Плакала моя дюжина шнурков монет, проворчал Пейсистрат.
Ниже, стоявший с поднятой левой рукой, на которой теперь красовались два золотых кольца, Грендель издал победный вой.
Одна из его когтистых ног попирала грудь его врага, а правая рука сжимала тяжёлый тупой шест, который примерно на четыре фута ушёл в песок, сначала пройдя сквозь массивную шею кюра, разорвав горло и пришпилив его к арене. Тело Руфа Магнума дёргалось, разбрасывая песок, а руки бесполезно царапали толстый металлический прут.
Он всё видел! заметил Пейсистрат.
Точно, кивнул Кэбот.
Грендель, запрокинув голову, выл в победном триумфальном кюрском крике.
Гробовую тишину, первоначально повисшую над трибунами, нарушил удар чьей-то ладони по бедру, затем другой, а потом их стали тысячи. Кюры в одобрении лупили себя по бёдрам.
Он снял два золотых кольца с запястья Руфа Магнума, отметил Пейсистрат.
Они теперь его по праву, сказал Кэбот.
В наступлении темноты я вижу руку Агамемнона, заявил Пейсистрат.
В конце концов, здесь всё в его власти, согласился Кэбот. Конечно, это не могло быть сделано без его разрешения, а то и прямого приказа. Только каков мог быть его интерес в данном вопросе? Какое ему дело до домашнего животного и мести за пошедшую не так, как надо охоту?
Лично я предполагаю, проговорил Пейсистрат, это скорее имеет отношение к Гренделю.
С какой стати? поинтересовался Кэбот.
Эксперимент, результатом которого стал Грендель, окончился полным провалом, пояснил Пейсистрат. Грендель оказался не тем, кого люди смогли бы принять своим лидером. Такие провалы не слишком хорошо сказываются на мнении о проницательности и стратегическом таланте Лика Неназванного, а от таких жалких свидетельств своих неудач принято избавляться.
Понимаю, кивнул Кэбот.
И внутри этого мира уже чувствуется некое напряжение, добавил Пейсистрат.
Я заметил это, поддержал его Кэбот.
В цилиндрах поселилась измена, сообщил Пейсистрат. Соответственно, во дворце отдаются мрачные приказы.
Ветры власти порой дуют весьма своенравно, хмыкнул Кэбот.
Того, кто захватил власть, почувствовал её вкус, не так то легко убедить отказаться от неё, усмехнулся Пейсистрат.
Всё как у людей, пожал плечами Кэбот.
А ведь есть и другой эксперимент, результат которого ещё не определён, добавил Пейсистрат.
Какой же? полюбопытствовал Кэбот.
Я про вербовку лидера из числа людей, которому будут доверять мужчины, воина, явного чемпиона, героя, того, за кем люди, должным образом мотивированные, последовали бы охотно и без сомнений, того, кто возглавит армии, идущие на штурм Сардара.
Понятно, хмыкнул Кэбот.
Агамемнон обеспокоен задержкой твоего ответа, предупредил Пейсистрат.
Он скоро у него будет, заверил его Кэбот.
Грендель выдернул свой шест из горла своего противника, и швырнул его на песок. Затем он обернулся и, зайдя в цементную платформу, отстегнул цепь белокурого домашнего животного от кольца и медленно повёл девушку с платформы, сначала на песок, и потом через арену к одним из дальних ворот. Блондинка всё время перемещалась на четвереньках.
Двое дежурных с баграми подцепили безвольное тело чемпиона, и поволокли его по песку к другим воротам.
Ну вот, теперь блондинка в безопасности, сказал Кэбот.
Здесь, ни один человек не может быть в безопасности, заметил Пейсистрат, но его голос потонул во внезапном рокоте барабанов.
Что это? спросил Кэбот.
Кульминация этого дня, пожал плечами Пейсистрат.
Из дальних ворот вывели кюра, спотыкающегося под массой тяжёлых цепей, и, подгоняя горячими железными прутьями, погнали к центру арены.
А вот и Лорд Пирр, констатировал Пейсистрат.
Кажется, он болен, заметил Кэбот.
Скорее он просто ослаб от голода, предположил Пейсистрат.
Служащие освободили кюра от цепей и оставили его в одиночестве стоять в центре арены. Расстояние скрадывало его размеры, и Пирр казался довольно маленьким.
Или, не исключено, добавил Пейсистрат, что он может быть ослаблен потерей крови.
Не понял, удивлённо посмотрел на него Кэбот.
Выкаченной из его вен, пояснил Пейсистрат. Так что никакой видимой раны не осталось.
Тем не менее, сказал Кэбот, онпо-прежнему опасный противник. Агамемнон не лишён храбрости, если решился встать перед таким врагом, кюр против кюра.
Возможно, не стал отрицать Пейсистрат.
Каким будет оружие? осведомился Тэрл.
Никаким, ответила Пейсистрат.
Вообще никаким?
Рука против руки, клык против клыка, сказал Пейсистрат.
Тогда он, действительно, храбр, заключил Кэбот.
Возможно, пожал плечами Пейсистрат.
Наверное, было бы лучше выставить против Лорда Пирра какого-нибудь чемпиона, предположил Кэбот, вместо того, чтобы рисковать собой, Ликом Неназванного, на арене.
Агамемнон даст бой, кюр против кюра, сказал Пейсистрат.
Достойный Лорд для Мира, сказал Кэбот. Могу только поприветствовать его.
Снова загрохотали барабаны, и головы сидевших на трибунах кюров повернулись к участку высокой стены, ниже и слева от того места, где была установлена клетка, в которой стояли Кэбот и Пейсистрат.
В стене распахнулись две мощных двери. Через такие ворота мог бы спокойно пройти тарларион.
Несколько мгновений ничего не происходило.
Ай-и! ошарашено протянул Кэбот.
В портале появилось нечто, шириной порядка восьмидесяти футов и высотой все двадцать, что выглядело как гигантский металлический кюр, по крайней мере, тело, голова и все пропорции, за исключением размера, в точности совпадали. Блики света вспыхивали на металлических пластинах и клыках огромного искусственного животного. Внезапно, острые, подобные кривым ножам когти, в фут длиной, вероятно, выброшенные освобождёнными от стопоров пружинами, выпрыгнули на всеобщее обозрение.
Этотело Агамемнона, сухо прокомментировал Пейсистрат.
Огромная металлическая голова с пылающими как огонь глазами, повернулась из стороны в сторону и, чуть наклонившись, замерла, словно всматриваясь в фигуру стоявшего на арене Лорда Пирра.
Затем, медленно, шаг за шагом, тяжёлая фигура приблизилась к Пирру, который спокойно стоял на своём месте, не делая ни единого движения, чтобы убежать или защититься.
Одна из металлических лап перечеркнула наискось воздух, и на груди и щеке Лорда Пирра появились тонкие полосы, быстро набухшие кровью.
Ещё дважды механический монстр взмахнул рукой, но кюр, возможно, прилагая все свои силы, остался стоять на ногах.
Он пытается заставить его драться, прокомментировал Пейсистрат. Смотри, Лорд Арцесила покидает своё место на трибуне.
Вслед за ним потянулись и другие кюры.
Металлическое животное снова и снова било Пирра, похоже, всё больше и больше приходя в неистовство, иногда отбрасывая на ярды окровавленное тело.
Но Лорд Пирр, снова и снова, поднимался на ноги и не прилагал ни малейших усилий к тому, чтобы убежать или защититься.
Почему он не борется? спросил Кэбот.
Он борется, сказал Пейсистрат.
Где же он борется? удивился Кэбот.
Здесь вовлечено очень много того, что Ты просто не понимаешь, пожал плечами Пейсистрат.
Безусловно, раздражённо буркнул Кэбот, что ещё он мог сделать в такой ситуации?
Агамемнон хочет принудить его к борьбе, чтобы он бросался, выл и в бесполезной ярости царапал металл.
Однако для кюров не характерно отказываться от борьбы, заметил Кэбот, какой бы невероятной ни казалась победа.
Но он борется, сказал Пейсистрат.
Что-то я этого не замечаю, проворчал Кэбот.
Конечно, он борется, только по своему, объяснил Пейсистрат. Более того, он побеждает Агамемнона, демонстрируя, что такой бой ниже его достоинства, фактически насмехаясь над таким абсурдным соревнованием, проясняя всем, кто ещё не понял, что Агамемнон, приняв это тело и присвоив себе его преимущества, отбросил все отговорки или претензии на честь.
Теперь понимаю, кивнул Кэбот.
Тем самым Лорд Пирр наносит мощный удар по его целям.
Я смотрю, очень многие покинули трибуны, заметил Кэбот.
От отвращения, хмыкнул Пейсистрат.
А ведь они должны были встретиться кюр против кюра, покачал головой Кэбот.
Но этого не произошло, развёл руками Пейсистрат.
Это точно, не мог не согласиться Кэбот.
В какой-то момент показалось, что Пирр был готов напасть на гигантскую, бронированную машину, столь долго мучившую его. Он вскочил с песка и в гневе завыл, но затем, словно опомнившись, снова опустил руки и спрятал когти.
Он опять неподвижно замер посреди арены, стоя с высоко поднятой головой.
Он демонстрирует своё презрение к Агамемнону, прокомментировал Пейсистрат.
И тогда гигантская машина, словно переполнившись яростью, сомкнула свои челюсти на талии Пирра и, подняв его над песком, в бешенстве принялась трясти им в воздухе. Даже на трибунах можно было услышать хруст ломающихся костей и рвущейся плоти. Кровь хлынула из глаз и рта кюра. Обрывки меха и капли крови долетели даже до зрителей. И затем Агамемнон отшвырнул от себя безжизненное почти разорванное надвое тело и, отвернувшись, покинул арену.
Пейсистрат и Кэбот смотрели на останки Лорда Пирра.
Он был кюром, заявил Кэбот.
И он победил, добавил Пейсистрат.
Трибуны почти опустели, заметил Кэбот.
Праздник закончился, констатировал Пейсистрат.
Да уж, вздохнул Кэбот.
Агамемнон будет недоволен таким результатом, сказал Пейсистрат. Теперь он будет опасен втройне.
Почему он до сих пор не свергнут? поинтересовался Кэбот.
ОнОдиннадцатый Лик Неназванного, Теократ Мира, развёл руками Пейсистрат.
Понимаю, кивнул Кэбот.
Теперь Ты его уже не приветствуешь? осведомился Пейсистрат.
Нет, ответил Кэбот.
Пейсистрат ударил кулаком по прутьям решётки и крикнул:
Эй, выпустите нас!
В ответ на его требование подошёл кюр, отпер дверь клетки, и мужчины покинули амфитеатр.
Глава 22Пага
Паги, Господин? спросила рабыня.
Кэбот посмотрел вверх, но перед глазами словно повис какой-то туман.
Неужели Ты её не узнаёшь? осведомился Пейсистрат.
Кэбот протёр глаза и попытался сфокусировать зрение.
Не узнаю, заплетающимся языком проговорил Кэбот.
Мы сохраняем её девственность для тебя, сообщил Пейсистрат.
Девственная рабыня? хихикнул Кэбот.
Белый шёлк, заверил его Пейсистрат. В любое время, когда пожелаешь, можешь затащить её в альков, бросить на меха среди цепей, закрепить на месте и научить её подмахивать.
Рабыня заметно вздрогнула.
А разве я этого ещё не сделал? удивился Кэбот.
Нет, мотнул головой Пейсистрат.
А я думал, что сделал, пробормотал Кэбот.
В ответ рабыня кинула на него сердитый взгляд. Она что, была для него не больше, чем одной из многих рабынь?
Впрочем, да, это было всё, чем она теперь была.
Нет, поводил перед лицом пальцем Пейсистрат, то были другие, другие.
Не помню, пожал плечами Кэбот.
Ты был пьян в стельку, объяснил Пейсистрат.
Так у меня её что, не было? уточнил Кэбот.
Нет, мотнул головой Пейсистрат.
Сколько времени я уже здесь? икнув, спросил Кэбот.
На данный момент, Ты пьёшь с нами уже три дня, с небольшими перерывами на сон.
Я помню арену, медленно проговорил Кэбот. Мне там не понравилось.
Немногим, кто там был, это понравилось, заверил его Пейсистрат. Ты пил, чтобы забыть, слишком много и слишком долго, но такое не забывается.
Нет, признал Кэбот, язык которого заплетался. Не забывается.
Возможно, предположил Пейсистрат, самое время вспомнить.
Нет, угрюмо буркнул Кэбот.
Разве Ты не из Воинов? осведомился Пейсистрат.
Был когда-то, пробормотал Кэбот.
Всегда, поправил его Пейсистрат.
Кэбот попытался разглядеть рабыню.
На ней не ошейник, я прав? спросил он, озадаченно.
Это монеты, пояснил Пейсистрат.
Это что, за каждое её использования, после того как её открасношелковали? поинтересовался Кэбот. Значит, эти монеты принадлежат её хозяину?
Она же не монетная девка, усмехнулся Пейсистрат. Если бы она была таковой, то к её шее была бы прикована коробка для монет, к которым она сама не смогла бы добраться.
Тогда почему на её шее шнурки с монетами? полюбопытствовал Кэбот.
Это полезно, чтобы напоминать ей, что онарабыня, что у неё есть экономическая ценность, что она может быть куплена и продана и так далее. Пусть привыкает думать о себе, как о собственности, как о предмете подобном монетам.
Понятно, кивнул Кэбот.
Там двенадцать монетных шнурков, весь твой выигрыш, пояснил Пейсистрат. С арены.
Они мне не нужны, пробурчал Кэбот.
Тем не менее, они твои.
Тогда почему они на её шее?
Я же тебе говорил, напомнил Пейсистрат. Я ещё собирался добавить её к монетам.
Этоона?
Да.
Та самая брюнетка?
Она самая.
Рабыня выпрямила спину, подняла голову и отвела взгляд, натянув на лицо маску раздражения, отсутствия, незаинтересованности, холодности, презрения и даже скуки.
Она не была настроена доставлять удовольствие рабовладельцам.
Насколько же наивной она была!
Неужели она не понимала, что не смогла бы не доставить им удовольствие? Каким бы образом она, в своём безжалостном, беспомощном подчинении их желанию, не доставила бы им удовольствия? Как смогла бы она не доставить им удовольствие, если бы они проявили терпение, и она была бы неизбежно превращена в извивающийся, умоляющий инструмент наслаждения, уязвимый и безнадежно зависящий от прикосновения мужчины?
Берегись, рабыня, предупредил Пейсистрат.
Да, Господин, испуганно пролепетала она.
Мне она не нужна, отмахнулся Кэбот.
У рабыни от такого заявления перехватило дыхание. Она немного отползла назад и ошеломлённо уставилась не него, похоже, не веря своим ушам.
Неужели мужчина мог не хотеть её? Она отползла ещё немного. Натянутое на её лицо выражение скуки, незаинтересованности и всего такого, теперь куда-то испарилось. Оно сменилось смущением, испугом и недоверием. Как это могло быть? Она не ослышалась? Она, которая, вполне возможно, считала себя самой красивой женщиной, которую она когда-либо видела, она, которая сознавала себя мучительно желанной, которая наслаждалась, обманывая мужчин, отвергая и мучая их, теперь стояла на коленях перед мужчиной, совершенно уязвимая, теперь рабыня во власти рабовладельцев, со шнурками монет на горле, а он не закричал от удовольствия от перспективы её использования, грубо не схватил её за волосы, чтобы немедленно не тащить внутрь одного из маленьких, закрытых шторками, освещенных масляной лампой альковов.
С ней что-то не порядке? Неужели она не была привлекательна? Разве она была не такой, что могла сделать любого мужчину своей игрушкой? Или это теперь она стала игрушкой, с которой мужчины могли бы хотеть играть или не играть?
Похоже, она не могла осмыслить происходящего. На мгновение её охватило раздражение, которое тут же сменилось испугом, ужасным испугом.
Теперь она стала рабыней. Беспомощной рабыней! Что если на неё никто не заявит прав? Что будет с нею сделано в этом случае? К тому же она теперь знала, что в этом месте её красота не была чем-то необычным. Здесь, она была всего лишь рабыней, одной среди многих.
Рабыни, знаете ли, выбраны за их красоту. Ошейники, что красуются на их шеях далеко не так легко заслужить.
Кроме того, здесь она оказалась перед мужчинами, причём такими мужчинами, которых на Земле она встречала только в своих мечтах, мужчинами волевыми и сильными, мужчинами, перед которыми такие как, она могли быть всего лишь рабынями.
Но почему он не хотел её?
Она хотела, чтобы на неё заявили права.
На неё должны заявить права!
Она должна была чьей-то!
И она знала, что в случае необходимости она будет просить о том, чтобы на неё заявили права!
Несмотря на её отговорки, принесённые с Земли, цепляться за которые к настоящему времени, знаете ли, стало бесполезно и даже небезопасно, она теперь была очень отличающейся от той, кем она была прежде.