Мастер, сказал Таджима, сгибаясь в глубоком поклоне, каковое приветствие ему было вежливо возвращено.
Мастер, повторил за ним Пертинакс, и обращение и поклон.
Это он, прошептал один из асигару.
Он вышел из леса, выдохнул второй.
Он пришёл на звон стали, заключил третий.
Он взял семь голов, шёпотом сообщил четвёртый.
Теперь поклонился и я, поняв, в чьём присутствии находился.
ЯНодати, представился вновь прибывший.
Я догадался, сказал я.
Скоро стемнеет, заметил один из асигару.
Могу ли я говорить с мужчинами? осведомился я у Нодати.
Несмотря на то, что он, насколько я знал, не занимал какого-либо поста, не обладал какой-либо властью, я почувствовал, что мой вопрос был к месту. У меня было ощущение, что все остальные, стоявшие поблизости тоже чувствовали почтение и уважение, соответственно, отнеслись одобрительно, признавая уместность подобного обращения.
Так или иначе, но его согласие или одобрение показались мне, да и другим тоже, важными.
Некоторые люди, не будучи, ни офицерами, ни даймё, ни сёгунами, обладают такой харизмой, что и офицеры, и даймё, и сёгуны, в их присутствии, не смущаясь, поклонились бы первыми.
Я ощущал благоговение, которое вызывал этот мужчина, благоговение, к которому я, даже не будучи пани, оказался остро чувствителен. Это благоговение, казалось столь же ощутимым как воздух. Несомненно, причин тому было много. Возможно, отчасти, тому виной была его необычная, впечатляющая, где-то даже несчастная внешность. Частично на это могла повлиять его репутация, понимание того, кем он был, что он делал, и что он мог сделать. Возможно также, частично, на это работало понимание того, чтоб находишься в присутствии человека, который живёт отшельником, неуклонно и сосредоточенно поглощённым поиском чего-то, не ясного остальным людям, скрытого где-то, то ли внутри, то ли снаружи. Есть люди одинокие, чрезвычайно одинокие, посвятившие свои жизни непреклонному служению идеалу или мечте, поиску факта, открытию причины или планеты, разгадыванию тайны, созданию прекрасной поэмы. Мне вспомнился Андреас из Тора, и его мечте создать песню, которую пели бы тысячи лет, вспомнился Терсит из Порт-Кара, с его планами построить могучий корабль, прекраснее которого ещё не было на свете. Я подозревал, что этот мужчина был именно таким человеком, искателем, путешествующим по неотмеченным на карте, и даже невидимым, дорогам и тропам, непонятным для остальных. Совершенство, которое он искал, насколько я понял, было простым, тем, которое ищут многие, но находят лишь единицы, тем, которое я, даже будучи членом касты Воинов, да и другие мои братья по оружию, сочтём мучительно желанным, но почти недостижимым, и к которому мы не осмеливались стремиться. Это было совершенство сердца, глаза, ума и тела, достичь которого можно было только посвятив всё жизнь целиком размышлениям, жертвам и дисциплине, чтобы понять и стать единым с тем, что называют душою меча.
Он был Нодати.
Я рядом с лагерем, но не из лагеря, ответил он. Ятот, кто вне.
Я подумал, что он, действительно, разными способами, был тем, кто был вне. Его замечание прозрачно намекало на то, что он не собирался присоединяться к нашей работе, что он предпочёл бы не вмешиваться в неё.
Это было его решение.
Я поклонился.
Мастер, поклонился следом Таджима.
Мастер, присоединился Пертинакс.
Дань уважения была принята странным человеком, после чего он повернулся и ушёл.
Это были Нодати, с благоговением сказал один из мужчин.
Я впервые увидел его, но я о нём много слышал, заметил другой.
Я что, есть кто-то, кто не слышал бы о нём? спросил его третий.
Он больше, чем мужчина, заявил один из асигару.
Боюсь, он не согласился бы с этим, покачал головой второй.
Думаю, что он меньше, чем мужчина, сказал третий. Он только часть мужчины.
Мужчины бывают разные, заметил четвёртый. Он, одна из тех частей, которой может быть мужчина.
Одинокая, ужасная часть, добавил пятый.
Внутри него живёт демон, заявил третий.
И святой, покачал головой первый.
Или зло, сказал пятый.
Онмонстр, не унимался третий.
Онбрат клинка, прошептал первый.
Он слышит меч, сказал четвёртый. Сталь говорит с ним.
Говорят, острота его клинка такова, что он может рассечь плывущий цветок, не потревожив воды, сообщил второй.
Я даже не думал сомневаться в этом, поскольку мне случалось видеть что-то подобное. Нет ничего необычного в том, что щёлк падает, разделённый надвое, с встряхнутого меча.
Его удар подобен молнии, и может разрезать пополам зерно Са-Тарны, лежащее на лбу мужчины, и не задеть кожу, сказал четвёртый.
В принципе, это было возможно, но я не хотел бы быть тем, кого привлекут для демонстрации.
Одним ударом он может прорубить семь тел, сказал пятый.
Если речь шля о телах людей, то это было маловероятно. Требуемая сила превзошла бы мощь урагана.
Он может наносить удар в восьми направлениях сразу, заявил первый.
Некоторые из этих заявлений казались мне очевидно невозможными, и были не более чем плодом воображения и легендой, но распространено считать, что в основании легенд лежит семя, потерянное в земле далёкого прошлого, то самое семя, из которого выросли такие легенды, и у меня не было никаких причин сомневаться в том, что в таинственном товарище, только что появившемся, а затем, сразу исчезнувшем, было много, и необычного, и выдающегося.
Однако я был уверен, что он сам не мог быть источником таких рассказов. В действительности, я подозревал, что это были легенды, основанные на действиях кого-то другого, легенды, для которых он оказался, подходящим наследником, хотя я не думаю, что его самого этот факт обрадовал. Такие легенды имеют тенденцию цвести и разрастаться после того, как их предполагаемый источник исчез, и больше не в силах их отрицать. Люди так любят чудеса, что порой кажется почти неучтиво сомневаться в них. Безусловно, такие легенды, по существу, являются предательством и унижением того, кому они обязаны своим происхождением. Возможно, Геракл, Персей и многие другие, если они существовали на самом деле и были достаточно замечательны сами по себе, узнав о приписанных им чудесах, как минимум смутились бы. Нодати, я не сомневался, сам по себе был страстным, великим и харизматическим учителем и мастером меча, и он не требовал, и, несомненно, не оценил бы, мантии мифа, сотканной для других и неуместной на него, мантии, которую набросили на него люди, охочие до чудес.
А зачем он приходил сюда? поинтересовался один из асигару.
Понятия не имею, развёл руками другой.
Он взял семь голов, напомнил третий, и оставил их у ног Лорда Нисиды.
А теперь он ушёл, констатировал четвёртый.
«Интересно, подумал я, глядя на деревья, за которыми он исчез, какое он имеет отношение, если вообще имеет, к Лорду Нисиде и его таинственному проекту. Если он положил семь голов перед Нисидой, то не означает ли это, что тот является его даймё. Безусловно, он ничего не просил у Нисиды. Но тогда не было ли это представление по своему характеру, чем-то вроде претензии, символа или, даже вызова или оскорбления? Нодати был пани, но одновременно казался отличающимся от них. У него должны быть некие причины, по которым он оказался в этом лесу, но каковы эти причины?»
Позже я узнал о Нодати больше.
Мне вспомнилось, что Лорд Нисида, после того как нападение было отбито, сказал, что осуществление его планов следует ускорить. И что-то меня заставляло думать, что Нодати как-то фигурировал в этих планах.
Темнеет, заметил один из асигару. Так мы пойдём в сарай?
Признаться, у меня не было никакого интереса рисковать своими людьми, тем более, что я понятия не имел, сколько противников скрывалось внутри, да и были ли они там вообще. Однако, я хотел, по мере возможности, защитить Сару, будучи уверенным, что она находилась там. В целом, я сомневался, что она чем-то рискует, всё же она была рабыней, но трудно предугадать действия напуганных, загнанных в угол мужчин. Конечно, будь она свободной женщиной, ситуация была бы совершенно иной. Из свободной женщины получилась бы превосходная заложница. Впрочем, у рабынь тоже есть своя ценность. Например, их можно продать, выручив несколько монет.
Нет, ответил я достаточно громко, чтобы меня было слышно в сарае. Никого там нет. Возвращаемся в лагерь.
Мужчины, стоявшие вокруг, уставились на меня, кто озадаченно и разочарованно, а некоторые откровенно сердито или укоризненно, но я махнул рукой, указывая назад, вдаль от строения.
Нет, остановил я Пертинакса, который казалось, был готов броситься внутрь.
Я не думал, что те люди, что прятались внутри, будут столь просты, что поверят в то, что мы решили, будто бы сарай пуст, причём, даже не сделав попытки обыскать его. Просто я был уверен, что они в курсе тех опасностей, которые поджидали бы нас, решись мы начать поиски, что в темноте, что при свете фонарей или факелов. Факелы вообще были бы не практичны, поскольку одного факела, оброненного в солому, достаточно было, чтобы лишиться стойл, и оставить нескольких тарларионов без крыши над головой. Подобная опасность, конечно, хотя и значительно меньшая, сопровождала бы и использование ламп, огонь в которых был значительно меньше, соответственно и устранить его последствия было бы легче. Разумеется, фонарь давал меньше света, и риск для того, кто входил внутрь повышался. На что я действительно надеялся, так это на то, что наши противники внутри, если они были там, предположили бы что осторожный командир, в данном случае я собственной персоной, предпочёл осмотрительность рискованному вторжению в темноту.
Немного отойдя, я расставил своих людей вокруг сарая, окружив его полностью, на случай, если попытку прорыва всё же предпримут. Лучников я поставил напротив входа, а для поддержки, дал им несколько асигару.
Несколько человек по моему приказу отправились за дровами.
Кроме того, я послал часть своих людей сходить на тренировочную площадку, посетить склад, смежный с несколькими импровизированными тарновыми вольерами. Я не ожидал, что они задержатся больше чем на ан.
Тем временем почти совсем стемнело.
Я вхожу внутрь, заявил Пертинакс.
Нет, Ты останешься там, где стоишь, велел я ему.
Но Мисс Вентворт может быть в опасности, простонал он.
Сару, поправил его я, рабыня, фактически, «Обезьяна».
Она может быть в опасности, настаивал Пертинакс.
Она может быть даже мёртвой, сказал я и, столкнувшись с его, полным страдания взглядом, решил успокоить:Но это маловероятно, поскольку онабессмысленное животное.
Я должен убедиться! не унимался мужчина.
Ты готов рискнуть своей жизнью ради неё? уточнил я.
Да, не задумываясь, ответил Пертинакс.
Вот только она никогда не должна узнать об этом, предупредил его я. Она должна продолжать думать, что Ты её презираешь.
Я действительно её презираю, заверил меня он. Но я ещё и жажду её.
Она принадлежит Лорду Нисиде, напомнил я.
Я в курсе, буркнул Пертинакс.
«Интересно получается, подумал я. Рабыниничто, не больше, чем животные, годные на продажу, простые животные, которое, получив приказ, должны повиноваться немедленно и беспрекословно, и всё же мужчины готовы умирать за них. Почему нужно рисковать жизнью ради мягкого, холёного, соблазнительного маленького животного, которое, к тому же, на малейшую неосмотрительность, оплошность или неумение ублажить, можно было бы решительно поставить под плеть. А эта рабыня даже не его собственная».
Будем ждать, сказал я.
Сколько ждать? спросил Пертинакс.
Возможно, до утра, пожал я плечами. Тогда будет достаточно света, даже внутри строения.
Но если внутри кто-то есть, заметил он, они попытаются сбежать до наступления утра.
Думаю да, согласился я. И даже надеюсь на это.
Надеешься? переспросил Пертинакс.
Конечно, кивнул я. Им известно, что их почти подавляюще превосходят численно. Ты бы стал ждать до утра в такой ситуации?
Нет, признал он.
Вернулись те, кого Ты посылал к вольерам, сообщил Таджима.
Хорошо, прокомментировал я. Пусть они следуют своим инструкциям.
Таджима молча кивнул и исчез во мраке. К этому моменту стало совсем темно.
Спустя несколько енов я подал сигнал, после чего, один за другим, расставленные так, чтобы их могли немедленно заметить из сарая, запылали шесть костров. Их поджигали с промежутками в двадцать инов, как бы окружая выход из строения.
Топлива запасли достаточно, чтобы поддерживать эти костры до утра.
Вскоре, даже прежде, чем третий костёр успел разгореться, как я и надеялся, из ворот сарая выскочили несколько мужчин, понявших грозившую им опасность. Они рассчитывали ускользнуть раньше, чем будет освещена вся площадь перед строением.
Именно в этот момент на их пути была поднята сеть, отрезанная от рулона, используемого для ремонта импровизированных тарновых вольер. Она встала стеной высотой примерно шесть футов на пути беглецов.
Через мгновение на них навалились асигару, и вскоре они уже выпутывали их отрубленные головы из сети и привязывали их к поясам.
Они все мертвы, заключил Пертинакс.
Некоторые, не столь быстрые и не столь доблестные, или более трусливые, но также и те, кто мог быть менее напуганным и более осмотрительным или умным, могут всё ещё оставаться внутри, заметил я.
Таджима присоединилась к нам с Пертинаксом.
Ты не взял ни одной головы, констатировал я.
Япани, сказал Таджима перейдя на английский, но это не значит, что меня привлекает каждый из обычаев моего народа.
В Прериях, например, заметил я, предпочитают брать скальпы.
В Прериях? переспросил он.
Прерии лежали к востоку от Гор Тентиса.
Обширные равнины в центре континента, пояснил я.
Это мне тоже не кажется привлекательным обычаем, покачал головой Таджима, снова говоря по-английски. Мужчина сам знает то, что он сделал. Этого достаточно.
Нодати? уточнил я.
Да, кивнул он. Это его слова.
Но в данном случае, напомнил я, это элемент культуры.
Несомненно, признал Таджима. Но это культура должна служить человеку, а не человек культуре.
Пожалуй, соглашусь, улыбнулся я.
Тщеславие приятно, добавил Таджима, но оно ещё и опасно. Ища и собирая трофеи, хватаясь за недолговечную славу, позируя и гордясь, недолго и умереть.
Нодати? осведомился я.
Таджима, улыбнулся мужчина.
Это был один из немногих раз, когда я видел его улыбку.
Однако плоды победы желанны, заметил я.
Победасама по себе достаточный плод победы, сказал Таджима.
Таджима? спросил я.
Нет, снова улыбнулся он, на этот раз Нодати.
Тем не менее люди жаждут плодов победы помимо самой победы, развёл я руками. Они хотят земли, власти, золота, кораблей, вилл, городов, женщин и других ценностей.
Но только не Нодати, сказал Таджима.
Нодати не такой, как другие мужчины, напомнил я.
Верно, согласился Таджима, он другой.
Но даже он должен чего-то хотеть, предположил я.
Возможно, уклончиво ответил Таджима.
И чего же? поинтересовался я.
Восстановления чести, сказал Таджима. Зачем ещё, по-твоему, он оказался здесь с Лордом Нисидой?
Я промолчал, почувствовав, что тот вопрос, который крутился у меня на языке, было бы лучше оставить незаданным.
Что мы будем делать теперь? осведомился Пертинакс.
Он оставался со мной, и не принимал участия в резне, устроенной асигару.
Будем поддерживать огонь, ответил я. И выставим часовых. Стрелы должны оставаться на тетивах. Мы подождём до утра.
А что, если кто-то остался внутри и попросит о пощаде? спросил Пертинакс.
Никакой пощады не будет, сообщил Таджима. Таков приказ Лорда Нисиды.
Я не слышал изнутри никаких признаков Мисс Вентворт, обеспокоенно сказал Пертинакс, а затем сам себя поправил, в смысле рабыни Сару.
Она может быть мертвой, пожал я плечами.
Я всё равно должен убедиться в этом, заявил он.
Вот утром мы все вместе и убедимся, проворчал я.
Я должен убедиться в этом немедленно, рассердился Пертинакс.
Оставайся там, где стоишь, приказал я.
А что если не останусь? осведомился он.