Цитадель - Ганова Алиса 5 стр.


Потрясенный Тауш молчал, и она стала трясти сильнее, пытаясь вытряхнуть из него если не обещание спасения, так хотя бы душу.

Очнулась, когда кто-то с силой стал ее оттаскивать от него.

- Успокойся! Успокойся! Ничего ужасного не случится, если только её будет тошнить пару днейпостепенно слова дошли до Томки, и она разжала пальцы, но растрепанная Пена продолжала тянуть за рукав, стараясь отвести ее подальше от бородатого брата. - Ты не дослушала Тауша!

- Угу,поддакнул Млоас за спиной сестры, за что получил от нее тычок локтем в живот.

- Не умничай!сердито осадила она.

- Не могу,прохрипел он, согнувшись пополам. - В кои-то веки хоть в чем-то прав. От гордости кричать хочется.

- Сейчас покричишь у меня!шикнула она и прищурила глаза.Я с тобой еще не разобралась!

- Держите себя в руках!подал голос пострадавший.Стоило двух темных впустить в крепость, тотчас всё наперекосяк пошло. Я буду ходатайствовать старшим! Нельзя же так измываться над детьми!

- Да они-то как раз довольны. Уже очередь выстраивается, чтобы отведать ее мышей.

- А завтра, возможно, я еще пауков настряпаю!ехидно вклинилась Томка.

Все замерли.

- А где их столько наловишь?искренне полюбопытствовал Млоас.Если каждому по одному, не наесться же?

По его лицу было не понятно, поверил он в шутку или нет.

- Всю ночь ловить буду!продолжала язвить Тамара.Как стемнеет, сразу на охоту.

В тишине можно было уловить полет одинокий мухи. Млоас застыл с поднятыми бровями, брат Тауш с разинутым ртом, а Пена склонила голову и с подозрением косилась на неё.

- Да шутит она! Шутит!влезла в разговор Чиа.Она их до ужаса боится! И мышей до приезда сюда не ела

- Намекаешь, что тут ее заставили их есть?!возмутился Брат Тауш.Нет, всего лишь пара темных, а как все ужасно! Я буду ходатайствовать Старшим!

- Уже извещены. Бокаса первая успела,с иронией заверил Млоас. От огорчения на лице Тауша опустились уголки губ.

- Да вы не переживайте! Приходите завтра, поглядите, разведаете. И первым походатайствуете старшим,утешительно изрекла Томка, но кто видел ее смеющиеся глаза, почувствовали подвох.И тебе, Чиа, тоже перепадет. Я же добрая!

- У-уу?!раздалось из-за кустов.

- И тебе достанется! По-любому получится лучше, чем эта колючка!Тамара потрясла ею перед носом огородника и хотела швырнуть в заросли, но Брат закричал:

- Не смей! Не ты вырастила, не тебе ругать и бросать! Кому колючка, а кому ценное средство от болей в животе. Вон отсюда. И чудище свое забери!

- А вот и нет! Он здесь еще не все поел и понадкусывал! Только вот как он мог залезть по тонким веткам на высоту и не рухнуть? И как съесть эту гадость и не исцарапать рот, а? Не подумали? Вы посмотрите на него: как такая туша может лазать по ним? А у него еще когти повыпадали, суставы болят от изменения тела! И как съесть вот это? - она снова помахала колючкой у всех перед носом.Не ободрав морду и язык, если у него и зубов-то почти нет?!

На мгновение мужчина растерялся, но быстро спохватился:

- Сама к нему в пасть лезь! Я видел, как он под покровом ночи, едва луна заходила за тучу, крался в сад

- Но он же заперт!заступила за Сахатеса Чиа.

- Ты его выпускаешь! - в запале выкрикнул бородатый.

Томины карие глаза встретились с раздраженными синими. Беспочвенных обвинений своих подопечных она молча терпеть не собиралась. Дуэль.

- Хрюша! Сюда!кликнула Тамара высоким голосом, и тотчас у ее ног уселся Сахатес.Покажись!

Она нагнулась, схватила рукой его челюсть и стала тщательно осматривать, вертя влево - вправо.

- Поглядите, поглядите! Ни одной колючки! Вы беззастенчиво наговариваете на бедное, совершенно несчастное животное, только потому что он темный!исходила праведным гневом защитница полузверя.

Сахатес, услышав, как Тамаа назвала его животным, дернулся, но, получив увесистый пинок Томкиной ногой, сразу угомонился.

Чиа посмотрела на Саху и уловила в карих глазах ошарашенное замешательство:

«Чего она несет?!» - поднял морду, чтобы взглянуть Томе в лицо, но она больно дернула за ухо.

- У-уу!жалобно взвизгнул он, и теперь лишь громкое недовольное сопение свидетельствовало о его возмущении.

- Сморите, если бы он мог плакать, вы бы увидели слезы на его морде!Тамара жалостливо провела рукой по рыжей макушке. Сахатес поднял на братьев увлажненные печальные глазки, в которых дрожала нарождающаяся слезинка.

- Видите?! Видите, как он страдает, раненый вашими несправедливыми подозрениями! Что бы он ни сделал, вы будете первым обвинять его! Вы унижаете беззащитное существо и губите на корню любые попытки раскаяния, потому что постоянно терзать подозрениями того, кто встал на пусть исправления, бесчеловечно и жестоко! А еще нельзя принижать стряпчие таланты, не отведав даже ложки! Вот опробуете, потом ругайте, иначе какой же из вас справедливый Брат?!

От бесцеремонных обвинений Тауш лишился дара речи.

Пена, зная, какое беззащитное существо перед ней сидит, сжала губы, стараясь не расхохотаться. Млоас же, понимая, что Тауш и Пена могут рассориться, не нашелся предложить ничего лучшего:

- Приходи завтра в трапезную, отведаешь и выскажешь мнение! Если паучки придутся не по вкусу, сразу к Старшим! Сможешь даже прихватить одного с собой и предоставить для наглядности

Уже в комнате Тома вспоминала перебранку и не могла понять, откуда в ней столько нахальства и уверенности, что все ей сойдет с рук. Единственным объяснением была вера в Долона.

«Но можно ли на него так полагаться? Правильно ли сделала или ухудшила свое положение?» - изводила она себя догадками. Но в одном уже была уверена: Млоас и Пена приняли ее в семью и старались поддержать, как могли.

Перед сном хотелось помыться, но делать это в мыльне, где нет щеколды, Томка постеснялась. А наполнять лохань в комнате, потом тащить обратно к вечеру трудного дня было не по силам, поэтому обошлась парой ведер.

Ополоснулась, простирнула белье и единственную хламиду. Почувствовав облегчение, отыскала зеркальце и занялась внимательным изучением своего отражения.

«Сколько времени прошло, а привыкнуть не могу!тягостно вздохнула она.Ладно, брови драть, маски делать, и буду человеком, а если намазюкаться, то еще и женщиной».

Вдоволь посокрушавшись, разыскала в закромах сухую смесь, развела горячей водой и перемешала. Получившуюся вязкую жижу размазала по лицу. Чтобы время шло быстрее и с пользой для всего тела, прилегла. А когда очнулась, маска намертво прилипла к лицу и отколупывалась только с волосками.

- Учитывая мое феноменальное везение, ты бродишь где-то рядом! - в этом Тамара не сомневалась. Представив, как дверь распахивается, и она предстает перед Ло перемазанной гадостью, кинулась к остаткам воды и попыталась размочить застывшую корку, но короста холодной воде не поддавалась. Нужно было идти за горячей.

Накрытая простыней, Тома перебежками кралась до заветного места. Однако ликование, что никого не встретила по пути, при повороте краника сменилось яростью. Горячей воды не было!

- Да что ж такое!?

Пришлось еще раз попытаться отмыться холодной водой. Корка стала чуть склизкой, но держалась все так же.

Припомнив, что в состав входит смола и воск, размягчающиеся при температуре значительно выше комнатной, Тамара приготовилась к депиляции, но спохватилась, что где-то наверху есть еще одна умывальня.

"А стоит ли туда соваться, если трубы, возможно, заполняются из одного котла? - засомневалась она. - А вдруг из разных?"

Решив, что отколупывание засохшей корки может повредить кожу и привести к воспалениям, отбросила сомнения, приглушила лампу и двинулась по лестнице наверх.

Мыльни не располагались одна под другой, поэтому планировка отличалась. Может быть поэтому, при повороте вентиля, потекла тоненькая струйка горячей воды.

- Ура-а!обрадовалась Тома и приступила к делу. Однако едва начала, в коридоре раздался хлопок, и она услышала приближающиеся тяжелые, шаркающие шаги

"Может, пройдут мимо?" - еще теплилась надежда, но, когда поняла, что направляются сюда, от испуга не придумала ничего лучше, как вцепиться в ручку и попытаться изобразить, что мыльня занята. Кричать: "Занято" не решилась, потому что не знала, что обитатели цитадели кричат в подобных случаях.

Дверь потянули, но Тома уперлась изо всех сил. Потянули сильнее. Дверь приоткрылась, но как только ручку отпустили, Томка снова захлопнула ее.

- Открывай!раздраженным голосом рявкнули за дверью.

Стоя в размазанной маске, она поняла: сегодня не ее день и придется чашу позора испить до дна. Дрожащими руками толкнула дверь и как можно доброжелательнее произнесла:

- Доброго вечера.

А в ответ раздался истошный крик, призывавший всех, кто есть поблизости, сюда. Орали так оглушительно, что Томка рефлекторно закрыла дверь, пытаясь отгородиться от шума. Но просидела одна не долго.

- Выходи! - сердито крикнули за дверью.

- Простите, я этажом ошиблась!промямли она.

- Уверена?вопросил голос человека, который не пропустил ни одного ее позора.

- Более чем! - всхлипывая, пропищала Тома.

- Выходи! Бить не будем!заверил старческий голос.

- Выйду, когда отмоюсь!

- А внизу не мылось?

- Там воды горячей не было, а холодной не отмывалось.

- Покажись.

- Нет.

- Я захожу! - предупредил Ло.

- Не надо!

Но было поздно. Дверь приоткрылась, и в проеме показался он. Оглядев ее, Долон застыл. Немного отойдя от удивления, присел на корточки и стал внимательно рассматривать, не говоря ни слова.

Томка поджала губы.

Глава 3

В светлой комнате, освещенной лучами заходящего солнца, за круглым столом собрались седые старики. По очереди бросая пожелтевшие игральные кости, каждый приметливо следил за соседями, чтобы те не жульничали. Приглушенный стук разбавлял неторопливые сплетни и жалобы на старческие недуги.

За двадцать с лишним сезонов, что они с Айемом вместе, Кинпаса уже давно смирилась с почти ежедневными визитами пожилых братьев и с удовольствием обходила каждого, доливая вина или отвара.

Иногда гости спорили до хрипоты по мелочам, если нет, то все внимание уделяли игре или ей. С присущим женщинам терпением, она выслушивала нытье, подколы и поучения, и молчала, потому что любила слушать их брюзжание по делу и без оного. Нравы гостей были иногда невыносимы, но кто без недостатков?

Ей нравилось смотреть, как главные судьи империи с удовольствием, как малые дети, пытаются обдурить друг друга и сделать каверзу. За все время удавалось подобное лишь несколько раз, и тем сильнее было ликование победившего шельмеца, который со счастливым самодовольным видом приосанивался и свысока оглядывал других. В последний раз Клахем до того возгордился, что ноющая поясница при ликующем скачке хрустнула, и в комнату его пришлось переносить Долону.

- Не устаю поражаться: уж бороды поседели, а совсем как отроки!улыбаясь, вздохнула Кинпаса, заметив, как почтенных лет Клахем косится на Айема, который безразлично взирал в открытое настежь окно и неспешно, как бы невзначай, подталкивал пальцем красную фигурку ближе к краю разлинованной доски.

- Зато душой и разумом молоды - отозвался Клахем.

- Угу, помню, как повис вниз головой на перекладине, а дотянуться и слезть не смог. Хорошо пришла вовремя, иначе бы так и болтался.

- Отчего послушников не кликнул?поднял голову удивленный Саназ.

- А они смотрели со стороны и поражались его силе и гибкости, вот он и терпел,ехидно, но по-доброму подколола она.

- Зато теперь у послушников есть лишний стимул упражняться в силе и беге,парировал Клахем.

- А у тебя повод быть скромнее.

Они смерили друг друга упрямыми взглядами.

- Никогда не думал, что доживу до подобного одряхления - неожиданно признался он - самый старший из всех собравшихся. - Кожа изборождена глубокими морщинами, тонкая и сухая, а на лысине остался белый пух, как у цыпленка. Все болит и ноет. М-да, - вздохнул Клахем и провел рукой по блестящей макушке.

- Да будет вам жаловаться,улыбнулась Кинпаса, заботливо подливая ему напиток.

- Как не жаловаться? Хожу со стоном, кряхчу, на недуги жалуюсь, и некому посочувствовать,затянул он шутливое нытье.

- Все мы рано или поздно увядаем. И останется лишь брюзжать, на большее сил не хватает,нахмурился Айем.

- Про всех не надо говорить!возмутился Саназ, маложавый, полный сил и энергии мужчина, у которого в шевелюре еще встречались не тронутые сединой волосы. Их было мало, но он радовался и им.

- Будь я моложе оборотов на двадцать, уж точно не жаловался бы, а в девяносто семь только и остается радоваться, что утром глаза открыл и до конца коридора сам добрел.

- Раскудахтались, как старые голосистые капы. Что торгаши в таверне, что Братья, убеленные сединами, все об одном. Похвалиться да значимость набить, чтобы другие от зависти покой потеряли,укорила гостей женщина. Она и сама была уже не молодой, но все же моложе собравшихся за столом.

Мужчины приглушенно рассмеялись.

- А где Кинтал пропадает?

- Молод он еще с нами рассиживаться.

- Да все там же. Ищут.

- И как?

- То-то и странно, что никак,Клахем многозначительно посмотрел на других. - Ускользают. Кто надоумил?

- Думаешь на худшее? Ты всегда был мнительным.

- Неся величайшую ношу, глупо оступиться из-за попавшего в сандаль неприметного камушка. Приходится быть таким.

- Однако нашей Матери и в подметки не годишься. Подозрительность из нее так и брызжет. Не подходи близко, того и гляди, заляпает,усмехнулся Айем, поглаживая седой ус.

- Пусть Бокаса по мышам подозрениями изводится, а мы как-нибудь без нее обойдемся.

- Хорошие мыши были, как ни странно. С нетерпением ожидаю пауков. Их-то из чего сотворит, ума не приложу?

- Понравились?с долей ревности полюбопытствовала Кинпаса.

- Поначалу хотел ее взашей выгнать и Ло уши надрать, по старой памяти, чтобы не умничал, но оказалось не плохо.

- Попробуй-ка мальчишке чего подрать, если догонишь или сможешь застать врасплох!поддел Саназ друга.

- Темная на него нашлась словно из ниоткуда, но так не бывает. Беспокоит меня это,произнес задумчиво Клахем, и примерявшись, бросил кости. - Быстро, как отрок наивный попался. Покровительствовать решил, глупый мальчишка!

- Ничего удивительного. Женщины испокон веков занимаются этим, - спокойно заметил Айем.

- Это чем же?возмутилась Кинсапа, уперев черные руки в пышные бока.

- Сбиванием мужчин со светлого пути - пояснил увлеченный игрой муж, не глядя на нее.

- Да вас и толкать не надо, сами свернете!

- Если только сопровождая вас до дома вашей Праматери, изошедшей из темноты - парировал муж.

- Нет, а со мной ты куда зашел?!Кинсапа вскочила со стула.Еще скажи, я тебя насильно тянула!

На ее недовольство Айем не поддался и продолжал, не мигая, следить за игрой. Разгневанная женщина выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Мужчины даже не шелохнулись, продолжая по очереди бросать кости и двигать фигурки.

- Завтра Праматерь вернет ее обратно.

- Не обольщайся. Уже вечером. Надо же кого-то с пути сбивать, иначе скучно им живется

****

Разраженная Кинпаса, расплескавшая от обиды сладкое вино, спешила в мыльню, чтобы омыть липкие руки.

- Дождешься, Праматерь покажет тебе, как обижать ее дочерей. Не буду больше выслушивать твое старческое брюзжание, неблагодарный!

Умом понимала, что подначивают не со зла и обижаться не на что, что уже скоро злость развеется, и все потечет по-прежнему руслу. Подобное было не раз и не два за те обороты, что они с Айемом вместе, но надо же показать нрав и возмущение.

Младшая сестравсе, чем ее наделили Боги. Не достаточно, чтобы стать полноценной сестрой, и слишком много, чтобы оставаться простой подданной. Так она и оказалась привязанной к братству, которое не спешило делиться с ней тайнами. Утешение Кинпаса находила в рисовании, позже овладела прекрасным почерком, нарядные завитки которого грели душу любого, кто брал переписанные ею книги в руки. Жизнь неспешно и однообразно текла, пока однажды она не застала за своим столом подслеповатого толстяка. Он развалился за писчим столом и, разглядывая рисунки, беззастенчиво уминал ее же сладости.

- Эй, полегче налегай!набросилась она.Натрескаешься и уйдешь, а мне с оставшимися крошками четыре листа разрисовывать, да так, чтобы такие, как ты, обжоры от восторга глаз не могли отвести.

Тучный мужчина перестал жевать, поднял глаза и протянул откусанную дольку вяленой в сиропе гавы.

Назад Дальше