Закончив говорить, девушка посмотрела на Лоуренса.
«Теперь доволен?» прочёл он во взгляде из-под полуопущенных век.
Тут ведь все твои приметы. Думаешь, обойдётся?
Ты же сам глазам не поверил, когда уши с хвостом увидел. Вот и они также, только и всего. Узнать всё равно не узнают.
Холо просунула ладонь под капюшон, завозилась, наверное, ушам стало неудобно, когда капюшон сдвинулся на затылок.
Лоуренсу всё это не нравилось, однако торговец решил держать при себе тревогу за спутницу. Настаивать не стоило: рассердится ещё...
Кажется, разговоров о деревне вообще лучше избегать. Кроме того, портрет из предания не очень конкретный. Ну кто узнает Холо без ушей и хвоста? В конце концов, предание не церковный указ о розыске.
Лоуренс уже совсем успокоился, но тут Холо, до того сидевшая молча, словно погрузившись в размышления, заговорила медленно, будто каждое слово давалось ей с трудом:
Как, по-твоему...
А?
Они точно не узнают меня... когда увидят?
Казалось, Холо желала обратного, и эта душевная перемена бросилась в глаза.
Однако у Лоуренса всё же есть голова на плечах он уставился на хвост лошади и протянул, стараясь сохранить невозмутимое выражение лица:
Лучше бы не узнали.
В ответной усмешке Холо послышалось презрение к самой себе.
Ну, пожалуй, не сто́ит волноваться, сказала она наконец, желая, наверное, успокоить в первую очередь себя. Но торговец понял это лишь после того, как девушка вновь издала радостный возглас, рассматривая лавочки.
Только проверить догадку не получилось бы: нрав у Холо упрямый. Она уже позабыла о своих печалях. При виде вкусных фруктов и прочей еды на прилавках у неё загорелись глаза. Лоуренс не удержался и хмыкнул.
Смотри, как фруктов много! Они все в здешних местах выросли?
Здесь перевалочный пункт, через этот город везут товары из южных краёв. А в хороший сезон что-то и прямо здесь продают.
Славно на юге: так много фруктов!
Фрукты ведь и на севере растут?
Растут, только жёсткие и терпкие. Надо их высушить и хранить некоторое время, чтобы сладкими стали. Волкам такое не под силу. Только и остаётся, что у деревенских одалживать.
Пожалуй, в деревне волк позарится прежде всего на домашнюю птицу, лошадей или овец. В голове не укладывается, что этот хищник может прибежать туда полакомиться сладким. Другое дело медведь: бывает, подвесит крестьянин бурдюк с виноградом к крыше дома, а потом не найдёт, значит, косолапый зверь постарался.
Говорят, волкам подавай чего поострее да покрепче, чем кусок сахара. Это медведи на сладкое падки.
Острое не люблю. Помню, однажды мы среди обломков разбитого корабля нашли плоды, похожие на красные клыки. Поели такое началось!
Ха-ха, да это же красный перец! Товар высшего сорта.
Долго потом стояли, окунув головы в реку, и ругались, что люди жуткие существа.
Холо хихикнула пару раз, замолкла и обвела взглядом лавочки. Светлые чувства, навеянные воспоминаниями, не отпускали её. Но вот уголки губ опустились вниз, Лоуренсу послышался тихий вздох: прошлое, оживая в памяти, приносит и радость, и печаль.
Наверное, стоило сказать девушке пару слов, но она вдруг стряхнула оцепенение и заговорила первой:
Из красного мне по вкусу больше вот что.
Потянув его за одежду, Холо указала на какой-то прилавок там, за снующими по дороге повозками и людьми, высилась гора яблок.
О, какие хорошие яблоки.
Ага.
Глаза Холо сверкали под капюшоном. Послышался шелест интересно, заметила ли она, что виляет хвостом, точно собака? Видно, яблоки для неё большое лакомство.
Скажи, они вкусные?
Пожалуй, вкусные.
Холо намекала, что хочет яблок не заметить этого было невозможно, однако Лоуренс притворился, что ничего не понял.
Вот, кстати, о яблоках. Знаю я одного торговца, который однажды закупил яблок, вложив половину своих денег. Не знаю, что это были за яблоки, однако сейчас мой знакомый вдвое богаче, чем тогда.
Вздохнув, он пробормотал:
Жаль, я так не сделал.
На красивом лице было написано, что Холо ждала совсем других слов от Лоуренса, но разве можно показать ей свою догадливость? Видно, его спутница не в силах сообщить о желании напрямую, а значит, поддразнить её сам бог велел.
А... Да уж, жалко.
Только очень много пришлось бы поставить на карту. Пожалуй, я бы провёз товар водным путём.
Водным... путём?
Пока они разговаривали, лошадь шла вперёд, цокая копытами, и тянула за собой телегу.
Холо сидела как на иголках (ей хотелось яблок, но, похоже, претила сама мысль о том, чтобы попросить напрямик) и, слушая Лоуренса, ёрзала на месте.
Несколько торговцев заключают договор и на общие деньги нанимают судно. Сколько груза возьмёшь, зависит от доли вложенных денег. Однако на суше легче только за вещи боишься. А вот если корабль разобьётся, тут уже не до них: самому бы спастись. Чуть ветер усилится готовься к худшему. И всё же дело это выгодное. Правда, мне всего два раза довелось по воде с товаром переправляться...
А...
Что такое?
Горка яблок осталась позади, и теперь повозка удалялась от заветного прилавка скоро он должен был скрыться из виду. До чего же приятно знать, что на уме у собеседника! Лоуренс улыбнулся Холо ещё любезнее, чем прежде.
Так вот, про корабль...
А... яблоки...
Да?
Яблок... хочу...
Лоуренс думал, что девушка будет держаться до последнего, но, раз уж Холо отбросила упрямство, так почему бы не дать ей желанное?
Смотри, еду будешь отрабатывать.
Холо грызла яблоко и волком смотрела на Лоуренса, в ответ он с показным равнодушием пожал плечами.
Обаяние сделало своё дело: тронутый её словами и милым личиком, Лоуренс расщедрился и вытащил дорогую серебряную монету, известную как торени.
Холо истратила всё без остатка, так что еле донесла до повозки все купленные яблоки, видно, об умеренности эта девушка не слыхала.
Она съела три яблока и принялась за четвёртое. Глядя на измазанные соком руки и подбородок, так и хотелось упрекнуть её в неопрятности.
Ам... Ты ведь... хрум... притворялся... хрум... что не заметил...
До чего же приятно видеть чужую душу насквозь, скажи? заметил Лоуренс.
Он потянулся к красной горке в дальнем углу телеги, желая полакомиться, но Холо ударила его ладонью. В другой руке девушка держала пятое яблоко, уже надкушенное, и, похоже, собиралась сгрызть его до косточек, как и первые четыре.
Моё!
Вспомни, на чьи деньги куплено.
Холо широко открыла рот и заработала челюстями, растягивая щёки, а когда доела яблоко, наконец заговорила:
Я Холо, Мудрая Волчица. Разве для меня это деньги? Оглянуться не успеешь, как я их верну.
Ты уж постарайся. Той монетой я рассчитывал расплатиться за наш ужин и крышу над головой.
Хрум... Только... мфе... хрум... фнаеф, мфе...
Прожуй сначала.
Она кивнула, а вновь заговорила лишь после восьмого яблока. Интересно, вспомнит ли потом про ужин?
Ох...
А поела ты хорошо.
Яблоки, верно, творение дьявола. Мы не в силах противиться их сладкому соблазну.
Лоуренс не удержался от смеха, слушая пафосную речь Холо:
Ты ведь Мудрая Волчица. Попробуй же себя обуздать.
От алчности можно потерять многое, но от воздержания проку совсем никакого.
С блаженной улыбкой она слизывала сок с пальцев, и, глядя на неё, трудно было не согласиться, что добровольно лишать себя такого счастья в высшей степени глупо. Впрочем, вряд ли этот довод можно назвать достойным.
Кстати, чего же ты сказать-то хотела?
Ах да. Денег у меня сейчас нет, а добыть их из воздуха мне не под силу. Так вот, когда станешь покупать что или продавать, я вставлю пару слов и принесу тебе прибыль. Что скажешь? По рукам?
По рукам торговец сразу не ударит. Прежде выяснит, что ему предлагают, что от него скрывают, а также возможные последствия, как велит ему благоразумие. Дать слово значит заключить самый настоящий договор, а договор нужно исполнить, хоть из кожи вон лезь.
Потому Лоуренс и молчал, не в силах понять, что у Холо на уме.
Тебе ведь скоро шкурки продавать, так? Девушка оглянулась на телегу, будто угадав его мысли.
Если всё сложится, то продам сегодня, если нет завтра.
Когда выдастся случай, я своё слово вставлю. И если благодаря мне удастся продать шкурки подороже, то вот он, мой заработок, сказала она как бы между делом, облизывая мизинец.
Лоуренс призадумался. Послушать Холо, так за шкурки она сумеет выручить больше него. Пусть Холо Мудрая Волчица, но и он торговлей уже семь лет промышляет.
В переговорах искушён, так что вряд ли человеку со стороны под силу вмешаться и тем самым поднять цену. Кроме того, какой же покупатель по своей воле отдаст за товар больше, чем предложил?
И всё же, по словам Холо, для неё это пара пустяков. Любопытство Лоуренса перебороло неверие.
По рукам, отозвался он, на что девушка, рыгнув, ответила:
Стало быть, уговор. Одно учти: может статься, со шкурками у меня дело не выйдет. Тебе ли не знать, что трудно сказать наперёд, удастся ли мне слово вставить.
Ловко же ты.
Мудрость это умение рассчитывать свои силы.
Слова её прозвучали бы более убедительно, не оглянись она с таким сожалением на горку яблок.
Выбор Лоуренса пал на Милоне торговый дом, который по значимости считался в городе третьим. Большей известностью тут пользовались лишь два подобных заведения, и хозяева обоих были родом из Пассио. Милоне же принадлежал знатному торговцу с юга на родине аристократа располагалась головная контора, в Пассио же находился один из филиалов.
Милоне покупатель щедрый, этим он и приглянулся Лоуренсу: в других местах за шкурки дадут меньше, ведь местным торговцам незачем идти на какие-то уступки. Милоне же в городе чужие, вот и приходилось задабривать продавцов, чтобы добиться их расположения. Кроме того, торговлю дом вёл чуть ли не по всему свету, потому Лоуренс и предпочёл именно его надеялся услышать немало полезного. Может, кто-нибудь здесь слышал о том, что Зерен рассказал в церкви. Ведь если деньги меняются в цене, первыми об этом узнают менялы и люди, торгующие в разных странах.
Лоуренс снял комнату на постоялом дворе, пригладил бородку и вышел на улицу вместе с Холо. Разумеется, лицо её по-прежнему скрывал капюшон.
Речной порт располагается совсем рядом с Милоне, всего четыре постройки отделяют торговый дом от гавани, а по величине магазин Милоне второй в городе. Они соорудили много ворот для гружёных телег, и все расположены напротив деревянной пристани.
Поэтому кажется, будто нет в Пассио магазина крупнее, чем у Милоне. А главное, каждому прохожему бросится в глаза изобилие всевозможных товаров, которые привозят на склад торгового дома, отчего станет ясно, что дела здесь идут лучше некуда. Скорее всего, такой уловкой надеются привлечь покупателей и обойти соперников.
У торговцев из Пассио всё обставлено не так пышно. Долгие годы упорного труда обеспечили этим людям прочные связи, известность и доверие, так что роскошными местные лавки не назвать: им это ни к чему.
Стоило остановить лошадь перед складом, как к ним вышел человек.
Добро пожаловать в торговый дом Милоне!
Разве увидишь где-нибудь ещё кладовщика с аккуратно подстриженной бородкой, подтянутого и опрятно одетого? Лоуренс привык к тому, что на складах торговых домов хлопочут забулдыги, похожие на грабителей, а ругань стои́т до небес.
Однажды я уже был у вас, продавал хлеб. Сегодня вот пушнину хочу предложить. Товар привёз с собой. Не уделите ли мне немного времени?
Да-да. Разумеется, мы только рады. Прошу, проезжайте внутрь, там слева и найдёте того, кто вам нужен.
Лоуренс кивнул, вновь взялся за поводья, и телега проехала через ворота. В глазах зарябило от изобилия хлебных колосьев и соломы, булыжника и древесины, фруктов и прочего добра.
Жизнь вокруг кипела: казалось, тут у людей каждая минута была на счету. Пожалуй, любой странствующий торговец, оказавшись в таком месте, сразу поймёт, какова цена успеха в чужой стране. Холо сидела рядом. Похоже, эта картина произвела впечатление и на неё.
Постойте-постойте, господин. Вы куда едете? донеслось до Лоуренса.
Лошадь тянула телегу торговца за собой, рядом от повозки к повозке сновали с поклажей грузчики. Лоуренс обернулся на голос и заметил крупного мужчину: кожа его загорела до черноты, от него словно веяло мощью. Конечно, тяжести таскать должны не привратники приятной наружности, а те, кому это под силу, и всё же окликнувший был чересчур крепкого сложения, так что Холо даже спросила шёпотом, не воин ли он.
Пушнину приехал продавать. Сказали повернуть налево там будет тот, кто мне нужен.
Тут до Лоуренса дошло, что собеседник его стоял на левой стороне склада; мужчины встретились взглядами и рассмеялись.
Тогда вот что: ступайте сюда, а о повозке вашей я позабочусь.
Лоуренс послушно тронул поводья, телега сдвинулась с места, а мужчина протянул к лошади руки и сделал знак остановиться. Животное фыркнуло: видно, воодушевление человека пришлось не по нраву.
Хо-хо, какая лошадь. Она у вас крепкая и выносливая, да?
Служит верой и правдой, не жалуется.
Пожалуется, так сто́ит её всему свету показать.
А как же, и они вновь рассмеялись.
Работник взял коня под уздцы, привязал к добротной деревянной изгороди, простиравшейся вглубь склада. Затем громко кого-то позвал.
Чуть позже к ним подошёл мужчина, по ви́ду которого нельзя было сказать, что он здесь грузы носит: ему больше подошли бы пергамент и перо. Похоже, оценщик.
Вы господин Крафт Лоуренс? Позвольте поприветствовать вас от имени хозяина.
Учтивым приветствием Лоуренса встретили не в первый раз, но как подавить смущение, когда называют по имени прежде, чем успел представиться? Он три года не заезжал в Милоне, с тех пор как зимой продал тут пшеницу, неужели привратник в тот раз его запомнил?
Вы сказали, пушнину продать желаете?
У местных торговцев принято сначала поговорить о погоде, здесь же сразу перешли к делу. Лоуренс кашлянул и подобрался, отбросив посторонние мысли.
Именно так. Товар лежит сзади, всего семьдесят шкурок.
Он ловко спрыгнул с козел, жестом пригласив мужчину следовать за собой. Холо чуть помедлила, затем тоже спустилась на землю.
О, куньи шкурки, и какие хорошие! Земля в этом году дала богатый урожай, так что куниц нам почти не привозят.
Из куниц, что поставляют на продажу, каждая вторая поймана земледельцем. Когда выдаётся урожайный год, работа в поле отнимает у крестьян всё время, и тут уже не до охоты. Лоуренс решил, что настало время приступить к делу.
Мех этот редкого качества, такой попадается раз в несколько лет. В пути нас застал дождь, шкурки намочил изрядно, а блестят они по-прежнему. Взгляните сами.
О, ваша правда, у шкурок прекрасный блеск. И мех, вижу, хорош на удивление. Посмотреть бы ещё, большие ли, маленькие...
Лоуренс тотчас выбрал шкурку побольше и передал её оценщику: до продажи покупатель может прикасаться к товару только с разрешения продавца.
Хо-хо... Что говорить, и здесь всё превосходно. Так... вы сказали, всего семьдесят?
Разумеется, Лоуренса не попросят показать все шкурки такая беспардонность при переговорах недопустима. Здесь и начинается торг: всякий покупатель желает увидеть товар целиком, но какой же продавец с охотой исполнит это желание? Вот где противостоят друг другу лицемерие, приличия и интересы обеих сторон.
Ну что же, господин Лоуренц... ох, простите, господин Лоуренс. Поскольку нам уже приходилось иметь с вами дело, устроит ли вас следующая сумма...
Одно и то же имя по-разному звучит в устах людей из разных земель. Такое было не впервые, потому Лоуренс лишь рассмеялся и перевёл взгляд на деревянные счёты, которые мужчина вынул из кармана. В каждой стране, в каждом краю цифры пишут по-своему, оттого торговцы во время переговоров почти не переводят бумагу с чернилами усложнять дело ни к чему. А сумму видно сразу, сто́ит лишь взглянуть на деревянные костяшки счётов. Правда, важнее всего монета, которой предлагают расплатиться, и здесь нужно быть начеку.
Наша цена сто тридцать два торени.
Лоуренс изобразил мучительное раздумье:
Видите ли, такую пушнину ещё поискать. И привёз я её к вам, потому что вы меня прежде с хлебом выручили...
Тут мы вам очень признательны.