Раздоры в море, проворчал Андроник, это всё равно, что пожар на корабле. Такую авантюру не одобрит ни один нормальный мужчина.
Конечно, вроде как согласился Тиртай, но разумный мужчина взвесив риск и выгоду, может признать, что даже значительный риск с лихвой окупается перспективой потрясающей выгоды.
Я подписал договор, буркнул Андроник.
Слышу шаги в коридоре у трапа, предупредил я, и все замолчали.
Это снова оказался Торгус, вернувшийся со своим футштоком.
Он встал на первую балясину трапа и осторожно погрузил торец палки в воду, коснувшись палубы.
Молодцы, парни! похвалил он. Хорошая работа! Уровень падает. Хорт! До отдыха рукой подать. Пойдёте в столовую, получите пагу и промочите горло.
Когда мы поднялись по трапу из трюма, мы столкнулись с другой группой, шедшей нам на смену, чтобы занять наше место у насосов. И снова, как и в прошлые дни, я заметил среди них Тэрла Кэбота, командующего тарновой кавалерией, и его друга Пертинакса.
Хорошо потрудились, парни, бросил нам Тэрл Кэбот, когда мы расходились в узком коридоре.
Как странно, подумал я про себя, что эти два офицера, наравне с нами стояли вахту на помпах. Неужели они не понимали своего положения? А как же их достоинство? Как они рассчитывали поддерживать в своих людях уважение к себе, если они унизились до столь тривиальной работы, если они повели себя столь просто, если они поставили под угрозу свой статус? Но, с другой стороны, размышлял я, разве люди не будут готовы пойти на смерть за таких офицеров?
Я обратил внимание, что Тиртай подождал Андроника перед трапом, чтобы пропустив его вперёд занять место позади него.
Андронику это явно не понравилось, но он вступил на трап первым.
Когда мы поднялись на следующую палубу, Тиртай подождал меня и прошептал:
Не забывай о том, что я говорил.
Не забуду, заверил его я.
В одном из коридоров, по пути к своему кубрику, я услышал, как один моряк сказал другому:
Погода улучшается.
Перед дверью в столовую мне вручили одеяло, которым я насухо вытер ноги, и, дрожа от холода, вошёл внутрь, где меня охватил потрясающий запах свежеиспечённого хлеба и жареного боска. Моё тело ломило от усталости, казалось, болела каждая клеточка. Всё чего мне хотелось в тот момент, это еда и порция горячей паги.
Глава 8Лёд
День выдался морозным и мрачным. Время близилось к полудню, но тусклая серость наводила мысль на то, что только что рассвело. Это ощущение подтверждал Тор-ту-Гор, едва оторвавшийся от линии горизонта.
Корабль неподвижно замер на одном месте.
Стояла тишина, если не считать тех звуков, что доносились снизу, из-за борта. Там мужчины, вооружившись пешнями, копьями, топорами, а то и просто кольями долбили лёд вокруг корабля. Даже под палубой можно было слышать скрип снега под их ботинками, тяжёлый стук кольев, опускаемых на лёд парой мужчин, звонкий треск топоров, любимого оружия разбойников из Торвальдслэнда, врубавшихся в окружившую гигантский корабль бледно-зелёную поверхность, словно в стену, которую кому-то пришло в голову построить горизонтально. За последнее время эти звуки стали привычными и узнаваемыми. Их постоянно можно было слышать в ярдах ниже главной палубы.
Мы в плену Тассы, вздохнув, сказал мне Филоктет.
У неё свои правила, пожал я плечами.
На палубе юта виднелась миниатюрная, скрюченная фигура Терсита, кутаясь в меха, шагавшего с борта на борт, иногда воя от гнева, иногда замирая, чтобы потрясти своими маленькими, сжатыми в кулаки руками, грозя бескрайней, белой глади, на многие пасанги раскинувшейся вокруг нас.
Этот поход изначально был безумием, проворчал один из собравшихся на палубе моряков.
Проклятый Терсит, проклятый корабль, проклятые пани! прошипел другой.
Я больше не слышал от Тиртая, входившего, кстати говоря, в свиту Лорда Нисиды, призывов к мятежу. Если он и питал всё ещё какие-то мысли о неповиновении, или даже о бунте, то теперь он не произносил их вслух. Возможно, они замерев в бездействии, продолжали кипеть, запертые внутри его тёмного змеиного сердца, и подобно свернувшейся кольцами змее выжидали удобного момента. Есть время, когда нужно бить, но есть время, когда следует выжидать. Какой смысл захватывать корабль, рисковать жизнью, если приз, даже завоёванный, не принесёт прибыли? Только дурак решил бы красть фургон без колес, кайилу, которую нельзя освободить от привязи, девку, с которой не получится снять цепи, сокровище, которое невозможно унести.
Поберегись! крикнул моряк, стоявший у фальшборта.
Вниз полетела одна из больших пилообразных конструкций, тяжёлых, одиннадцати-футовых, ощетинившихся гигантскими металлическими зубьями, собранных из брёвен и железных скоб корабельными кузнецами. Сверху в этом увесистом грузе имелись кольца, к которым крепились цепи, служившие для подъёма на высоту посредством лебёдок, установленных на палубе. Пилы снова и снова поднимали и сбрасывали на лёд.
Время от времени, я задумывался над там, что могли значить слова Тиртая, намекавшего на огромное богатство, которого хватило бы на всех. Конечно, его слова никак не подтверждались какими-либо фактами, и кто, за исключением самых легковерных простаков, мог бы повестись на столь очевидную и явную приманку, на столь прозрачный обман? И всё же, меня мучил вопрос, с чего бы это Тиртаю, человеку явно не лишённому проницательности, подвергать себя такому риску, раздавая такие ничем не подкреплённые, пустые обещания? Ведь если ему удастся добиться своих целей, ему сразу придётся как-то доказывать реальность своих заявлений? На мой взгляд, бросаться в такую авантюру мог только человек столь же безумный, как Терсит.
Пришла моя очередь вставать к рычагам лебёдки и помогать поднимать колун вверх и затягивать его на палубу. Конструкцию следовало заменить новой, а эту, изрядно покорёженную и освобождённую от цепей подновить, выправив и заострив зубья, чтобы затем снова пустить в дело. Обычно на ремонт уходило пара анов.
Дни всё сокращались, а ночь удлинилась настолько, что занимала большую часть суток. Говорят, что в землях красных охотников, лежащих ещё севернее Торвальдслэнда, ночь растягивается на многие недели от одной руки перехода до следующей, а потом ещё до следующей, и, что не менее странно, летом в тех местах Тор-ту-Гор вообще не садится. Однако даже ночью там нет кромешной тьмы. Мглу рассеивает свет лун и звезд. А ещё, мне рассказывали, что иногда, ночь озаряется светом таинственных, мерцающих, колышущихся в небе огненных занавесок. Свет всех этих источников усиливается, отражаясь от поверхности моря, замёрзшего и замершего.
Тасса сжала могучий корабль в своём ледяном кулаке больше тридцати дней назад. Льдины сначала разрозненные, вскоре стали сплошным полем, сплотившимся вокруг корабля. А потом началось сжатие, выдавившее корпус, каким бы тяжёлым он ни был, из воды на поверхность ледяного поля. В результате корабль встал на льду накренившись на борт, нацелив реи наискось в небо. И это, как выяснилось, оказалось самым удачным для нас исходом. Позже стало ясно, что мощного давления льда деревянные борта созданного Терситом монстра могли не выдержать. Напор льда мог расколоть такую, казалось бы, прочную конструкцию в мелкие щепки, с такой же лёгкостью, как ребенок мог бы переломить прутики игрушечной крепости. У Тассы в запасе имелись резервы, которые она смогла подтянуть в борьбе с кораблём Терсита. Этим резервом было мощное давление её затвердевшей поверхности.
А двадцать дней назад произошла подвижка льда. Безмолвие было разорвано громким, раскатистым рёвом раскалывающегося ледяного поля, по белой поверхности побежали чёрные нити трещин и огромная, массивная туша нашего корабля ухнула вниз в воду, провалившись под лёд, затем качнулась пару раз и, выправившись, замерла вертикально. Сначала мы обрадовались тому, что у нас под килём снова вода, и что мы снова можем ходить по горизонтальной палубе, а не ползать по переборкам, но к утру, по мере того как окружающий нас ледовое поле начало своё почти незаметное глазу восстановление, хорт за полухортом, ен за еном, наша радость начала переходить в ужас. Со всех сторон слышался стон деревянной обшивки и угрожающий треск напрягшихся бимсов.
Ничего не делайте! кричал Терсит. Корабль крепок! Ничто не сможет его ни согнуть, ни сломать. Он могущественнее самой Тасса, она ничего не сможет с ним сделать!
Но лёд, подобно челюстям штамповочного пресса Кузнецов, медленно, постепенно, начал вдавливаться в дерево.
Ничего не делайте! вопил Терсит, но его крики уже никто не принимал в расчёт. Атий, его доверенный и верный ученик в том, что касалось управления и ежедневного обслуживания судна, посмел отменить его приказы, в чём был поддержан Лордами Нисидой и Окимото, а также Тэрлом Кэботом, оказавшимся адмиралом Порт-Кара и членом совета капитанов, после чего началась наша война со льдом, заключавшаяся в попытках сдержать его любыми возможными средствами. Нашей основной задачей было крошить лёд, очищая пространство в несколько футов вокруг корпуса. Это была та ещё работенка, скажу я вам. Днём при тусклом свете полярного солнца, ночью при свете факелов, люди били, кололи, пилили своего неумолимого противника, безмолвный, надвигающийся, напирающий лёд.
В этой борьбе с Тассой мы несли потери. По большей части это было следствием небрежности. Люди теряли опору, соскальзывая в полынью, или кто-то ступал на место с более тонким льдом, ломавшимся под весом мужчины. Кому-то повезло и их успевали вытащить, пока их не утянуло под лёд. Однако больше всего погибло от переохлаждения. Оказавшемуся в такой воде человеку хватало считанных инов, чтобы замёрзнуть до смерти, и это при условии, что его сердце не остановилось сразу после попадания в ледяную воду. Первым из тех, кого мы потеряли таким способом, оказался Андроник, тот самый, с которым я стоял вахту у помп в носовом трюме левого борта. Это произошло ночью. Ближе всех к нему стоял Тиртай, но и он ничем не смог ему помочь.
Я обвёл взглядом раскинувшуюся по ту сторону фальшборта плоскую, белую, заледеневшую пустыню, свинцово-серое небо, и тусклый шар Тор-ту-Гора, зависший низко над горизонтом.
Всё выглядело так, что огромный корабль прибыл в порт, в котором его путешествию предстояло окончиться, причём порт этот для него выбрала Тасса.
Ещё один день подходит к концу, устало проговорил один из моряков у лебёдки.
Конца края этому не видно, проворчал другой.
Тассасуровая госпожа, вздохнул третий.
Это бесполезно, махнул рукой четвёртый, никакой надежды.
Помалкивайте, шикнул на них пятый, если не хотите, чтобы вас раздели и выпороли, а затем бросили связанными на лёд.
Его предупреждение было не лишним, поскольку солдаты Лорда Окимото, или, как их ещё называли, асигару, находились поблизости.
А как ещё можно поддерживать мораль, когда всё потеряно?
Как минимум несколько тарнов постоянно патрулировали окрестности. Как раз описываемый момент один из них сел на палубу и, сложив крылья, готовился уйти в трюм.
Всадник уже спустился с седла и стоял на палубе рядом с птицей. Это был пани по имени Таджима, человек из ближайшего окружения Лорда Нисиды, но служивший в кавалерии.
Даже тарнсмэны с высоты полета тарна не видели никаких просветов в сплошном ледяном поле. Лёд был повсюду, он окружал нас со всех сторон, возможно, раскинувшись на сотни пасангов.
Я был рад видеть благополучно вернувшегося тарна. В конце концов, это были, в некотором смысле, глаза судна. Именно они помогали заглянуть вдаль, за горизонт. Увы, возвращались не все. Терсит, в своём высокомерии, гордости и непокорности, не соизволил дать своему кораблю глаза. И как же ему теперь видеть свой путь? Неужели корабел не понимал насколько опасно выходить в море на слепом судне, даже в спокойное время года, когда Тасса приветлива и доброжелательна? Так, кстати, и осталось невыясненным, почему несколько тарнов не вернулись на борт. Кое-кто подозревал, что они улетели на восток или на юг, послушные поводьям дезертиров, питавших вполне понятное нежелание умирать среди льдов. Но были и те, кто думал по-другому. Они предполагали, что тарны сами, избавившись от помех и не желая возвращаться в трюм, снова становиться узниками тесных насестов, где они видели своих умерших товарищей, опьянённые внезапно обретённой в холодном, чистом, пронзительном воздухе свободой, воодушевлённые и ликующие, они захотели вернуть себе свою законную державу, обширную, широкую, высокую небесную страну. Тарнптица опасная, даже одомашненные особи остаются наполовину дикими. Они запросто могут перестать слушаться поводьев и попытаться напасть на всадника. И даже послушного тарна надо периодически кормить, в противном случае, скорее всего, кто-то может умереть, либо тарн, либо наездник. И если даже одолеет человек, как он сможет выжить полярной ночью пеший, один, на морозе?
Но Таджима вернулся. Судя по всему, он был способным наездником.
По разным причинам, в том числе и из-за вовлечённых рисков тарны поднимались в небо небольшими группами.
Не стоит забывать и о том, что тарн, если его лишить возможности летать, очень скоро умрёт.
Примерно в сотне ярдов от корабля я рассмотрел на льду два тёмных пятна тел морских слинов. По-видимому, там образовалась полынья, которую звери использовали для дыхания. Стоит только попытаться к ним приблизиться, и они тут же исчезнут, нырнув под лёд. Морские слины не позволяют приближаться к себе чужакам, зато при определённых условиях запросто могут приблизиться сами. Мы часто замечали мелькающие в толще освобождённой ото льда воды вокруг корабля, в паре футов от поверхности извилистые тени, внезапно появляющиеся и так же быстро исчезающие в глубине. Порой из воды высовывалась сплюснутая, заострённая морда, и мы слышали громкое шипение выброшенного из мощных лёгких выдоха. Потом зверь шумно втягивал в себя новую порцию воздуха и снова исчезал в пучине. Открытая вода вокруг корпуса судна манила слинов. Здесь они могли дышать без проблем. Иногда они приближались к людям. Довольно жутко было поймать на себе голодный взгляд больших, круглых, тёмных глаз морского слина, изучающих тебя из-под воды. Морской слин вряд ли нападёт один на человека на льду, но в воде, в его родной стихии с ним лучше не встречаться. Он рассматривает человека, как добычу, как еду. Обычно он питается рыбой, парситами или грантами. Что касается полярной акулы, то в случае со слином, она может оказаться и добычей, и охотником. Некоторые морские слины для охоты сбиваются в стаи, и тогда они становятся опасными для других, даже очень крупных морских млекопитающих, таких как киты, на которых они нападают роем, атакуя со всех сторон, сатанея от разливающейся в воде крови. Нас всех предупредили придерживаться в отношениях с этими морскими хищниками, если можно так выразиться, вооружённого нейтралитета. Если кому-то из слинов приходило в голову выбраться на лёд, то мы просто сталкивали его обратно в воду, используя длинные шесты. Как-то раз один такой зверюга поймал шест своими широкими, усыпанными острыми зубами челюстями и одним быстрым движением перекусил его пополам. Мы не исключали возможности того, что со временем они могут понадобиться нам в качестве еды. Так что мы даже приветствовали тот факт, что они подплывали вплотную к борту судна, используя очищенную нами полынью для дыхания. Безусловно, морской слин, как и его сухопутные сородичи, зверь очень умный, и мы нисколько не сомневались в том, что охота на него может оказаться делом довольно рискованным. Такие хищники становятся очень опасными, если подверглись нападению или решили защищать полынью, облюбованную для дыхания. Разумеется, никому из нас не хотелось подвергаться риску того, что из воды выскочит стремительное тело и утянет тебя под лёд или корпус прежде, чем остальные успеют сообразить, что произошло, подбежать, подхватить, вытащить назад на поверхность и сдёрнуть жёсткие, быстро покрывающиеся ледяной коркой меха с дрожащего тела. После потери второго человека из тех, кто работал вокруг корабля, большинство из остальных, особенно тех, кому приходилось приближаться к комке воды, связывались друг с другом страховочными линями, чтобы оплошность не стала бы фатальной. Упав в воду, крайне трудно выбраться на лёд самостоятельно. Руки соскальзывают, на льду не за что зацепиться, чтобы подтянуться. Намокшая потяжелевшая одежда тянет вниз. Ноги беспомощно дёргаются, не в силах вытолкнуть тело на поверхность. Человек умирает от переохлаждения, бесполезно царапая кромку льда. Долго продержаться в такой воде невозможно. Но если ты обвязан страховочным линём, твои товарищи могут быстро выдернуть тебя из воды. Столь простая предосторожность многим спасла жизнь. Андронику просто не повезло, что такая практика не была взята за правило до того момента, как он упал в воду. Безусловно, были и такие, кто пренебрегал страховкой, предпочитая не стеснять своих движений или из соображений удобства. Трудно сказать, как повёл бы себя Андроник, если бы не он оказался первым, упавшим в ледяную воду, воспользовался бы страховочным линём или пренебрег своей безопасностью. В любом случае, Тиртай, несмотря на все свои отчаянные усилия, ничем не смог ему помочь.