Он думал о людях, с которыми сблизился во время своих странствий. Вспоминал, как подружился с торговцами из города, где довелось побывать по делу не раз и не два; как сошёлся с жителями деревни, куда ездил закупать товар; как однажды из-за снегопада надолго застрял на постоялом дворе, влюбился там в одну служанку и всё никак не мог её позабыть.
Иными словами, Лоуренс соскучился по человеческому теплу.
Говорят, торговцем, что круглый год не слезает с телеги и почти ни с кем не видится, однажды овладевает тоска по людям. Лишь недавно Лоуренс испытал это на себе раньше казалось, что уж ему-то такое не грозит.
Однако, если вот уже сколько дней твой единственный спутник лошадь, поневоле задумаешься: вот бы она заговорила! Поэтому если прежде он лишь смеялся, слушая рассказы торговцев о том, как чья-то лошадь превратилась в человека, то теперь почти поверил.
Бывает, что торговец, совсем ещё новичок, выбирает себе вьючную лошадь, а кое-какие продавцы всерьёз посоветуют купить кобылку, пояснив, что тут он не прогадает, ведь лошадка однажды обратится человеком.
Советовали так и Лоуренсу, однако он, разумеется, не стал слушать и взял выносливого жеребца. Тот жеребец и по сей день служит верой и правдой, но порой одолеет Лоуренса тоска и он жалеет, что когда-то ушёл от продавца не с кобылой.
Впрочем, лошади каждый день приходится тянуть гружёный воз. Даже если она обернётся человеком, то вряд ли воспылает любовью к хозяину и подарит ему удачу в делах. Скорее, потребует отдыха и платы за труд, если не большего.
Стоило только вообразить, чем для него обернётся чудесное превращение, и всё представилось в ином свете. Блажь это, пусть уж лошадь остаётся лошадью! Из уст Лоуренса вырвался смешок, и он вздохнул, будто удивляясь самому себе.
От раздумий торговец очнулся, лишь когда выехал к реке; здесь же, у берега, решил устроиться на ночлег. Полная луна заливала светом всё вокруг, но поведёшь телегу дальше того и гляди сорвёшься в воду себе на погибель. Лучше поберечься: так и шею свернуть недолго.
Лоуренс натянул поводья. Уловив приказ остановиться, животное, похоже, почуяло, что наконец-то удастся передохнуть. Два-три шага и шум колёс затих, а по крупному телу от копыт до кончиков ушей прошла дрожь, как от вздоха.
Лоуренс отдал лошади остатки овощей, вытащил из телеги кадку, зачерпнул ею воды в реке и поставил на землю, прямо под копыта. Хлебал жеребец шумно, причмокивая: вкусно, наверное. Торговец тоже промочил горло питьевой водой, которой запасся в деревне.
Если уж начистоту, то хорошо бы сюда бутылочку чего-нибудь крепкого; однако поблизости никого не было, а распивать в одиночестве тоска вконец одолеет. И всё же вдруг захочется залить душевную пустоту вином... Лучше поскорее лечь спать, от греха подальше.
Лоуренс недавно перекусил овощами, обманув голод, поэтому сунул в рот ломтик вяленого мяса и забрался в телегу. Спать он привык, накрывшись полотном, устилавшим дно повозки в несколько слоёв, однако сегодня шкурки куниц пришлись весьма кстати. Торговец не любил звериный запах, но холод беда пострашнее.
Оставалось лишь куда-нибудь убрать сноп пшеницы, чтобы не передавить во сне колосья. Лоуренс стянул полотно с телеги и... Не вскрикнул он только потому, что от увиденного потерял голос. Оказалось, что в телеге уже кто-то устроился.
Эй... начал Лоуренс, хотя и сам не понял, произнёс он это вслух или про себя.
К удивлению примешалась мысль: уж не тронулся ли он умом от одиночества мерещится всякое. Но торговец помотал головой, потёр глаза, а незваный гость так и не исчез.
Под полотном спала девушка с хорошеньким личиком. Сладко спала, даже будить жаль.
Эй, ну-ка... попытался Лоуренс ещё раз.
Надо расспросить её, зачем она облюбовала чужую повозку. Если девушка сбежала из деревни, то можно, не ведая того, вляпаться в неприятности, а лишних забот он не хотел.
Мм? отозвалась она, не открывая глаз.
У Лоуренса голова пошла кругом, ведь с женщинами он бывал разве что в увеселительных заведениях. И этот беззащитный, бестолковый возглас показался торговцу удивительно нежным.
Кроме того, девушка была очень молода и пугающе красива. Лунный свет очерчивал контуры юного тела, закутанного в меха, и Лоуренс невольно сглотнул слюну, однако тут же пришёл в себя.
Окажись такая красавица продажной, её только тронь неизвестно, сколько потом заплатить придётся. Подсчёт убытков помогал унять сумбур в душе даже лучше, чем молитва в церкви.
Лоуренс быстро успокоился и повысил голос:
Эй, ну-ка вставай. Что тебе в чужой телеге понадобилось?
Однако девушка и не думала просыпаться.
«Да что же это такое!» Лоуренс схватился за шкурку, которая служила спящей гостье подушкой, и выдернул её из-под хорошенькой головки. И только тут торговец наконец-то услышал недовольный возглас. Лоуренс уже набрал в грудь воздуха, чтобы заговорить вновь, но так и застыл на месте.
Голову девушки украшали уши, похожие на собачьи.
Мм...
И всё же не время теряться, раз уж удалось её разбудить, потому Лоуренс собрался и произнёс:
Эй, ты чего удумала? Забралась без спроса в чужую повозку...
Торговцу не раз выпадало ездить в одиночку через равнину, где гуляет один лишь ветер. К встречам с бродягами, разбойниками и прочим лихим народом ему не привыкать. Отваге Лоуренса и умению расположить к себе можно было позавидовать так он думал, притом не без гордости. Поэтому робеть перед какой-то девушкой из-за её ушей, пусть и нечеловечьих, это уж совсем никуда не годится.
Но хотя он не дождался ответа, повторить вопрос не вышло: слова застряли в горле.
Обнажённая незнакомка медленно приподнялась, и Лоуренс застыл, не в силах издать и звука: до того она была хороша собой. Волосы под лунным светом они казались гладкими, как шёлк, прикрывали спину подобно роскошной накидке. Шея, ключицы и плечи прямо как у статуи Святой Девы: столь плавные прекрасные линии мог высечь лишь настоящий мастер, скульптор, каких поискать; изящные же, гибкие руки будто вырезаны из водяных струй.
Из-за точёной красоты тела казалось почти невероятным, что оно принадлежит живому существу; однако две девичьи округлости пониже ключиц груди, не слишком большие и не слишком маленькие, словно вселили жизнь в эту очаровательную статую, и казалось, что от них веет человеческим теплом.
Но миг, другой и Лоуренс уже не глотал слюну. Вместо этого он нахмурился: девушка открыла рот, запрокинула голову к небу, а затем завыла, прикрыв глаза:
У-у-у!
Страх налетел, как порыв ветра, сбивающий с ног.
Вой сигнал к сбору у собак и волков, предвестие беды для человека. Лоуренс услышал самый настоящий вой. Ломтик мяса выпал у него изо рта, а лошадь рядом дёрнулась от испуга.
Тут торговец словно прозрел: фигурка девушки, освещённая луной, звериные уши...
Но последний отзвук воя стих, и девушка опустила голову.
Как прекрасна сегодня луна, сказала она, посмеиваясь. Не найдётся ли чего выпить?
Наваждение как рукой сняло: какая же это волчица?! Да и на собаку не похожа, разве что ушами. В остальном же обычная девушка, только очень красивая.
Нет здесь выпивки. Да и кто ты такая? Чего в моей повозке спишь? Боялась, что в город продадут, и сбежала, что ли? Он насел на неё, желая напугать, но хорошенькое личико оставалось безмятежным.
Как, не найдётся выпить? Тогда поесть... Ох, смотри-ка, что пропадает, невозмутимо ответила девушка, принюхалась и, отыскав в телеге обронённый торговцем ломтик мяса, подобрала его и сунула в рот.
Расправляясь с едой, девушка блеснула двумя острыми клыками.
Ты что, из этих, одержимых дьяволом? Лоуренс положил руку на пристёгнутый к поясу кинжал.
Деньги постоянно скачут в цене, так что странствующие торговцы сбережений не делают, взамен покупают добро и носят его с собой. Были такие вещицы и у Лоуренса, серебряный кинжал из их числа. К тому же серебро священный металл, оружие против нечисти.
Стоило ему коснуться рукой ножен, как во взгляде девушки отразилось недоумение. Однако через секунду красавица так и прыснула:
Я? Одержимая?
Она смеялась, широко открыв рот, так, что даже выронила мясо. Вышло до того очаровательно, что Лоуренс чуть не смутился. Теперь казалось, клыки придают девушке ещё больше очарования. Однако, похоже, она потешалась именно над ним, и мысль эта Лоренсу совсем не понравилась.
Че... Чего смеёшься?
Да как же не смеяться? Раньше ни от кого таких слов слышать не приходилось.
Не переставая хихикать, девушка подобрала ломтик и вновь вцепилась зубами в мясо.
Всё-таки клыки Лоуренсу не почудились, а обладательницу таких зубов, да и ушей, обычным человеком он бы не назвал.
Кто ты такая?
Я?
А кто ещё тут есть?
Лошадь, вон там.
Лоуренс обнажил клинок и ухмылки на красивом лице как не бывало, а янтарные с красным отливом глаза в тот же миг сузились.
Отвечай, кто ты такая.
Хорошенькое дело ножом пугать.
Что?
Ах да, я ведь вроде бы беглянка. Прости, совсем забыла.
Тут незнакомка мило, искренне улыбнулась. Но не обаяние её улыбки заставило Лоуренса вернуть оружие в ножны, просто самому показалось, что размахивать кинжалом перед девушкой недостойно мужчины.
Имя мне Холо. Давно я не принимала этот облик. Видать, оно и к лучшему, сказала красавица, оглядывая себя.
Речь её большей частью была для Лоуренса загадкой, лишь первые слова показались ему знакомыми.
Холо?
Угу, Холо. Хорошенькое имя, да?
Много мест объездил Лоуренс, а имя это слыхал лишь в одном. Так звали богиню урожая в деревне Пасроэ.
Вот так совпадение. Я ведь тоже знаю кое-кого по имени Холо.
Хватило же ей дерзости присвоить себе имя богини! Зато стало ясно, что девушка родом из той деревни. Быть может, из-за ушей с клыками её с рождения держали дома, не выпуская на свет божий. Пожалуй, тогда ей и правда повезло, что сбежала.
Лоуренс слышал о детях, которые рождаются совершенно непохожими на людей. Называли их одержимыми: считалось, что в младенца с первым глотком воздуха вселялся бес или эльф. Узнай о таком ребёнке Церковь, семью его, всех до единого, ждал костёр неизбежное наказание за поклонение дьяволу.
Поэтому родные либо уводили одержимых в горы и бросали там, либо всю жизнь прятали от глаз людских. Однако настоящего одержимого Лоуренс увидел впервые. Он-то представлял себе безобразное чудовище, однако эту девушку иначе как богиней не назовёшь.
Чудно́. Я не знала, что кто-то ещё носит имя Холо. Откуда же моя тёзка?
Непринуждённая болтовня с набитым ртом у Лоуренса никак не вязалась с обманом. Всё-таки эта «Холо» вряд ли морочила ему голову. Но подержи человека под замком долгое время и он возомнит себя богом.
Так зовут местную богиню урожая. Ты что, богиня?
Девушка озадаченно посмотрела на него, но чуть погодя улыбнулась:
Долгое время меня держали на этой земле, называя богиней, только уж больно громко сказано. Я Холо, просто Холо.
«Иными словами, её с рождения ни разу из дома не выпускали. Вот бедняжка», подумал Лоуренс.
Долго это, выходит, с рождения?
Последовавший ответ немного сбил его с толку:
Да нет. Родилась я далеко отсюда, на севере.
На севере?
Да. Где лето пролетает незаметно, а конца зимы заждаться можно. И мир весь будто из серебра.
Холо задумчиво уставилась вдаль. Язык бы не повернулся назвать это притворством: не верилось, что можно так правдоподобно разыграть тоску по далёкой северной родине.
Не знаком ли тебе мой край?
От неожиданного вопроса он чуть растерялся, однако тут же решил поддержать разговор, ведь тогда сразу удастся вывести Холо на чистую воду. В конце концов, за восемь лет Лоуренс успел поторговать даже в самых северных уголках земли и знал о тех местах довольно много.
Севернее Алохитостока вроде бы и нет ничего. Там ещё круглый год метели.
В ответ девушка склонила голову набок:
Надо же. Не приходилось слышать.
А он-то думал, что Холо притворится, будто знает.
Тогда где же твоя родина?
Йойс. Что не так?
Да нет, ничего, выдавил Лоуренс.
На его лице отразилось смятение, но он тут же взял себя в руки. О Йойсе он слышал не впервые, одна загвоздка: название это торговец узнал из легенды, которую ему рассказали в северных краях, в ночлежке.
Так ты оттуда родом?
Да. Услышать бы, что там теперь делается, как живётся тем, кого я знала, Холо поникла.
Вышло у неё очень печально, не похоже на ложь.
И всё-таки Лоуренс не мог принять услышанное за правду: если верить легенде, от города, про который говорила Холо, камня на камне не осталось шестьсот лет назад его разрушил демон-медведь.
Не припомнишь ли ещё каких мест?
Мм... Сотни лет назад... Был город такой, звался, помню, Нёххира. Чудо-город, где горячие ключи били из земли. Я часто туда наведывалась в воде понежиться.
Нёххиру Лоуренс знал этот город в северной стороне славился горячими источниками. Он стоял на своём месте и по сей день, а среди его гостей порой встречались особы королевской крови.
Впрочем, скорее всего, если спросить про Нёххиру в здешних краях, кто-нибудь да расскажет, что это такое.
Холо вдруг чихнула, оторвав Лоуренса от размышлений, а ведь мгновение назад голос её звучал расслабленно и мягко, как будто девушка сомлела от купания в источнике. Тут торговец вспомнил, что на ней совсем нет одежды.
Всем хорош человеческий облик, только холодно. Шерсти бы побольше, рассмеялась Холо и нырнула в ворох шкурок.
Не удержавшись, Лоуренс тоже хмыкнул. Правда, кое-что ему оставалось непонятно, потому он спросил:
Ты вот про облик говорила. Что за облик-то такой?
В ответ Холо высунула голову из-под горки меха:
Как что? Облик и есть. В человеческом давно не была. Хороша я в нём, а? отозвалась она с улыбкой, и Лоуренс подумал: «Да, хороша». Однако никак не выдал лицом того, что было на душе. Всё-таки от этой девушки у него голова шла кругом.
У людей, может, и нет ушей с клыками, но чем ты не человек в остальном-то? Или же... Говорят ведь, что и лошадь в человека превратиться может. Так и с тобой, только не лошадь, а собака? спросил Лоуренс.
«Такое трудно будет оставить без ответа», посчитал он и, видимо, не ошибся: похоже, слова угодили куда нужно. Холо медленно поднялась на ноги, картинно повернулась спиной к нему, оглянулась через плечо и горделиво вымолвила:
Любой признает во мне волчицу высшей породы, признает сразу по этим ушам, по хвосту. Мои друзья-волки, зверьё лесное, люди все передо мной благоговели. На хвост налюбоваться не могли. Вот он, белый на кончике, моя гордость. А уши, острые уши? Много раз они спасали моих друзей от беды, ведь ни ложь, ни другое лихо от них не укроется. Мудрая Волчица из Йойса вот кто я, больше таких нет.
Холо презрительно фыркнула, но тут, видимо, холод дал о себе знать, и, поёжившись, она юркнула обратно под меха.
Лоуренс же обомлел: до того хороша была обнажённая Холо, до того росший из поясницы хвост (не почудилось же, шевельнулся пару раз?) походил на настоящий.
Ладно бы уши, а тут ещё хвост... И вой тот ожил в памяти. Да разве такой подделаешь? Так что же, неужели эта Холо и вправду богиня урожая волчица Холо?
Нет, быть не может... пробормотал торговец и вновь взглянул на девушку. Напрочь забыв о нём, та нежилась в тепле и жмурилась от удовольствия.
«Кошачьи у неё повадки, подумал Лоуренс, но тут же себя осадил: Нашёл заботу! Другое надо выяснить: человек Холо или нет».
Одержимых, если уж на то пошло, людьми не назовёшь, так что оно и к лучшему, если попадутся церкви. В их тела вселился дьявол, потому эти несчастные часто приносят беду, а священники призывают сжигать таких на костре.
Другое дело звери-оборотни; в сказках и преданиях они даруют людям удачу и творят чудеса. Окажись Холо таким зверем, окажись той самой Холо, её чудесная помощь в торговле пшеницей была бы бесценна.
Но зачем гадать, и Лоуренс обратился к девушке:
Ты сказала, тебя зовут Холо?
Да.
Назвалась Волчицей.
Угу.
Разве твои уши с хвостом, пусть и волчьи, могут что-то доказать? Настоящая Волчица в человеческой шкуре без труда примет свой истинный облик.
Холо недоумённо посмотрела в ответ, миг-другой и лицо её прояснилось:
Ах вот оно что, волчицей перед тобой обернуться?
Лоуренс кивнул, хотя слегка опешил: он думал, выйдет иначе ожидал растерянной гримаски или отговорки. Однако Холо лишь недовольно скривилась, и верилось этому гораздо больше, чем какой-нибудь придуманной на ходу дешёвой увёртке. Откликнулась девушка почти мгновенно сказала как отрезала: