажей на мостовую и дорогу бросали мусор. Дождь из жестянок, ошметков, окурков. Какой-то гад мочился с балкона. Он заметил, что я на него смотрю, и стал крутить бедрами.
И тут, перекрывая шум-гам, кто-то заорал:
ГАСТРОЛИ ИЗ АДА!
В визг сигнализаций уже давно вплетался этот странный низкий звук. Теперь он раскрылся во всей своей красечтото, приближаясь с каждой секундой, неслось по дальней улице.
Гастроли из ада.
Словами не передать, что после этих слов началось. Казалось, куда уже хуже. Оказывается, есть куда. У меня ослабли колени.
Черт,Георг потащил меня к мусорным бакам.
Да, есть вероятность,рассудила я,что нас не заметят, перепутав с банановой кожурой.
Заметьте: мы не бежали, а просто очень быстро шли. Никто ни из нас не хотел выказывать волнения. Однако волновались мы оба здоровоу обоих вспотели ладони. Попахивало безумством, особенно, когда приближается этот звук. Очень быстро шли, бросая косяки по сторонам, совсем как в фильмах про крутых парней.
Дотянешься до лестницы?спросил черноволосый. Его руки неожиданно вытолкнули меня вверх, на один из контейнеров.
Я задрала голову. Соты, соты, подвесные переходы, антенны. Встав на цыпочки, я протянула руки к перекладине. Подпрыгнула.
Слишком высоко.
Георг оказался рядом со мной, хотя я не слышала, как он залазил. Черноволосый обхватил меня руками чуть ниже поясницы. Мои ноги оторвались от земли. Кончики ногтей царапнули металл нижней перекладины лестницы.
Тянись!приказал он и рывком приподнял меня еще выше.
Есть! Я вцепилась в лестницу. Георг обхватывал мои колени. Я уперлась ногами в его плечи, как цирковой артист. Лестница была скользкой и чертовски холодной, ладони и подошвы скользили, как по голому льду, но я взбиралась все выше не смотря на панический страх соскользнуть, упасть, сломать позвоночник.
Наконец, я забралась наверх, оказавшись всего лишь на одном из переходов, с которого вела новая лестница. Подо мнойлист ребристого металла. От ударившего в лицо ветра закружилась голова. Я говорила вам уже, что терпеть не могу высоту? Зажмурившись, я сделала глубокий вдох и, злая на себя, пробормотала:
Не разводи нюни, Востокова, черт бы тебя дери.
Открыла глаза.
Сосредоточься на мелочах.
Когда в жизни зашкаливает показатель дерьма, сосредотачивайся на мелочах.
Щеколда.
Гадкая щеколда заржавела. Металл покрывала красноватая влага. Ржавчина. Я возилась с ней около минуты, прежде чем лестница, скрипя, поползла вниз.
Осторожно!крикнула я.
Движения Георга были пронизаны бескостной грацией. Если бы не сумка на плече, он бы взбирался и того быстрее. Я подняла взгляд. С двадцатиметровой высоты панорама открылась сногсшибательная. В буквальном смысле сногсшибательная.
Из арочных дверей супермаркета валил дым. Мохнатые существа с розовыми попками метались по «деревьям»-колоннам, будто ужаленные, и орали, орали, орали
Как громко и отчаянно они орали!
«Расценки на замаливание ваших грехов перед Белым Боссом изменились; прошу ознакомиться с новым прейскурантом, дети мои»,говорил наш местный священник, забивая косяк на ступенях церкви.
Глядя на улицу подо мной, я думала: такое не замаливается. За такое вас забирают на гастроли в ад.
Нельзя сказать, что в переходах, нагромождении лестниц и мостиков была система. Суповой набор металлического хлама, фанеры, сетей. Мы успели забраться еще на несколько пролетов, как с десяток оглушительно воющих фургонов перегородили улицу. То, что показалось из фургонов, построило волоски на моем теле по стойке «смирно».
У каждого свои черви в голове. Но у Министра внутренних дел они конкретные.
Фараонами оказались высокие шаколоподобные твари. Зверолюды. Полностью мутировавшие, уже не люди. В руках у них были загнутые вопросительным знаком палки. Лоснящаяся шерсть цвета остывшего пепла. Сутулые. Вытянутые морды. Возглавлял высыпавших из фургонов тварей один особенно высокий скелет. С черной от ярости мордой он выл:
Дерьмо вонючее! Отродье человеческое! Бесполезные куски мяса! Свиньи!
Скелет в два больших скачка нагнал улепетывающего подростка и, накинув на его шею край палицы, с остервенением дернул. Точно тянул добычу. Подросток упал.
Я закрыла глаза.
Не останавливайся. Продолжай взбираться,сказал Георг.
Снизу по возрастающей неслись крики. Визжала женщина. В следующую секунду ее визг булькающе оборвался. Я начала что-то мычать под нос, пытаясь заглушить другие звуки.
Мы остановились на высоте примерно сотни метров, чтобы перевести дыхание. Вернее, чтобы я перевела дыханиеГеорг совсем не запыхался. Раскинувшаяся под нами улица напоминала о себе сгустками света, пробивающимися сквозь рухлядь надстроек, механических сот.
Пульс колотил в ушах, эдакое «шух, шух, шух». Ощущение, как если бы кто-то выключил звук. Я прижалась лбом к ржавому металлу. От боли и холода сводило пальцы; ныли руки, особенно ладони; я столько раз билась коленями и локтями, что не сомневаюсь: на утро будут синяки. Если когда-нибудь настанет оно, утро это.
Георг сидел рядом, подтянув левую ногу к подбородку, и курил. У него на лбу выступила испарина, черные пряди прилипли к щекам.
Ты как?
Я лишь покачала головой.
В воздух поднялась сигнальная ракета и, заваливаясь на бок, разбрасывая красные брызги искр, потухла. После нее было еще четыре ракеты.
Щелчком выбросив окурок, Георг предложил забраться выше.
Так мы долезли до крыши.
Глава 15
Красная морось прекратилась. Застыло сказочное безмолвие. Ледяной ветер ворошил навешенные, как гирлянды, кабели, мои белые волосы, черные волосы Георга, обжигал вспотевшее лицо, забирался под куртку. Небо сияло отраженным от города светом. Красноватый купол, запруженный тучами. В небо, ближе к реке, врезались стеклянные небоскребы и здания, подобные тому, на крыше которого мы стояли,относительно невысокие, старые, навьюченные надстройками.
Я открыла рот в изумлении.
Фотографии в интернете, съемки с вертолета,ничто из этого не способно передать мрачного великолепия открывшейся передо мной панорамы. Если вы никогда прежде не были в Пороге, увидено повергло бы вас в ступор. Как меня сейчас.
Обозреватель гласит: «Если вы впервые в Порога, первым делом направляйтесь в Порт и купите билет на катер. Полюбуйтесь выжженными Чистильщиком водами реки, пошлите воздушный поцелуй в сторону Острова, самого большого острова на Днепре, нынчезакрытой территории, насладитесь чудесной панорамой на плотину».
Я видела реку. Днепр походил на беспросветную пропасть кошачьего зрачка, вокруг которого кудрявились электрические протуберанцы.
Я видела Остров. Он был амебой, залитой мягким светом, прожектора расчерчивали небо молниями.
Сквозь ржавые облака проглядывала молодая лунато выныривая, то вновь погружаясь в томатную пенку. Дым тянулся к луне с сотен и сотен трубиз сердца промышленной металлургической зоны. Крабовидная туманность обнимала всю северо-западную часть Порога. Масштабы промышленной зоны, язвой въевшейся в лицо столицы, поражали.
Дальше, за промышленным районом, едва можно было чтолибо различить. Обозреватель предупреждает: «Там свалки. Черные фермы. Непригодные для жизни пространства. Отбросы мешаются с отбросами. Пороговцы шутят: увидеть свалкии умереть. В каждой шутке, впрочем, есть доля правды». «Дети, ни за что на свете не ходите на черные фермы гулять. На черных фермах разбойники, на черных фермах злодеи, на черных фермах смерть»,добавляет Обозреватель.
Чем дальше от Центра, тем темнее. Где не черные фермы и свалки, там гнилое захолустье. Районы Упадка, окружающие оазис изобилия.
Я вдруг подумала о Викторе, о его неимоверно ярких глазах, будто в его душе ревело голубое пламя, будто по его венам текло летнее небо, будто он каждый день прикасался к солнцу. Виктор, милый мой Виктор, знал бы ты, как я хочу к тебе, как хочу обнять тебя, уткнуться лицом в твое плечо, и просто слушать твое дыхание, сердца стук
Уставшая, испуганная, опустошенная,хотелось плакать и смеяться одновременно.
Салют, родненькие! Не подскажите двум туристам, где в Пороге сытно пожрать можно?
Я с воплем отскочила от двух теней, шурша крыльями рухнувших с неба на карниз. Когти царапнули металл.
Ох, Борисонька, недорого! Ты забыл уточнить «недорого». Сытно, но не дорого.
Георг шагнул вперед, закрывая меня собой.
Вечер добрый,поздоровался он.
Один из крылатых, хихикая, потирая когтистые лапки, покосился на нас отливающим красным глазом:
Борисонька, ха-ха-ха, ты только посмотри! Человечишки такие потешные, когда напуганы. Эти пуговки, носопурки, бантики, попки так бы и ущипнул!
Испуг сменился холодной яростью. Я открыла рот прорычать «какие на хрен бантики и попки», но, точно почувствовав исходящие от меня нехорошие вибрации, Георг коротко глянул на меня.
Романтика,застрекотал второй монстр (Борисонька?). Он спрыгнул с карниза и выпрямился в полный рост аккурат перед нами. Стоит отдать ему должное: этот перепончатокрылый сукин сын был здоровенным, как гора. Лезть с таким в дракубыть полным кретином. Узкие щели глаз, усыпанная клыками пасть растянута в улыбке. Он смотрел на меня едва ли не с благоговением, склонив голову на бок.Влюбленные, полные надежд, планов на будущее, устраивают в тихую лунную ночь пикник на крышеУлыбнулся шире:Не хочу показаться бестактным, но меня прям распирает узнать, что у вас, родненькие, в сумочке-то.
Полная сумка вот этого,я сделала рукой неприличный жест. Ничего не могла с собой поделать.
Георг устало вздохнул.
Перепончатокрылые, пихаясь локтями, разразились смехом. Не смех, а грохот отбойного молотка. Еще чуть-чуть, и луна расколется надвое.
Ха-ха-ха! Видел, Борисонька? Ну и хамка!крылатый шутливо пригрозил мне когтистым пальцем.Грубиянка! Злобная прелестница! Так бы и ущипнул за эти щечки!
Ах, держите меня трое! Я влюбился в эту сахарную крошку!
Я сжала кулаки.
Я? Сахарная крошка?!
Господа, мы же джентльмены, а с нами леди,улыбнулся черноволосый.Давайте держать себя в руках. А чтобы утолить свой голод, вам достаточно спуститься метров эдак на двести. Там как раз произошла небольшая заварушка, - он добавил в голос болезненной псевдоискренности и добродушия, - и мусора хватит на всех.
Трепыхнув крыльями, Борисонька подался к нам:
Человечишка сказалмусор?
Никуда мы спускаться не будем. Двести метров? Нашли дурачков, ха-ха-ха. Да и зачем куда-то спускаться, если стол уже накрыт. Без обид, мои милые сахарочки, но сумка у вас уже трещит по швам. Пахнет икрой, между прочим. А что не съедим, то продадим: кольца, серьги, коронки, наручные часы.
Я обалдело разинула рот. Перепончатокрылые не говорили, а тарахтели. Впечатление, будто они комментировали футбольный матч.
Не жадничайте, в самом деле,застрекотал Борисонька. Он облизнулся.Отдавайте по-хорошему, иначе брутально грабить будем.
От «иначе» меня передернуло. Воспитание Валентина, оно самое.
Георг пожал плечами:
Ну ладно.
Георг!зашипела я.
Аврора, слышишь, что говорит этот джентльмен?
Дада, давай ее сюда! Давай сюда сумку!И крылатый ублюдок Номер Один протянул к нам серые ручонки.
Георг снял с плеча сумку и бросил. Она сбила протягивающего лапки перепончатокрылого. С каркающим воплем, перекувыркнувшись в воздухе, он исчез за карнизом.
Приятного аппетита,пожелал черноволосый обомлевшему Борисоньке.Держу пари, из твоего приятеля получится отличная отбивная.
Борисонька нырнул с карниза, вслед за товарищем.
Когда забористая ругань крылатых туристов затихла далеко внизу, я набрала в легкие побольше воздуха и высказала Георгу все, что думаю о нем.
Георг закурил и выпустил облачко дыма:
Примерно это я и ожидал услышать.
На кой черт ты отдал им сумку?!бесилась я.Гуманитарная помощь не тому ушла!
Лучше потерять сумку, чем ввязаться в заварушку. Согласна?
Ну допустим,буркнула я, исподлобья глядя на черноволосого.Но в сумке были рыбьи яйца!
Я лучше как-нибудь свожу тебя в ресторан. Наешься черный икры так, что еще долго хотеть не будешь.
Приглашаешь на свидание?Я подозрительно сощурила глаза.
Георг расхохотался:
Еще чего! Боже упаси! Скажем, гуманитарную помощь оказываю.
Зло сплюнув, я смотрела, как летящая зигзагами, разве что не оставляющая инверсионных следов, сладкая парочка горгулий перетягивает нашу сумку.
Глава 16
Сверяясь с компасом на светодиодной перчатке, мы двигались на север. Вскоре пришлось ступить на хаотичное наслоение переходов. На всех этих конструкциях, наслоенных друг на друга, я чувствовала себя неповоротливой и нескладной. Массивной, что ли, какой на самом деле не была.
Луна плыла по небу. Мы продирались все дальше и дальше, жевали сыр и курили. Единственное, что утешало: чего-чего, а сигарет было предостаточно.
Два часа ночи.
Без двадцати три.
Половина четвертого.
Темнота достигла своего апогея, но Центр столицы не спалпульсировал, словно оголенный зубной нерв.
Крабовидная туманность с высоты имела вид открытой раны. Металлургические предприятия работали ночь напролет, выбрасывая в атмосферу мутно-рубиновый смог. Бездомные, набив бочку отсыревшим хламом, распалили огонь, который больше чадил и дымил, нежели грел, и, громко ругаясь, о чем-то спорили. Нас они не заметили, что меня несказанно обрадовало. Подозрительные типы, с покрытыми головами. Что это? Лисьи уши? Лешие? Мы обошли бездомных, пригибаясь за надстройками.
Один раз из соты с протяжным мяуканьем высунулась когтистая лапа и зацепила меня за капюшон. Георг чтото шепнул в соту, и лапа убралась; существо стало причмокивать губами. Я хотела спросить, как ему это удалось, но шорох над головой перетянул все мое внимание на себя. Да-да, мне упорно казалось, будто над головой что-то шелестит. Я рассуждала следующим образом: все, что угодно, только не летучие долбанные мыши. Некоторые экземпляры были размером с барашка. Онисанитары Районов Упадка, подметают все, что плохо лежит, или чересчур крепко спит. И, поверьте, они пируют.
Мы спускались. Подошвы скользили. Все прогнило и воняло. Пару раз приходилось останавливаться и прислушиваться.
Я поскользнулась и тяжело шмякнулась на задницу, ударившись копчиком. Усталость брала свое, делая из меня невнимательную неуклюжую корову. Георг помог мне подняться. Он взял меня за руку и некоторое время совестливо вел и я знала, почему. Перчатка,он то и дело поглядывал на нее, следя за тем, чтобы мы не сбились с курса. Ведь заблудиться здесь проще пареной репы: не видно ни зги, сплошные крошащиеся стены и холмики дерьма, оставленные, по всей видимости, грифонами. Все правильно, под ногами стали попадаться вылинявшие перья, а мусорные баки были перевернуты и выпотрошены, точно кошачьи брюха.
Эти грифоны. Эти паразиты.
Грифоны относительно недавно ринулись в нашу страну. У нас, в Аскании, эта чертовщина обосновалась примерно четыре года назад. Причем, эти пернато-мохнатые парни представляли собой вполне реальную угрозу. Отдельные экземпляры я имела счастье наблюдать еще летом, в районе лиманов, территории экологической катастрофы под Асканией, куда старшеклассников свозили расчищать участки для постройки новых торговых комплексов. Жратва закончилась, вот грифоны и рванули в города, да и лететь по прямой небось пару часов, не больше. И все бы ничего, да только эти пернатые ребятане какие-нибудь вороны. Что клювы, что аппетитыне чета птичкам. Как-то раз, после школы, иду я значит домой, в рукахпластиковые бидоны с питьевой водой. Дядя никогда не утруждал себя подобной суетой; к тому времени, полупьяный, он обычно сидел, развалившись в кресле, заливая в себя какое по счету пиво, и с отрешенно-злобным выражением на лице бодал ящик. Так вот, иду я, тащу бидоны, смотрю, а возле мусоркишум-гам. Какая-то старушка злобно верещит, обрабатывая нечто темное сумкой. Оказывается, грифон схватил старушкиного кошака и намеревается им закусить. Бабуле еще повезло: грифон тот был еще совсем малыш, иначе он бы и на нее позарился. Подхожу я ближе, но вижу только метающийся из стороны в сторону хвост с кисточкой, да облачко серых перьев, кружащих в воздухе. Только я вознамерилась двинуть пернатого, как он поворачивает ко мне наглую морду. Я чуть в обморок не грохнулась. Гадина еще та, учитывая как габариты, так и устрашающий вид. Итак, пернатый парень прекратил обрабатывать кошака и смотрит на меня в упор, мол, давай подходи поближе, не робей, дорогуша. Сами понимаете, я сделала вид, что не в теме. Тут старушка воспользовалась моментом и оглушила нахальную тварь по голове. А я, вместо того, чтобы упасть на бок возле грифона, как заправский рефери крича: «Один, два, три Нокаут!», схватила свои бидоны и чесу.
Была надежда, что морозов грифоны не переживут. Однако, подтиркой для задницы буду, если совру, но в морозные вечера я видела, как эти «птички» по-деловому ныряли под соседний дом, в подвал. Помнится, спустя секунду-другую до меня донеслись вопли и руганьбомжам такое соседство не понравилось. Но я-то знала, кому именно пришлось подыскивать новое место близ горячей трубы.
Вскоре грифоны совсем обжились. Мусорные контейнеры стали их главной кормушкой, а закуской иногда могли послужить кошка, крыса, ну или бездомный. Такая вот ерунда.
Над головой полз рассвет, но здесь, в ловушке стылых исполинов, было еще темно. Ночные твари не собирались успокаиваться еще в ближайший часполтора. Модные ненормативные черепа смотрели на нас со стен, провожая полными ехидства пустыми глазницами, некоторые ухмылялись. Тени изменили глубину, однако было все еще достаточно темно.
Черепа, эта нечисть, просто с ума сводили, ей-богу. Сердце билось как молоточек. Ежась, я пробормотала:
Сейчас я бы собиралась на работу в закусочную
Скучаешь по прежнему порядку вещей?
Я подумала над этим и решительно качнула головой:
Решительное «нет». Но Лучше думать о том, как отпахать смену и вовремя сдать курсовую работу, а не о том, как выпутаться из передряги, в которую я угодила. Черт, я школу закончила лишь полгода назад.
Сигарета вспыхнула, будто блуждающий огонек на кладбище.
Красный диплом, грамоты, форма, гаудеамус, все дела?спросил Георг.
Посмотри на меня,фыркнула я.Наша школа была чем угодно, но не ларцом знаний и этикета. Скорее, плацдармом в жизнь. Школа учила меня, в первую очередь, выживать. Ты просто не видел всех этих садистов-учителей, школьные банды, задирал столовой, в курилке, в раздевалке. В туалетах выламывали двери в кабинки и натягивали тебя на унитаз. Окунали головой в мочу. Если ты не сделал себе имя, тебя окунали головой в мочу семь дней в неделю. Сам понимаешь, меня в ту пору слабо волновали синусы и косинусы. Пришлось попотеть, чтобы отбить у всяких мудозвонов желание задирать меня. В восьмом классе,я улыбнулась,меня уже сторонились. Разумеется, в школе знали о моем психопате-дяде, и это единственное хорошее, что сделал для меня дядязаложил фундамент моей репутации.
Школа не самое лучшее время в жизни. Дети жестоки, они наказывают совсем не так, как взрослые. Был у нас один мальчик. Не помню, как его звалинеприметный он был, никто никогда не скажет ему «привет», не улыбнется. Тощий, угловатый, коленки острые, глаза большущие, тускло-желтые. К тому же, нет карманных денег. Сами понимаете, за что его было любить школьным задиралам? А однажды он пришел в новой курточке, локти еще не выдулись. Его подловили бычары из старших классов и затащили в кабинет физики. Мальчику велели снять куртку, а он уперсянет, дескать, мать из кожи лезла, чтобы купить ее. Тогда один из старшеклассников достал заточку
Малыш так и не снял свою паршивую куртку. Он выпрыгнул из окна. Лежал на ступеняхсломанный, как кукла, кровь из уха натекала на белые плиты, а лицоумиротворенное, представляете? Словно он шел и просто решил прилечь отдохнуть.
Прозвенел звонок, и все разошлись по классам. Уроки, разумеется, не прекратили. Никто не осмеливался подойти к телу несколько часов. Накрыли тело клеенкой, взятой со столовой. Птицы слетались к телу, чтобы склевать с клеенки крошки, оставшиеся с обеда. Лужа темной, практически черной крови растеклась вокруг головы бедного мальчишки.
После этого происшествия дети все стены школы исписали призывами. Тогда, помню, многих исключили, заставили выплатить штраф за порчу школьного имущества. Директор нашей школы, дородный жирный боров с проволочными очками на кончике клюва, собрал родительское собрание: оправдывался, грозился, плакался. Как-то с ребятами мы собрались обмазать его машину свиным жиром, но он словно почуял неладное. Вызвал на ковер к себе в кабинет меня и еще нескольких бармалеев, и предупредил: «Словлю на безобразии, шпана обоссанная, сдам в колонию». За спиной его обзывали Жирной Задницей, Кривой Рожей, Самородком-среди-свиней. Погибший мальчик,его звали С. Н. И он ходил в кружок рисования. Его имя теперь можно было услышать в коридорах, в классах, в курилке. Вот так, стоит тебе умереть, и тебя замечают, к твоей могиле приходят сказать «привет». После смерти С. Н. на входе в школу поставили металлоискатель.
Не так давно,заговорил Георг тихо,я посмотрел фильм об индейцах. Так вот, они с детства готовили себя для войны, как хищникидля охоты. Но никак не пойму, для чего мы себя готовили.
Конечно же, для того, чтобы гармонично влиться в большой белый мир,сказала я.Чтобы стать такими подонками, которых боятся задирать.
Под ногамичертов каток, приходилось прощупывать каждый шаг и, хотя мои кеды то и дело скользили по бугристой корке и норовили уложить меня на обе лопатки, я твердо решила, что не возьму Георга под руку.
С седьмого класса я была предоставлена самой себе,сказала я.
Не хочу лезть не в свое дело
Я вздохнула:
Это произошло, когда мне было тринадцать. Моих родителей опустошил призрак. Папы и мамы не стало в один день, в одну секунду Я ходила по пустой квартире из комнаты в комнату и ревела, думала, почему они. Вокруг столько людей, но ушли именно они, мои родители. Знаешь, я скажу сейчас ужасную вещь, но лучше бы их сразу похоронили. Они мертвы, а с мертвыми надо прощаться, не держать в этих гнусных больничных резервациях.
Я думала, он скажет «извини, мне так жаль».
Георг сказал:
Тебе должно быть больно. Ты пережила утрату, но теперь должно быть очень больно теперь, когда
Во мнепризрак,кивнула я, в глаза защипало.
Я поскользнулась. Георг притянул меня к себе. Помедлив, я завела руку ему за спину. Все-таки в моих кедах не долог час переломать ноги, а мне это ни к чему.
Вот ответь мне: сколько уроков иностранного у вас было в неделю?
Я была благодарна ему за то, что он не стал развивать тему. Нахмурилась, вспоминая:
Думаю, порядка восьми, но ведь это и была моя специализация в старших классах. Я хотела получить высшее образование за границей, поехать по какой-то стипендии Ля-ля тополя,улыбнулась я, вдыхая сигаретный дым и выпуская его через нос.
А у нас английский читал учитель физкультуры, который и порусски выражался так, будто для него это неродной язык. Когда он просил рассказать, например, о себе, то ученики издавали набор тарабарщины, стараясь подражать произношению из фильмов,он рассмеялся, вспоминая.Было страшно весело, когда к нам приехала какая-то комиссия, в составе которой был настоящий американец. И вот, когда мы начали общаться «на английском», у американца глаза полезли на лоб. Физиономия же нашего доблестного физрука светилась от гордости.
Вас наказали потом?
Нет, просто прислали новую учительницу. Она за голову схватилась, когда оценила уровень наших знаний. У бедняжки были слабые нервы, зато бесконечные ноги.
Что, первая любовь и все такое?
Георг неопределенно улыбнулся.
Сигарета дотлела, рассвет закипал.
Черепа бормотали, клацая челюстями: «Мир как гетто Мертвую невесту поджидать Купи себе красивую модель Рубите неверные головы Оператор из ада Рита Палисси»
Георг остановился и сказал:
Мы пришли.
Глава 17
Чтобы посмотреть вверх, мне потребовалось собрать в кулак все мое самообладание. У меня, впрочем, быстро закружилась голова и заболела шея, а взгляд так и не смог проникнуть за окутывающую здание растительную дымку. Белесое море, разлившееся в воздухе. Я даже не берусь утверждать, были ли у здания окна. Вот двери точно были. По крайней мере, однас прожилками, как у листа. Запах как в парнике, или в зимнем саду. Стоянка здесь была запрещена. Мигающая стрелка указывала ниже по улице, рядом была надпись: «Платная стоянка. 100 м».
Улица Диких Гвоздик.
Смесь био с нано,заметил Георг, туша окурок о ладонь.Производная от бионанотехнологии. Эти дома растут, подчиняясь логике живого, клеточного роста.Он огляделся по сторонам.С первого взгляда, это просто дом с весьма причудливой архитектурой, но, приглядевшись, становится ясно, что это живая субстанция. Растение.
Какая высота у этой штуковины?
Может, пятьсот метров. А, может, и целый километр. Видишь, какая она громадная у основания.
Эта хренатень этот дом он растет, или превратился в мертвое полено?