- Братья и Сестры должны делиться,спокойно заметил незнакомец, глядя на нее водянистыми глазами с желтыми вкраплениями по краям.
- Ага, как же! С младшими не сильно-то и делятся, мы - как бы полоумные. Потому и щедрости перепадают в половину,продолжала негодовать Кинпаса, разглядывая залысины на его висках, румяные щеки, курносый нос, намек на второй подбородок
- Так-то я ненавижу заносчивых Братьев, но, если бы мне разрешили им стать - съязвил наглец, прищурившись от переполнявшего его ехидства.И чего бы ты хотела?он пытливо всматривался в нее, склонив голову набок. Желто-серые глаза с белесыми ресницами, несомненно, принадлежали умному человеку, и показались ей самыми красивыми, из всех, которые она видела. Наглец был дерзок, но не груб.
Но Кинпаса не умела кокетничать.
- Не скажу!буркнула младшая сестра и замахала у него перед носом: - Уходи, мне работать надо!
Брат чинно встал, освобождая чужое рабочее место. Когда зашагал прочь, она не удержалась и окликнула:
- Стой! Бери уж,и протянула миску.
Думала, что откажется, но сильно просчиталась, потому что толстяк, запустив руку в тарелку, выбрал из нее все, что поймал. Закинул сладкую дольку в рот, просиял, и ушел, не сказав ни слова благодарности.
- Нахалюга бесстыжий!обиделась она.
- Негоже так о Старшем Брате отзываться,заметила сестра Кьюса, сидевшая за соседним столом, и испугавшаяся писчица плюхнулась объёмным задом на подушечку, смягчившую жесткое приземление.
Два дня не находила места, переживая, что вызовут на Совет и припомнят неуважительное отношение и вырвавшиеся слова. Промаявшись тревогой, смирилась с неизбежным, однако её не только не отчитали, но и доверили переписывать рукопись из тайной библиотеки.
От восторга и гордости Кинпаса забывала про еду, без перерывов перерисовывала и переписывала зашифрованные записи и рисунки. Само ощущение, что прикасается к секрету, великой, значимой древности настолько будоражили воображение, что она долго сидела перед началом работы, пытаясь успокоить дрожащие руки.
Когда Айем вновь столкнулся с ней в одной из галерей, заметил, как она похудела, и принес сладостей, а Кинпаса в ответ поделилась ореховыми палочками. Все равно делиться было больше не с кем. После того, как ей доверили тайные рукописи, она почти безвылазно жила в цитадели, и все меньше общалась с обычными людьми. А Братья и Сестры не особо горели желанием принять в свой круг. Они были вежливы, приветливы, но Кинпаса всегда чувствовала, что они вскользь говорят о чем-то, что не предназначено для ее ушей. От обиды желание общаться с кем-либо снизошло на нет.
Общение со Айемом - Старшим Братом, оказалось не только приятным, но и доверительным. Он тоже не спешил делиться секретами, но хотя бы терпеливо объяснял, что никто обижать ее не желает, просто все обязаны блюсти тайну. Она угощала его выпечкой и сладостями, которые оба обожали, рассказывала о многочисленной родне, радовалась общению, и надеялась, что так будет продолжаться, как можно дольше.
Но случилось, что попалась ей книга о пользе воздержания и скромности для здоровья духа и тела. Читая раздел о вреде и пагубном влиянии обильной сладкой и жирной пищи, Кинпаса возмущенно фыркала. Однако, когда дочитала, что полные мужчины страдают от тяжкого дыхания, задыхаются, у них ноют суставы и болит сердце, что губительно, неожиданно вспомнила, что все это и даже больше есть у слабого здоровьем Айема. А еще он жаловался на боль в боку...
После бессонных ночей, полных сомнений, она решилась и поведала, что переживает за его здоровье. Он покосился на нее, и Кинпаса приготовилась, что Айем больше не придет, ведь без сладкого - уже не то привычное общение, но, к ее удивлению, друг оценил ее заботу. С тех минуло много оборотов, но от вяленных долек гавы они так и не смогли отказаться. Айем продолжал все так же черпать их из миски руками, но заботливая Кинпаса ставила маленькие мисочки, памятуя о пользе скромности и ограничения. Не могла она долго на него сердиться.
Дойдя до двери мыльни, удивилась, что та захлопнулась у нее перед носом, ведь все гости оставались за столом. Осторожно потянула на себя дверь, но она не поддалась. Тогда Кинпаса дернула сильнее. Дверь поддалась и тут же снова закрылась обратно, едва отпустила ручку.
«Что за проказники?!возмутилась женщина. Липкими руками она перепачкала ручку, от чего стало совсем не до шуток.
- А ну, открывай!строго крикнула она, предполагая, что шельмец-послушник прокрался и притаился в мыльне.
За дверью началась суматоха.
- Быстрее!голос у нее был сильный, низкий, как раз для воспитания.
Дверца медленно отворилась, и, стоило ей заглянуть внутрь, лампа высветила безобразного урода, пронизывающего ее исподлобья диким взглядом.
Башню огласил истошный женский крик.
***
Отойдя от потрясения, Кинпаса пожелала рассмотреть Тому ближе.
- Так вот ты какое, страшилище!съязвила чернокожая женщина, как только переступила порог мыльни. От пережитого страха кровь еще бурлила, и она периодически срывалась на истерические смешки.
- Это Тамаа.представил Тамару Долон и продолжил терпеливо, с заботой прикладывать горячий компресс к вымазанному лицу.
- Извини, но под этой - не найдя слова, женщина указала пальцем. - Не могу разглядеть красоты твоей избранницы, но проказу оценила: кого от службы не отвлекла, перебудила,и вздохнула.
- И что теперь будет?Томка испуганно взирала на Ло и Кинпасу.
- Говорить о тебе будут! Бокаса прозвище придумает, до старости ходить с ним будешь,обрисовала ситуацию женщина. Она была в возрасте, пышнотелой, степенной, но в черных глазах проступали искорки озорства.
Тамара робко коснулась руки Долона:
- Прости. Получилось безобразно глупо. Извинения ничего не изменят, но все же.
Его молчание пугало. Встревоженная Тома захлопала влажными ресницами.
- Я лишь хотела, чтобы кожа была чистой и красивой.
- И как?Долон поднял глаза, и она увидела, что он не сердится на нее.
- А простыню для пущей неотразимости намотала?поддела собеседница.
- Балахон сохнет после стирки. Другого нет, - сокрушенно призналась Тома.
Долон перестал мыть в ведре тряпку.
- Совсем?не поверил он.
Томка кивнула, и Ло нахмурился, от чего на лице сразу проявилась утомленность.
- Выглядишь уставшим, вдобавок мои проделки, - Тамара нежно погладила его по руке.
- Зато в старости будет чего вспомнить! Я так испугалась, думала, сердце выпрыгнет из груди.
- И вы простите меня. Я не со зла. День сегодня такой.
- Сегодня для тебя счастливый день! Повезло, что предстала в таком виде передо мной, а не тем, у кого кулак, как кувалда. Тогда бы точно был плохой день. И последний,поучительно произнесла женщина. - Отмывайся, успокаивайся, Старшие хотят тебя видеть.
- Немного осталось,выдохнул Долон, а потом обратился к Томке: - Могу заверить, грязь подействовала. У тебя воистину стал особенный цвет лица. Подобное редко увидишь.
Представив, как выглядит, Тамара стушевалась.
«Не красивая, с осадненным красным лицом, в простыне»
- Я не пойду в простыне,жалобно предупредила она.
- Могу дать свое платье, но оно широкое,сжалившись, предложила пострадавшая.
- Туника, что мне выдали, и вам бы подошла. Я ее лентой подвязывала, чтобы не упасть при ходьбе.
Долон сомкнул челюсть.
- Не сердись,мягко произнесла Томка, положив ладонь на его перепачканные пальцы.Переживу. Пока в ней похожу, позже по себе переделаю. Чиа поможет.
- Какие ты страхи рассказываешь!усомнилась женщина, но, почувствовав себя лишней, напомнила: - Поторопитесь,и выскользнула за дверь.
К тому времени, как Кинпаса оставила их одних, Томкино лицо было почти отмыто. Воспользовавшись моментом, она обняла Долона.
- Я сотворила что-то ужасное, да? - она чувствовала себя виноватой из-за устроенного полночного переполоха.
Он положил ладонь на ее разлохмаченные волосы.
- Произошло недоразумение по воле случая или шутке Богов. Но не забывай, цитадель - братская крепость, где нет места темным, поэтому к тебе относятся предвзято. Послушников за подобную проделку высекли бы, братьев за умысел и неуважение затворили.
- А меня?
- Не бойся. У тебя не было умысла. И тыпод моей ответственностью.
Осознав услышанное, Тома задрожала:
- И теперь накажут тебя?!
- Нет,успокоил Ло, вытирая рукой влагу с ее красных щек,меня точно не высекут. Хотя это было бы предпочтительнее. И не затворят. Она добивается другого, - он нахмурился. - Ты должна всегда помнить: я несу ответственность за тебя. И я должен назначать тебе наказание. На этом настояла Бокаса,на лице Долона проявилась свирепая гримаса.Знает, если накажу, ты возненавидишь меня. Накажу мягко или закрою глаза, обвинит в слабости и лишит покровительства.
От его признания Тамара оцепенела.
- Но почему? За что? Я же ей ничего не сделала!
Долон молчал.
- Потому что я темная?
Он смотрел на нее так, что у Томки сжалось сердце от тяжелого предчувствия.
- Потому что тымоя темная,с горечью пояснил Долон.Все еще хочешь быть со мной?
Его тяжелый взгляд доходил до каждой клеточки натянутых нервов. Он ждал ответа.
- А ты хочешь, чтобы я была рядом?ее голос дрожал.
- Глупый вопрос. Ты знаешь ответ.
- Так же, как и ты,прошептала она и прижалась к нему, положив голову на плечо. - Почему раньше не рассказал?
- Зачем пугать тебя? Даже если будешь заточена в комнате, найдутся недовольные.
- Если все против, есть ли надежда?
- Не все, но многие.
Это было слабым утешением, но хоть кто-то был на их стороне.
- Я боюсь, - шепотом призналась она.
- Я же с тобой! - Ло сильнее прижал к себе.
Тамара тяжело вздохнула. Она чувствовала себя несчастной, пойманной острым крюком за страдающее сердце. Лишь отсутствие со стороны Ло даже намека на упрек было хоть каким-то крохотным утешением.
***
Она предстала перед Старшим Братом, встречавшим их у причала, Виколотом и сухощавым стариком с серыми холодными глазами, тем самым, что одобрительно дергал ее за косу в трапезной.
Тамара боялась. Очень боялась, потому что Ло не стал лгать, что бояться не надо.
«Лучше бы соврал!»
Она нервничала и пыталась уловить настрой каждого присутствующего.
Ветхий почти лысый старик сидел за огромным массивным столом, напротив которого Тома чувствовала себя подростком, и сверлил неприязненным, взглядом, выискивающим слабину. Его тонкие губы с глубокими носогубными морщинами были растянуты в жесткой полуулыбке, не терпящей возражений, а исходящая властность сковывала. Лишь присутствие Долона за спиной позволяло сохранять видимость хладнокровия. От долгих, пронизывающих взоров бешено колотилось сердце, но красное, после всех перенесенных экзекуций, лицо не выдавало тревоги. Это было небольшим вознаграждением за перенесенные страдания.
Если бы Виколот и другой мужчина стояли, Томка подумала бы, что перед ней как минимум заместитель главы Братского Ордена, но они преспокойно сидели в свободных позах. Хромоногий вытянул больную ногу вперед, а другую вольно подогнул под стул. Виколот же откинулся на спинку и сидел, закинув ногу на колено. Все молчали, выжидая решения седого старика.
Она кожей, нутром ощущала ощупывающий тяжелый взор, полный презрительной насмешки. И чем сильнее пыталась заткнуть сознание собственного достоинства в покорность, тем хуже себя чувствовала. Не вытерпев, опасливо подняла глаза, и тут же была поймана его цепким, довлеющим взглядом.
«Да кто же он такой? Редко кто так может», - недоумевала Томка.
Сухой старик угнетал, сминая до размера букашки, но она пыталась сопротивляться. Если бы Долон предупредил, что ее жизни ничего не угрожает, она бы, собрав все силы, не побоялась выпрямить спину и ответить дерзким взглядом. Но даже в страхе и сомнениях за свою жизнь Тома интуитивно чувствовала, что покажи убогость, трусость, и он безжалостно сломает ее.
«Лицемер!обозвала она старика, вспомнив о его доброжелательном подергивании за косу.При отроках улыбчивый старикан, защитник обездоленных, а на самом деле старый маразматик с огромными амбициями!».
Считая, что прямой зрительный контакт намекает о противостоянии, Тамара как можно спокойнее опустила глаза и стала рассматривать дорогой резной стол из темного дерева с аккуратно разложенными бумагами, писчие принадлежности и, она не поверила своим глазам, микроскоп.
Чтобы не выдать себя и не множить подозрения, перевела взор на высокие стеллажи, заставленные книгами и фолиантами, карты, развешанные на стене: огромное изображение империи в окружении соседних государств, звездная карта, странные рисунки, похожие на изображения одноклеточных. Задержав взгляд и рассмотрев подробнее, Томка могла поклясться, что это зарисовка увиденного под микроскопом. Подтверждал предположение стоящий у окна и накрытый тонкой, прозрачной тканью телескоп.
Клахем, разглядывая нелепую краснолицую заплаканную девицу в болтающемся платье Кинпасы, пытался постичь: чем она зацепила мальчишку?
«Не ровня ему,подвел он итог и стал намеренно подавлять, желая довести до слез и показать жалкую суть темной, трусливо желающей защиты и не способной взамен ничем одарить. - Приволок с окраины сиротливую нищенку, упрямец! - Клахем недовольно посмотрел на Долона. - Благо, сам моё разочарование чувствует и говорить не надо».
Однако зареванная девица отважилась поднять глаза, чем вызвала у него кривую ухмылку.
«Ну что ж, покажи, на что годишься!он вперился в нее глазами, вкладывая во взгляд разочарование, пренебрежение, даже брезгливость.
«Знай свое место!» - читала в его жесткой насмешке Томка и от внутреннего протеста стала держать взгляд, чем развеселила старика. Она держалась бы дольше, если бы не хотела спать и не понимала, что дерзить влиятельному человеку чревато.
Клахем следил, как Тамаа, пытаясь изобразить невозмутимость, отвела взор и стала с интересом разглядывать кабинет. И был удивлен, что она не испугалась скопища книг, осмысленно, без тревоги разглядывала механизмы, карты и наброски мелких тварей, что копошатся во всем сущем. Но проследив, как она глазами связала звездную карту и дальнозор, нахмурился. Долгая жизнь преподнесла неожиданную, таинственную загадку, но все что касается будущего преемника, он обязательно переберет по крохам, разберется в сути и перемелет в труху, если изведанное не придется по нраву. Конечно, не ему жить с темной, но будущий глава должен быть свободен от сомнительных привязанностей.
Темная, почувствовав перемену в его настроении, разогнула плечи, но опомнившись, вновь ссутулилась.
«Слишком гордая для сиротливой нищенки с окраины», - подметил Клахем. Чем больше он наблюдал за ней, тем больше в душе росла тревога.
Виколот, наблюдая как Тамаа держится, с тайным удовлетворением отмечал, что она делает это слишком хорошо для полоумной пустынницы. Любой, оказавшись в подобной ситуации, был бы несомненно напуган, но у нее на устах держалась едва уловимая улыбка, свидетельствовавшая, что Тамаа может совладать со страхом. Каждый из присутствующих понимал, что это лишь маска, но личина была тщательно выверенной. Растяни Тамаа губы чуть больше, показалась бы недалекой и глупой, меньшесквозил бы страх. Также Виколот чувствовал, что и она пытается их ощутить, прочувствовать, предугадать. У нее не было дара, но был опыт.
Мужчины, следившие за выражением Томкиного лица, внезапно заметили, как она с трудом подавила зевок. И буквально почти сразу, еще один.
Клахем недовольно окинул ее взглядом, задержал взор на одолженном платье, делающем темную жалкой, и раздраженно процедил сквозь зубы:
- Уйдите с глаз,и неприязненно отвернулся.
Когда Томка и Ло вышли, он изрек:
- Что разглагольствовать, если заранее понятно, что бы она верещала в испуге. Жаль время тратить.
- Пусть идут. Сам отчитает. Но девица чудная и незаурядная. Ты об этом говорил?обратился Кинтал к Виколосу.
- Именно. Вначале кажется несуразной, пострадавшей от падения головой, а при близком общении, начинаешь понимать, что логики у нее поболее, чем у других женщин. Продумывает ходы, наблюдательна, подмечает тонкости, чувствует людей, умеет удивить. Любит хорошие шутки, умеет поставить на место....
- Нахвалился?прервал ухмыляющийся Клахем.Ближе к делу.
- Отказывается чистить живую рыбу, предпочитая оглушать для облегчения страданий или ждать, пока сдохнет.
В комнате раздался хрюкающий смешок Кинтала.
- Птицу покупает только разделанную, утверждая, что от вида крови падает в обморок, - продолжил Виколот, но поймав на себе пораженные, недоверчивые взгляды, заверил: