Как ты убрал с себя метку Смерти? трясёт посохом маг Воздуха.
Он говорит, что он ничего не делал, передаёт им мои слова Пламя. Он лишь хотел, чтобы Скверна его не замечала.
Маг Воды толкает мага Воздуха и спрашивает:
Это, случаем, не Скрыт?
Да, Бродяга знает, что это! Я такое только у Старого Мамонта и у Сумрака и видел! горячится маг Воздуха. Немой, в конце концов, кто ты?
Я пожимаю плечами. Ребята, если бы я сам знал!
А как ты это сделал?
Я вновь пожимаю плечами. Ребята, если бы я сам знал, то не стал бы от вас скрывать, мамой клянусь!
Проклятие, как не хватает Разумника! воскликнул маг Огня.
Эк, ты махнул, Брат! усмехнулся маг Воды. Может, тебе ещё и Звезду Старого?
Было бы неплохо! насупился маг Огня.
Его бы Брусу Чану показать, задумчиво говорит маг Воздуха, прищурившись и внимательно рассматривая меня. Слушай, Немой, а ты не согласишься проследовать за нами? Для обследования. Мы заплатим.
Мотаю головой. И Лилия подключается:
Этот человек нанят. А я спешу, уважаемые. У меня ребёнок болен, страж помирает, а Живчик не будет ради какой-то Властительницы Порубежья изменять свои планы! Сколько нас, а онодин! Потому долго мы будем топтаться тут? Пока не осквернеем?
Маги, бросая взгляды, полные сожаления и досады, поспешили к цели нашего пути. С каждой минутой Скверна сгущалась. И вот мы нашли то, что искали. Источник Скверны. И родник. Именно из родника, вместе с особой водой, истекала Скверна.
Мёртвая вода! ахнула Пламя. Все выливали воду из бурдюков, подставляли их под родник.
А я стал раздеваться. Плевать на стеснения, плевать на всё!
Разделся сам, стал избавлять от покрывал и бинтов бессознательного бойца.
Раньше его звали Суслик. Так его называл Пад. За характерный прикус верхних передних зубов и присвистывание при разговоре. Теперь-то с ним всё в порядке. Передние зубы выбиты, теперьне присвистывает. Совсем молчит. И почти не дышит. Вот так вдвоём и заходим в студеную лужу, куда стекала вода из этого скверного родника.
Видя это, к озерку мёртвой воды устремились и Лилия с Падом, но бойцы Красной Звезды перекрыли им путь, не пустили. И весьма напрасно я не заметил этого! Вода сковала тело жгучими ледяными оковами. Набираю воздух в грудь, зажмуриваюсь, окунаюсь с головой, окуная и Суслика. Только после этого меня начинает бить озноб. Всегос головы до ног. И раненый стражник бьётся в моих руках. С большим трудом выхожу из воды, опускаю заходящегося в агонии бойца на землю.
Он даже открыл глаза, осмотрел нас всех, хрипло и тоскливо взвыл. Иумер.
Проводив его душу глазами, взвыл и я. Я убил его. Я! Хотел спастии убил. Уже второго. Хотел, как лучшеполучилось как всегда! Потому и выл, что получается у меня только убивать. Только смерть я несу! Только смерть!
Почему вы не сказали?! кричала Пламя. Смелая девочка.
Никто никогда не использовал мертвую водутак, пожал плечами маг Воды. Откуда нам знать? Немой же живой?
Мёртвая вода не лечит, добавил маг Воздуха, а лишь заращивает раны. Не исцеляет, а лишь ускоряет восстановление. У вашего стража, властительница, слишком много было серьёзных ран. На их заживление у него просто не хватило жизненных сил. У нас, к сожалению, нет живой воды. Это бы спасло его.
И я снова взвыл. И побрёл к своим вещам. Пад, увлечённо заливающий свои раны мёртвой водой, видя, что я не в себе, заткнул бурдюк, крикнул мне, потом догнал, схватил за руку, указывая на тело боевого товарища:
Тут очень скверно! говорит он. Переродится! Избавь его от такой судьбы.
Смотрю на Лилию. Онахозяйка этого тела. Ей решать. Девочка разбинтовала руки барыне, заливает водой из этого неправильного родника. Лилия глазами зовёт меня. Иду, как был. Мне так хреново на душе, что как-то стало не до стеснений и приличий. Женщина отсылает девочку прочь. А сама на ушко у меня спрашивает: надо ли ей подмыться этой водой. Уж очень она не хочет понести от тех насильников. Мотаю головой. Категорически мотаю головой. Можно, конечно, и так сделать. Только это будет на совсем и навсегда. А может, и не будет. Оказалось, что чутью моему верить нельзя категорически. А женщина разрыдалась. С какой надеждой она смотрела на меня! И как я не оправдал её надежд!
На бойцов Звезды не смотрю. Я их почти ненавижу. Высокомерные ублюдки! Опыт они ставили! Бабу и Пада не пустили, а нас с Сусликомна эксперимент!
Всегда приятнее винить кого-то, а не себя. Причём тут эти бойцы? Моя вина! Яубийца!
Беру штык, иду к телу. Пронзаю его в сердце. Да так, на коленях, и остаюсь, с ножом в руке, с прахом Суслика, прилипшим к мокрой коже. Слёзы пробивают дорожку по лицу от глаз к щекам.
Некого винить. Во всём и всегда виноват ты сам. Только ты сам.
Все уже собрались, меня ждут. Жестом подзываю Пада, показываю на свой нос, показываю, чтобы ударил, отсюдасюда. Бьёт. Вспышка боли и пламени в глазах и голове. Падаю. Слёзы, сопли, кровь, звон и тошнота. Пытаюсь на ощупь вправить нос. Чьи-то руки, а женские руки были только одни, убирают мои руки, со скрежетом костей и невыносимой болью ставят нос на место, ведут меня, ослепшего от слёз и боли, к луже, окунают в лужу голову. Боль мгновенно ушла. Лилия смотрит на моё лицо, утирает его подолом своего платья, пальцами осторожно шевелит нос, кивает:
Пошли! В Скверне не следует задерживаться надолго! Особенно детям!
И только тут мне становится нестерпимо стыдноя же совсем голый! Страшный, изуродованный корявый полутруп Деревенского дурачка. Никаких шансов! Даже призрачных.
Глава 5
С утерей бойца скорость нашего передвижения возросла. Потому как мы вдвоём с девочкой как раз весим, как Суслик. Ну онаребёнок ещё, не отличающийся упитанностью, я вообще по теловычитанию мало чем от бродяги костяного отличаюсь. Рёбра так натягивают кожу, что чётко можно пересчитать, сколько раз эти рёбра были сломаны. А усиленная регенерация сожрала последние остатки плоти. Потому как жира на этих боках и не было никогда.
Едем все вместе, номолча. Ну, я само собой. Немой же. Девочка вообще побаивается барыню. Ну а Лилия отрешённо смотрит вдаль, автоматически баюкая ребёнка. И такдо вечера.
На ночёвку не останавливались, а поддали газу. (Причём тут газ? Сам не знаю. Никто же не вонял.) Потому как рядом был какой-то город, к нему спешили, выбившись из графика этим истоком мёртвой воды.
Город Не впечатлил. Мне казалось, городэто что-то более масштабное. А не пара десятков дворов, обнесённых заборами и насыпями. Но своим впечатлениям и ощущениям я уже не верю. И себе не верю. Ялишь смерть. Всё, чего я касаюсьумирает. Япроклятие.
Зато ночевали под крышей. И мылись мы с Падом в особом помещении, как раз для этого выстроенном. Мылись, конечно, после женщин. Потому какбарыня. Лишь подкидывали дрова в топку. И я делал вид, что не слышу, как женщина докапывается до девочки, расспрашивая её про её деда.
Криком выгнали нас прочьнакупались. Выходят. Розовые, мокрые, парные, аж дыхание у меня спёрло от мощи этого женского удара. Торопливо отвожу глаза. Вижу, Пад красный, как волосы Пламени. Не меня одного накрыло этим фугасным снарядом главного калибра женского обаяния.
Наша очередь. Напрасно я лил воду на камни, под смех напарника. Просто мне казалось, что должно быть много-много жарче. Чтобы уши в трубочку заворачивались. Аж всё тело чесалось, как хотелось самого себя избить распаренными ветками дерева с присушенными листочками. Какая чушь! Я точно сошёл с ума. Ябезумен! Тяжело это осознавать, невыносимо с этим смириться, но ябезумен!
Вымылись до скрипа кожи. Коросты запёкшейся крови с меня слезали лохмотьями. Местамис отмёршей кожей вместе. Завернулся в простыню. Идём с Падом в нашу комнату. Женщина с девочкой и малышомчерез стенку. А под намикони всхрапывают.
Что-то меня укусило. Я удивлён. А Пад ржёт. Паразиты меня признали живым. Нет, я им не благодарен за это, а зол на них. А когда я зол, все умирают. Когда не золтоже. Только вот паразиты на этом постоялом дворе больше никогда не приживались. Так получилось. Они мне мешали думать. А думать, когда у тебя мозги деревенского дурачка, занятие весьма нетривиальное, требующее предельной концентрации. Не надо меня отвлекатьпрокляну!
Утром вся команда была бодра и энергична. Только вот городок этот не имел Гильдии наёмников. Никакой гильдии не имел. Даже смотрителя не имел. Это вообще был теперь не город. Как не стало в нём необходимого минимума признаков городане было власти, церкви и ратуши, не было тюрьмы и казначейства. Даже рынка не было. За всем этим надо было ехать на северо-восток. Куда мы и поехали, позавтракав и расплатившись за стол и кров с владельцем постоялого двора, что чуть не плакал, глядя на руки расплачивающихся с ним гостей. Видно, что у него проходной двор. Яблоку негде упасть. И торговое сальдозагляденье.
Видно, что округа города отлична от Пустошей. Землядругая. Но тожев запустении. И безлюдно. Говорят, из-за войны. Только кто, с кем и за что воюет не могу понять. Всё же тяжело быть дурачком. Но дорога между этим городком и райцентром много лучше. И ведь мы не идём, а едем. Потому в тот самый райцентр приезжаем ещё до заката.
Опять гоню Мертвяка подальше. Вот пристал! Не может, как прочие порядочные бродяги, пошляться по своим делам.
Бойцы Звезды покинули нас, ушли отмечаться в Гильдию наёмников, а мыискать ночлег. Искали не долго, свободных местморе. Пад говорит, что на всё скидки хорошие. Осмотрел наш номер. Ничё так. Ничё особенного, но лучше, чем вчера. Ввиду того что только вчера отмылись, на мойне экономим. Ну, барыня экономит. Я-то вообще пуст, как моя же голова. При этом барыня тащит нас в трактир. Или как это называется? Прихорашивается при этом. Детей оставляем присматривать друг за другом.
Уже на входе в зал Лилия осматривает меня критичным взглядом и разворачивается прочь. Мы с Падомследом. Мы вообще слуги. Хвосты этой женщины, подолы её юбок и шлейфы этих полос материи Как же они называются? А пох!.. Главное, что барыня как хочет, так и виляет нами.
Портной в виду вечеразакрыт. А в виду полного отсутствия клиентови не открывался. Но как только Пад постучал в ворота, вежливо так и деликатнообухом топораи обозначил, за каким мы, собственно, припёрлись (именно такой вопрос был задан из-за ворот), ворота распахнулись, мужик и две бабы, однапостарше и потолще, однамоложе и тощее, закрутили хоровод вокруг нас.
У меня голова склонилась от удивления к правому плечу, да так и заклинило мне шеюЛилия пришла одевать меня. Был я польщён. Понимаю, что ей просто стрёмно быть рядом со мной, таким красивым до изумления, но всё однопольщён. Могла бы и просто послать прочь. Чтобы не смущал своей страшной мордой и корявым телом.
Соскучившийся по работе портной быстро снял мерки. Так как мой «язык» остался присматривать за младенцем, потому законодателем мод была женщина, с женским своим упрямством не обращающая внимание на моё мычание и блеяние. Но как бы портной ни хотел быстрее обратить свои навыки в монетуушли мы в том же, в чём пришли. И так жехвостами идём за барыней, что осторожно обходит плюшки на дороге, приподнимая подолы платьев и юбок.
Сели за один стол. Лилия уже совсем махнула рукой на приличия и разделила стол с черньюс нами. Потому как два стола в полтора раза дороже. А деньги штука такаятолько кончаются, не появляясь вновь по утрам. Потому заказала сама. И даже выпивку.
Слушаем, велела барыня. Нанимать воиновдорого. Этак приедем в столицу, да можно коней разворачиватьничего не останется. На моих красноголовых демонов надёжи никакой. В отца пошлигуляют, небось, до дыма коромыслом! А вот в попутчики кому напроситьсявсяко удобнее будет.
Пьём вино, если это вино, едим, слушаем сплетни. С удивлением, вижу, как барыня заливается этой настойкой. Осаживаю Пада, что хотел опрокидывать кружки с такой же частотой, как барыня. Нахмурился и строго взглянул на него. Боец покривился, нопослушался. Меня, не барыню. Она уже порядком окосела, требовала, чтобы мы выпивали с нею вместе, но не отслеживала, сколько мы наливаем и что прикладываемся мы уже давно к пустым кружкам.
Когда всё было съедено и выпито, барыня притомилась. Зато на покойного мужа гнала! У самой губа не дуравинца-то выкушать без меры!
Устала от бед и терзаний, сердешная, вздохнул Пад, одной рукой беря барыню под локоток, другойзахватив недопитый кувшин, вместе со мной поднимая женщину и ведя её на выход.
Зачем? мотая головой и тщетно пытаясь сфокусироваться на ком-либо из нас, буробила Лилия. Ясама! Прочь! Мужики! Я мужу скажу! Он вас!..
От её слов заблестели влагой глаза Пада:
По владыке Светогору тоскует! вздыхает он.
Благо идти недалеко. Через улицу да по лесенке. При нашем приближении дверь гремит засовом и открывается изнутри. Пламя ждала нас. Стараясь не шуметь, кладём барыню на застеленную постель, разворачиваемся, чтобы уйти.
Она тяжёлая, пищит мышкой девочка. Как я её раздену?
Жестом показываю Паду, чтобы шёл, остаюсь, помогаю девочке. Лилия, чувствуя, что её тормошат, грозилась нас выпороть и сдать мужу. А потом горько расплакалась, сгребя меня в охапку и прижавшись ко мне грудью, прикрытой лишь тонкой сорочкой. Называла меня Башней и стыдила, что я так жестоко обошёлся с ними. Приняла меня за своего любовника, с пьяных глаз. Хоть не за чёрта лысого! Ха! Как раз на чёрта лысого я больше похож, чем на её легендарного любовника-демоноборца. Ни ростом, ни телосложением, теловычитаниемв моём случае.
Пламя, постояв в растерянности, тоже расплакалась и ушла на свою койку.
А я так и стоялна коленях, сжимаемый женщиной, вжимающейся в мою костлявую грудь, со сжимающимся сердцем, осторожно гладящий её по волосам изуродованной рукой, тихо мычащий что-то. От этих мычаний, от неловких поглаживаний женщина уснула. Но как только я попытался высвободитьсявцеплялась обратно, шептала:
Не бросай меня!
Так и стоял, раскорячившись из-за негнущейся ноги. Ну, а что делать? Попытался прямо такподремать в медитации, коль уж попал в капкан женских рук. А что ещё делать? Вино на мне совсем никак не отразилось. Женское тело под моими руками, этими самыми руками, вдоволь исследовано, признано неповреждённым, годным, мягким. Готовым к использованию. Только вот Не могу я так. Не могу!
Вот по этому поводу и медитировал. Размышляя, пытаясь разобраться в себе, в своих чувствах. К этой самой женщине
Понятно, что она мне нравится. Даже предельно понятнопочему. Онапервая женщина, которую я увидел. Икак увидел! Запечатлел буквально. Но дело не в том, что онаженщина, а в том, что онаЖенщина! Вот так вотс заглавной буквы. От неё так и прёт Женщиной, сводит с ума! Рядом с ней остальные существа в юбках меркнут, становятся бледными, выцветшими подобиями Бродягнеживыми подобиями людей. Это и есть влюблённость?
Влюблённый Повелитель Нежити, Меченный Смертью, Несущий Смертьразве не смешно? Мненет.
Вот в этом-то всё и дело! Дело как раз в том, что кому какое дело до моих чувств? Кто я? Тёплый Бродяга, чудом сохранивший сердцебиение и возможность с горем пополам мыслить. Урод, на которого взглянешьпрослезишься, а к ночи встретишьобгадишься и не уснёшь. А зачем чувства без взаимности? А какая может быть взаимность ко МНЕ от ТАКОЙ ЖЕНЩИНЫ? А?
Вот и посиди, подумай!
Скажи мне, кто твои близкие, кто твои врагия скажу, кто ты! Кто её мужчины? Им памятники ставят, о них легенды ходят. Только такие мужи достойны её. Кто её враги? Демоны, Церковь, глобальные, властные личности, структуры, что заказали её, но зацепили лишь её детей. Не хило! Почувствуй уровень высоты бытия! А с другой сторонывеликолепные бойцы и маги перед ней преклоняются. Куда она едет? В столицу. К лучшему лекарю Мира, по личному приглашению Великого Инквизитора, считайПрестола. Обоих ПрестоловМирского и Церковного.
А кто я? Мерзость, недоразумение, игрушка прихоти неведомых сущностей. Деревенский дурачок, безобидный и неопасный. Сломанный, не умерший, но и не живой. Так грязь из-под ногтей! Никто. Даже не такникто, аничто! Не «кто-то», а «что-то». Вещь, скотина, Бродяга, наконец! Их же тоже штуками считают.
Да, яв её объятиях. Но не моя это заслуга. Вино это виновато. Меня приняли почему-то за её любовника. Привиделось ей спьяну. Да и жилетка япоплакаться. Пада, вон, стесняется. А я вроде и не мужик. Мне оба мужских ядра Да что уж об этом? То есть я и не мужик уже. По её мнению, видимо. И что, что у меня штаны чуть не рвутся? Видимо, считается, что всё это уже не должно работать. Можно, как подружке или подушке выплакаться.
И этотолько первое. Первый повод похандрить. Второйдвойственность моих ощущений и предубеждений. Часть меня прямо трепещет от восторга, испытывая сладко-томные муки чувств. А вот другая моя часть просто категорически уверена, что любовь, любая, безнадёжная, неразделённая и дажеразделённая, ответная, пылкая и сжигающая, крепкая и стойкая, вообще любаялишь предвестник чудовищной боли. Такой боли, которую невозможно вынести, вытерпеть, выразить словами, да и просто осмыслить.