Избивая грушу, я размышлял. Не знаю, почему, но мне всегда лучше думалось именно в такие моменты.
Правой-правой-левой-сближение-коленом. Какие шаги может предпринять гипотетический убийца, чтобы добраться до меня?
Левой-левой-правой-сближение-головой. Груша отыграла и слегка отбросила меня назад. Не очень удачная серия получилась. Что вообще этот убийца имеет против обитателей Горы?
Два удара левой ногой-прыжок-разворот-удар правой. Вот это неплохо вышло. Может быть, он в прошлом и сам имел отношение к Олимпу?
Левой-правой-левой-левой-прямой удар ногой на уровне пояса. Для того, чтобы понять противника, нужно попытаться встать на его место. Сделав это, можно спроецировать на себя мысли, побудившие его совершить тот или иной поступок. В последнем недостатка не былов качестве примера передо мной были убийства Зевса, Аполлона и Афродиты. Но, сколько я ни пыжился, представить себе образ существа, убивающего их, не сумел.
Между тремя смертями была всего одна связующая нитьпогибшие в прошлом жили на Горе. И все. Никаких других ниточек не было. Ни одной схожей детали во всех трех происшествиях. И у меня возникло устойчивое ощущение, что убийцы либо вообще не существует, либо он очень, очень умен. Настолько, что нет никакой возможности предсказать его следующий шаг. Мозг, действующий в соответствии со своей собственной, непонятной другим, логикой. Мозг сумасшедшего. Но сумасшествием тут и не пахло. Сумасшедший не сможет совершить три убийства за два месяца на трех разных континентах. Тем более что убивать приходилось не абы кого, а высших существ с обостренными чувствами. Чувством опасности в том числе.
Часа через полтора я почувствовал, что достаточно. Пот катил с меня градом. В потумоем, разумеетсябыла и груша.
Пройдя в ванную, я сбросил с себя мокрую одежду и встал под душ. Если бы между этими тремя случаями было хоть что-то общее; но нет. И я окончательно утвердился во мнении, что мне и другим олимпийцам противостоит либо гений, либо Не противостоит никто.
В дверь весело постучали. Такой стук я уже слышал накануне вечером, когда меня посетил Шустрый Гера. Был ли это снова он, решивший объясниться со мной по поводу неудачных переговоров на Набережной? Или же это враг, следивший за ним вчера и теперь копирующий его манеру стучаться в дверь?
Я наскоро обтерся полотенцем, накинул халат и, выйдя в прихожую, снял леску. Потом, встав к стене по правую руку от двери, открыл ее.
Арес? неуверенно прозвучало от порога. Это был голос Гермеса, и, посмотрев в щель между косяком и дверью, я убедился, что это действительно он. Рядом стояла Афина.
Проходите, сказал я. И, когда они, воспользовавшись приглашением, вошли в прихожую, закрыл дверь и снова натянул леску. Вот уж не ожидал. Мне казалось, что между нами на Набережной все сказано. Я ошибся?
Мы подумали, что еще одна попытка не помешает, извиняющимся тоном проговорил Гермес. Из его смущения я вывел, что определение «мы подумали» было сильным преувеличением. Подумала Афина. А он был только инструментом, с помощью которого ее мысль сейчас воплощалась в жизнь. Не могла же она, тысячелетиями враждовавшая со мной, явиться в полном одиночестве?
Проходите, раз такое дело, я указал в сторону зала.
Все-таки боишься? с презрительной усмешкой сказала Афина, оглядывая затемненную комнату. Довольно невежливо, если учесть, что она находилась в гостях. И весьма недальновидноесли пришла в расчете на сотрудничество.
Ты в кресло присаживайся, я все-таки решил не реагировать на выпад. Я не страдаю комплексами относительно стоящих женщин и сидящего меня, зато мое чувство гостеприимства страдает невыносимо. Так что располагайтесь поудобнее, я сейчас принесу вина и фруктов. Не нектар с амброзией, конечно, но меня в моменты ностальгии выручает.
Когда я вернулся с вином и фруктами, они уже приняли более непринужденные позы. Афина, как я и просил, устроилась в кресле, а Шустрый Гера развалился на софе. Совсем как на Горе, даже свои знаменитые крылатые сандалии не снял. Но я не стал делать ему замечаниенасколько я знал, сандалии были самоочищающиеся. К тому же Гермес весьма дорожил иминамного сильнее, чем жезлом-кадуцеем, ныне переделанном в тросточкуи очень переживал, как бы кто не спер его сокровище. Хотя сам в свое время именно что спер их у Аполлона. Вместе с уже упомянутым кадуцеем. Тогда же он стащил и мой меч, и еще много разного добра у богов наворовал, но Старик запретил его лупитьдескать, пацан же еще совсем, мозги пока не отросли, так что взятки гладки. Мой меч, а также предметы тихой гордости других богов Шустрому Гере, правда, пришлось вернуть. Один только Аполлон обменял крылатые сандалии и кадуцей на лиру и еще какую-то музыкальную безделушку. Полагаю, Аполлону куда веселее было любить себя под музыку.
Разлив вино по бокалам, я поднял свой и посмотрел на них сквозь янтарную жидкость:
Итак, вы решили, что разговора на Набережной недостаточно, чтобы я успел вам наскучить?
Ты успел не просто наскучить, Афина тоже подняла бокал. Ты успел смертельно надоесть. Когда Прометей настоял на твоем приглашении, я решила, что за две тысячи лет забыла, насколько ты мне неприятен, и сумею продержаться в твоем обществе несколько часов. Ничего подобного. Этих тысячелетий словно не бывало.
Польщен, кивнул я.
Но, поскольку перед нами стоит важная задача и твоя помощь лишней не будет, я решила, что возьму себя в руки и еще раз поговорю с тобой. Только у меня к тебе одна просьба. Перестань ершиться и делать вид, что ты какой-то особенный, отличный от нас. В сложившейся ситуации мы все равны. Ты можешь отрицать это на словах, но твои действия говорят о том, что ты это понимаешь. Ты боишься, Арес. Иначе не стал бы предпринимать такие меры предосторожности.
Я не боюсь, о Мудрейшая. А меры предосторожности принимаю потому, что не хочу менять статус живого на статус мертвого так, чтобы потом всякий, вспоминая обо мне, смеялся, как над последним глупцом, поленившимся сделать элементарные вещи для сохранения жизни.
Может быть, сразу к делу? предложил Гермес. А то, боюсь, с вашей взаимной симпатией вы слишком далеко зайдете, и о деле можно будет забыть.
Валяйте, щедро согласился я. Мне даже интересно, что вы можете предложить. Насколько я помню, на Набережной до обсуждения плана действий так и не дошло. Если не считать холостого выстрела Гермеса.
Не такой уж он холостой, обиделся Шустрый. Мы решили, что все-таки стоит разыскать всех наших.
Я открыл было рот, чтобы повторить свои критические замечания относительно этого предложения, но Афина поддержала своего спутника, прояснив некоторые отличия от первоначального варианта:
Их нужно отыскать не для того, чтобы предупредить. В этом нет необходимости, тут ты прав. Но можно попробовать собраться вместе и сообща придумать план, как вычислить убийцу. Или устроить ему засаду.
Замечательная задумка, язвительно заметил я. Сколько нас всего было на Горе? Двенадцать членов Пантеона, несколько десятков нечленов, несколько сотен разной пузатой мелочи вроде сатиров, нимф, наяд и так далее. Вы хотите отыскать всех? Это же так просто! В какую сторону отправился каждый? Надеюсь, ты не забыла, что Гермес не смог отыскать даже Артемиду, которая бродит по тайге где-то здесь, под боком?
Я не забыла, холодно отрезала Афина. Именно поэтому мы здесь. Мы не рассчитываем отыскать всех. Да это и не нужно. Что умного могут сказать сатиры или нимфы? У них на уме только одно Но остальных, самых могучих, разыскать надо. Чем больше наших сегодня отправится на поиски, тем больших мы сумеем найти.
То есть, ты хочешь, чтобы я поехал неизвестно куда, искать, по сути, неизвестно кого? я недоверчиво приподнял бровь.
Да, коротко кивнула она.
Не думаю, чтобы мне понравилась эта идея.
Почему? Прометей и Геракл согласились, что мысль неплоха. Сегодня вечером они выезжают. Прометей взял на себя Европу, а ГераклАфрику. В Европе, правда, одна Гера, зато Гераклу придется потрудитьсяв Африке, кроме Деметры и Пана, еще много, как ты выразился, разной пузатой мелочи собралось. Тем не менее, он взялся за дело. Что не устраивает тебя?
Афина проговорила это с таким видом, словно я отказал ей в каком-то незначительном одолжениинапример, донести сумки на третий этаж. За две тысячи лет она так и не смогла смириться с тем, что ей, могущественнейшей из богинь, тоже могут отказывать. Тяжело вздохнув, я попытался объяснить свою позицию:
Во-первых, Гераклу не привыкать к разным дурацким подвигам. А во-вторых, мне и здесь хорошо. Но главное не в этом. Главное в том, что я, в отличие от вас, не могу чувствовать других олимпийцев. Я чужак, если ты опять забыла. И, когда вы можете хотя бы примерно определить направление, в котором нужно двигаться, я лишен этой маленькой подсказки. Поэтому, куда бы я ни поехал, я буду тыкаться в разные стороны, как слепой котенок. Мне не нравится чувствовать себя слепым котенком, Афина.
Ты прав, с неохотой согласилась она. Ее недовольство объяснялось очень простоэто был один из тех редких случаев (по пальцам рук пересчитать), когда она вынужденно признавала мою правоту. Но ведь ты можешь остаться здесь, чтобы мы держали через тебя связь?
Это я могу, я кивнул, даже не задумываясь. Действительно, что мне мешало исполнить роль диспетчера, коль скоро это совпадало с моей неохотой покидать и дом и, тем более, город?
Хорошо, с явным облегчением заметила Афина. Ну, хоть в этом я ей угодил. Сначала я сама хотела остаться здесь. Но, раз такое дело, я возьму на себя Азию. Гипнос, Морфей, Гестия, Эол, Дионис
А ты? я бросил вопросительный взгляд на Гермеса.
На мне все остальное, он посмотрел на бокал и сделал глоток. Обе Америки и Австралия. Ну, и все остальныеони, большей частью, почему-то в Америках тусуются.
Потянешь?
В этих-то сандаликах? Конечно.
В таком случае, удачи всем вам, пожелал я. И, посмотрев на Афину, с усмешкой добавил: Это абсолютно искренне, хочешьверь, хочешьне верь.
Спасибо, что согласился помочь, вяло откликнулась она.
Это ведь не требует от меня каких-нибудь сверхусилий, правда? внимательно, хоть и насмешливо, разглядывая ее, я вдруг подумал, что она прекрасна. Куда красивей даже Афродиты, просто без ее мускуса. Высокая, стройная, с густой гривой светло-русых волос и огромными серыми глазами. Впечатление портил только плотно сжатый рот, придававший ей надменный и крайне неприступный вид. Почему я раньше не замечал ее красоты? Да потому что она все время шлялась в доспехах, за которыми невозможно было увидеть женщину. И наша плодотворная и непримиримая дружба мешала. Ведь невозможно увидеть красивую женщину в существе, которое постоянно выискивает возможность устроить тебе очередную каверзу. Причем, не просто табаку в чай насыпать, а со свету сжить. Афина же всегда стремилась именно к этому. Но после двух тысячелетий моя злость на нее выветрилась, и я получил возможность смотреть более или менее непредвзято. И сумел разглядеть красоту там, где прежде было лишь коварство. Впрочем, вряд ли она испытывала те же чувства в отношении меня, так что и коварство никуда не делось. Просто спряталось вглубь под нажимом обстоятельств, требовавших сотрудничества, вот и все. Но, раз уж дело идет о сотрудничестве, мне тоже не помешает быть покладистее. И я, пожалуй, сделаю еще один вклад в общий котел. Я постараюсь разыскать Артемиду.
Было бы неплохо, Афина поднялась. А я сегодня ночью, перед отъездом, постараюсь переговорить с дядюшкой Посейдоном. Благо, до океана рукой подать.
3
Если быть до конца откровенным, я вызвался отыскать Артемиду совсем не потому, что вдруг был обуян альтруизмом и желанием помогать всем без разбору. Просто в процессе общения вдруг переменил точку зрения и понял, что не хочу оставаться совсем уж в стороне. То самое протестное чувство, не позволявшее прийти к единому мнению с Афиной почти ни в одном вопросе. Если некий гипотетический враг желает добраться до меня, то я не собираюсь от него прятаться. Это отнюдь не было самоубийственным решениемв отличие от Старика, Аполлона и тем более Афродиты, я был куда лучше подготовлен к силовым мероприятиям. Конечно, пуле, выпущенной с расстояния в полкилометра, противопоставить будет нечего, но пуля уже была выпущена в Зевса. А убийца, как мне представлялось, старался не повторяться. Так что присутствовал даже определенный интерес, какой способ он выберет, чтобы разделаться со мной. Не совсем здоровый, конечно, интерес, но куда же от него денешься?
Нашлась и еще одна, куда более прозаическая причина. Мне просто захотелось повидаться с Артемидой. Она принадлежала к той немногочисленной группе родичей Зевса, с которой у меня сложились более или менее ровные отношения. Как, к примеру, с Гераклом и Прометеем.
Откладывать путешествие в долгий ящик было неразумночерез неделю-другую, а то и раньше, начнут поступать сообщения от других участников поисковой группы, которые желательно принимать лично. Я, конечно, на всякий случай подключил автоответчик, но особого успокоения это не принеслопотому что до сих пор еще не встречал никого, кто сумел бы выложить на автоответчик информацию в полном и исчерпывающем виде. Аппарат же, в отличие, скажем, от меня, не обладал способностью задавать наводящие и уточняющие вопросы.
Первым делом я разложил перед собой карту Приморья и попытался сообразить, где может бродить Артемида. В отличие от Шустрого Геры, у меня не было локатора, способного принимать сигналы других олимпийцев в любой точке Земли. Не было и крылатых сандалий, с помощью которых почти мгновенно можно оказаться где угодно. Но, в отличие от него же, мой мозг был настроен не на одни лишь пакости да махинации, но и на более конструктивные действия. Этим последним отличием я и собирался сейчас воспользоваться.
Артемида всегда искала уединения и обожала непроходимые дебри. Так было и в Элладе, хотя там с лесными массивами дело обстояло на порядок хуже, чем в Приморье. Здесь же для нее было настоящее раздольезатеряться в огромных таежных просторах легче легкого. Однако у меня имелась мыслишка, которая вполне могла оказаться правильной. Заключалась она в том, что Артемида, сама принципиальная девственница, остановит свой выбор на столь же девственных лесах. А на карте, лежавшей передо мной, был только один участок, где о человеческом жилье ни звери, ни птицы слыхом не слыхивали.
Верховья Бикина. Огромные территории без единого селения. Даже охотники из местных народностейорочи, нанайцы, удэгейцыесли и заходили сюда, то очень редко и очень ненадолго. Им просто незачем было идти так далековсе то же самое они могли добыть рядом со своими селеньями.
Я очертил на карте прямоугольник примерно в пять тысяч квадратных километров и удовлетворенно хмыкнул. Безусловно, будь я Артемидой, то выбрал бы этот район. Есть, где разгуляться. Сплошной праздник для души. Только я Артемидой не был, поэтому моя душа не радовалась. Передо мной стояла непростая задачаразыскать ее на этой огромной территории. Впрочем, по сравнению с необъятными лесными массивами, покрывавшими добрых две трети края, выбранный участок смотрелся довольно скромно.
Вопреки ожиданиям, звонки начались еще до отъезда. Сперва отличилась Афина, которой спьяну вздумалось испортить мне настроение. Получилось это у нее из рук вон плохо, потому что, слегка поиздевавшись, я просто оборвал разговор. Перезванивать она, к счастью, не сталана это у нее даже под винными парами хватило ума.
Вторым оказался Прометей. Он успел разобраться со смертью Старика. По его мнениючистая случайность. Не исключавшая, однако, возможности убийства Аполлона и Афродиты. Очень ответственный парень, ничего не скажешь. Оперативно сработал. Я решил, что неплохо бы брать с него пример и отправляться на поиски транспорта, который доставил бы меня к месту назначения.
Однако Афина успела отметиться еще разабсолютно трезвая, но с ошеломляющим известием: с Шустрым Герой что-то стряслось (а с кем еще из всей честной компании могло что-то стрястись?!). То есть, он жив, но не совсем этому рад. Я, впрочем, не очень обеспокоился. Этот проходимец волку в пасть угодит, да потом все равно через задницу выберется. А по пути еще и всех глистов на деньги разведет. Но, хоть и не особо расстроенный, о звонке Прометея сказать забыл. А когда Афина отключилась и стало уже поздно что-то исправлять, решил, что ничего страшного. На ее миссию информация о Старике не влияла никак. Поэтому я со спокойной совестью отправился в путь.
В вертолетном отряде мое появление энтузиазма не вызвало. Моложавый начальник и пожилой усатый вертолетчик, обсуждавшие какие-то профессиональные проблемы на летном поле, посмотрели на меня довольно угрюмо.