Красавица встала, платье соскользнуло к ее ногам. Завитки волос под нежным, гладким животом горели все тем же светлым золотом.
И мысли Харальда стали расплываться. Другое женское лицо, мелькавшее в углу сознания, погасло. Он даже не слышал, как Трюгви подобрал что-то с пола. А потом захлопнул дверь.
Люди в крепости, куда они приплыли, сдавались, бросая на землю оружие. Забава тенью скользнула меж рабынь, вылезших к бортам, чтобы поглазеть на берег. И при виде того, что там творилось, вздохнула с облегчением.
Вот и хорошо. И люди не погибнут, и у Харальда не прибавится новых шрамов.
Правда, на нем все заживало в два-три дня. А то и через день. Не то, что у неепять дней уж прошло, а сукровица по-прежнему пятнами выступает поверх повязки. И рукой двигать больно.
Хоть и приходитсябабка Маленя заставляла шевелить ею почти все время, говоря, что ярл Харальд приказал не держать руку в покое.
Потом там, у ворот, вроде как началась какая-то толкотня. Но солнце успело сесть, тени стремительно сгущались, и толком Забава ничего не рассмотрела. Харальд, стоявший до этого перед воротами, тоже исчез в полумраке.
Правда, почти тут же на берегу запалили костры, и она наконец разглядела его пегую головупрямо перед толпой прочих воинов.
Но долго смотреть Забаве не пришлось. С мостков рядом крикнули, чтобы баб загнали в укрытие, и больше не выпускали, потому что ярл сердится. Часть слов она разобрала, а недостающее просто угадала.
Рабынь тут же оттеснили в чрево кораблякоторое было шире и глубже, чем у длинного, змеей лежавшего на воде корабля Харальда. Воины, толчками и угрюмым ворчанием подгонявшие рабынь, саму Забаву не тронули. Хоть и обступили со всех сторон.
Зато бабка Маленя вцепилась в здоровую руку, с мольбой и оханьем потянула к лесенке, ведущей вниз
И Забава, пусть и без особого желанья, но подчинилась.
А потом снова сидела в темной каморке, устроенной в днище. На лицах женщин, сидевших рядом, играли всполохи от жаровни. Забава от скуки в который уж раз повторяла вслед за бабкой слова чужанской речи.
Но сверху вдруг донеслись звуки боякрики, лязг мечей. Хотя здешние воины вроде бы сдались
И она, осознав, что творится что-то неладное, вскочила на ноги и кинулась к лесенке.
Сразу вспомнилось все, что видела, пока стояла у бортаХаральд под чужими воротами, вокруг него толпой воины. А он-то у самых ворот, впереди всех остальных.
На первого мужчину, то ли раненого, то ли обеспамятевшего, Забава наткнулась прямо у лесенки. Тот лежал плашмя, растянувшись на досках корабельной палубы.
Но в мыслях у Забавы сейчас был Харальдпоэтому сначала она выглянула из-за борта.
На берегу горели частые костры. Видно было, что перед причалами идет бой. Ворота распахнуты, оттуда напирает темная толпа, над которой, ловя отсветы костров, иглами поблескивают мечи, злыми искраминаконечники копий
И все кричали. Про какого-то Гудрема, про кровь, про месть. Про Харальда.
Сванхильд, голубушка, запричитала бабка Маленя, стоя внизу, у лесенки. Вернись. Еще стрелой попадута ярл потом с меня голову снимет.
Сейчас, пообещала Забава.
И спешно присела, потянувшись рукой к мужику, лежавшему у ног. Коснулась груди под наборным доспехом в железных бляхах.
Тот едва заметно, но все же дышал. Отсветы, долетавшие от костров на берегу, заливали палубуи Забава сумела рассмотреть, что ран на нем вроде бы не было
А еще она увидела, что у носа корабля лежали и другиете самые воины, которые недавно теснили ее к лесенке. Все тихие, неподвижные.
Сванхильд, снова позвала снизу бабка Маленя. В голосе звучала слезная мольба. Вернись, лебедушка.
Забава, прошелестело вдруг над палубой.
И Забава изумлено оглянулась. Голос, что звал, был мужской. Но имя ее, причем не новое, чужанское, а прежнее, с родимой сторонывыговорил чисто.
Хотя даже Харальд, и тот Забаву в Добаву переиначивал.
Человек с ее стороны? Откуда? Да еще знающий ее саму, ее имя?
И раз уж мысль о Харальде мелькнула, она, не удержавшись, опять посмотрела на берег, высматривая пегую макушку с четырьмя косицами по плечам.
Но там, перед стеной, кипел бой, фигуры людей сливались в одну мешанину, и Харальда она не увидела.
Забава, снова позвал неведомый мужик. Пойдем, отвезу тебя домой.
И слова-то выговаривал по-родному, по-ладожски
Теперь она уже разобрала, что зов доносился не со стороны мостков, а с другой. От воды по ту сторону корабля.
Забава, поплыли домой
У нее перед глазами вдруг встала Ладога. Летняя, залитая солнцем. Избы, теплая пыль под босыми ногами, люди, у которых и по одежде, и по лицам видносвои, ладожские. И далекие отголоски речи, знакомой еще с детства. Вкус малины, собранной второпях с куста, росшего на краю огородаи отправленной в рот, пока тетка не видит. Сладкая, с холодком на языке ежевика, которую она пригоршнями ела в зарослях за стеной городища, когда отправляли стирать белье.
Домой, подумалось ей как-то смутно. Боли в плече, к которой Забава привыкла за эти дни, больше не было. Исчезла, прошла.
Забава, поплыли в Ладогу. К своим.
Голос завораживал, звал, наполнял тихой радостью.
И она уже хотела подойти к другому борту корабля, посмотреть, кто там ее зовета может, и впрямь отправится домой, в залитую солнцем Ладогу
Но опять вспомнила о Харальде, и бросила рассеянный взгляд на берег. Того по-прежнему нигде не было видно.
Мысли текли сонные, рванные. Харальда нигде не видно. Воюет небось.
Забава. Ты здесь чужая. Все равно убьют, в конце концов.
Харальду не до меня, подумала она. Бабий убивец. Только и знает, что убивать. И ее убьет когда-нибудь
Забава.
Она сделал первый шагно лицо Харальда вдруг всплыло в памяти.
И Забава опять посмотрела на берег. Она-то уплывет, конечноно только бы с ним ничего не случилось. Хоть он и убивец бабий.
По лесенке, пока она думала о Харальде, поднялась одна из рабынь. Со счастливой улыбкой подошла к другой стороне корабля, перелезла через борт. Исчезла.
Но всплеска воды Забава не расслышала. Выходит, там лодка?
Из дыры в палубе уже поднималась следующая рабыня. За нейбабка Маленя. Вылезла с кряхтеньем, заковыляла на ту сторону корабля с радостным лицом, что-то приговаривая на ходу.
И Забава услышала:
Орешная весь хоть разок посмотрю, а там и помирать можно
Ей тоже хотелось побежать за ней следом, но мысль о Харальде все не отпускала, лицо его снова и снова выплывало из памяти, вставая перед глазами.
Так что она все смотрела на берег, вцепившись в борт.
Но снова шелестнуло по палубе:
Забава. Домой.
И она развернулась туда, откуда шел зов. Правда, напоследок все-таки глянула на берег, туда, где шел бой
Разум Харальду изменил, околдованный дивной, никогда не виданной им красотойно тело в последний момент почему-то воспротивилось.
И от прикосновения к губам, сладким, как свежий, только что снятый мед, во рту загорчило. Как будто желчи хлебнул.
Легким наваждением вспомнился вдруг вкус других губне таких сладких, не таких жарких, но никогда не горчивших.
Потом Харальд неожиданно осознал, что уже лежит на полу. Одежды на нем нет, а под ним извивается женское тело. Горячее, с высокими куполами грудейнастолько высокими, что лежалось сверху на этот раз как-то непривычно.
Хотя само это дело было для него и привычное, и знакомое.
Твердые острые соски упирались в грудь, почти кололи. И раздвинутыми бедрами красавица играла, уже насаживаясь на его мужское копье, вставшее, готовое
И хотя Харальд уже ощущал податливость и жар ее входа, но тяжесть ниже пояса вдруг показалась не такой, как всегда. Не радостно дурманящей, с жаркими толчками крови по всему телуа какой-то окаменевшей и тяжелой.
Осознание того, что происходит, обрушилосьи отрезвило. Он здесь, кувыркается с бабой. А его хирды на берегу ждут своего ярла. И в крепости чужие воины, которых больше, чем у него.
Войско, которое он собирал с таким трудом, сколачивал из перебежавших, пленных, проданных как рабов, отобранных у родичей воиновброшено. И девчонка, которую он притащил сюда, тоже.
Харальд стремительно перекатился в сторону, рывком поднимаясь с пола. Женщина вскинулась следом. Золотистые волосы тут же укрыли ее до самых пят, пологом с боков и со спины.
Только перед тела оставался открытыми манил, по-прежнему будоража все мужское.
А горечь во рту мешала. И зов желания казался теперь каким-то неприятным, гнущим к полу.
Харальд, я ждала тебя, красавица не закрывалась руками, наоборот, выпячивала грудь. Ждала столько ночей, столько дней
Почему-то сейчас ее голос не действовал так одурманивающее, как прежде.
И еще подождешь, грубовато бросил Харальд, подхватывая с одного из сундуков отброшенные его рукой штаныи торопливо их натягивая.
Взгляд его заметался по кладовой в поисках секиры. Оружия не было. Дверь закрытапохоже, Трюгви запер его здесь.
Красавица двинулась к нему, раскинув руки. Харальд сделал два стремительных шага в сторону, уворачиваясь от объятий
И впервые в жизни не сумел уклониться. Она оказалась быстрей. Обхватила его поперек тела, стиснула так, что ни дохнуть, ни вырваться. Хватка была такой, словно вместо рук у нее стальные обручи.
Харальд вдруг вспомнил, что сказал Трюгви, пропуская его в кладовуюЕрмунгард велел передать, что на этот раз никакой опасности для тебя нет.
Если для него опасности нет, то для кого она есть? Для его воинов?
Или для Сванхильд?
Харальд, ощерившись, вцепился в женскую шею. Лебединую, гладкую.
Та даже не промялась под пальцамиощущение было такое, словно он пытался сжать железный столб.
Красавица засмеялась.
Я ждала тебя столько дней и ночей. Целых три дня и три ночи.
И сжала его еще туже.
Харальд ощутил, как последний воздух с хрипом вырывается из грудиа снова вдохнуть воздух уже некуда. Стиснутые ребра трещали от хватки то ли женщины, то ли еще кого. Перед глазами плыли черные пятна
Тот, кто так держится за человека в себе, должен помнить, как слаб человек промурлыкала женщина ему на ухо.
От нее пахло цветами и медом, но сейчас этот запах напомнил задыхавшемуся Харальду вонь гниющих трупов.
И красным светом перед глазами не плескало, несмотря на всю ярость.
Так и не женился на девчонке, судорожно подумал он. А эль вот-вот будет готов, его первый в жизни свадебный эль
Дар Одина делает из человека берсерка. Из сына Змеядракона. Дар самого Змеясила, рвущая чужую плоть. Но со мной их дары спят. Мы почти равны годами, они и я.
Надо быть хитрей, мелькнуло в угасающем сознании Харальда.
Он позволил рукам соскользнуть с шеи женщиныженщины ли? и обмяк. Вышло у него правдоподобно, потому что перед глазами и так плыли темные пятна, а грудь жгло от удушья.
Со мной не надо хитрить, тихо сказала женщина. Я тебя все равно не отпущу. Но и не убьюменя просили не об этом, сын Ермунгарда.
Объятья немного разжались, и Харальд наконец с хрипом вдохнул воздух.
В уме мелькнула неожиданно трезвая мысльона его так и продержит, пока там, на берегу, все не кончится. И кто попросил ее об этом, ясно. Что будет со Сванхильд? С его людьми?
Зря ты не продолжил то, что начал, Харальд, пропело существо, похожее на женщину. Сейчас нам обоим было бы хорошо. А так придется просто постоять.
Надо что-то придумать, почти со страхом подумал он. Дар берсерка спит. И сила в его руках тоже. Кто эта тварьобернувшаяся человеком самка етуна-великана? Только они равны годами богам. Да и родня им по крови.
Кажется, как-то раз он слышал, как скальд пел что-то о женщине в синем платье
Хульдра, вспомнил наконец Харальд. Существо с силой великанши, умеющее зачаровывать и ублажать мужчин.
Еще скальд рассказывал о том, что на деле хульдра выше, чем кажется на вид и на ощупь. Поэтому, целясь в нее, метить надо в пустоту над головой. Или каленым железом, или серебром
Железа, как и серебра, тут нет. В сундуках блестит только золото. На самих сундуках ни железных запоров, ни замков. Даже ручки по бокам из кожаных петель. Секиру и пояс с кинжалом, похоже, забрал Трюгви, пока он пялился на хульдру.
Хотел быть человеком, угрюмо подумал Харальдбудь. Пробурчал:
Но ведь можно и продолжить.
И впился губами ей в шею. Кожа под губами оказалась уже мягкой, человеческойхотя совсем недавно, под его руками, была твердой, как железо.
Шея хульдры оказалась не только мягкой, но и горячей, а еще сладковатой на вкус.
Хватка рук на его ребрах ослабла еще немного. Но не исчезла. Ладони нежно погладили спину, пальцы прошлись по шрамам, слегка их царапнув.
Чем я тут занимаюсь, зло подумал Харальд, увлекая хульдру на пол. Когда там, на берегу, творится неизвестно что. И Сванхильд там
Объятья хульдры так и не разжались. Харальд, кинув руки на пол по обе стороны от ее головы, попросил:
Развяжи мне штаны.
А в первый раз ты это сделал сам она улыбалась, вытянувшись на полу и полузакрыв глаза.
Он качнулся, дав хульдре ощутить между ног крепость его копья, вновь поднявшегося. Пробормотал, хрипло выдыхая и оскаливаясь:
Не заставляй ждать. Ни меня, ни себя.
Хульдра переместила одну руку вверх, не убирая ее со спины. Вцепилась ему в косицы, придерживая. Другой рукой прогулялась по его поясуначиная со спины, подсовывая ладонь под ткань штанов. Погладила поясницу, потом живот, запустила длинные горячие пальцы в поросль, дорожкой уходящую вниз. Дотянулась до навершия его копья, потеребила.
Харальд от этой ласки содрогнулся. Желание жгло тело, вязкое, тягучее, неприятно засасывающее.
И только потом хульдра дернула завязки.
Вот тогда Харальд и рванулся, вложив в движение все силы, что у него были. Треснули завязки штанов, оставшись в руке хольдры, голову ожгло болью, но косицы все-таки выскользнули из ее кулака.
Харальд метнулся в сторону, опрокинул сундук. Золото рассыпалось по полу.
Хульдра, вскочившая следом, запнулась об побрякушки. Кинулась вперед, ступая прямо по ним.
Он поднял сундук, грохнул его об пол. Доски хрустнули, крышка осталась у него в рукахи Харальд, уже понимая, что не успевает, упал на колени. Разворошил остатки сундука в поисках гвоздей.
Ничего. Доски стягивали деревянные шпеньки и кожаные полосы. Его тут ждали, и подготовились основательно, старательно убрав из кладовой все железо.
Хульдра была уже рядом. Вцепилась ему в волосы, дернула вверх, заставляя приподняться
И на глаза ему попалась женская брошь, лежавшая чуть в стороне. Большая, овальная, в треть его ладониупавшая на золотую россыпь обратной стороной вверх. Над дырчатой бляхой из желтого металла торчала игла застежки. Потемневшая, чуть тронутая ржавчинойжелезо.
Харальд дернулся к броши всем телом, уже ощущая, как кожа с волосами отстает от черепа. Но успел подхватить брошь, извернувшись змеей.
И поднялся, подчиняясь хватке хульдрыно при этом целясь иглой застежки, зажатой меж пальцев, в пространство над ее головой.
Ударил, ни на что не надеясь.
Сверкнуло синеватым, руку обожгла дикая боль. Хульдра взвыла.
Харальд, щелкнув зубами, отшвырнул брошь, странно размягчившуюся прямо в ладони. Та вроде как начала плавиться у него в руке
Пальцы жгло, кончики их почернели.
Хульдра, странно скукожившись и выпустив его волосы, отступила. Снова взвыла
И тени в кладовой чуть-чуть покраснели. Его дар возвращался.
Он, не тратя время на взгляды в сторону хульдры, метнулся к двери. Врезал по доскам кулаком левой руки, не тронутой ожогом. Услышал глухой звук.
Его не просто заперлидверь с той стороны подперли, а то и завалили.
Харальд врезал сновауже обожженной правой, целясь по доскам костяшками кулака. Затрещало, на толстых дубовых досках остались вмятины от его руки.
Но дверь даже не шевельнулась. Он впечатал в нее уже левый кулак. Следом ударил обеими кулаками. Боль в обожженной ладони исчезала, забываясь. Еще удар
Доски треснули, но за ними что-то было. Харальд метнулся к другой стороне кладовой. Штаны, оставшиеся без завязок, норовили упастьи пришлось на них отвлечься, подхватив рукой.
Только тут он заметил, что стало с хульдрой.
Теперь она выглядела намного выше, чем раньше. Скрючилась, упираясь в потолок плечами и спиной, золотые волосы космами свешивались на пол.
А синее платье, оставшееся в другом углу кладовой, ползло к ней по полу. Как живое.
На то, чтобы рассмотреть все это, Харальду хватило одного удара сердца. А потом он рванулся к двери. Врезался в нее плечомкрасное сияние плеснуло перед глазами, высвечивая доски.