Нет уж.
По... Почему?
Сам лучше скажи, на что оно тебе?
Кислый вид Холо обескуражил его, но нужно было узнать, человек ли она. Узнать во что бы то ни стало! Лоуренс расправил плечи, набрал в грудь воздуха чтобы по его властному голосу было ясно, кто хозяин положения, и произнёс:
Если ты одержимая, я отдам тебя Церкви от них одни беды. А вот с Холо богиней урожая и воплощением волчицы другой разговор.
По слухам, человеческие воплощения животных посланцы небес. Привлекать удачу их призвание. Если рассказ девушки правдив, какая уж тут Церковь впору хлеб с вином божеству поднести. А вот если нет...
Однако у Холо от его речи будто зубы разболелись такое у неё было выражение лица.
Я слышал, воплощения зверей могут менять облик по своему желанию. Так что если твой рассказ правда, тогда ты без труда обернёшься волчицей, подытожил торговец.
Она дослушала его молча, с той же гримасой отвращения. Наконец еле слышно вздохнула и медленно приподнялась со своего ложа из шкурок.
Натерпелась я от Церкви. Не хочу к ним в руки. Только вот... Холо запнулась. Она вздохнула ещё раз, а потом заговорила вновь, поглаживая хвост: Просто так не превратишься, нужно уплатить цену. Вы, люди, пользуете краски для лица или толстеете от еды так наружность и меняется.
Тебе для превращения тоже что-то нужно?
Без хлеба не получится, нужно немного зёрен...
«Почему бы и нет? Всё-таки богиня урожая», решил было Лоуренс, но в следующий миг у него ёкнуло в груди.
Или свежей крови, добавила Холо.
Свежей... крови?
Совсем немного.
Казалось, для неё это был пустяк. Лоуренс похолодел: разве такое с ходу придумаешь? Словно спохватившись, уставился на губы Холо живо вспомнилось, как она показала клыки, когда ела мясо.
Неужели струсил? усмехнулась девушка, заметив его смятение.
Вот ещё, вырвалось у Лоуренса.
«Волчицу» его ответ явно позабавил, однако улыбалась она недолго вскоре посерьёзнела, отвела взгляд в сторону и выдала:
Нет уж, теперь точно не хочу.
Да... Да почему?! Лоуренс, не сдержавшись, повысил голос: издевается она, что ли?
Холо же, по-прежнему пряча глаза, с грустью ответила:
До смерти ведь испугаешься. На мой истинный облик все смотрели со страхом и звери, и люди. Уступали мне путь, почитали, будто какого-то небожителя. Не хочу больше такого обращения. Ни от кого не хочу.
Да... Да что я, по-твоему, облика твоего испугаюсь?
Силой духа хвастаешь, так хоть руки спрячь трясутся ведь.
«Ну и ну...» так и слышалось в её словах. Лоуренс покосился на свои руки и чуть не крякнул с досады.
Холо прыснула:
Не умеешь ты притворяться, как я погляжу.
Он на это и сказать ничего не успел: в тот же миг девушка продолжила, уже без улыбки, слова посыпались как градины:
Но раз притворство тебе чуждо, раз человек ты прямой и честный, отчего же не обратиться, почему бы не явить тебе волчий облик. Поручишься за то, что говорил?
Что говорил?
Что если я Холо, то ты не отдашь меня Церкви.
Он слышал, что некоторые одержимые умеют наводить морок, и теперь осмотрительно промолчал только промычал что-то невразумительное, на другой ответ его не хватило. Казалось, этого Холо и ожидала:
Что же, чутьё меня вряд ли подведёт. Едва ли великодушие позволит тебе нарушить слово.
Речь её была преисполнена лукавства, и Лоуренс, как прежде, смог лишь выдавить из себя что-то нечленораздельное после такого от своих слов не откажешься. Что и говорить, ловко она его провела! Оставалось только смириться.
Немногое увидишь, не весь облик: очень уж трудно обернуться целиком. Руки тебе будет достаточно. Холо потянулась к краю повозки.
Лоуренс решил было, что для превращения нужно принять какую-то позу, однако в тот же миг загадка прояснилась: в самом углу телеги лежал сноп хлеба, и Холо выдернула из него пару колосьев.
Это ещё зачем? машинально спросил он, но не успел договорить, как она закинула зёрна в рот, а затем проглотила их словно пилюли с закрытыми глазами.
Нешелушённые зёрна есть можно разве что через силу. Он поморщился, живо вспомнив горький, неприятный вкус, но тут же и позабыл об этом.
У... У-у-у! взвыла вдруг Холо.
Левую руку она прижала к груди. Секунда-другая и уронила её на меха.
Не верилось, что можно так притвориться, а потому Лоуренс встревожился не на шутку и собрался уже окликнуть Холо, но тут раздался странный звук, лишивший его дара речи. Казалось, стая мышей вдруг пронеслась через лес, а чуть погодя гулко ухнуло, словно кто-то с силой ступил на землю.
Лоуренс стоял как громом поражённый, а в следующий миг прямо на его глазах тонкая девичья рука, от плеча до кисти, превратилась в непомерно большую лапу.
Да уж, неудобно, пропыхтела Холо.
Такую громадину, наверное, трудно было удержать на весу девушка устроила лапу на шкурках, прилегла на бок и посмотрела на Лоуренса:
Как, веришь теперь?
Он несколько раз потёр глаза, тряхнул головой, не в силах вымолвить и слова. Картина не менялась: перед ним лежала самая настоящая звериная лапа, покрытая бурой шерстью. Туловище не меньше лошадиного подошло бы такой «руке», а оканчивалась она когтями, каждый из которых был с небольшой серп.
Разве можно смириться с мыслью, что эта громадина и худенькое девичье плечо одно целое? В наваждение поверить проще. Лоуренс не выдержал и плеснул себе в лицо водой из фляги, надеясь очнуться.
Всё подвоха ищешь. Думаешь, морок? В глазах правды нет? Так потрогай.
Холо со смехом шевельнула мохнатой «ладонью», будто подзывая его. Любой бы тут разозлился, однако Лоуренсу всё-таки не хватало решимости: лапа пугала не только размером, казалось, некая сила исходила от неё, отчего поближе было не подойти не пускало.
Но вот Холо вновь шевельнула рукой, и тогда Лоуренс, собравшись с духом, наклонился к девушке с козел и потянулся ладонью к её плечу, уговаривая себя, что волчьей лапой его не удивишь. В конце концов, и с драконьей приходилось возиться, так ничего, продал же.
Однако дотронуться до Холо он не успел.
Ой, вдруг встрепенулась она, будто вспомнив что-то важное.
Лоуренс поспешно отдёрнул руку.
Ох! Ты... Ты чего?
Я? Лучше скажи, с тобой-то что. Ты бы ещё за сердце схватился.
Нарочитое удивление в голосе Холо словно подлило масла в огонь, и внутри всё закипело от стыда и злости. Однако мужская гордость обязывала держать себя в руках. Лоуренс кое-как успокоился и, решив, что больше не позволит сбить себя с толку, вновь потянулся к лапе.
Ты не договорила. Что случилось? напомнил Лоуренс.
Кивнув, Холо вдруг посмотрела на него сквозь ресницы и проговорила вкрадчиво:
Ты уж трогай понежнее, ладно?
Лоуренс застыл на месте, ошарашенный этой просьбой; затем перевёл взгляд на девушку та беззвучно смеялась:
Гляжу я на тебя и умиляюсь!
Он резко протянул руку вперёд, не показывая, что её слова его задели.
Теперь веришь?
Лоуренс лишь молча щупал. Насмешки Холо и вправду разозлили его, но не ответил он скорее по другой причине.
Всё дело было в лапе: под бурой шерстью, длинной и густой, обнаружились сильные мускулы, кость же была мощной и твёрдой, словно дерево. Ладонь тоже была исполинской: её розовые подушечки походили на небольшие круглые булочки и были мягкими на ощупь. Посмотришь на них и сложно поверить в реальность красовавшихся рядом когтей, твёрдых и острых, как серп.
Забыть о собственных ощущениях и назвать лапу видением Лоуренсу было бы трудно, а повторить то же про когти и того труднее. Они не были ни тёплыми, ни холодными совсем как звериные когти на ощупь. Лоуренсу стало не по себе: казалось, он прикоснулся к чему-то запретному.
От волнения у него вырвалось:
Ты всё-таки богиня?
Какая из меня богиня!.. Разве что тело моё выглядит внушительно в этом ты только что убедился. А ещё, пожалуй, едва ли кто-то сможет тягаться со мной в мудрости. Я Холо. Холо, Мудрая Волчица.
Мудрой она себя назвала без тени скромности, гордо глядя на Лоуренса.
Посмотреть на неё обычная девушка, у которой одни шалости на уме. И пусть от лапы будто веяло неведомой силой, но сила эта вовсе не казалась звериной. Разве что лапа была непомерно большой, но величина не подтверждение.
Ну что же? вновь спросила Холо.
Лоуренс, который так ничего для себя и не решил, неопределённо кивнул.
Однако... Холо настоящая Холо сейчас должна быть в Ярэе. Я слышал, она прячется в теле того, кто срежет последний сноп...
Хе-хе. Мне ли не знать своего бремени, своих оков? Мне, Мудрой Волчице Холо? Пшеница лучше и не скажешь, где меня найти; в хлебе я живу и без него погибну. А в урожайную пору последний сноп моя обитель и темница, из неё не убежать: людям нельзя показываться на глаза. И всё же есть тут одна тонкость. Речь Холо была живой и яркой, слушать одно удовольствие: Срезан-связан последний сноп... но представь-ка, что рядом в этот миг нашёлся сноп побольше. Тогда я сумею перенестись из одного в другой незаметно для людей. Отсюда и пошла поговорка, что жнецу скупиться нельзя, иначе богиня в руки не дастся сбежит.
Лоуренс изумлённо уставился на сноп хлеба из горной деревни, лежащий в повозке.
Видишь, как всё обстоит на самом деле. Для меня ты самый что ни на есть благодетель. Без тебя бы я не выбралась.
Нелегко сразу в такое поверить, но вот Холо вновь проглотила пригоршню зёрен, и рука приняла прежний вид. Это зрелище убеждало куда лучше слов.
Впрочем, от Лоуренса не укрылось, что о благодетельстве девушка говорила с неохотой, и он тотчас сообразил, как поквитаться за недавние колкости.
Вот что. Поеду-ка я обратно в деревню и этот сноп с собой прихвачу. Трудно ведь им придётся без богини урожая. Ярэя и жителей Пасроэ я знаю давно. Надо бы помочь им, раз это в моих силах.
Эта мысль только сейчас пришла ему в голову, но, если задуматься, всё верно. Если девушка та самая волчица из поверья, то с её уходом деревню ждёт неурожай.
Однако Лоуренс тут же позабыл обо всех бедах, ожидающих Пасроэ: Холо смотрела на него, как будто была потрясена вероломством.
Как же это? Ты ведь не всерьёз?
И девушка выглядела до того беззащитной, что не привыкший к такому Лоуренс совсем растерялся.
Посмотрим, с трудом выдавил он.
Надо было потянуть время, чтобы успокоиться, но ничего лучше на ум не пришло. К тому же одолели непрошеные мысли, и где уж там успокоиться, напротив, он разволновался ещё больше.
Как быть? Если девушка та самая волчица, надо отвезти сноп хлеба в деревню. Он давно знал жителей Пасроэ и хотел бы уберечь их от беды. Но стоило взглянуть на Холо и решимость таяла: куда подевалась дерзкая девчонка? Он видел перед собой робкую красавицу, не смевшую поднять глаз пленную принцессу из рыцарских баллад.
Лоуренс морщился, спрашивая себя, правильно ли он поступит, если вернёт её в деревню. Видно же, что девушка против. И всё же, окажись она волчицей из поверья, настоящей Холо... Вот так выбор! Его даже пот прошиб. Мучения нестойкого против женских чар торговца длились бы дольше, но тут он почувствовал чей-то взгляд и поднял голову. В глазах Холо (конечно же, это была она) читалась мольба.
Ты ведь... не погубишь меня? спросила девушка, склонив голову набок.
Лоуренс, не выдержав, отвернулся. Торговец, привыкший видеть перед собой один лишь лошадиный зад, перед жалобным взглядом красавицы оказался беззащитен, словно котёнок. С великой неохотой он всё же принял решение, медленно повернулся к Холо и спросил:
Скажи-ка мне вот что...
Спрашивай.
Как в деревне хлеб расти будет? Разве он без тебя не зачахнет?
На честность он особо не рассчитывал: скорее всего, Холо предпочтёт удобную ложь неудобной правде, но и у Лоуренса за плечами множество переговоров, в которых умение врать не краснея было просто необходимо. Казалось, уличить Холо в обмане не составит большого труда.
Так что он навострил уши, приготовившись распознать ложь с первого слова, но так ничего и не услышал. Лоуренс покосился в сторону Холо девушка уставилась куда-то в угол повозки; было похоже, что она злится и даже, казалось, вот-вот заплачет. Впервые он видел её такой.
Что с тобой? только и смог вымолвить он.
Ничего деревне не сделается. Без урожая не останутся, со мной или без меня, отрезала Холо.
В её голосе звенела необычайная ярость. Девушка просто кипела от гнева. Лоуренс, казалось, ощутил этот жар. Он потрясённо выдавил:
Правда? И после того, как Холо кивнула, сердито дёрнув узкими плечами, он перевёл взгляд на её тонкие руки пальцы так сильно стиснули шкурку, что побелели костяшки.
Долго я пробыла в этой деревне столько лет, сколько волосков у меня в хвосте. Заботилась о хлебе и, хотя дело было мне в радость лишь поначалу, никогда не опускала рук, пусть потом всё и опротивело. Потому что когда-то давно я дала слово юноше из той деревни: пообещала, что под моим присмотром хлеб будет расти хорошо. И держала своё слово до конца.
Глядя в сторону, Холо едва ли не кричала, видно, не осталось сил держать в себе. Совсем недавно речь её лилась легко, теперь же девушка хватала ртом воздух, пытаясь продолжить начатое, но, запнувшись, сразу же умолкала.
Мне, волчице, живущей в хлебе, нет равных, когда дело касается того, что растёт из земли. Слово я сдержала: на поля деревни теперь любо-дорого смотреть. Только изредка приходилось урожай подпортить просто так из земли соки не выжмешь, чем-то нужно поступиться. Но отсюда и пошла среди крестьян молва, что скудные урожаи моя блажь. А в последние годы совсем невыносимо стало, даже надумала уйти из деревни. Так что с меня больше нет спроса, свой долг я выполнила с лихвой.
Лоуренс догадывался, на что сердилась Холо. Несколько лет назад деревню получил граф Эрендотт. С тех пор, говорят, поля Пасроэ обрабатывают по-новому, как в развитых странах южных краёв, и урожай растёт. Вот Холо, наверное, и решила, что в ней больше нет нужды. Кроме того, с недавнего времени и о боге, которому поклоняется Церковь, разное говорят, ходит даже молва, что его не существует. Подобная участь могла выпасть и на долю деревенской богини.
В деревне так и будут собирать богатый урожай. Одно печально: раз в несколько лет ждать им страшного голода, и всё из-за того, что они сейчас творят. Но справятся, сил у них хватит. Я им здесь уже не нужна, совсем не нужна. А уж они-то мне и подавно!
Выпалив эти слова, Холо судорожно выдохнула и упала на меха, как подкошенная. Она свернулась калачиком, дёрнула на себя шкурку и зарылась в неё лицом.
По одной макушке не скажешь, плакала ли девушка, но Лоуренс так и видел перед собой красные от слёз глаза. Он озадаченно почесал затылок, окинул взглядом узкие плечи и волчьи уши.
То она держит себя с горделивостью, достойной богини, то вспылит, как маленькая девочка. Он совершенно растерялся, однако чувствовал, что молчать нельзя, поэтому решил повернуть разговор в другое русло:
Хорошо, пока поверю тебе на слово...
Я что, по-твоему, неправду говорю?! Холо вскинула голову.
Внезапный отпор привёл Лоуренса в замешательство, но она, кажется, уже поняла, что погорячилась, и, чуть помолчав, буркнула: «Извини», а затем вновь уткнулась лицом в шкурку.
Вижу, ты и правда в обиде на местных жителей. Ну уйдёшь ты отсюда, а знаешь хоть, куда отправиться?
Холо молчала, но уши её шевельнулись, значит, вопрос был услышан, и оставалось лишь терпеливо ждать ответа. В конце концов, она выплеснула всё, что накопилось на сердце, и теперь, наверное, ей было неловко встретиться с ним глазами.
«Очаровательно, подумал Лоуренс. Если так, то очаровательно».
Похоже, он угадал: когда Холо всё же обернулась, на её красивом лице отразилось смущение, взгляд уткнулся в угол телеги.
На север.
На север?
Девушка кивнула, а потом вдруг подняла голову и уставилась куда-то вдаль. Лоуренс сразу догадался, что смотрела она в сторону севера.
На родную землю, в Йойс. Сколько лет прошло, и не счесть. Домой хочется.
Слова о родной земле растревожили Лоуренса, и он невольно бросил взгляд на Холо. Помнится, сам торговец уезжал на заработки так, будто порывал все связи с домом и родными местами, и с тех пор ни разу там не бывал.
Деревня его была маленькой, бедной, жилось там плохо, а всё же, бывает, сидит он на козлах, и одиночество настолько одолеет, что с тоской и сожалением вспоминаются те времена.
А Холо (если она и правда та самая волчица из преданий)... Выходит, она не один век провела вдали от родины, а теперь встречает здесь только пренебрежение. Любой на её месте затосковал бы по дому.