Его дом. Его клетка из тонкой паутины и славы.
Вокруг дворца, словно изгиб материнской руки, расположилась Великая Библиотека. Затенённые стёкла блестелизащитники вечного знания, сокрытого внутри. Там хранилась вся история Аравии до последней унции, каждый клочок папируса, который хоть чего-то стоил. Настоящее святилище для тех, кто, как и Лев, копил знания, словно скупецмонеты.
Насир не был жадным искателем знаний, но библиотека когда-то стала ему убежищем. Он сбегал в тексты, испещрявшие многочисленные свитки переплетённого папируса. Мать всегда говорила, что разум должен быть остёр, как клинок, и потому он проводил за чтением столько же времени, сколько за тренировками, испытывая лёгкую вину от того, что это ему и правда нравилось.
Их окружали дома с горделивыми куполами из меди и обсидиана, грани которого жадно поглощали щедро льющиеся лунные лучи. Арки утопали в этой битве света и тени, лишь кое-где сонно покачивались одинокие светильники. Песчаные дюны устилали землю, а впадины между ними, казалось, были подсвечены синим. Редкие стоянки бедуинов сияли ярко, словно упавшие звёзды.
Какая красота, тихо проговорила девушка, и Насир, стоявший рядом с ней, был согласен.
Луна увенчала её короной из звёздного света, окутала её волшебством. Звёзды тускнели от зависти перед её блистательной красотой. И в самом деле не было ничегоникогопрекраснее.
Так почему же вдруг его охватила такая всепоглощающая печаль?
Мне очень жаль, повторил он, что это произошло с твоей матерью.
Слова сорвались с его губ без предупреждения. Чувство вины грызло его сердце, запертое точно в клетке.
Она скривила губы.
Я хотела вернуться, искать её, но очевидно
Нет, ты не можешь, прервал Насир, не дав ей закончить. Она замерлаохотница среди дикого леса, и его сердце взяло над ним верх, колотясь под рёбрами, словно он всё ещё мчался по крышам. Ты не можешь уйти.
Почему нет? осторожно спросила она, и запоздало он понял, о чём девушка не договорила: « но очевидно, она мертва».
Она хотела вернуться, но в действительностине собиралась. Rimaal, теперь её вопрос повис между ними, требуя ответа.
Имелся тысяча и один способ ответить на него, но он выбрал слова, которые меньше всего были ему по душе.
Нам нужно вернуть сердца.
Зафира усмехнулась, потому что тоже желала услышать совсем не этот ответ. Ветерок играл с её волосами, и принцу захотелось заправить непослушные пряди ей за ухо. Он сжал руку в кулак.
Я не собираюсь уходить, пока мы не найдём Альтаира. Пока мы не вернём волшебство и не убьём Льва, сказала она. Моя сестраздесь, а подругав безопасности. Больше у меня никого нет.
«У тебя есть я», хотел сказать Насир.
Девушка повернула голову, словно услышала его слова, так и не высказанные. В лунном свете он различал тени эмоций, сменяющихся в её взгляде. Гнев. Печаль. Боль. Но её тоска давала ему надежду, а упорство наполняло его ужасом.
Всё моё селение погибло, и моя жизнь перевернулась. Она коротко и невесело рассмеялась. Моя мать умерла, а я не пролила ни единой слезинки. Вот какая я стала бессердечная.
Нет. Насир знал, что значит быть бессердечным, что значит красть живые души, оставляя позади сирот, вдов и разрушенное будущее. И всё же он плакал, когда его мать инсценировала свою смерть. Боль была такой сильной, что Насир был поражён тишиной в сердце, которая осталась после, оглушительной тишиной, которую нарушало лишь присутствие Зафиры рядом.
Пять лет, тихо проговорила она. Мать не покидала дом пять лет и вдруг нашла в себе силы выйти наружу, когда смерть была неминуема.
Когда убиваешь так много, ни одна из миссий не выделяется среди прочих. Насир был просто не в силах чувствовать вину или раскаяние за каждую убитую им женщину, каждого сына, каждого возлюбленного. Память о всех них была общей, отмеченная каждым его вздохом: он дышал, а кто-тобольше нет. И никогда не сделает новый вздох.
До этого мига.
Эта единственная смерть не была на его руках, но он был повинен в том, что не помешал случившемуся.
Почему? спросила Зафира в наступившей тишине.
Потому что онатвоя мать, тихо ответил он. Если девушка и заметила сдерживаемые эмоции в его голосе, она ничего не сказала.
Зафира не винила его за тот яд, и он был бы глупцом, если бы убеждал её в обратном. Она и так знала, что онубийца, но самое страшноеона по-прежнему предпочитала видеть в нём человека. И он не стал испытывать эти пределы. Молча он прижал кочергу к своему сердцу и выжег правду дотла. Мир дрогнул перед глазами.
Зафира сделала один осторожный вдох, потом ещё один.
Была.
Не всегда скорбь сердца измеряется слезами. Все мы скорбим по-разному. Насир посмотрел на дворец и величественные огни. Неспособность плакать не делала её бессердечной. Трудно быть безразличным к своей семьея хорошо это понял.
Он ждал, что после этих слов его снова накроет волна отвращения к себе, но тишина странным образом успокаивала.
Ты хочешь увидеть его? спросила девушка.
Да, ответил он, прекрасно понимая, о ком она. Пусть пусть даже он никогда не станет тем же человеком, каким был прежде, у Насира были свои соображения об отце, но он не озвучил ни одно. ПреждеАльтаир.
Если бы только Альтаир знал, что Насир сделает всё, что угодно, чтобы вернуть его. Если бы только он мог сказать Зафире, что сделает всё, что угодно, только бы исправить свои преступления.
Он хотел сделать ещё больше. Теперь, когда он узнал правду, что Ночной Лев много лет постепенно погружал свои когти всё глубже в разум и душу султана Аравии, Насир испытывал жгучую, непреодолимую потребность положить этому конец.
И волшебство, сказала Зафира.
И волшебство, согласился принц, но только ради неё. Ведь теперь он знал цену магии и то, что волшебство сделало с его отцом, с матерью, и ему не было дела до волшебства, разрушившего его семью.
Но ради неё, ради исправления всех совершённых им ошибок, он доведёт дело до конца.
Глава 13
Свет, пробивающийся сквозь полузакрытую штору, расчерчивал столовую полосами, словно решётка тюремной камеры, и зной пустыни пробуждался ото сна. Обычно никто не избегал раннего солнца. Высший Круг сохранял скрытность без излишней паранойи.
Когда Зафира выглянула из окна своей комнаты, то увидела отблески серебра на каждой затенённой улочке, на каждой крыше. Раньше она и подумать не могла, что увидит Стражу Султана во плотиих блестящие плащи, точно маяки, выделялись среди коричневых и золотистых оттенков пустыни. Но раньше она так же не могла представить, что станет объектом преследования Стражи. «Они бдительны, когда ищут zumra и свою добычу», предупредила Айя.
Снаружи донёсся шумуличный торговец торговался с женщиной за фрукты в его тележке на колёсиках. Дин обычно после всё равно подсовывал купцу пару лишних монет, заявляя: «Нужно заплатить им за хлопоты».
Ешь, сказала Лана, сидящая слева от Зафиры, и подтолкнула к ней тарелку с масленой харшей. Еда была разложена на полотне с бахромой.
Кифа рядом кивнула. Ящик с сердцами стоял между ними.
Силы тебе понадобятся.
Айя наблюдала за ними со своей странной, чуть мечтательной улыбкой.
Всем нам понадобятся силы. Мы черпаем их в поддержке и единстве, ибо вместе мы сильнее. Это всегда было основой Высшего Кругаи сначала, когда Круг был советом по делам сафи во главе с Беньямином, и после, когда он стал маленьким войском под командованием Альтаира.
Она отвернулась, стиснув зубы при воспоминании.
Зафира не знала, что побудило Лану тронуть Айю за руку, но, когда сестра коснулась сафи, та повернула ладонь и переплела их пальцы. Да, одно делоуслышать об их связи от Ланы, и совсем другоеувидеть собственными глазами.
Простите меня, мои дорогие, проговорила Айя. Её глаза увлажнились, даже когда она нежно улыбнулась Лане. Из всех потерь, которые мне пришлось пережить, эту эту я пока не знаю, как преодолеть.
Возможно, эта скорбь из тех, которые нужно принять, тихо отозвался Насир. Не всякую скорбь нужно побеждать.
Айя задумчиво посмотрела на него:
Ты говоришь, как тот, кто и сам пережил потерю.
Roohi. Вот что она сказала прошлой ночью.
Баба тоже говорил так, и Умм улыбалась ему той особенной улыбкой, которая сияла лишь для него одного.
Habibi. Hayati. Roohi.
Любовь моя, жизнь моя, душа моя вот что означали эти слова, но смысл их был гораздо глубже.
Habibi для друзей и любви, что была вполне настоящей.
Hayati для любви всепоглощающей, более глубокой день ото дня, пока тот или та, кого любишь, не становился твоей жизнью.
Roohi когда твоя душа переплеталась с душой того, кого ты любишь, и сияла с силой тысячи солнц. Когда она пускала корни под сердцем и её нити оплетали всё твоё существо.
Вот что разделяли когда-то Баба и Умм. Вот о чём мечтала маленькая Зафира, пока любовь родителей не уничтожила их обоих, не разбила вдребезги, разбросав осколки их душ по одинокой земле.
Она вспоминала родителей прошлой ночью под звёздами, стоя рядом с юношей со взъерошенными волосами и вопросом в серых-пресерых глазах. Она видела дворец, раскинувшийся внизу во всём своём великолепии, видела огни Великой Библиотеки, истинное волшебство, и всё же
Всё это меркло рядом с ним, с её принцем.
Ты в порядке?
О небеса. И надо было ему сесть так близко? Харша в его руке была идеально поделена надвое. Зафира подмечала все эти деталито, как принц аккуратно развешивал свою одежду на спинке кресла, тогда как сама она просто бросала свою в кучу. То, как он разламывал хлеб на маленькие аккуратные кусочки, чтобы съесть, будь то манакиш, или лепёшка, или харша.
Лучше не бывает, ответила девушка, и Лана издала какой-то звук, подозрительно похожий на фырканье.
Он выглядит так, словно скорее бы съел тебя, шепнула Кифа ей на ухо и закатила глаза, когда Зафира отшатнулась. Шучу, Охотница.
Двери распахнулись, и девушка схватила свою сумку. Сеиф вошёл в зал чеканным шагом. Айя выпустила руку Ланы и быстро убрала блюдо с маринованным ягнёнком. Судя по всему, хладнокровный сафи не одобрял поедание ягнятины или даже охоту на животных в принципе.
Сеиф швырнул что-то на столик рядом, и Айя побледнела. Зафира прищурилась. Это была крошечная бутылочка, почти пустая с чем-то алым внутри. «Кровь?»
Мы ничего не нашлини кораблей в гавани, ни каких-либо признаков Льва. Мы трудились всю ночь. Сеиф приблизился и бросил недобрый взгляд на Насира: Пока ты был
Осторожнее, сафи, тихо предупредил Насир. Трепать языком может быть опасно, и даже бессмертные мрут как мухи.
В распахнутых глазах Айи отразилось любопытство.
Где ты был? Вы не должны были покидать дом.
Мы наблюдали за окрестностями с самой высшей точки в городе.
«Вот бы я умела врать так гладко», подумала Зафира. А с другой стороны, это ведь было не вполне ложью.
Сеиф презрительно фыркнул:
Вместе с ней?
Ты намекаешь, что женщины не умеют карабкаться по стенам? Насир смерил его взглядом прежде, чем Зафира успела возмутиться.
Сеиф раздражённо рыкнул. Глядя на тень ухмылки на лице Насира, Зафира наконец поняла, почему Альтаир относился к своему искусству вызывать в других ярость так, словно это было единственной целью всей его жизни. Лана изо всех сил пыталась не рассмеяться.
Возможно, его здесь пока нет, сказала Кифа, но это не отменяет неизбежного.
Он идёт за нами. Сафи не знают.
Ночной Лев, прошептала Лана, и Сеиф бросил на Айю взгляд, в котором отчётливо читалось: «Нужно было оставить её там, в снегу». В тот самый миг Зафира решила, что Сеиф будет последним, кого она станет защищать, и первым, кого она скормит дандану.
Кифа изучающе посмотрела на Лану:
На улицах воцарится настоящий хаос, когда эти вести разлетятся по всей Аравии.
Хаос уже витал в воздухе, в пыли, поднимавшейся, когда народ бунтовал, в тяжёлом бремени налогов.
Но с Сарасином всё будет в порядке, процедил Сеиф.
Вот как? переспросила Зафира раздражённо. И кто же защитит народ Сарасина?
Сарасинцы уже достаточно пострадали с тех пор, как был убит их халиф. Халифат всегда был тёмным местомв том числе в буквальном смысле этого слова, с их тёмным песком и тусклым небом. Но с тех пор как трон опустел по хладнокровному приказу султана и армии Сарасина были теперь под его властью, там царили напряжение и страх неизвестности.
Сеиф проигнорировал её слова. Ну да, чего ещё ожидать.
Айя поднялась.
Влиятельный смертный по имени Музаффар. Он был хорошо известен в торговых кругах, но пока вы были на Шарре, начал делать себе имя и среди простого народа. Он успокаивает людей, обеспечивает их необходимым. Его люди хранят мир, а этобольше, чем многие могут пожелать.
Хрупкий мир, тихо заметил Насир. Этого едва хватит, чтобы противостоять Льву.
Не все боятся Льва. Даже в прошлом, во время его тёмного правления, были те, кто верил, что онпредвестник новой эпохи, сказала Айя. Жемчуг в её волосах сиял. Будь она менее задумчивой, Зафира приняла бы её пыл за поддержку. Они утверждали, что Лев принесёт золотой век величия и что, если бы Сёстры не цеплялись за старые обычаи, мы бы никогда не оказались в этой темноте.
Ну да. Кифа отряхнула руки и поднялась. Нам нужна кровь.
Здесь рядом лечебница, тут же ответила Лана.
Кровь силахов, уточнила Кифа с нотками нетерпения в голосе. Кровь с магическими свойствами. Такого в лечебнице не найдёшь.
Для чего? спросила Зафира, хотя страх, бегущий по её венам, был вполне ясным ответом.
Кифа встретилась с ней взглядом.
Для тебя. Чтобы наш компас снова начал работать. Ты с лёгкостью сможешь выследить Альтаира, Льва и сердце в придачу за один раз.
С лёгкостью. Как будто всё это находилось в корзинке, спокойно ожидающей, когда Зафира придёт и возьмёт.
Для этого нужен dum sihr, возразила Зафира, поджав губы, невольно ощутив укол вины за своё раздражение на Кифу, словно Советница, не колеблясь, готова была использовать запретную магию крови.
Нет.
Приказ прозвучал резко, но в этом голосе звучали отголоски потери. Все взгляды обратились к Айе. Сафи качала головой, а в её глазах отражалось нечто сродни безумию.
Нет. Только не dum sihr.
Лана выступила вперёд:
Амма
Чего бы он ни желал, это не будет настолько же ужасно, голос Айи хлестнул словно плеть. В следующий миг Зафира поняла, кто он: Лев.
«Цена dum sihr всегда велика». Так сказал Беньямин на Шарре. Зафира вспомнила, что однажды он использовал магию крови, пытаясь спасти их с Айей сына Тщетно. Эта боль превращала всех их в безрассудных дураков.
Он желает отомстить всему вашему роду, сквозь зубы процедила Кифа. Желает сковать тьмой всю Аравию.
«Желает дома для своего народа», сказал Джаварат.
Но дом нельзя было построить на насилии.
Айя по-прежнему качала головой, а в её взгляде отражались отблески истерики. Лана снова протянула сафи руку, и Зафира отчётливо вспомнила Умм в объятиях сестры, хрупкую и потерянную. Лана прошептала что-тослишком тихо, чтобы услышали остальные, и Айя закрыла глаза, беря себя в руки, и коснулась губами лба Ланы.
Зафира ощутила укол тревоги, а в глазах защипало.
Насир молчал, и взгляд его серых глаз был непроницаемым. Он поднял было руку и тут же уронил, со вздохом отвернулся.
Моя мать имитировала собственную смерть. Мой отец совал кочергу в огонь и клеймил меня. Сорок восемь раз. Унижал меня. Опустил меня до положения пса. Голос принца звенел в темноте, одновременно тихий и властный. Всё это сделала магия. Магия даровала Льву власть над моим отцом. Магия заставила мою мать оставить Позолоченный Трон. Насир посмотрел на свои руки, с которых срывались струйки теней. Он тихо, прерывисто рассмеялся, выдохнув сгусток тьмы. И всё же вот он я, помогаю вернуть волшебство.
Зафира знала, что он страдал, видела это своими глазами во дворце Льва на Шарре. И всё же она никогда не связывала его страдания с магией.
Как же так случилось, что то, что она так сильно любила, к чему так страстно стремилась, причинило ему такую невыносимую боль?