Ты кто? он таращился на меня, словно видел впервые в жизни.
Будто не я только что помогала ему избавиться от груды железа.
Илва.
Илва, повторил он и снова икнул. Почему ты в моем доме?
Теперь это мой дом, возразила я и на всякий случай отступила назад.
Врешь, бабья твоя душа! рявкнул Тур и саданул по лежанке кулачищем. Это мой дом! И всегда был мой! Где моя мать? Говори!
Умерла.
Мгновение он сидел, потрясенный, а потом уронил лохматую голову на руки и затрясся в рыданиях. Духи лесные, ведь он уже спрашивал об этом Ираха, неужели спьяну все забыл?
Пожалуйста, тихо попросила я, дождавшись, пока его рыдания превратятся в редкие всхлипы, уходи отсюда.
Убирайся вон! заорал он, вновь поднимая перекошенное от злости мокрое лицо и глядя на меня бешеными глазами. Вон, воровка!
В страхе я отпрянула к изножью своей лежанки, но изба Ульвы была не столь уж просторноймежду нами все еще было совсем небольшое расстояние. Тур, похоже, совсем обезумел: стащив с ноги грязный сапог, запустил им в меня. Я увернулась, сапог ударился о стену, где сушились травы, и плюхнулся прямо в бочку с водой, обрызгав мне платье.
Тряси твою душу! пьяный Тур не унимался и, громко рыча, уже стаскивал с себя второй сапог. Проваливай из моего дома!
Я не стала дожидаться грядущей расправы, метнулась к выходу, подхватила висящую у порога овчинку вместе с платком, сунула ноги в валенки и юркнула во двор.
Второй сапог ударился в уже затворенную дверь.
Всхлипнув, я растерянно оглядела двор. В крытом стойле, где раньше у нас жила корова, бил хвостом стреноженный конь, укрытый длинной попоной. Завидев меня, животное злобно фыркнулода уж, зверюга под стать хозяину Чтобы не видеть ни единого напоминания о своей горькой участи, я подняла лицо вверх. Ночь стояла ясная: звезды россыпью усеивали черный бархат неба, яркая луна заманчивым кусочком сыра висела среди них. Ночной морозец мгновенно вонзил в меня острые иглы, и я поспешно натянула поверх платья телогрейку из овечьей шкуры. Что же делать теперь? Меня выгнали из дома, ночью, в мороз И хотя дом этот стал моим лишь после смерти Ульвы, и, положа руку на сердце, ее сын имел на него все права, мне было горько и обидно.
Утерев рукавом выступившие слезы, я посмотрела на запертый сарай. Ну не ночевать же, стоя на улице, в самом деле? Сарай я хорошо утеплила соломой еще в начале осени, чтобы мои курочки не мерзли зимой. А значит, внутри я не должна околеть от холода.
Рано же поутру побегу к Ираху со своей бедойавось не откажет в помощи, как и обещал.
Сонные куры встревоженно закудахтали, когда я непрошеной гостьей вломилась к ним посреди ночи. Конечно же, внутри царила темень. Я на ощупь сгребла в угол побольше соломы, плотнее закутала голову и плечи теплым платком и свернулась клубочком поверх нехитрого ложа.
Меня душили рыдания.
За что мне такие беды? И так нелегко жить на свете сиротой, не помнящей своего рода и племени, отвергнутой и презираемой своими же односельчанами, которые даже по прошествии пяти лет считали меня чужачкой и ведьмой. Я пережила смерть Ульвы, которую любила, пережила уныние и голод, смирилась с одиночеством, но у меня хотя бы был угол, где я чувствовала себя дома, в безопасности А что теперь будет со мной? Откуда взялся на мою голову этот пришелец?
Я теперь даже не пыталась утирать льющиеся ручьями слезырукав телогрейки и край платка и без того были насквозь мокрыми. Сейчас, в темноте, мои беды казались особенно горькими: жалела себя, вновь скорбела об Ульве, винила во всех своих несчастьях грубияна-Тура. Но мало-помалу слезы высохли, всхлипы стали реже, а мысли потекли в ином русле. Бедная Ульва, как она печалилась, что до смерти ей так и не удалось повидать единственного ребенка! Он ушел из дому незадолго до моего появления в ее жизни, мечтая поступить на службу к королю и стать гвардейцем. Помню, поначалу она частенько говорила о нем, гордилась тем, что сумела в одиночку поднять на ноги свое дитя и обучить его грамоте, хотя сама так и не научилась читать. Да что толку в грамоте, если так и не дождалась она от сына ни единой строчки? Года три назад проезжал по Трем Холмам королевский посол с гвардейцами в охране, от одного из них Ульва и узнала, что у сына дела идут как нельзя лучше и что желание его исполнилось.
После того не поминала она его в разговорах, а я и думать забыла о нем.
И вотна тебе, приехал, когда его уже и не ждал никто. Что ему не сиделось в гвардейцах-то? Тепло, поди, и сыто, доспехами и конем вот обзавелся
Мысли постепенно размягчались киселем и уплывали, баюкая измученный разум, и в конце концов я сама не заметила, как задремала.
***
Разбудил меня громкий вопль петуха почти над самым ухом. Курочки уже проснулись и тревожно бегали вокруг, поглядывая на меня искоса своими черными глазками-бусинками.
С добрым утром, выдохнула я облачко пара и села на жесткой постели.
Несмотря на то, что в сарае было теплей, чем на улице, на выбившихся из-под платка волосах выступила изморозь, а нос совсем застыл от холода. Солома облепила меня всю: прилипла к одежде, забилась за шиворот, запуталась в волосахпришлось потратить уйму времени, чтобы привести себя в порядок. Спину от неудобного и холодного ночлега прихватило; охая и держась за поясницу, я открыла двери сарая и выпустила курочек в небольшой загон.
Перед тем как отправиться к Ираху, надо было хотя бы умыться, но меня передернуло при мысли о том, чтобы вернуться в дом и встретиться лицом к лицу с его новым хозяином; умываться же стылой водой из колодца тоже не хотелось. Поэтому пришлось разводить огонь прямо на улице. Я изрядно провозилась и разбила себе руки в кровь, пытаясь высечь искру с помощью камня и каленого обуха ножа, но мои труды воздались сторицей: во дворе запылал огонь. Чтобы согреть воды, пришлось почти до блеска вычистить старый котел, в котором я обычно варила овощные очистки для своей живности, и когда я водрузила его над костром, то уже порядком согрелась от работы.
Стреноженный конь возмущенно фыркал и бил копытом, почти скинув со спины попону. Вздохнув, я вернулась в сарай, нагребла побольше соломы, наполнила ею лопнувшее деревянное корыто и осторожно пододвинула кормежку животному. В благодарность зверюга едва не укусила меня, резко мотнув здоровенной головой с нечесаной гривой.
Провалиться бы тебе, вместе с твоим хозяином, в сердцах пожелала я, но все же поставила перед злобным кусачим чудовищем ведерко с согретой водой.
Не успела я как следует ополоснуть лицо, как входная дверь скрипнула, и на пороге показался новоиспеченный хозяин дома, все в той же верхней одежде, что и вчера, весь помятый и опухший со сна. В его правом сапоге, как мне показалось, хлюпала вода. Он недобро воззрился на то, как я утирала лицо краем платка, и хрипло откашлялся.
Эй, девка Ты зачем мой сапог утопила? прорычал Тур и угрожающе медленно спустился с крыльца.
На кой ляд мне сдался твой сапог? с обидой выкрикнула я, отступая назад. Ты же сам в меня вчера сапогами швырялся, не помнишь?
Тур издал гортанный рык, но сконфуженно отвел глаза. Я все еще сердилась на него за то, что он грубо вышвырнул меня из дома и заставил ночевать в сарае, будто животное, но мне показалось, что, проспавшись, он начал стыдиться содеянного. Подошел к коню, потрепал спутанную гриву и вновь скосил глаза на меня.
Спасибо, что накормила Ворона.
И напоила, не удержалась я, согретой водой. Согретой на огне, который пришлось разводить не в печи, а на улице Потому что ты выставил меня из дома.
Небритое лицо Тура недовольно скривилось, и он потер пальцами виски. Поделом ему, пусть помучается, хоть бы и от похмелья.
На миг показалось, будто нечто человеческое проскользнуло в сыне бедной Ульвы, но когда он пристроился спиной ко мне у забора и стал развязывать штаны, я едва не задохнулась от возмущения.
Отхожее место там! крикнула я, махнув рукой за сарай.
Ответом мне послужило выразительное журчание, и я с досадой отвернулась от паскудника.
Я помню, невозмутимо сказал он. Иди в дом, говорить с тобой буду.
«Ишь ты, командир какой», подумалось мне, но привычка помалкивать удержала меня от излишней дерзости.
Вздохнув, я послушалась Тура и вошла в избу. В конце концов, раз уж он меня выселяет, я должна хоть вещи собрать.
Первым делом достала из-под кровати шкатулку со своим богатством. Здесь я хранила выторгованные монеты, портрет старой Ульвы, который нарисовала сама пару лет назад, и самое драгоценноечудесную куколку, которая была при мне с тех самых пор, как я появилась в лесах близ Трех Холмов.
Куколку эту делал, несомненно, искусный мастер. Вырезана была она из неведомого мне молочно-белого дерева. Личико, ручки, ножкивсе было так натурально, что казалось, вот-вот заговорит эта милая маленькая девочка. Нет, не просто девочкапринцесса. На голове ее мастер каким-то чудом пристроил целую копну длинных светлых волос, которые увенчал золотистой короной. Изумительное платье из голубой парчи охватывало ее тонкий стан, а на одной ножке красовалась хрустальная туфелькавторая, видать, потерялась еще до того, как я успела это заметить.
Эта куколка была моим оберегом, моей тайной, моей подружкой. Еще старая Ульва велела мне спрятать ее подальше от чужих глаз и никому ею не хвастатьотберут ведь и продадут.
За спиной громыхнула дверь, и я в страхе хлопнула крышкой шкатулки, подскочила и спрятала свое богатство за спину.
Что прячешь? с порога рявкнул Тур, но тут же презрительно махнул рукой. Ладно, твое дело, мне чужого не надо. Садись.
Я послушно села на свою лежанку, предусмотрительно затолкав шкатулку подальше за спину. Тур тоже селна лежанку материи с отвращением стянул с ноги мокрый сапог. Я деликатно отвела глаза от его ноги, замотанной в грязную портянку.
Ты кто?
Илва.
Это я уже слышал. Почему ты в моем доме?
Я жила здесь с твоей матерью.
Он хмыкнул:
Служанка, что ль?
Нет, я даже слегка обиделась. Просто жила с ней. По хозяйству помогала, конечно.
Приживалка? Ты чьих будешь?
Ничьих.
Тур непонимающе моргнул и поморщился, коснувшись рукой виска.
Хватит загадки загадыватьи без тебя башка трещит. Выкладывай, откуда ты здесь взялась. Не припомню из местных такую дерзкую мелочь. Сколько ж меня тут не было? Пять лет?.. Или шесть?.. Кхм Тогда тебе сколько было кстати, а сейчас тебе сколько?
Не знаю, вздохнула я.
Его глаза налились кровью.
Шутки шутить вздумала? взревел он, приподнимаясь над постелью.
Я правду говорю, пискнула я и отодвинулась ближе к изножью кровати. Вместе со шкатулкой. Не знаю, кто я и откуда взялась. Меня нашла в лесу твоя мать Ульва пять лет назад. Голодную и без памяти, о том, что к Ульве привела меня стая волков, я решила предусмотрительно умолчать. Пожалела меня и взяла к себе жить. Нарекла Илвой.
Несколько мгновений Тур буравил меня глазамитеперь, при свете дня, они не казались мне черными, скорее отливали болотной зеленью. Глаза Ульвы были серыми, как и у большинства жителей нашей деревни, но все же было в его лице некое едва уловимое сходство с материнским.
Сирота, значит. Найденыш.
Лучше было согласно кивнуть, что я и сделала. Он еще немного подумал, обводя мутноватым взглядом нашу с Ульвой нехитрую комнату.
Когда умерла моя мать?
Почти год назад, едва выпал первый снег.
Тур наклонил голову, завесившись гривой давно немытых и нечесаных волос. Рука его вновь коснулась висков, а затем торопливо мазнула по глазам.
Она говорила обо мне?
Говорила, осторожно ответила я, лихорадочно пытаясь вспомнить имя, которое называла мне Ульва. Ингард? Эригард? Угвард? Имя было какое-то дурацкое, и не выговоришь Нет, теперь уж не вспомнить. Хвалилась, что ты грамоте обучен. Что выбился в люди. Называла тебя славным воином, говорила, весь в отца пошел.
Тур горько хмыкнул и тряхнул головой, словно отгоняя неприятные воспоминания.
Славным воином в отца м-да
А отец-то твой где? полюбопытствовала я. Ульва никогда о нем не упоминала. Умер?
Лучше б умер, сквозь зубы процедил он. Ты мне правду скажи, что говорила-то? Проклинала меня, небось?
Нет, мои брови удивленно взметнулись вверх, гордилась тобой. Ждала от тебя вестей.
Тур уронил голову еще ниже и обхватил ее руками, будто не хотел слышать моих слов.
Энгилард. Точно. Так его нарекла Ульва.
Почему ты ей не писал?
Уж не надеялась, что дождусь ответа, однако услышала хриплое:
Поначалу все недосуг было. Да и оказии не выпадалос кем вести-то передавать? Один раз получилось, да и то на словах. А потом
Он махнул рукой и задумался. Мне стало любопытно.
Чтопотом?
Потом я уже не мог, он поднял голову и враждебно посмотрел на меня.
Это почему ж не мог-то? Мог бы даже и приехать, если б захотел. Мать проведать. Эх, да что говорить, я сокрушенно покачала головой, вспоминая горькую улыбку Ульвы, когда она задумчиво вглядывалась в сторону тракта, лелея тайную надежду.
Много ты знаешь, девка! рыкнул он сердито. Я здесь хозяинэто не ты меня спрашивать должна, а я тебя!
Ну, спрашивай, покорно кивнула я, сложив на коленях руки.
Злобная гримаса на его небритом лице через мгновение будто бы слегка смягчилась.
Куда подашься теперь?
Я уныло пожала плечами:
Не знаю. Куда глаза глядят.
Он хмыкнул, и в его болотных радужках заплясали хитрые огоньки.
Тебя здесь тоже не шибко-то любят, верно? Ты правда ведьма?
А мать твоя что, ведьмой была? вскинулась я.
Поговори мне! рявкнул он и хлопнул кулаком по лежанкея едва не подпрыгнула от неожиданности. Какая она тебе ведьма, дура?!
Вот и я о том Я такая же.
Он снова смягчилсяза переменами его настроения сложно было уследить.
Значит, идти тебе некуда.
Некуда, со вздохом подтвердила я.
Он вновь осмотрелся.
Я гляжу, ты неплохо здесь управлялась. Хозяйство держишь, коня накормила Можешь здесь оставаться, если хочешь. Мне расторопная баба не помешает. Только работу свою делай исправно! Будешь отлыниватьвыгоню взашей!
Неожиданная щедрость Энгиларда-Тура застала меня врасплох. Продолжать жить здесь? Рядом с ним?!
Впрочем, лучшего выхода у меня пока не было. Но предложение было весьма подозрительночто на самом деле он хочет взамен?
Это какую такую работу? я недоверчиво прищурилась.
Ну он призадумался и почесал в затылке, бабье ваше всякое Прибрать там, приготовить Стирать мне будешь, он, казалось, уже приободрился, мысленно раздавая мне указания, воду носить, печь топить. За конем присматривать. Куры твои, опять же
Все это было несложно, но взыграла во мне проклятущая дерзостькак ни давлю ее в себе, а все ж где-то вылезет:
А ты что делать будешь?
Что?! заревел он, что твой медведь, и подскочил с лежанки. Я тебе ничего не должен, девка! Я тут хозяин, поняла? Что велюто и будешь делать. А я я отдыхать буду, вот!
Я на всякий случай соскользнула с кровати, подхватив шкатулку, и опасливо шагнула к двери.
Ладно, светлейшая милость, отдыхай, коли устал. Что сейчас повелеть изволишь?
Жрать давай, отрезал он с ноткой самодовольства, садясь на место. И это помыться мне надо. Бадья есть?
Есть.
Тогда воду нагрей. Но сначала жрать.
Будет сделано, ваша милость, хмыкнула я и шагнула к печинадо растопить, без огня еды не приготовишь.
И не дерзи мне, прорычал он мне в спину.
Где уж мне Как величать-то тебя, светлейший господин? Туром?
Я тебе покажу Тура! обиженно рявкнул он, но я уже не испугалась. И думать забудь! Энгилард мое имя. Можно Энги, если для тебя трудно. Запомни и не путай.
Хорошо, Энги. Запомню.
Я обычно не завтракала, разве что могла горсть орехов или ягод сушеных утром съесть и молоком запить. Разжигая огонь, недовольно нахмурилась: если топить печь дважды в день, то и хвороста придется вдвое больше собирать. Эх, прибавится же мне забот
Да и еды на зиму теперь придется больше запасти. Тут я совсем пригорюнилась. Хватит ли моих скудных заработков на то, чтобы прокормить не только себя, но и такого здоровенного бугая? Эх, прости-прощай моя мечта о заветной книге со всеми хворями
Завтраком он остался доволен: я подогрела ему остатки вчерашней картошки, наковыряла из небольшой бочки квашеной капусты да состряпала яичницу из всех четырех яиц, что снесли мои курочки. Он потребовал хлеба и съел всю четверть каравая, которая нашлась в доме. Я уже мысленно составляла перечень покупок, за которыми мне придется идти на воскресную ярмарку.