Он так и сделал. И теперь стоял перед зеркалом в умывальной. Оно помутнело от пара, и сперва Чарена хотел пройти мимо, но пересилил себя, протер стекло ладонью, раз, другой, пока не увидел отражение.
В доме Мари зеркало висело у входа, возле вбитых в стену крюков. Оказываясь рядом, Чарена ловил свой взгляд, нечеловеческий, чужой, и тут же отворачивался. Говорил себе: я знаю, каким стал, уже видел свое отражение в полумраке гробницы. Незачем лишний раз смотреть, вспоминать болезнь.
Но теперь захотел понять, каким его видят люди.
«Выглядишь, будто они над тобой поработали», так сказал Моряк, но о чем он говорил? Чарена всмотрелся в зеркальную глубину, попытался увидеть заново.
Кожа, такая бледнаяа ведь позади лето. Он почти не выходил из дома при свете дня, но смогло бы солнце опалить его, сделать смуглым? Глаза прозрачные, морская вода, не уловить, зеленые ли, голубые. К шелку императорской рубашки липнут волосы, белые, как шерсть кьони. Лишь одна прядьчерная. Выдает, каким он был раньше.
«Над тобой поработали». Люди боялись лаборатории, Ники говорила о ней с яростью. Что, если и правда там умеют колдовством вытягивать цвет, менять каждую частицу тела? Чтобы создать болезнь, за считанные дни убивающую целые селения. Оружие в войне.
Ты скоро? крикнула из-за двери Ники.
Она ждала в коридоре. Уже умылась в соседней комнате и теперь стояла у порога, босая, а пол вокруг был истоптан мокрыми следами. Ее волосы потемнели от воды, но вихрились по-прежнему, падали на лицо.
Ничего себе! Ники схватила его за рукав, скомкала легкую ткань и тут же отдернула руку, будто испугалась своей беззастенчивости. Это ты в рюкзаке прятал?
Чарена кивнул.
Сама Ники тоже переоделасьв белый балахон. Он был длинней ее платья, почти до колен, и сползал с плеча. Ники то и дело хваталась за ворот, тянула его на место.
Прошелестело эхо звериных шагов, и Чарена оглянулся, ища Эшу. Тот кружил в конце коридора, то появлялся, то исчезал вновь. Значит, там кто-то есть. Хозяева пещер, приютили, готовы помочь, но не позволят бродить, где вздумается.
Эша остановился, коротко зарычал, и из-за угла показался Моряк. Призывно махнул рукой, окликнул:
Идемте! Тут рядом комната пустует, там переночуете.
Путь был коротким, Чарена не успел разглядеть ничего нового. Все тот же туннель, бугристый пол под ногами, деревянные опоры над головой, качающиеся тени, редкие желтые лампы и тянущиеся по стенам провода.
Вот тут! Моряк толкнул дверь, и та неохотно отворилась.
А вещи? спросила Ники. Вы же говорили тут где-то можно все постирать!
Верно, засмеялся Моряк. Все есть, даже машина для стирки. Пойдем, я покажу. А ты можешь здесь подождать, добавил он, обернувшись к Чарене. Сейчас спрошу у ребят, что там с картой, принесу, если нашли.
Моряк повел Ники прочь, она шла легко, без страха, прижимала к груди ворох грязной одежды. Эша замер, глядя им вслед.
Чарена наклонился, попросил еле слышно:
Иди за ними. Если будет нужно, защити ее.
Кто знает, что ждать от врагов империи, живущих в пещерах, где место духам холмов.
Эша ткнулся ему ладонь и побежал вслед за Ники.
Комната, отданная им на ночлег, была крохотной и затхлой. Сперва Чарена не понял, как зажигается лампа, да и есть ли она здесь, и оставил дверь открытой. Тусклый квадрат света падал внутрь, но не мог разогнать мрак. Тот громоздился тенями, пыльными и древними, и каждый вдох тяжело оседал в груди. Будто дверь распахнулась не в гостевые покои, а в склеп, и в сумраке таится саркофаг, а в немистлевшие цветы, рассыпавшиеся кости. Или в стене вырублено каменное ложе, на нем покоится спящий. Застыл между жизнью и смертью, не замечает, как время утекает, мгновение за мгновением, сотни и тысячи лет.
Чарена мотнул головой и отыскал, наконец, выключатель, длинный шнур на стене. Под потолком загорелась лампа, затрещала, наливаясь светом.
Здесь прежде жили и не так давно. Половину комнаты занимала кровать, клетчатое покрывало было скомкано, подушки свалились на пол. Сам не зная зачем, Чарена подобрал их, положил в изголовье. Другую стену подпирала скамья, исцарапанный стол нависал над ней, а рядом примостилось продавленное кресло. Под низким потолком темнела пробоина, должно быть, воздуховод, но едва ли исправный.
Жилище отверженных, совсем не похожее на гробницу.
Чарена оглянулся на дверь. Нет, пусть остается открытой, слишком тесно, слишком душно. Закрыл глаза, прислушался к искрящемуся бегу путей. Они вились под ногами и над головой, пронзали толщу земли и прожилки камня.
Я жив. Жив.
Из коридора донеслись шаги, уверенные, тяжелые, а потом показался и Моряк. Переступил порог, победно кинул на стол длинный сверток и рухнул в кресло.
Нашли, сказал он. Конечно, копия и старая уже, но другой нет. Давай, разворачивай.
Карта оказалась огромной, свешивалась со стола, не меньше тех, что расстилали в северном флигеле перед началом совета. Только нарисована была не на шелке, а на бумаге цвета песка. На сгибах краски истерлись, но в других местах остались яркими: петляющие линии, темные пятна и надписи, множество надписей.
Ты карту-то читать умеешь? спросил Моряк. Или нет?
Не такую, признался Чарена и поднял на него взгляд. Моряк кивнул. Тут не понимаю.
Смотри. Моряк сдвинул карту, ткнул в извилистую бурую нить. Это железная дорога. А вот тут мы. В ту сторону восток. А вот тут, он потянул полотно к себе и указал на знак, похожий на черную снежинку, вот тутстолица.
Столица.
Будто щелкнула последняя деталь головоломки, и Чарена увидел не бессмысленный путаный рисунок, а картину земли, образ империи. Вот ее сердце, очерченное острыми темными штрихами. Вот дорогировные коричневые, двойные красные, прерывистые рыжиесбегаются со всех сторон в столицу, как настоящие пути. А вот реки, своенравные синие ленты, вот самая необузданная и смелаяЖелтая река. Столько притоков у нее, но где тот, над которым стоял дом Карионны? Слишком мал, не нанесен на карту. Или, может, давно его нет, осталась лишь заболоченная низина, или сухое русло, или вовсе та долина позабыла о воде, стала каменистой и бесплодной.
Раньше жил здесь. Чарена коснулся изгиба Желтой реки, очертил полукруг. Давно.
Говорят, места красивые, но я сам не былсказал Моряк, а потом приподнялся, перегнулся через стол и накрыл ладонью лоскут земли на севере. А наша страна здесь. Ну ты, наверное, уже давно понялШанми.
Чарена всмотрелся в очертания берегов и рек и узнал этот край. Та провинция, лесистая и малолюдная, звалась по-разному. Даже на картах писали то Тень Кри, то Двойные Врата, то Мерша. Три княжества, вечно враждующих из-за охотничьих угодий, торговых путей и переправ через реки. Один за одним вожди этой земли признали власть императора и только так сумели примириться.
А теперь, наверное, никто не помнит об этом, даже прежние имена забыты.
Но так странно это прозвучало«наша страна». Словно не часть империи вовсе.
Еще двести лет назад были свободны. Казалось, Моряк говорил сам с собой, устало и безнадежно. Но слова подбирал простые, и Чарена слушал и понимал почти все. Если бы не тот пакт, империя не подмяла бы нас под себя. Не пришлось бы ввязываться в эту войну теперьну или мы могли бы выбирать союзников! Так нет же, Шанми как оказалась в рабстве у империи, так и работает на эту военную машину
Вот как. Враги империи, так и есть.
Вы хотитеотойти? спросил Чарена. От империи? От республики?
Отделиться, поправил его Моряк. Мы хотим полностью отделиться. Независимостьвот наша цель.
Вас мало, сказал Чарена. На бумажной карте, как и на прежних рисунках на шелке, этот северный край был осколком среди бескрайних просторов. Мало против империи. Зачем?
Моряк вздохнул. Выпрямился, расправил плечи, и снова стал похож на воина, постаревшего и усталого, но непреклонного.
Может, ничего у нас и не выйдет, сказал он. Может, всех нас перебьют. Но лучше уж умереть чистой смертью, чем сдохнуть, ползая на коленях перед этими ублюдками. Я хочу чистую смерть. Вот зачем.
Как он найдет ее, прячась в затхлых ходах под землей?
Чистую смерть, повторил Чарена. Понимаю.
Кьони вбежал первым, и, едва взглянув на него, Чарена понял, все в порядке. Никто не пытался навредить Ники, иначе Эша не был бы так спокоен. Не стал бы, как ни в чем не бывало обходить комнату, обнюхивать каждый угол.
Вскоре появилась и Ники, Чарена едва расслышал ее босую поступь, влетела внутрь, захлопнула дверь. Провела рукой по косяку, задержалась на выбоине, где, видно, прежде был замок. Сказала со вздохом:
Не запирается Ну и ладно. Зато они сказали, что к утру все высохнет! А еще
Она обернулась и замолкла на полуслове. Замерла, кусая губы, взгляд метался. Что она увидела? Неужели ей тоже померещилась гробница?
Они дураки, что ли? Ники нахмурилась. От ее слов воздух пришел в движение, теплой волной коснулся лица. Здесь только одна кровать!
Большая, сказал Чарена.
Да, не императорское ложе в чертогах, откуда было видно небо и лазоревые крыши. Но и не узкая лежанка, на которой он спал в монастыре. Здесь уместятся и Чарена, и Ники, и, если потесниться, даже Эша, но вряд ли захочет, волкам привычней на полу.
Нет! Ники ударила кулаком по двери. Ветер горячей волной обрушился на стену, карта зашуршала, поползла со стола. Нет! Понял?
Чарена поднял руку, ловя поток, а тот раскалялся, набирал силу. Шелк рукавов раздулся, волосы хлестнули по лицу, а в глубине воздуховода загудело, завыло эхо. Эша застыл, глядя на Ники, а та все хмурилась, все яростней сжимала кулаки.
Неистовый ветер, рожденный без заклинаний. Что же вызвало его? Мысль об опасности? Страх?
Боится меня, но не потому что я Чарена. Потому что я мужчина. Лишь поэтому.
Я понял, кивнул Чарена и указал на пол. Буду тут. Кровать для тебя.
Точно? Ники взглянула на него искоса, с подозрением. Но ветер уже стихал, утекал меж пальцев. Остывал.
Точно, сказал Чарена.
Ники в два шага пересекла комнату, запрыгнула на кровать.
Держи!
Ники скинула на пол подушку, потом еще одну и толстое одеяло. А сама легла, завернулась в клетчатое покрывало и замерлатакая маленькая на широкой постели.
Эша тихо зарычал, еще раз обежал комнату и улегся возле стола. Чарена взглянул на шнур выключателя, помедлил, но все же подошел, погасил свет.
И понял, что зря опасался темноты. Горячий вихрь унес мысли о гробнице, осталось лишь мерцание путей, ровное дыхание Эши, незримое присутствие Ники. Спит ли она? Чарена устроился на полу, но заснуть не мог, снова и снова вспоминал прошедший день. Встречу на каменистом склоне, грохочущий пустой вагон и дорогу к холмам, где враги империи прячутся и ждут чистой смерти.
Странно, Ники была бесстрашной весь день, а теперь испугалась Чарены. Неужели виной тому его нечеловеческий взгляд и кожа, лишенная цвета? Нет, такое может вызвать отвращение, но не страх. Кто-то напугал ее, кто-то угрожал ей или мучил, там, откуда она сбежала. В лаборатории, о которой все говорят с таким ужасом? Или где-то еще?
В мире теперь столько опасностей, неведомых, новых.
4.
Адил вернулся из столицы вчера днем и с тех пор не находил себе места.
Еще в вертолете понял, как соскучился по Мели. Смотрел на бескрайнее полотно леса, на лабораторию, сперва едва различимую среди зелени, но приближающуюся с каждой секундой, распадающуюся на корпуса, ограды и сигнальные вышки. Смотрел и думал, что скоро увидит Мели. Услышит ее голосне искаженный расстоянием и треском помех в телефонной трубке, а живой и близкий. Пусть даже Мели ничего не расскажет о себе и вопросы задаст обычные, те, что всегда звучат до и после тестов. Неважно. Пусть просто говорит, пусть будет рядом.
В лаборатории все было в порядке. Ни всплесков силы, ни чрезвычайных ситуаций. Да, погиб один из испытуемых девятой зоны, но никто не думал, что он так долго протянет, привезли сюда уже изувеченным. А в остальномбез новостей. Адил выслушал отчеты дежурных офицеров, проверил сообщения от своих звеньев и не удержался, пошел к Мели, хоть до теста еще и оставалось полчаса.
Но кабинет Мели пустовал, даже ассистентов не было. Может, совещание или затянувшийся эксперимент. Адил не мог объяснить, зачем задержался там, зачем бесцельно бродил между столов, заглядывал в слепые мониторы. А потом подошел к окнустеклянной стене от пола до потолка, и подумал: «Лучше б я остался в столице».
Нелепая мысль, откуда она только взялась.
Полчаса тянулись долго, и Адил уже решил, что даже в испытательной камере не увидит Мели. Занята, пришлет кого-то из заместителей. Но она пришла, стремительная и легкая, светлые волосы стянуты в хвост, глаза сияют. Была взволнована, но оттого ли, что обрадовалась Адилу? Едва войдя, сказала: «Устойчивые результаты у стимулятора, над которым работали последние месяцынаконец-то!» Не то докладывала, не то делилась радостью. «Испытаем на мне?» спросил Адил, но Мели поспешно отмахнулась, принялась готовить приборы. «Нет-нет, нельзя отклоняться от графика, с тобой работаем над усилением реакции».
Это был легкий тест, почти безболезненный, только пить хотелось ужасно и жгло кончики пальцев. Но заснуть этой ночью он так и не смог.
Не то, что в столице.
Только лег, и комната показалась тесной, ни вздохнуть, не повернуться, даже в капсуле перегрузок дышалось свободней. До одури захотелось встать, выбраться из лаборатории, исчезнуть в лесной темноте, босиком бродить по хвое, перебираться через опавшие стволы, смотреть на небо сквозь просветы ветвей. Видна ли луна сегодня, или тьма непроглядна, лишь мерцают редкие звезды, отражаются в водах озера, холодного и тихого? Блуждать бы там до рассвета, прислушиваться, ждать, позабыть обо всем.
Что за дикие мысли сегодня.
Магам было бы простительно, у одаренных шаткий рассудок, но себе Адил такого простить не мог. Поэтому поднялся, оделся, проверил оружие и карты доступа и пошел на обход. Бессонные часы можно провести с пользой.
Любая лаборатория охранялась как крепость, и все же порой что-то случалось. То саботаж, то утечка информации, то бунты одаренных. То побегисовсем недавно пациентка сбежала из Четвертой, и до сих пор не поймали. Да, без нарушений не обходилось нигдекроме главной, Западной Лаборатории. И сейчас, шагая по тихим ночным коридорам, Адил не мог отрицать, в этом его заслуга.
Он знал каждый выход, проверял и перепроверял каждого сотрудника, без предупреждения сравнивал отчеты, просматривал записи камер и обходил посты.
Что ж, пусть сегодня будет такая проверка.
Он спустился на нижний ярус. Пешком, по рифленым ступеням, семь этажей под землю. Дежурные у входов вытягивались и салютовали, едва заслышав гудящее эхо шагов. Лишь один дремал, привалившись к стене, Адил запомнил его имя, отметил взыскание.
Внизу шумели генераторы, мигали лампочки над бронированными дверьми аварийных ходов. Никаких происшествий, персонал на месте, перебоев нет, излучение в норме. Значит, можно идти дальше.
Двери подъемника зашипели, разомкнулись, впуская Адила.
Он останавливался на каждом этаже. Сперва обошел ярусы, где держали заключенных и пленных. Решетки, металлические двери, охрана, все было в порядке. Этажом выше жили одаренные, здесь дышалось легче, коридоры и комнаты почти не отличались от казарм и общежитий учебных центров. Со стен смотрели картины и постеры, в углах возвышались кадки с деревьями. Здесь даже были окнаузкие, под самым потолком, но настоящие окна. Этот ярус выглядывал из-под земли, и днем сюда падал солнечный свет. Да, совсем как в обычных домах, только в стенах и под порогами комнат прятался защитный контур, а в холлах дежурили кураторы, следили за показателями одаренных.
Выше, еще выше. Адил шел мимо кабинетов ученых, мимо установок, работающих днем и ночью, мимо испытательных камер, прозрачных окон, зеркальных стен, открытых и глухих лабиринтов. На самый верх, в наблюдательную башню. Но и там все было спокойно и тихо.
Когда он спустился к кабинету Мели, уже светало.
Зачем снова пришел сюда, в такой час кого тут встретишь? Но из-за приоткрытой двери доносился стрекот приборов и шорох клавиш. Адил вошел, не стучась.
Мели вскинулась, отблеск монитора лег на лицо. В призрачном мерцании кожа казалась прозрачной, как фарфор на свету, но под глазами темнели круги. Не спала, как и я, понял Адил. Так и сидела здесь с вечера.