Конан подошёл к последнему из нападавших, подобрал валявшийся рядом с телом кинжал и сунул его в ножны. Постоял над лежавшим. Нет, человек не умер, как он было испугался: слабое дыхание вполне явственно слышится. Ну-ка
Конан пощупал затылок: точно! Шишка на затылке очень даже приличная. А вот подозрительно густые волосы, оказавшиеся под чем-то вроде тюрбана или чалмы из тонкой материи, кровью не пропитались. Значит, защитила от открытой раны эта самая материя. Да и от более серьёзных последствий броска предохранила. Вот и хорошо.
Конан нацепил тюрбан обратно на голову человека, так и не пришедшего в себя, после чего схватил нападавшего, оказавшегося невысоким и на удивление лёгким, прямо за широкий и расшитый узорами туранский кушак и, словно терьер крысу, перетащил к очагу. Сухие дрова, чтоб подкинуть в догорающие угли, у него уже были приготовлены. Осталось положить их на дымящуюся золу и пару раз могуче дунуть.
Теперь можно было получше рассмотреть и ночного гостя, и его странную одежду.
Чёрные очень широкие штаны, чёрная свободная рубаха, словно балахон, мешковато окутывали небольшое тело. Решив, что хуже не будет, варвар снова снял тюрбан и подложил его под голову женщины. Правда, он не стал прикрывать небольшой рот с губами, изогнутыми изящным луком, полосой материи от этого самого тюрбана, как было сделано до этого.
Не сказать, что он оказался сильно удивлён открывшимся зрелищем: и густые пышные волосы цвета воронова крыла, и высокий и нелепо мелодичный в такой ситуации звук вскрика, и лёгкость миниатюрного тела с очень характерными широкими по контрасту с талией бёдрами и без этого подтверждения сказали ему, что перед ним женщина.
Осталось привести её в чувство да допросить. Но перед этим
Связанная по всем правилам бандитка очнулась всё же лишь после того, как Конан во второй раз фукнул ей в лицо водой изо рта.
Оказалось, что ругаться женщина предпочитает на туранском, шемитском и зингарском. Конан послушал, послушал, как его костерят на все корки, и рассмеялся. Сказал на пуштунском:
Зря расточаешь перлы своего красноречия.
Ты что, не понимаешь эти языки? на пушту она говорила, конечно, с акцентом туранки, но понять можно было свободно.
Отлично понимаю. Конан теперь перешёл на туранский. Просто такими примитивными и наивными ругательствами и проклятьями меня не пронять.
Ты что бессмертный бог?
Бери выше. Я Конан-киммериец.
Некоторое время царило молчание но по на мгновение расширившимся, а затем сощурившимся в щёлочки глазам Конан понял, что о нём слышали. Впрочем, женщина оказалась реалисткой:
Ты прав. Если то, что про тебя рассказывал правда (а я смотрю так оно и есть!), тебя словами не пронять. Тут помогло бы дюймов десять стали, вонзённые тебе в живот! И чтоб ещё попроворачивать их там! А ещё лучше чтоб тебя посадили на кол! Или сожгли на костре! Или четвертовали как предателя! Или
Не нужно женщине, перебив, Конан выделил это слово, быть столь кровожадной. Ведь единственное, что вы умеете делать более-менее хорошо это рожать детей. Нечего было лезть в мужское дело, вот и не встретились бы. А если среди этих уродов, которые, словно подлые трусы, исподтишка нападают на несчастных путников, были твои родные или близкие тем хуже для них. Коварных негодяев и бандитов я никогда не жаловал. Просто пятью мерзавцами на свете стало меньше. А путь в Порбессию безопасней.
Женщина вызверилась, да так, что изо рта полетели брызги слюны:
Кто бы говорил тут про мерзавцев!.. Это ты гнусная тварь! Монстр! Волосатая обезьяна! Чудовище, убивающее всех без разбора! Твои руки по локоть в крови! Убийца! Бандит! Проклятый наёмник! тут она сделала паузу, чтоб перевести дух, а заодно и плюнула Конану в лицо. Будь ты проклят! Да чтоб тебя Мардук!.. В этом месте Конан, логично посчитавший, что выслушивать однообразный и не несущий никакой полезной информации трёп смысла нет, воткнул в попытавшийся укусить его за пальцы рот кляп. Который закрепил той самой полосой материи, отрезав её от чалмы-тюрбана и стянув двойным узлом. После чего вытер как ни в чём ни бывало брызги её слюны с лица и пальцев об одежду самой женщины. На лице он старался сохранять равнодушно-спокойное выражение. Но смеяться хотелось очень.
Некоторое время кроме неразборчивого, но очень активного прерывистого мычанья и приглушённого рёва ничего слышно не было. Однако убедившись, что на лёгшего вновь на своё одеяло и отвернувшегося Конана оно никакого впечатления не производит, женщина сменила тактику.
Теперь из-под кляпа слышались ну очень убедительные и жалобные рыдания.
Однако ещё через пять минут, поняв, что «волосатой обезьяне» и на них наплевать, женщина просто замолчала. Похоже, пыталась понять, как же ей заставить чёртова беспринципного и жестокого «монстра» вынуть ей кляп изо рта чтоб можно было хотя бы попытаться «заговорить ему зубы».
Конан, прекрасно осведомлённый о такой стратегии, свойственной, что бы они о себе там ни мнили, буквально всем существам, носящим юбки, позволил себе ехидно усмехнуться: лицо было отвёрнуто от пленницы, и он знал, что она не увидит этой ухмылки.
Но ещё через пять минут, поняв по чуть слышному кряхтению и подозрительным скрипам, что происходит что-то странное, он развернулся. И вовремя. Потому что женщине ещё не удалось разрезать до конца верёвку на руках, связанных за спиной, крохотным кривым ножичком, неизвестно откуда ей выуженным.
Вздохнув, Конан кинжальчик отобрал, после чего, уже не стесняясь, женщину тщательно обыскал: новых сюрпризов ему не хотелось. Связанная свирепо рычала, явно ругалась, дёргаясь всем телом, которое Конан теперь упаковал понадёжней, привязав ещё и её ноги к кистям рук. Женщина наверняка снова осыпа́ла его отнюдь не комплиментами, которых Конан, и без того не страдавший излишним тщеславием, к счастью, не разобрал. Покачав головой, он сказал:
Зарекался ведь. Обыскивать вашего брата вернее, вашу сестру! невзирая на вашу «природную стыдливость», приличия и прочие нормы общечеловеческой, так сказать, морали. Ну вот теперь могу в очередной раз попенять себе, от природы очень стыдливому и целомудренному. И порадоваться: ни заколка с шипом, ни игла с ядом, ни второй ножичек мне больше не страшны. Не без удовлетворения могу сделать тебе комплимент: тело у тебя на редкость стройное. Я бы даже сказал несколько излишне стройное. Голодали вы с подельниками, что ли?
Ответом его не удостоили, если только не считать за таковой оскорблённое фыркание. С новыми силами женщина упорно сверлила его очередным «огненным» взором, словно собиралась и правда прожечь в варваре дырку. На что Конан отреагировал традиционно снова лёг, поёрзал, устраиваясь поудобней, и отвернулся.
Буквально через минуту женщина начала жалобно подвывать и поскуливать как больная или побитая собака. Конан вновь повернулся к ней:
Если обещаешь не отнимать моё время сна бессмысленными выражениями и проклятьями, могу вынуть тебе кляп. Но! Только если ответишь мне на кое-какие вопросы.
Женщина вновь озверело зарычала, отрицательно мотая головой а больше ничем она пошевелить и не могла: Конан к делу «упаковывания» подошёл капитально. Киммериец пожал плечами:
Ну, как знаешь. Мне твой скулёж спать не помешает.
С минуту было тихо. Очевидно, женщина оценивала серьёзность угрозы. Потом, похоже, поняв, что именно так всё и произойдёт, а спящего здоровым и крепким сном северного гиганта она уже точно не добудится, промычала что-то вроде «Угу!»
Конан вновь встал и подошёл. На этот раз при его приближении женщина не заёрзала, пытаясь дёргаться, как в прошлый раз, а просто лежала, молча и вполне спокойно глядя ему в глаза. Но Конана это обмануть не могло: уж он-то о женском коварстве знал не понаслышке Поэтому вынимая кляп, он опять, как и при вставлении, аккуратно придерживал её голову за шикарный хвост волос: чтоб не укусила!
Но женщина повела себя вовсе не так, как он ожидал: она усмехнулась:
Сволочь. И, увидев, что он собирается вставить только что вынутый ком материи назад, поспешила поправиться: Нет-нет, это не ругательство. Это просто констатация факта. Ты коварный, безжалостный, беспринципный реалист. Смотрю, с женщинами, в том числе и с женщинами-воинами, уже встречался. Иначе точно удалось бы тебя цапнуть! Или надурить.
Ты права. Эта часть воспоминаний Конана отнюдь не радовала. Встречался я и с амазонками Таврии, и с ведьмами Иглстаза. Про свою первую и самую светлую любовь к мужественной Валерии он предпочитал не упоминать. Не говоря уж о других «приятных» встречах. Хотел бы забыть да себе дороже выйдет. А так всё-таки бесценный опыт. Порадовать, правда, не могу: тебе до них далеко.
Да и ладно я, собственно, и не претендую. Но поражает меня другое.
Да? И что же это? варвар заинтриговался.
Я-то думала, ты меня сразу изнасилуешь! Раз уж связал. И защитить меня некому.
Конан рассмеялся, негромко и от души:
Извини. Опростоволосился, да. И как же это я о таком забыл Бонус, так сказать, моей умопомрачительной победы. Приз за доблесть. Нет, не то, чтоб мне прямо вот позарез было надо, но если ты очень попросишь Конан сделал вид, что приподнимается с песка, и даже показал, будто собирается расстегнуть ремень штанов. Женщина снова усмехнулась:
Ладно уж, кобель хренов, доблестный жеребец-производитель, сиди себе. Кого ты обмануть собираешься? Тебе, как вижу, на самом деле это сейчас нужно точно так же, как и мне. То есть никак.
Конан снова рассмеялся, покачав головой:
Ты, смотрю, тоже реалистка. Твоя правда у меня сейчас другие приоритеты.
Вот как? У тебя есть и «приоритеты»?! И какие же это, интересно узнать?
В первую очередь я собирался выяснить, нужны ли ещё многомудрому султану Мехмету Шестому и его верноподданнейшему вазиру Бетани-беку наёмники, или они уже и сами разобрались с не то монстром, не то магом из-под горы.
А-а, так вот зачем ты здесь разочарования в тоне не уловили бы только цикады, так и не утихомирившие своего ночного треска-сверчания. Ну правильно. Слава о тебе обгоняет даже песчаные бури. Да, такой как ты, мог бы, вот именно, попытаться.
В смысле такой как я?
Самоуверенный. Здоровый. Избалованный собственными победами и поэтому свято верящий в свою непобедимость. Словом тупой, но сильный баран!
Ты обещала.
Извини вырвалось! Больше ругаться не буду. Собственно, я о тебе забочусь пытаюсь тебе, горилла ты перекачанная, доказать, что деньги трупу ни к чему.
Конан позволил себе ещё поухмыляться с долей самоиронии:
Я не качался. Это, он поиграл мышцами могучей груди, получилось само по себе. Оно просто следствие того образа жизни, который я веду.
Ах, вот как. Она даже не давала себе труда скрыть иронию в тоне. А остепениться ты не пробовал? Жениться там на какой-нибудь царице. Принцессе Ну, или дочери богатого купца? Были же, насколько я слышала, возможности?
Были. Всё верно. Конан почуял, как невольно заиграли снова под кожей щёк желваки. Но это было бы скучно. Слишком постно. Пресно. Словом не для меня!
А-а, так ты любитель внести в свою жизнь «перчика» приключений?
Точно. И не забывай! кровавых схваток не на жизнь, а насмерть. И путешествий. И знакомств с новыми людьми. Не назову, конечно, вот конкретно наше оригинальным, но тоже годится. В качестве очередного дорожного «приключения». Впрочем малоприятного. И ничем особо интересным не выделившимся. Разве что задушевной беседой. Впрочем, я обратил внимание и вполне заценил твою попытку уйти от темы.
Так что? Убит уже колдун-монстр?
Нет.
И Много уже жертв среди «мирного населения», а проще говоря народа?
Много. Чёрные глаза почему-то стали ещё черней, и выражение иронии и презрения из них почему-то пропало, как и из голоса. Погибло не меньше тысячи человек. И ещё более семисот мужчин из разных сёл и деревень утащено монстрами вниз, на «преображение». И это только за последние три месяца. Твари не щадят при набеге на поселения ни женщин, ни детей их они убивают прямо на месте. Даже маленьких мальчиков не оставляют в живых, хотя Я слышала, что некоторых убитых женщин и детей тоже Забирают. А вообще их интересуют только юноши да мужчины: взрослые и крепкие. Те, из которых прямо сейчас получатся уже взрослые и крепкие воины-ящеры. Таких только в нашей деревне набралось не меньше тридцати!..
Так твою деревню
Да. Да тут, как ни странно, в глазах столь мужественной и воинственной женщины проступили слёзы, ярко заблестевшие в огне костерка, куда Конан снова подбросил дров, и она даже отвернулась, очевидно, устыдившись такого проявления чувств.
У тебя Убили кого-то из близких. Конан сразу понял это. Семью?
Да. Семью. Всех. Мать, её сестру мою тётку. Отца он оказался на взгляд тварей слишком старым и хилым! Двух моих сестёр, младшего брата Старшего забрали во всяком случае я, когда вернулась из города, его трупа не нашла.
А что ты делала в городе?
Ха! Что делала женщина криво усмехнулась. Мы со старейшинами пытались воззвать, так сказать, к совести и чести нашего любимого Мехмета Шестого и вымолить у него отряд воинов. Чтоб не дать тварям снова потравить наши поля и повыкорчёвывать уже до конца остатки наших плодовых деревьев: абрикосов, персиков, яблок, миндаля Ведь если всё это пропало бы, нам попросту нечего стало бы есть! И мы все должны были бы или умереть Или убраться к чёртовой матери с насиженного места. А наше селение наша родина!
Прости. Жаль твоих родных. Но ведь погибли, наверное, не только они?
Нет, конечно. Во всей нашей деревне не осталось ни единого живого человека. Мужчин забрали, остальных, с точки зрения их главаря не представляющих ценности даже грудных детей в люльках! просто убили. Я тут женщина прикусила губу, и ей удалось сдержать рыдание, но слёзы так и побежали по загоревшим щекам, прокладывая две блестящие в свете костра дорожки. Конан, внешне оставаясь всё так же спокоен, спросил:
Но кто же тогда эти люди, что сейчас были с тобой?
А, это Это те, кто ездил со мной к султану. Делегация, так сказать. Старейшины. Хоким ну, глава нашей деревни. Ну, и я старейшины и жители посчитали, что у меня достаточно красивая внешность, и меня, с разрешения родителей женщина замолчала, опять кусая губы. Но Конан и так всё понял:
Они хотели предложить тебя, как дар или взятку, в гарем султана. В обмен на войско?
Да. А вот теперь женщина не сдерживала громких рыданий и не играла. Похоже, к горю за убитых родных добавилась и горечь от уязвлённого самолюбия что не «произвела», так сказать Слушать было тяжело.
Конан вздохнул. Но слёз и всхлипов женщины прерывать не торопился. И только когда рыдания стихли, сказал:
Я ты права! беспринципный и циничный наёмник. Прожжёный прагматик и реалист. Но ещё я сейчас самый, наверное, востребованный и умелый воин на всю Ойкумену. Я не привык скромничать. И если я говорю, что если кто и справится с вашим монстром-магом, так это я, то, значит, скорее всего, так оно и есть. То есть, по идее, вам с вашими старейшинами нужно было не нападать на меня, а наоборот всячески способствовать. Успеху моей миссии. Какого же э-э Неграла?!
Но Конан! Мы же не знали, что это ты! Мы думали обычный путник.
А за каким, Бэл его задери, чёртом вам нападать на «обычных путников»?
Ну как за каким?! Во-первых, отобрать его припасы. А во-вторых, привлечь хоть так внимание сволочи Мехмета к нашей деревне! Ведь мы собирались, как уже делали, оставить такие следы, будто тебя растерзали порасплодившиеся и поразбежавшиеся на всю округу твари-ящеры!
То есть вы наивно полагали, что ваш Мехмет Шестой заморочится уничтожением тварей лишь для того, чтоб поддержать свой «международный авторитет» и добрососедские отношения с купечеством других стран, о безопасности которых он якобы таким способом заботится?
Ну Да! А как бы мы ещё могли убедить его в том, что убить расплодившихся тварей необходимо?! сейчас, когда она вновь пришла в возбуждение, Конан отметил, что она и правда недурна собой. И даже весьма недурна. Только вот завзятая очень. И злая на весь свет. Впрочем, это, похоже, не её вина.
Вместо ответа Конан просто вздохнул. Но всё же счёл нужным пояснить:
Раз ты слышала обо мне, кое о чём должна знать. Разумеется, в силу специфики своей работы я встречался и с султанами, и с падишахами, и с царями, и королями, и со всей прочей кликой высокородных правителей и их чиновников. Поверь: я неплохо знаю эту братию. В какой бы стране это ни происходило, система везде одна и та же. Если что и интересует правителя в первую очередь так это своя жизнь и жизнь родных и близких. Наследников. Чтоб всем они были обеспечены. Ну, ещё сооружение помпезных личных дворцов для престижа. И крепостной стены столицы для безопасности.