"Так зачем мне дарить тебе ясность?"
- Потому что мы не враги.
"Так приятно слышать".
- Играй честно, и сможешь что-то получить. Может быть. Дай мне шанс, Кайра.
"Раньше я тебе доверяла".
- Истина в том, что ты получила много хорошего. Не моя вина, что в середине пути мы шагали по дерьму. - Истину всегда можно изогнуть, пару раз. Но умолчим.
Медленно, словно ей было больно говорить: "Я хочу, чтобы Рыцари Хрила и прочие ваши гнусные рабовладельцы были сломлены. Как ты сломал Черных Ножей".
Я кивнул. - И тебе все равно, что будет со всеми остальными.
"Кто из них заботился о Народе?"
- Кто-то. А кто-то - нет. Не об этом мы говорим.
"А о чем же?"
- Я могу помочь. Но ты должна помочь мне.
"Есть пределы, за которые я не желаю выходить".
- Прошу о немногом.
"Слушаю".
- Знаю, здесь скоро разольется говно. Сколько у нас, неделя?
"Меньше. Революция подобна лавине. Когда лопнет корка, можно лишь ехать сверху или позволить ей погрести тебя"
- Ага. Замешаны не только гриллы и твои агенты, да?
"Кейн, прошу. Пусть мы доверились друг другу, не жди, что я выдам все, что ты сможешь донести Поборнице".
- Вполне честно. Но дай мне еще поиграть в хитрого зверька, ладно? Твой Народ затеял нечто, что вызовет в Аду большой переполох - возможно, даже резню - а это станет веской причиной для полноценного вторжения... скажем, нескольких дивизий армии Анханы, которые Делианн скрытно разместил у границы. Он ведь уже толкует с липканским двором о Бедных Угнетенных Огриллонах и Гнусных Угнетателях Хриллианцах и что у Анханы Нет Территориальных Претензий, а Липке до сих пор дуется на Орден за его вялость в Равнинной войне, а значит, Делианн сможет полностью занять это место за две недели. - Я простер руки. - Каково?
"Две недели? Ты забыл, что теперь у нас есть железные дороги. И пароходы".
- Ага. Еще не привык. Спорю, что хриллианцы тоже.
"На то и рассчитываем. Сколько стоит твоя помощь?"
- Отмените Дымную Охоту.
Шепот стал скрежетом. "Проси другого".
- Но я хочу этого.
"Не ты ли тот тип, что сказал: нельзя устроить революцию, не разбив голов?"
- Нет, - ответил я. - Не тот. И я сюда приехал не ради революции.
"Думала, свобода для тебя вроде религии".
- Это кейнисты. Не путай святое писание с реальностью.
"Что есть реальность?"
- Многие меня спрашивают.
"Я желаю видеть тебя на нашей стороне, Кейн. У меня большие трудности..."
- Мое сердце полнится мочой сочувствия.
Разочарование сделало Шепот шипением. "Почему это так важно?"
Я пожал плечами. - Орбек мне брат. Черные Ножи - мой род.
"О, умоляю. Давно ли?"
- Меня приняли.
"Ты самое нелепое, самовлюбленное..."
- Я серьезно, Кайра. Вспомни, что случалось с людьми, вредившими моей семье.
Целая река хрустальных колокольцев рушилась с утеса. "Приемная семья огриллонов!"
- Кайра.
Стекло звенело. "Что?"
- Вера мне приемная дочь.
Река колокольцев замерзла в падении.
Когда она заговорила, Шепот стал очень мягким, и очень медленным, и очень, очень ровным, успокаивающим - так опытный дрессировщик мог бы обращаться к сбежавшему медведю. Большому, голодному, злому медведю.
"Скажем, согласна. Скажем, я меняю планы, перемещаю силы и принимаю риск. А что получаю?"
Я встал. - Именно то, о чем просила.
Дверной молоток в форме гротескного кулака не произвел эффекта; однако, когда я швырнул камешек в ставни второго этажа, из узкой освещенной щели донесся голос, явно женский, но отнюдь не женственный. - Больше так не делай. Тебе не понравится, если я спущусь.
- А тебе точно не понравится, если я поднимусь.
Ставни раскрылись. Силуэт квадратной головы на квадратных плечах показался, отвешивая кивок, рука махнула в сторону узкой арки на три шага левее. - Ждала тебя. Входи через кухню.
Три ступени и гнилой тротуар вывели меня в переулок за домами. Ворота сада тоже были укреплены, но я уже слышал лязг тяжелого засова. Створка открылась.
Никого. Никого видимого.
Лившийся через панель над дверью кухни бледный свет едва обнажал беспорядок сада: клочки умирающих сорняков между камней, от гравия до булыжников размером с кресло. Я пробирался в сумраке, задумчиво кивая при каждом неизбежном хрусте.
Дверь открылась. Я сказал квадратному силуэту: - Думал, ты в отставке.
- Я оставила экзотерический пост, за что была извергнута во тьму кромешную. Опала, как тебе известно, бывает полезна для эзотерической службы. - Силуэт ретировался, освободив порог. - Входи. Для тебя найдется кресло у камина.
Кухня была скромной, едва вмещала выступ камина, железную мойку и крошечный столик с двумя кожаными креслами. Еще одно, из простого дерева, стояло у огня, и она указала на него толстой тростью.
- Сиди так, пока не высохнешь. В гостиной множество ценных документов, и я не позволю их портить. Снимай сапоги, если не против.
Я просто стоял на пороге. - Удивлен, что Эзотерия приняла тебя.
- Приняла? Меня? - Т'Пассе из Нарнен-Хольма, некогда посол при Дворе Бесконечности, позже самозваная глава церкви кейнизма и королева беспокойного осиного гнезда в расщелине моей задницы, тяжело опиралась о трость, шагая к столу. - Вопрос был не в найме. Вопрос был в том, как извлечь из меня пользу.
- Ты всегда...
Она ткнула пальцем в лампу. Фитиль вернулся к жизни. - Глава дозора в Анхане. О да - люди Тоа-Сителла неспроста меня арестовали.
Я кивнул, хмуро вспоминая. - Догадываюсь задним числом... ты ничего не боялась. Даже в Яме. Даже лицом к лицу со Змеями. И с Орбеком.
Она шевельнула плечами. - Как и ты.
- Это другое. Я хотел умереть.
- Умереть по своему выбору. Я же искала спасения... тоже по своему выбору. Результат одинаков, ибо одинаковы были условия выбора: приверженность абсолютной свободе. Как говорят кейнисты: "Или я желаю, или не буду".
- Ох, ради всего дрянного! Не начинай.
Она хихикнула и пассом зажгла еще одну лампу. - Школы Аббатств делают ужасное дело, когда учат нас думать. Э?
Волосы были выстрижены до короткой щетины, вокруг обрывков правого уха ползли шрамы. Она уселась в кожаное кресло с осторожностью, говорившей о привычке к боли, вытянула правую ногу, подняла белую бумагу со стола, нашла перьевую ручку и чернила, и чернильницу с песком.
Я сказал: - Выглядишь лучше.
Она хмыкнула: - А ты, конечно, нет. Сядь.
Я покачал головой, пожал плечами - и покорился. - Со дня Истинного Успения вроде бы?
Она поглядела косо. - Я так благодарна за заботу - хотя склонна удивляться, почему ты, заботливый, не навестил меня в больнице посольства?
- Я приходил. Ты еще не пришла в себя. Ты куда приятнее, когда рот закрыт.
- Думаю, тут мы похожи. - Она макнула ручку и начала писать. Опустив голову и не глядя, сказала мягко: - Бедро - со дня Успения. Ухо... некоторые недавние задания были... сложными. Не всё с тобой возиться, дружок.
Я состроил рожу. - Давно ли мы дружим?
- Последнее дело стало причиной, по которой посол Райте перевел меня сюда. Думал, что это станет местом покоя, где я оправлюсь от ран.
- Это дерьмо можешь смело сбросить, куда следует.
- Никогда не придерживалась такой иллюзии. - Одутловатое лицо приободрилось. Я уже забыл, как ярко и сурово могут сиять эти глаза. - Знала, что во что-то влипну.
- Ты гений.
- Кто я, так лучший в мире эксперт по тебе.
Я скривился. - Говоришь, ждала меня.
- Да. С приезда. Каким именем пользуешься?
- Хм?
- Наверное, ты Джонатан Кулак? - Она рылась в бумагах на столе, хмуря лоб и щурясь на тесно поставленные строчки. - По крайней мере, под этим именем ты уходил на юг, расследовал пограничную войну. С Орбеком и лошадиной ведьмой...
- Мы ничего не расследовали, мы... откуда знаешь?
- Имя. Из какой-то артанской легенды, верно?
Я пожал плечами. - Он заключил сделку, из которой не смог выпутаться.
- А. - Она постучала задним концом пера по носу, улыбнулась. - Очень хотелось бы встретиться с лошадиной ведьмой. Ты ее привез?
- Никогда не замолкаешь?
- Нет, конечно, ты не мог - примитивный комплекс воина-мужлана - ты ни за что не подверг бы ее опасности. Ты редко сражался с женщинами, еще реже убивал - ясное дело, видишь в этом нечто отвратительное, если не прямо недопустимое - но если они иного вида, это ведь не считается? Верю, ты считаешь лишь убийства женщин люд...
- Могу добавить еще одну, если не заткнешься.
Она подняла голову, воздела брови. - О, прошу. Так какое имя ты используешь?
- Я очень устал, - ответил я. - Намок как половая тряпка, а последний обед выблевал на пол камеры, когда хриллианский рыцарь играл в мяч моей головой. В вашем городке серьезные проблемы. Я хочу лишь разрулить их, поужинать горячим и, чтоб меня, отойти ко сну. Неплохо?
- А мне очень интересно, что ты расскажешь. Но будем делать всё в организованном порядке, или не будем вообще. Имя?
Я вздохнул. - Доминик Шейд.
- Ага. - Она держала ручку между ладоней, но я мельком увидел стол: буквы сами собой появлялись на бумаге. - Под обоими именами ты уже известен - в послушании и в Кириш-Наре. Не подумал, что это рискованно?
Я пожал плечами. - Это казалось меньшим риском, чем врать рыцарю Хрила, с магией или без.
- А ты использовал магию нераспознавания?
- Вариант Вечного Забвения.
- Магию, изобретенную Конносом-искусником, да? Твоя покойная жена пользовалась ей в личине Саймона Клоунса?
Я кивнул: - Предполагается, она не дает людям сопоставлять различные факты. Потому я и выбрал два разных имени. Но не уверен, что эта фигня работает как следует. - Я повел рукой. - Ты - явное свидетельство обратного.
- Сам мог бы предвидеть: тавматургическая магия ненадежна на Бранном Поле, тем менее, чем мы ближе к Аду. Хотя...- Она порылась в бумагах. - Припоминаю... да, вот. Вечное Забвение уязвимо перед теми, у кого коренной образ объекта превосходит данную личность.
- И какого хрена это должно значить?
- Не важно. Дальше. Почему ты отказался от личности Джонатана Кулака?
Ты пришел не для того, чтобы выпороть ее, сказал я себе. Не для того. - Ты что, пишешь трепаную книгу?
- Ну да. - Она послала улыбку столь лукавую, что я чуть не передумал. - Да, пишу.
Я лишь закрыл лицо ладонями. - О сладкие судороги траха. Ненавижу. Ты хоть знаешь, как я тебя ненавижу?
Я слышал хихиканье. - Хватит. Ты ранишь мои чувства.
- Чертова книга обо мне уже написана...
- Я прочитала. Но она не совсем о тебе; на мой взгляд, скорее о вреде, который ты причиняешь жизням тех, кто вокруг. Моя книга будет гораздо глубже; не простая история, не биография для простаков, но научный трактат о твоем феномене, не о жизни. О тебе, который больше чем просто ты.
- О боже.
- О сущности, делающей тебе тобой: квинтэссенции духа Кейна во всех нас. Ведь это главный мой интерес. Кейнизм никогда не станет чистой философией, истинно полезным и универсальным моральным компасом, пока сущность не удастся вырезать из злосчастного месива твоей жизни.
- Я был бы лучшим моральным компасом, если бы вы, тарахтелы, назвали себя иным именем.
Она словно не слышала. - Почему, думаешь, я выпросила Пуртинов Брод? В этом месте ты достиг функционального апофеоза. Здесь ты...
- И сколько готово из книги?
- Ну, я... я еще систематизирую заметки...
- Значит, ночь переживешь.
- Умоляю. Ты не убьешь меня - не искалечишь и даже не тронешь - из чистого тщеславия. Ты всегда такой.
- Стараюсь вырасти. Что за хрень этот апофеоз? - а, забудь. Не желаю знать. - Я резко встал, глядя на мокрые отпечатки от двери. Взял лампу, взвесил в руке.
Когда я двинулся к внутренней двери, трость со стуком преградила путь. Изящное движение пальца, и колесико на лампе провернулось, тоже на палец. Гася фитиль.
- Моя ошибка, - сказала она. - Не нужно было упоминать документы в гостиной - хотя, как видишь, я легко предугадала и смогла помешать твоим попыткам угрожать моей работе.
Я вздохнул, видя, как последний завиток дыма улетучивается по стеклянному горлу лампы. - Может, поступить проще? Разбить этой штукой твой, уже трахнутый череп?
- И как это убедит меня использовать ресурсы Монастырей для спасения Орбека?
Я уставился на нее.
- За этим ты и пришел. Не трудись, не отрицай.
- Я говорю с тобой, - ответил я мрачно, - потому что Совет Братьев должен узнать о том, что творится в вашем задрипанном городе.
- Дерьмо лошадиное.
- Что?
- Лошадиное, - сказала она громче. - Дерьмо. Повторяю: я - ведущий специалист по тебе. Знаю Орбека - отлично знаю, помнишь? И тебя знаю. Знаю, что нет ничего, что ты не скажешь и не сделаешь ради жизни близкого. Это дело принципа, не так ли?
- Потому Совет должен узнать новости от тебя. Потому что никто не поверит ни одному слову такого сукиного сына.
- А я почему должна верить?
- Потому, - буркнул я, - что ты лучший специалист по мне.
Она нахмурилась. Я ощущал, как в голове щелкают колесики.
Подцепил. Осталось лишь дернуть за крючок.
- Итак, я лжец. А ты эксперт. Расскажи мне о моей лжи.
- Ах... - Она села прямее, глаза заблестели. - Ах да... твоя ложь заставила Короля Канта начать мятеж, приведший к второй Войне за Наследие. Ты обещал, будто разоблачишь Ма'элКота как актира перед всем городом.
- Ага.
- Ты лгал нам в Яме, чтобы поддержать моральный дух приговоренных перед днем Успения... даже когда тебя волокли на смерть в Шахту, ты лгал... и все же... все же...
- Ага! И все же.
- ... и посол Райте... его отчет о твоем соглашении с Возвышенным Ма'элКотом - когда ты согласился, ложно согласился сдаться...
- Ага.
- И каждый раз, - бормотала она, глаза горели отстраненным восторгом, - твоя ложь становилась истиной...
- Это заставляет меня быть осторожным, выбирая, что говорить людям. Понимаешь, что это означает?
- Кейн, я... - Хрупкий голос стал беззвучным. Она казалась очень, очень юной, я вдруг понял, какой девочкой она была сорок лет назад, прежде чем мир сокрушил лучшие мечты. - Кейн...
Это казалось молитвой.
Мне пришлось отвернуться. - Слушай, только не падай на колени и все такое. Держи контроль над магическими чернилами, чтобы потом смогла прочесть написанное. Знаешь, как меня занесло сюда в первый раз?
Брови сошлись. - Ты подошел к аббату - позволь, гляну на записи - Тремайн-Вейла, да, со сведениями о частной экспедиции из Претраннайга. Частично частной - ее финансировал и Каннитанский Легион. Для поисков реликвии Перворожденных - что-то связанное с Панчаселлом...
- Это был драгоценный камень размером с мою жопу. Слеза Панчаселла. По "Песне Короля Сумерек", она слеплена из слез Панчаселла по Народу, оставшемуся в Тихой Стране, когда он запечатал дилТ'ллан перед Слепым Богом.
- Устные предания Первого Народа чрезвычайно...
- Да знаю. Назовем это метафорой.
- Да. Жаль, нам не дано изучить саму Слезу. - Она вежливо кашлянула. - Теперь помню, в твоем отчете...
Я повел рукой. - Знаешь, что такое дилТ'ллан?
Она пожала плечами: - Язык Первых полон трюков, почти каждое слово имеет массу смыслов, зависящих от контекста. Дил может означать путь, или лабиринт, или врата, или стену. Т'ллан - слово для Луны. Особенно когда ее персонифицируют. Так же называют их богиню, когда она принимает аспект Луны. А еще это модификатор для любого понятия, включающего регулярные смены фаз, или для того, что видят преимущественно ночью, или связанного с приливами, или...
- Ага, ага. Говоря проще: диллин - врата в Тихую Страну. То, что Первые называют Тихой Страной, вы зовете Артой.
Глаза широко распахнулись. - Твой мир. Мир актиров. Да, я читала книгу Делианна.
- На моем родном языке его называют Earth. Хриллианцы зовут Истинным Адом, и это название не так уж плохо. Ты ведь помнишь последний раз, когда мой народ решил явиться в силе. День Успения.
Она подняла трость, морщась. - Я там была.
- Ага. Ну, примерно тысячу лет назад Панчаселл начал понимать, на что способен мой народ. Тогда он и решил закрыть сеть диллин. Запереть дилТ'ллан. Все дилы.
- Невозможно.
- Вовсе нет.
- Первые могут быть лучшими заклинателями Дома, но ни один смертный не способен овладеть такой мощью - даже Ма'элКот до Успения. По всему миру? Перегрузка должна была испепелить его, словно его же огненной молнией. Закрыть диллин хоть на миг, не говоря о тысяче лет... чтобы держалось восемьсот лет после смерти Панчаселла...
- Ты сказала. Ни один смертный.
- Ах. - Глаза сузились и снова раскрылись. - Сила?
- Да. Нездешняя Сила. - Я сам не заметил, как кишки завязались в узлы. Тугие узлы. - Нездешняя Сила. Божество Черных Ножей.
- Но даже так... она была Связана Слезой, чтобы провести так много...
- Нет. Слеза была... просто прибором. Слеза дала Ей контроль над рекой. Контроль над климатом, силу вызывать пожары и так далее. Слеза и позволила Ей превратить Бодекен в пустоши.