Дрюня не договорил.
Не приходи даже если передумаешь! рявкнул вдруг Пип так, что Людвин, который было успокоился, снова заплакал. Я тебя видеть не желаю!
И он вылетел из комнаты со скоростью и силой пушечного ядра и хлопнул дверью. Одна из картин упала на пол.
Дрюня вскочил с дивана. Бруни впервые видела его сердитым, и это ее сильно удивило.
Знаешь что, любовь моя, мы с Людвином пойдем на свадьбу, даже если тебя там не будет! сообщил он. Так-то!
И вышел из комнаты, видимо, намереваясь догнать Пипа. Крик Лягушонка еще какое-то время доносился из коридора, а потом затих.
У Ваниллы задрожали губы. Подойдя к ней, Бруни обняла подругу и заставила положить голову себе на плечо.
Ну и чего ты добилась, дуреха? гладя ее по спине, спросила принцесса. И с отцом поругалась, и с мужем, и с сыном!
А с Лягушонком-то почему? всхлипнула та.
Ну он же был недоволен? невозмутимо ответила Бруни. Пойдем, сядем, а то мне тяжело стоять, и поговорим по душам.
Мы уже поговорили, снова всхлипнула Ванилла, но послушно пошла с подругой и села рядом с ней.
Давай я расскажу тебе историю об одном бравом парне, сказала Бруни. Жил да был в квартале Мастеровых такой видный парень Пип: буян, драчун и заводила. Девки за ним хвостом ходили, они таких любят. А он однажды увидел девушку из соседнего квартала. Она с родителями в Вишенрог переехала недавно и еще никого по соседству не знала. Пип увидел ее и пропал
Ванилла перестала шмыгать носом и подняла голову.
И как же звали эту девушку? спросила она.
Бруни улыбнулась.
Не догадалась еще? Ее звали Аглая.
Ванилла судорожно вздохнула и прижала руки к груди. Бруни знала, что она носит, не снимая, медальон с изображением матери.
А дальше?
Принцесса порылась в поясной сумочке. Достала платочек с королевскими вензелями, протянула подруге и продолжила:
А потом была свадьба. Самая шумная свадьба в квартале Мастеровых, потому что на нее явились все друзья Пипа и все его бывшие подруги. Но он ни на одну из них не смотрел, он смотрел только на молодую жену. И смотрел на нее с таким же обожанием все годы, что они прожили вместе. На все воля Индари, Аглая ушла в самом расцвете лет, оставив Пипу двух обожаемых дочерей. «Женись, в один голос твердили ему кумушки квартала, пусть у девочек будет мать!» А он отвечал: «Ни за что не приведу девчонкам мачеху!» Его родная сестра, Хлоя, говорила ему: «У меня на примете есть хорошая женщина, добрая, работящая и детей любит. Давай, братец, я вас познакомлю?» А он сердился: «Не будет чужих в нашей семье!»
А потом? тихо спросила Ванилла, комкая платочек в ладони.
А потом дочери выросли и повыходили замуж, Бруни отняла платочек и вытерла мокрые щеки подруги.
Откуда ты все это знаешь? Ванилька забрала платок обратно и принялась с силой тереть опухшие глаза.
Мама рассказывала, улыбнулась принцесса. Они даже ругались с Пипом по этому поводу. Он ей говорил: «Хлоя, ты хоть и моя работодательница, и любимая сестра, но в это дело не лезь! А то будешь искать себе нового повара!»
Узнаю папеньку, хихикнула Ванилла. Хлоя хорошее имя. Мне всегда нравилось. Жаль, что первым будет Редьярд.
Ну, Редьярд всегда первый, засмеялась Бруни и поднялась. Мне пора идти. Прошу, помирись с ним. И все-таки подумай о своем присутствии на свадьбе. Пип делал для тебя гораздо больше!
Ванилла насупилась:
Подумаю.
Обещаешь? не отставала принцесса.
Обещаю, Твое Королевское Высочество, пробурчала подруга.
* * *
Холодный предрассветный сумрак сегодня не потревожил Узаморского наместника. Сны герцогу не снились давно. Наверное, с тех самых пор, как Рейвин перестала принадлежать ему и начала принадлежать Ласурии. Но сегодня приснилось, что он, мальчишка еще, водит любимого жеребца князя Моринга по кличке Яростный вдоль берега незамерзающей речки Вьюшки, давая остынуть после скачки.
Яростный обладал всеми характерными чертами Узаморской породы лошадей: широкой грудью, мощным крупом и мохнатой шкурой, защищавшей его от жестоких морозов. Кроме того, он был подозрителен и обожал кусать зазевавшихся конюших. Атрона ему удалось укусить всего один раз, поскольку мальчишка оказался не менее подозрительным, чем он сам. Единожды оплошав более слабины не допускал, был настороже, спиной не поворачивался. Пожалуй, Яростному он нравился за крепкую руку, хозяйственную жилку и вот эту, очень близкую ему, подозрительность. Коню не было дела до весьма скромного титула потомка обедневшего дворянского рода, до его небогатой одежонки и отсутствия монеток в карманах его куртки. Честно говоря, морковка в этих самых карманах привлекала Яростного куда сильнее. Ведомый провожатым конь вышагивал важно, дышал глубоко, успокаивая ходящие ходуном после бега по лесной чащобе бока. На другом берегу реки, в отдалении, слышался детский смех и лепет. Яростный недовольно всхрапывал и косил глазом ему хотелось заснеженной тишины, но смех приближался. Что-то очень похожее на меховой шар «катилось» без остановки к берегу, оканчивающемуся обрывом. Следом бежали три женщины в темных одеждах, причитая и протягивая руки, но маленькие ножки мехового шара были слишком быстры.
Атрон дернул повод, остановив коня, и тоже повернулся в ту сторону. И вдруг закричал смешным баском:
Эй, малявка, а ну стой! Стой, не беги на кромку!
Из-под белого пушистого меха на него глянули неожиданно темные глубокие глазенки, полные озорства. Девчушка, укутанная в меха, не послушалась ступила на обрыв, с интересом посмотрела вниз, на быстро бегущую, укутанную паром, воду. Под дружный крик ужаса нянек снег под ее ногами осел, и она полетела в реку.
Вот Аркаешева дочь! как взрослый выругался мальчишка, бросил повод и побежал к берегу, на ходу снимая куртку.
Яростный, хоть и подмывало смыться, чтобы заставить пацана побегать за собой до ночи, порысил следом.
Намокший мех шубки уже утащил девочку на дно. Ледяная вода ожгла кожу мальчишки так, что у него перехватило дыхание. Стиснув зубы, он нырнул, шаря руками в поднявшейся со дна мути до тех пор, пока не нащупал полу одеяния. Потащил наверх, чувствуя, как сводит мышцы от холода. Вынырнул, глотнул воздуха, поволок утопленницу к низкому берегу, откуда прыгал. На воду упал повод Яростный стоял у самой воды, делая вид, что он тут не при чем.
Бросив на него благодарный взгляд, мальчишка схватился одной рукой за повод, другой за девчонку, и гаркнул:
Н-ну, пошел! Пошел!
Жеребец принялся осторожно отступать, вытаскивая его из реки. Наверху, на обрыве, в голос выли две няньки, а третья закричала:
Парень, вези ее прямиком во дворец князя, не то замерзнет! А мы следом поспешим!
Атрон согласно кивнул. Стащил с девочки намокшую шубейку, подхватил со снега свою куртку, укутал худенькое тельце, перевалил через лошадиную спину, ловко оседлал коня. Духи Ветров свидетели князь прикажет высечь за то, что сел на его любимца, ну да Индари с ним! Это если еще сам Яростный не сбросит! Но к удивлению всадника, конь стоял смирно, а едва мальчишка сел, сжимая коленями его бока всхрапнул и помчался к городским стенам.
От тряски из горла девчонки полилась вода. Она прокашлялась и заревела.
Тихо, дура! от холода голос у Атрона почти совсем пропал.
Он крепко держал спутницу, чтобы не сползла с лошадиной спины, и под его рукой она затихла. Несмотря на неудобное положение, повернула голову, облепленную темными, почти черными, волосами, и он снова поймал взгляд ее глаз. Испытующий, глубокий взгляд.
Яростный ворвался в открытые ворота, промчался по улицам и узким мостам. Процокав копытами по подъемному мосту, ведущему в древнюю резиденцию Морингов, стал как вкопанный во внутреннем дворе. К нему уже бежала стража.
Сильная рука стражника стащила мальчишку на землю, привычно поднялась дать оплеуху негоднику, посмевшему оседлать княжеского любимца.
Нет! вдруг хрипло произнесла девчонка и закашлялась, выплевывая остатки воды.
Пресветлая! ужаснулся стражник, скинул с плеч подбитый мехом плащ, завернул в него девчонку и помчался внутрь замка так, словно за ним гнались полярные волки.
Эй, парень, иди-ка в караулку покамест, позвал мальчишку второй стражник.
Но конь осипшим голосом произнес тот. Я за него отвечаю.
Вон с конюшни бегут. Иди давай, а то околеешь!
У маленькой печурки, стоящей у стены караулки, мальчишку начала бить сильная дрожь. Он уже плохо соображал, что происходит кто-то сунул ему в руки кружку с дымящимся напитком и резким запахом алкоголя, кто-то тряс его, раздевал, растирал ноги, уже потерявшие чувствительность
Где он? послышался властный голос.
Вот, мой господин!
Перенесите его в княжеские покои! Целитель Гаркест уже там, осматривает княжну.
С ней все в порядке?
Слава Пресветлой и Духам Ветров все! Испугалась только сильно.
Как же так вышло, а?
Кончайте разговорчики!
Есть!
Атрона куда-то несли, а ему казалось, он парит по воздуху, а рядом летит большая белая птица, заглядывая ему в душу темными, полными озорного лукавства глазами
Его Светлость резко выдохнул и проснулся. Несколько минут бездумно смотрел в высокий потолок, укрепленный мощными балками, затем повернул голову. Стакан с талой водой стоял на тумбе рядом с кроватью Тиона, бывшая нянька Рейвин, которую он, став наместником, сделал своей экономкой, ставила его для герцога с ночи. Поскольку в покоях герцога топили только в самые лютые морозы, вода была ледяной, и глоток ожег горло, приводя Атрона в себя. Прошлое отвратительная вещь! Оно приходит, когда не зовешь, и не уходит, если гонишь.
В круговорот привычных дел герцог окунулся с удовольствием. И пусть дел было бессчетное количество, он знал, что заботится об Узаморе Пожалуй, впервые о чем-то заботится в своей жизни! За прошедшее с начала своего правления время, рю Воронн перетряс все службы, закосневшие при прежнем князе. Набрал молодых и дерзких, отправил в отставку тех, кого служба интересовала лишь с точки зрения кошелька. Будучи опытным дипломатом, он помогал государствам в решении проблем, но нынче все решал сам, и это оказалось куда интереснее, чем быть посредником! Вступая в должность, Атрон беспокоился, что Его Величество Редьярд начнет закручивать гайки, однако этого не случилось. То ли король приглядывался к своему ставленнику в Северных землях, то ли ему было не до Узамора.
Секретаря герцог не держал. Он предпочитал общаться напрямую с главами служб. Для документов от каждой из них было отведено определенное место на его столе, что позволяло Атрону сразу видеть по количеству прошений, какое из ведомств нуждается в пристальном внимании.
С докладов от пограничников он начинал каждое утро. Хотел знать, кто въезжает на Северные земли, и с какой целью. Опытный глаз сразу выхватил знакомое имя, ожегшее яростным жаром: Ягорай!
Судя по документам, граф путешествовал с женой и охраной. Значит, женился все-таки, негодяй, на крейской девке, в которой только и было-то, что смазливое личико и протекция Ласурского архимагистра!
Путешественники направлялись в Рокунар. Атрон посмотрел на дату въезда. Похоже, они уже здесь! В столице.
Он сердито бросил бумагу в кипу просмотренных. Аркаеш с ними! Судя по докладу, долго не пробудут, поскольку направляются в Весеречье, на поклон святым местам. Жесткая улыбка тронула губы герцога и Боги против их союза, раз не дают зачать дитя. Боги они все видят!
Работая, он на какое-то время забыл о Ягорае
Нет, не забыл!
Имя крутилось в голове, как заезженный музыкальный свиток, который уже и шипит, и скрипит, но исправно играет одну и ту же мелодию. Атрон знал, что увидев приемного сына, удержит себя в руках за прошедшее время многое перегорело, и на прежней своей жизни он поставил жирный крест. Но почему-то увидеть Яго хотелось.
Эта мысль отравила Его Светлости весь день. Он боролся с ней до наступления темноты, и сдался, когда закончил дела. Отказался от ужина, накинул легкий черный плащ, делавший его похожим на вора, и вышел в город. Конечно, он не станет искать сына в лабиринтах Рокунара, накрытого звездной ночью, он просто прогуляется
Ноги сами понесли в центр, на площадь Вийеталлы-ветреницы, где каждый вечер горожане устраивали танцы и катания на ледяных горках. Эта площадь, наверное, была единственным более-менее просторным местом в столице Узамора. Сейчас оттуда раздавалась музыка, тянуло ароматами горячего морса на меду, маленьких северных яблок, запеченных в карамели и шоколаде, жареных колбасок и свежего мясного хлеба.
Народу было много, как и всегда. Рокунар являлся последним из крупных городов на Северном тракте и одним из основных торговых центров Ласурии.
Накинув капюшон и держась в тени стен, Атрон обходил площадь по кругу. Странное это было ощущение смотреть на людей, которые и не подозревали о его присутствии, и знать, что все они зависят от него. Что их жизнь и благополучие в его руках. Его Светлость на миг попытался представить, как ощущает себя король Ласурии, от которого зависит гораздо больше жизней на Тикрее, как вдруг увидел Яго Уже потом он разглядел тех самых сестер-рубак, которые когда-то вынудили его отступиться от жены, крейскую волшебницу с зелеными глазами, горящими, как у кошки, ее скучного слугу с туповатым выражением лица и какого-то бледного молодого человека в шубе из шкуры гризли.
Герцог остановился. Сын стоял лицом к нему, хорошо освещенный светом магических фонарей, и держал в объятиях крейку. Под медленную музыку они двигались в толпе танцующих узаморцев, и было видно, что близость тел в танце доставляет обоим наслаждение.
Атрон не верил, когда ему говорили, что Яго похож на него, ведь у него была на это веская причина. Но в это самое мгновение он вдруг увидел сходство и растерялся. Ягорай был чужим ребенком, сыном человека, отнявшего у него Рейвин. И хотя спустя столько лет Его Светлость знал, что выбор короны был и ее личным выбором, и почти смирился с этим, ненависть к Ласурскому королю продолжала разъедать сердце, как кислота. Но сейчас не в чертах лицах он нашел сходство приемного сына с собой! Во взгляде, которым Ягорай смотрел на свою жену Атрон также смотрел на Рейвин, с немым обожанием и бесконечной нежностью, с желанием защитить, но не сделать ничего лишнего, что могло бы ее обидеть, с восхищением и уважением.
Атрон оперся затылком о холодную стену дома, а затем вовсе отвернулся, тяжело дыша. Пресветлая, почему так больно? Он вычеркнул прежнюю семью из своей жизни! У него есть дело, ради которого стоит жить, дело, которое доставляет ему радость и занимает дни и ночи величие Узамора! Так отчего же так больно?!
Несколько минут герцог провел в оцепенении, а когда отдышался, покинул площадь, променяв ее свет и музыку на темноту и тишину окраинных улиц. Снега здесь лежало не в пример больше. Мелькнула мысль: «Пора направить сюда магистратских магов, растопить сугробы».
Взгляд Его Светлости зацепился за темный комочек в снегу, наверное, кто-то из детей потерял варежку. Он наклонился: замерзший комок оказался котенком со слипшейся шерстью и закрытыми глазами. Решив, что зверек мертвый, герцог равнодушно распрямился, но котенок вдруг приоткрыл маленькую пасть и беззвучно мяукнул. Атрону вспомнились люди на площади, чьи жизни были у него в руках, но сейчас в ладони просилась смерть, маленькая и милосердная, хватала за полу плаща Атрон протянул руку свернуть зверьку шею, избавив от мучений
«В эту самую минуту Боги смотрят на тебя сверху, Атрон рю Воронн, и раздумывают, раздавить ли тебя, как ничтожную букашку, или дать шанс?» шепнул внутренний голос. От такой дикой мысли Его Светлости неожиданно стало смешно. Запрокинув лицо в темное небо, герцог засмеялся, а затем резко оборвал смех. Наклонился, поднял шерстяной комок, сунул за пазуху.
У искорки кошачьей жизни, угасающей на широкой ладони Узамора, больше никого не было. Как и у самого герцога.
* * *
Погранец, толкнувший ворота и выпустивший «призраков» в Весеречье, был облачен в зимнюю форму белого цвета. И неудивительно. Чем дальше путешественники удалялись от Ласурии, тем больше снега лежало вдоль дорог и на ветвях деревьев.
В Рокунаре, столице Узамора, в которой пришлось задержаться на недолгое время, чтобы пополнить запасы провианта, снег уже вовсю оккупировал крыши домов и улицы. Сугробы в человеческий рост высотой возвышались под стенами домов, и дети с визгом съезжали по ним, вылезая прямо из окон. Из всех «призраков» в столице Северного княжества доводилось бывать, как выяснилось, Яго, Дикраю и Грою, поэтому остальные с удовольствием посвятили свободное время ее изучению. И сошлись во мнении, что Рокунар им не нравится. Рубак не устроил традиционный простор в жилых помещениях, Альперта и Вителью постоянный холод везде, и на улице, и в домах, Таришу теснота, с которой были возведены здания, а Дробуша ширина городских улиц. «Тролль не пройдет!» возмутился он, и был прав. Когда столица осталась позади, потянулся однообразный пейзаж снежные заносы, белая утоптанная дорога, перелески, заваленные снегом по самые древесные кроны. К Весеречью знаменитый Узаморский лес редел, сменяясь пустынными пространствами, с кое-где торчащими скалами.