И с этим, моим мрачным и отчаявшимся Я перекликается ещё один повод похандрить. Япроклятие. ЯМетка Смерти. Янесу лишь Смерть. А я не хочу смерти не только этой Женщине, от которой всё трепещет во мне, но и этой девочке, этому малышу, что спит, разинув рот и пыхтя через пуговку носа, не хочу смерти даже Паду, который мне только попутчик, едва скрывающий ко мне сложную гамму негативных чувствненависти, презрения, отвращения, оскорбления тем, что именно я, а не он ну, многое. Многое я делаю, много каких ниш жизненных я занял рядом с этими людьми в этой комнате, а не он. Я даже не хотел смерти Суслику, Мертвяку, Мерзости. Но эти трое мертвы. Как и десяток других людей, которых я вообще не знал. Как и сотни тех, кого я ещё не знаю, но я уже знаю: они всеумрут. Из-за меня. Потому как я проклят.
Странный звук, выбивающийся из логики привычных звуков, отвлёк меня от размышлений, не позволив мне не то, что выработать решение, а даже проработать поле задач и подтекстов. А что за звук? Скрежет Засова. Засов чуть сдвигается.
Казалось, кинжалы Лилии сами прыгнули в мои руки. Вытекаю из объятий женщины. В этот раз она не удерживала меня. Заспалась. Только вот этот запах! Их крепкий сон вызван этим запахом. А я? И на меня почти не подействовало. Почти. Я же тоже задремал, расхандрившись. Медленно, чтобы не стукнуть каблуками, не скрипнуть досками полов, смещаюсь за дверь. Открывшись, дверь меня и прикроет.
Часть меня просто вопит, что это лиходеи, что их всех надо немедленно обратить в прах, «перемножить на ноль», «погасить», чтобы предотвратить угрозу гражданскимженщинам и детям. Потому как применение отравляющих газовуже акт агрессии.
Но часть меня верит, что всё этонелепые совпадения. Что запах этот и крепкий сон всех в комнате имеют какое-то естественное происхождение, а открывающийся засовсовпадение. Кто-то перепутал комнату и теперь спьяну искренне недоумеваетчё за нах? И кинжалом через щёлки сдвигает засов. Бывает же? Во что угодно поверю, лишь бы не верить, что все людискоты, весь мирпомойка, а светилопросто шар горящего газа в неосмыслимой дали от меня. Так не хочется убивать!
Дверь, тихо скрипнув, отворилась, как я и рассчитывал, закрыв меня.
Хозяйка? вкрадчиво спросил угодливый голос.
Ну вот! Говорю жепопутали!
Готовы! говорит другой голос. Быстро шмонаем ивалим! Твоямелкая.
Всё! Они вынесли себе приговор. Больше в моей голове нет сомнений. Лишь размышлениечто с ними делать? Кубометр праха в комнатенеэстетично. Дорогим мне людям придётся дышать этой грязью. Потому штык так и болтается на поясе. Кровь литьтоже. Ещё и утром, спросонья, да с похмельяиспужаются. Да и тот самый, мрачный Я настаивает, что бить надо аккуратно, носильно. И не оставлять следов. Настаивает, что нет человеканет и проблемы. Тем более вопросов.
Рукоять кинжала с бесшумного замаха опускается на основание шеи того, кто распоряжался«шмонать и валить». Я счёл его старшим, а значит, более опасным. Второму я просто вгоняю нос в голову. И даже немного удивился. Откуда в этом тощемкожа да костителе столько силы и скорости удара? Поднимая их за воротникиуже не удивился. Вспомнил, что я немного Бродяга, вспомнил, как я прыгнул тогда на несколько шагов, перелетев через насильника.
А вот куда их тащить дальше? К Паду, в нашу комнату? А как я попрошу открыть мне дверь? Выразительным мычанием? Деликатным постукиванием лбом в запертую дверь? Тащить их по лестнице через весь холлна улицу?
Так, а как они тут оказались? Откуда? Тащу оба тела, как мешки, толкая плечами двери. Одна открылась.
Ну? спрашивает меня оттуда человек, вставая с лежанки. Пинаю его костяной, негнущейся ногой в живот, опрокидывая обратно на лежак, сверху накидываю оба тела, добавляю хозяину комнаты в висок кулаком, без размаха, так, как отмахнувшись.
Возвращаюсь по коридору, притворяю дверь в комнату Лилии, иду обратно к уродам. Связываю их, один помирает. Тот, которому я нос загнал в мозг. Чтобы сила не пропала напрасно, пускаю его на пепел штыком.
Ух! Аж в глазах рассвело. Хорошо-то как!
Тот, которому я висок погладил, уже очнулся, выпучив глаза, воетв кляп в своём рту.
Подношу ему штык под нос и прикладываю палец к губам. Икает, нозатыкается. Приставляю штык к его паху, выдёргиваю кляп.
Нет, я тут совсем ни при чём! Это я про то, что приношу смерть, что япроклятие, и беды потому льнут к нам. Они просто увидели гражданочку, что прикинута не по охране, а замашки барскиехолуя одевает у портного, причём дамочка с головой совсем не дружит.
Тут я не мог не согласитьсяэто так!
Так вот, барыня, по их мнению, рамсы попутала, живёт не по понятиямс холуями за одним столом сидит, напивается вдрызг, не обеспечив собственной безопасности. А значитчто? Что онаглупая. И деньги всё одно потеряет. Не сегоднятак завтра. Глупцам деньги не нужны. Они им достались несправедливо, случайно. И просто обязаны перейти в более надёжные руки, которые лучше знают, как тяжко деньги даются. И как и на что их следует потратить.
Когда пошла песня про то, что у нихсемеро по лавкам, а ещё столько жепод шконкой, что не они такие, а жизнь такая, протыкаю ему артерию кинжалом и припадаю к его грязной шее, как к пробитому шлангу. И глотаю, глотаю, захлёбываясь. От восторгатоже. Пока тело в моих руках не утекло меж пальцев серой взвесью.
Третий тоже очнулся, сучит ногами, мотает головой. Вынимаю кляпмне же интересно, чем он будет выкупать свою никчёмную жизнь? Пересилят ли его слова ту жажду, что вызывает во мне его кровь? Одной энергией сыт не будешь. Обычная пища не даёт мне того объёма строительного материала, что требуется для ремонта моего тела, истощённого чудовищным объёмом регенерации, восстановления целостности этого тела, дисбаланса внутренних энергопотоков межрасовым кровосмешением. Да-да, потому Краснозвёздные и назвали меня выродком, что яне совсем человек. А помесь человеческой и ещё какой-то крови.
Ах, запасы конфискованного у несправедливо наживших? Вор всё же заинтересовал меня. Ну-ну, допустим! А если я ещё немного загадочно помолчу? И поиграю штыком перед его носом? А около паха? Давай, соловушка, пой! Ты живёшьпока поёшь. Лекарь сказалв морг, значитв морг!
Глава 6
Это утроправдадоброе. Мычу про себя, как утро красит стены древнего кремля. Настроениеимеется. Вот вроде и убил целую кучу народа, а на душесветло. И в мешкезвякает. Соловей-соловушка за право подышать до утра сдал мне всё, что знал, и всехкого знал. Теперь этих не знаю даже, как их назватьс собаками не найдут. Не-не! Всех подряд не аннигилировал
Во какие слова выскакивают, когда сила-энергия чуть ли не из ушей выплёскивается! Мне бы сейчас вздремнуть в медитации, силушку эту, заёмную, направить на перестройку мозговсвоих и того бедного младенца, что стремительно деградирует, запертый в своём собственном неразвитом подсознании. Аутистом мальчик растёт. Растением комнатным.
Одним словом, прорядил я воровское сообщество этого городка. Именно в таких случаях уместна пословица: меньше воровбольше жизни для работяг. Нет, что-то я напутал в определениях. Суть-то такая, ноне звучит.
Но припозднился я с прополкой города от сорной травы. В том смысле, что ночь уже давно закончилась. Вон, портной стоит, мнётся. Машу ему рукой. Нет, не улыбаюсь. Учёный уже. Обсерится и убежит. Илисердце прихватит. Ему уже на пятый десяток пошёлпочтенный возраст, для Мира. А мне он нужен. Я как тот самый Бродягагрязный, рваный. Вымазался да оборвался весь, пока за тайниками воровскими лазил да самих их ловил. Вот же звери! Чуяли меня издали чутьём каким-то зверинымсквозануть пытались. Хорошо, я прыгаю далеко и высоко. А то бы ушли. Гадить дальше. А я не люблю, когда после меня не прибрано.
Город ещё спит. Это хорошо. Меньше глаз. Хотя я сильно не обольщаюсь. Моё мрачное Я говорит, что всё этобольшая деревнявсе и всё видят и слышат. И ещё помню, что деревня всегда встаёт засветло. Ну, я надеюсь, нам не придётся возвращаться в этот городишко. Раздеваюсь, безжалостно дорывая своё тряпьё, моюсь из бочки, куда натаскал воды из колодца парнишка-конюх. Эта бочка у него для естественного подогрева воды приспособлена. Парень хмурится. А я что говорил? Деревня уже на ногах! Ногой двигаю к нему обрывки своей одежды. Ну, хотьветошь. Подтереться там, полы вымыть. Парень светлеет лицом.
Портной помогает мне одеться согласно последней моде этих краёв. Мне не нравится, но моё мнение не учитывается, потомубез вариантов. Позвенев мешком, достаю горсть монет и протягиваю портному. Надо же какой! Копается в монетах, отсчитывает только столько, сколько считает достаточным. Кланяется, собрался уходить, но я не пускаю. Бросаю красную монетку конюху, показываю, что нам с портным очень хочется промочить горло. Ну, потираю себе кадык привычным жестом. Парень понял, кивает, но говорит:
Этого мало, господин! Не будете же вы пить недельной давности пиво?
Согласен. Протягиваю ладонь с монетами. Парень отбирает нужное количество, лукаво улыбается:
Благодарю за вашу щедрость, господин! Я взял и себе на кружечку. Недельного. Ваши кони будут готовы первыми!
Застёгиваю портупею поверх всех одёжек, веду портного в холл нашего постоялого двора. Тут имеются лавки и столы. Только кухни нет. Кухаркажена хозяинапомерла этим годом. А сам он готовит так хорошо, что благоразумно всех отсылает к конкурентам через дорогу. А детей мужику Триединый не дал. Бывает!
Выпили с портным по кружечке какой-то бурды. Ничем не лучше недельного пива. Хотя, если это же, но киснущее без холодильника неделюбр-р-р! Портной долго благодарит, кланяется, желает нам всего-всего, да поболее-поболее! А приятно ощущать себя падишахом. Хоть и на час.
Расплачиваюсь за постой и услуги конюшни с хозяином. Потому как легко пришлодолжно уйти быстрее визга, чтобы карму не изговнять. Так вот, хозяин, ощущая вес монет, стал такой проницательный, что понял все мои жестыдо единого. И побежал к заклятому другусоперникуконкуренту, через дорогуза нашим завтраком. Платил-то я вперёд. И сделал вид, что и не догадываюсь о связи хозяина нашего крова с исчезнувшими уродами. Потому как он уже наказан. Не сама его супруга убралась. Не сама. Помогли ей. Вот и трактирщик боялся, что помогут и ему освободить помещение. Стучал. А жить-то хочется. Даже в страхе и мерзости. Ему. А кто я, чтобы судить его? Надеюсь, больше не увидимся.
А я пошёл будить моих попутчиков. Пад страдает с похмелья. Как он думает.
Ты выглядишь до тошноты бодрым! приветствует он меня, подвинувшись, пропуская меня в комнату женщин.
А как страдает Лилия! Ещё бына похмелье ещё и отравление неведомым сонным газом. Пламясмурная. Мальчиккричит. А матьзлюкане даёт ему к груди присосаться, не хочет его продуктами похмельными кормить. И всена нервах. Ещё быпроснулисьветер гуляет через распахнутые окна, двери не заперты, меня нет.
Ты где был?! строго шумит Лилия, вставая в классическую позуруки в боки. Только вот карикатурно это выглядит. Да и тюбетейки у меня нет. С похмельямятая, со снавсклокоченная, спросоньятеплая, распаренная, груди, полные молока, натянули тонкую сорочку, торчат острые пики, по которым соскучился малыш. На просвет окна её сорочка совсем прозрачная, будто и нет её вовсевсе линии и выпуклости как в зеркале. Столько детей выносила, а талияимеется. И животиквполне себе. Животик, не брюхо. А она ещё и ноги расставила, как сержант в учебке.
Прочитав все эти мои мысли, Пламя заливается звонким смехом, утыкается в подушку. Плечи её ходуном ходят. Барыня поняла, что сморозила, стала выталкивать нас с Падом, тянущим шею через моё плечо, прочь, ворча что-то грозное, нонеразборчивое. Чуть упёршись, успел закинуть мешок в комнату, развернулся, развернул Пада, его же рукавом вытер ему рот. И у кого из нас неконтролируемое слюноотделение? А?
А тут и завтрак поспел. На запах прибежала Пламя. Сообразил я ей на подноскружку опохмельную и закусь. Убежала наверх. Ну, теперь сборы ускорятся. Почему-то я знаю, что одевающуюся женщину ждатьуснёшь, как заскучаешь. А им надо ещё и мешок перебрать. А бабы что сорокина блескучее падкие.
Удивила меня барыня! Ох и удивила! Допохудения! Собралась, как боец хороший! Знал быспичку бы зажёг, чтобы засечь время.
Откуда?! шипит, яростно сжигая глазами.
Пожимаю плечами, тыкаю себе в грудь. Сборы были молниеносными. Я даже удивился сей поспешности. Лишь прогнав в очередной раз с глаз долой Мертвяка, но уже за тынами городскими, понялза вора меня приняли. Спешат сбежать, пока хозяева погремушек не рюхнулись. И не стоило так нервничать! Они уже не рюхнутся!
Пад настёгивает коней, летим как на крыльях. Одни. Не стали ждать попутчиков. Вот тебе и вечерние планы!
Все на взводе. Косятся на меня. Вздыхаю, пересказываю девочке ночные события. Под охи и ахи онаозвучивает. Пад перестал издеваться над животными. Они, вон, вспенились аж!
Вроде отпустило их. Вот только мы одни на пустой утренней дороге. Ну, не считать же вонючку Мертвяка попутчиком?
Достаю давешнюю заготовку, всунутую в телегу утром, начинаю подтачивать наконечник двухметровой деревяшки кинжалом барыни. Косится, подмывает её спросить, как я достал её кинжал, если они у неё под юбками, на бёдрах закреплены были, номолчит. А я продолжаюестественно, молчастрогать шест деревянный. Ночью выяснилось, что моё копьё из дерьма сделано. Наконечник затупился об череп человека. Даже не об броню! Идти с таким в бойпредаваться самообману. Потому я снял наконечник и теперь подтачиваю древко копья, чтобы насадить на него штык. Штык как будто для этого и предназначен. Хотя почемукак будто? Я вдруг понял, что так и есть! Он потому и штык, что надевается на что-то. К чему я это всё? А к тому, что от неприятностей в дороге придётся отмахиваться самому. Раз уж мы так поспешили продолжить путьрассчитывая только на свои силы.
Работаю, делая вид, что не чувствую взглядов на меня. А я чё? Я сам охренел! От наглости воришек.
Когда светило уже поднялось высоко, стали нервничать из-за пыли за нашими спинами. Но благо мощь ауры Силы магов я узнал раньше, чем мы их разглядели. И на том успокоились. Пятёрка самых сильных бойцов, что я видел, внушала чувство защищённости.
Естественно, Краснозвёздные спросили, почему мы сорвались, как ужаленные под хвост? Барыня наша, молодец, не растерялась, сказалась, чтоспешим. И этотак. Не поспоришь.
Ну, а раз такстал я дремать, клюя носом, под мелодию разговоров барыни с магами и бойцами Краснозвёздными. Лилия, как её отпустило после нервного напряжения, болтливая стала. Ну, пусть поговорит. Для бабы молчаниепытка. А я покемарю.
Потому как Лилия праванадо спешить. Малец совсем слабый. И совсем не факт, что даже самый искусный маг сможет что-либо сделать, если процессы станут безнадёжно запущенными. Вот и сижу, пытаюсь разобраться в тонкостях этого хитрого, на первый взгляд, слабого проклятия. Я даже не сразу и заметил, что это именно Проклятие. Перепутав причину и следствие. Стал лечить мозг малыша, а не источник ослабления головки этого бедняжки. Но сегодня, переполнившись Силой, увидел всё несколько иначе. ЭтоПроклятие. И над этим надо хорошенько подумать.
И настолько я ушёл в этот процесс, что прозевал Мертвяка, не отогнал его в очередной раз. Заклинание одного из магов разорвало мою игрушкув клочья. И это меня так расстроило, что долго-долго матерился. Молча, мысленно. Под хихиканье девочки.
Вот ведь зараза! Ох и ловка! Верноушки на макушке! Мысленно показал ей образ, как костлявыми лапами Бродяги тяну её уши на макушку, вытягиваю их в ленты и завязываю бантиком. Всё однохихикает. И даже дразнит меня, показывая кончик языка. Зная, что мне похвалиться нечем.
К вечеру стали попадаться на дороге путники и целые поезда. Наконец-то мы вошли в обжитые более или менее земли. Лилия говорит, что теперьнадо быть ещё внимательнее и ещё больше бояться. Люди хуже и страшнее Бродяг и Тварей. Не стал спорить. Тем более не сумел бы, даже если бы было что возразить. А мненечего было возразить. И не хотелосьсам думаю так же. Людихуже Тварей!
Во все глаза смотрел на пейзажи вокруг. Деревья, кривые, больные, ноживые, клеточки полей и садов, ограждённые сложенными без раствора каменными стенами или лесополосами, сторожки пэпээсников, патруль в единой униформе, селяне, трудящиеся над своими делами. Аж душа радуется. Детишки, что гоняются друг за другом и гоняют скотину, тощих коров и прыгучих коз, брехучие тощие собаки, при виде нашего экипажа визжащие и прячущиеся за ноги хозяев. Лепота, да и только!
Потомудни пролетали незаметно. Постоялые дворы слились в один обезличенный ночлег. Городишкив одну обезличенную деревню. Пока не выехали к городу, сильно отличному от этих блокпостов придорожных.