Атария, бой! закричал вдруг первый рыцарь и стал стучать обухом клинка о свой тяжёлый щит.
Акир за Атарию! заорал черноволосый верзила.
Бандиты продолжали удивлённо глазеть на промокших незваных гостей, держащих оружие наготове. И лишь после того, как мужик с топором прокричал «За короля Девандина!», постовые поняли, что сегодня на землю прольётся не только дождь.
Двое из-под навеса неторопливо направились навстречу гостям, расчехляя свои ржавые мечи, вероятно, найденные на могилах прежних владельцев. Третий схватился за кривоё копьё и побежал от лачуги к лачуге, открывая двери и крича что-то неразборчивое внутрь. На улицу стали выбегать разбойники, вооружённые кто чем, полуголые, сонные, пьяные, совершенно неготовые к бою. Рыцарь двинулся вперёд на постовых, храня молчание, дыша ровно и глубоко. Ощущение прохлады и дождя исчезло, тяжесть щита и меча налили мышцы рук крепким железом напряжённости, появилось желание бежать вперёд, двигаться быстрее ветра и кричать. Кричать, что есть мочи. И Ломпатри закричал. Он орал так, что в обычном состоянии, его связки просто порвались бы, но сейчас, в преддверии горячего боя всё было иным. Возможно, кричали и другие, но рыцарь этого не слышал. Да и собственный ор Ломпатри воспринимал как фон дыханияровного, глубокого дыхания, проходящего сквозь тело огромными волнами живительной силы, кристаллизующейся в мясе рук, ног, спины и шеи, и выплёскивающейся сильными ударами смерти на обречённых врагов. Первым стал постовой, желавший с набегу сразить рыцаря. Мощный удар наотмашь оказался предсказуемым настолько, что рыцарю даже не пришлось закрываться от него щитом. Спокойный шаг в сторону, и спина врага открыта для контрудара. Ломпатри ударил беднягу ногой по обратной стороне коленки. Противник потерял равновесие и чуть не упал, подставив руку. Но сияющий рыцарский меч уже вонзился в подмышку, где кожаная броня подвязана старой бечёвкой. Когда клинок перерубил несколько нитей, Ломпатри ещё раз припомнил, что Воська так и не раздобыл ему кожи для его ратного костюма. Туловище рыцаря защищала кираса, подвязанная кручёной льняной тканью, трещащей от любого серьёзного взмаха мечом. «Будем бить не подставляясь в таком доспехе», задумал Ломпатри, вынимая окроплённый кровью меч из тела обмякающего врага. После этого первого пошли следующие враги, без счёта и разбора. Рыцарь не видел, как его друзья кинулись в бой, не замечал того, сколько человек атаковало его в отдельный моментвсё, что его волновало, это кровь, пот, дождь и грязь, смешавшиеся в скользкую плёнку, обволокшую меч, тело, щит, землю и мешающую размахнуться, как следует, шагнуть, как надо и делать выпады так, чтобы эти твари умирали быстрее, чем подтягиваются их соратники. Ещё рыцарь ждал появления Белых Саванов. Он понимал, что эти опытные вояки наперво кинут в бой немуштрованный сброд, и лишь затем сами пойдут в нападение. Вандегриф и Навой тоже бились пока лишь с обычными бандитами; кто-то из врагов был крепче и моложе, кто-то худее и неопытнее. Для ражего Вандегрифа, свистнувшего себе на подмогу верного коня Грифу, даже столпившиеся враги не стали проблемой: верхом на Грифе, он рассеял их по всему поселению. Мот, подавший Грифу и помогший рыцарю сесть в седло, затем примкнул к своему земляку Навою. Как и наказал Ломпатри, крестьяне стали держаться вместе. Но Ломпатри так же наказал молоднякуМолнезару, Елене и Ейко, не вступать в дело, держаться в лесу возле коней и Воськи. Только этот приказ рыцаря не выполнили: Молнезар кинулся в битву сразу после того, как Ломпатри заколол своего первого врага. За пареньком кинулись и Еленя с Ейко. Каждый, ослушавшийся приказа имел на то свои причины. Молнезар жаждал спасти свою молодую жену Всенежу. Еленю раздражало то, что его отец Навой всё еще нянчится с ним как с ребёнком и не даёт драться наравне со всеми. Ейко же не видел ничего кроме Ломпатри, и когда тот ринулся в бой, парень забыл все приказания и поспешил вослед своему кумиру. Но, оказавшись на передовой, молодняк хоть и не отступил, а всё же слегка заробел, прибился к Навою с Мотом, и уже всем скопом они стали бить неприятеля. Закичу и Лорни рыцарь ничего не приказал. Несмотря на это, Закич взялся за своё старенькое копьё и аккуратно пошёл в атаку, подбирая врагов поменьше. Лорни поднял вражью пику и аккуратно направился за Закичем, держа оружие так, как держал коневод. Что до нуониэля, то он в сражении почти не участвовал. Он медленно двинулся на врагов, уступив дорогу рыцарям и крестьянам. Застигнутые врасплох враги и не заметили сливающийся с лесом грязный зелёный плащ. Лишь один из разбойников, достаточно крепкого телосложения, приметил Тимбера и решил сразиться с ним. Он появился одним из последних, вышел из самой дальней лачуги. Пурпурный кафтан рыцаря Ломпатри приходился ему впору. Ринувшись на противника, разбойник вдруг ощутил на лице что-то мягкое и влажноеэто были тряпки, которые нуониэль использовал вместо ножен. Тимбер Линггер снова применил свою хитрость: кинул в противника какую-то вещь, чтобы сбить с толку. Нуониэль швырнул тряпки в приближающегося врага и сразу же приготовился нанести удар мечом. И хоть разбойник пришёл в замешательство от этих внезапных тряпок, всё же сумел быстро понять, что происходит, крепче сжать меч и рубануть им по врагу. Но нуониэль Тимбер Линггер легко направил своим клинком ржавый меч разбойника в сторону, толкнул бедолагу в грудь и сильно ударил по виску навершием своего меча. Брызги крови и пота окропили драгоценный камень украшающий изящное навершие меча. Враг пал ниц без сознания, а нуониэль двинулся далее, внимательно следя за происходящим. Он спокойно дошёл до одного из строений, дверь которого подпирала доска. Нуониэль пнул по ней и доска отлетела в сторону. Тимбер отворил дверь и заглянул во тьму лачуги. Оттуда на него испуганными глазами смотрели худые и напуганные люди. Когда один из них встал в полный рост, нуониэль сделал шаг назад и жестом предложил выйти наружу. Люди внутри увидали, как горстка крестьян и два рыцаря режут ненавистных бандитов. Страх и изнеможение узников исчезли. Несчастные люди превратились в воинов, благословлённых праведным гневом. Они спешно вышли под дождь, стали подбирать всё, что можно использовать как оружие, и двинулись на своих заклятых врагов. Некоторые метнулись к двум другим лачугам, скинули с них засовы и выпустили остальных узников. Потом освобождённые сбились в кучку и стали забивать пойманных бандитов с особой жестокостью.
Нестройные ряды разбойников, если слово «ряды» вообще можно применить к этой куче оборванцев, стали стремительно редеть. Выжившие кинулись наутёк. Вандегрифу пришлось погоняться за ними между лачуг, чтобы не дать уйти в лес: рыцари не хотели, чтобы по всей провинции разлетелась весть о том, что штольни Сколаэто дело прошлое. Последнего разбойника убил Навой, выхвативший лук у своего сына Елени. Вандегриф как раз заметил этого последнего и кинулся в его сторону. Только вот рыцарь уже понимал, что не успеет догнать свою жертву: слишком близко тот подбежал к подлеску. Навой смекнул это и опередил рыцаря, пустив в спину убегающего роковую стрелу. Вандегриф резко остановился подле лежащего на земле трупа и с удивлением стал высматривать того, кто так метко справился с работой.
Ломпатри огляделся. Кругом лежали трупы бандитов, а все его люди остались живы. Рыцарь вытащил левую руку из тугих кожаных ремней тяжёлого щита и пошёл куда-то в сторону. Оживальный щит на мгновение удержал равновесие на своём остром конце, а затем шлёпнулся в лужи серо-коричневой грязи.
Ну! вскрикнул Ломпатри, раскинув руки. По долу его сияющего меча на эфес стекала густая кровь, аловевшая от капель дождя, размывавших её изначально багровый окрас. Выходи, тварь подземная! Ты этого хотел? Хотел меня! Вот я! Так давай, кидай сюда своих покорных девчонок в белых подвенечных платьях! Где твои хвалёные Белые Саваны.
Ломпатри подошёл к валявшемуся в грязи мешку, и достал оттуда обезображенную голову. Он поднял её вверх за волосы и стал прохаживаться по лагерю, показывая ужасный трофей своему невидимому собеседнику.
Смотри! кричал он. Одна из твоих девиц! Содрать белое платье с этой, оказалось не так и сложно! Думаешь, ты водишь меня за нос?
Некоторое время Ломпатри ждал ответа, но никто ему не отвечал. Мот и Молнезар тем временем подбежали к лачуге, запертой тяжёлым засовом, открыли дверь и кинулись внутрь. Остальные участники похода тоже подтянулись. Только Лорни продолжал наблюдать за рыцарем. Когда Ломпатри это заметил, он обратился к скитальцу:
Что, паренёк, боится меня твой Великий Господин, сказал рыцарь.
С чего это он мой? недоверчиво спросил Лорни.
Всё оказалось слишком гладко, выкинув голову Белого Савана, сказал Ломпатри. Ты появился в нужный момент и дал советы, решившие всё. Я всю жизнь воюю и знаютакого не бывает. Тебя подсадили к нам, чтобы направлять в нужную сторону.
Господин рыцарь, вы очень глубоко ошибаетесь! разгневанно ответил Лорни, поняв, что Ломпатри подозревает его в гнусном преступлении.
Неужели! рассмеялся Ломпатри. Бьюсь об заклад, даже господин нуониэль понял это!
Господин нуониэль в этот момент слушал разговор рыцаря и скитальца стоя поодаль, рядом с тем единственным разбойником в пурпурном кафтане, которого он сам поверг в этой схватке. За нуониэлем собрались освобождённые крестьяне, они с опаской поглядывали по сторонам, крепко сжимая палки и оружие, подобранное с тел своих узурпаторов. Кто-то из освобождённых поднял с земли копьё с ржавым наконечником и прицелился им в лежащего лицом вниз разбойника. Нуониэль остановил его, а сам легонько пнул бессознательное тело. Разбойник дрогнул, стал мычать, шевелить руками и ногами. Ломпатри и Лорни продолжали ругаться. Они уже приготовились накинуться друг на друга, как раздался отчаянный крик. Это паренёк Молнезар лишился рассудка.
Открыв лачугу, крестьяне обнаружили похищенных детей. Но с несчастными, перемазанными в грязи малютками не оказалось самой старшей девушки Всенежи, молодой жены Молнезара. По словам детей, её почти сразу же увезли куда-то ещё, а в это поселение девушка и не попадала.
Молнезар стоял на коленях в грязи и орал так громко, как только может человек. В мгновение Закич подскочил к нему, обхватил за шею и заткнул рот ладонью. Молнезар стал вырываться, кусаться, поднялся на ноги и попытался вырваться из объятий коневода, крепко прижимавшего его к себе. Но ничего не получалосьЗакич крепко держал паренька и сдавливал ему рот, чтобы он не орал. И хоть звук не вырывался наружу, глушимый рукою коневода, Молнезар продолжал истошно кричать. Ломпатри понимал, что происходит что-то неладное, но никак не мог осознать, что же случилось. И только когда над толпой крестьян послышались возгласы «одной нет», «девушки не нашли», «не все дети там», рыцарь всё понял.
Зачем я тебе? громко прокричал Ломпатри, обращаясь непонятно к кому. Что ты от меня хочешь?
Рыцарь смотрел на кричащего Молнезара и никак не мог собрать свои мысли воедино. Он понимал, что его водят за нос, что он пешка и нить его судьбы в руках кого-то ещё, но что на самом деле происходило, Ломпатри никак не мог сообразить. Он бормотал себе под нос предположения, просчитывал вслух варианты и тут же отметал их как невозможные. Рыцарь приближался к Молнезару, не замечая, что Лорни не отстаёт от него и всё ещё пытается доказать, что не предатель. Рыцарь не замечал, как нуониэль и Воська пытаются оградить выжившего бандита, ползающего в грязи, от расправы шумных крестьян, готовых разорвать своего недавнего стража. Не волновал рыцаря и спор Мота с Навоем, сцепившихся по поводу того, что делать дальше. Ломпатри прошёл мимо Закича с Молнезаром и продолжил удаляться от поселения в лес, всё бормоча себе под нос обрывки мыслей о сложившемся положении. Неизвестно, куда бы так он пришёл, и когда остановился, если бы на его пути не вырос Вандегриф. Черноволосый рыцарь взял своего друга за плечи и прямо спросил:
Где она?
Конечно же, он имел в виду Всенежу, жену Молнезара. Ломпатри думал и об этом, потому что похищение детей непонятным образом оказывалось в центре его рассуждений.
Принимая во внимание её возраст, ответил механически Ломпатри, смотря сквозь своего друга в даль, лежит бездыханная в лесу. А волки у неё ноги доедают.
Нет! встряхнув рыцаря, рявкнул Вандегриф так, как никогда не позволял себе в отношении Ломпатри. Она может быть только в одном месте!
Форт «Врата», признался Ломпатри. Да, она может быть только там. И я не могу найти этому объяснения. Зачем разделять детей? Почему?
Будет время подумать об этом, ответил Вандегриф, с опаской поглядывая на тёмный лес. Сейчас надо здесь разобраться и исчезнуть. Думать лучше в безопасном месте, а не на поле боя.
Да, согласился Ломпатри, приходя в себя, думать надо до начала битвы.
Ломпатри развернулся и увидел перед собой полный разброд. Рыцарь громогласно гаркнул, привлекая всеобщее внимание. Он спешно подошёл к Навою и Моту и отчитал их за то, что стоят без дела.
Шляпа, бери парнишку и следи за детьми! скомандовал Ломпатри Елене и бывшему слуге жрецов Ейко. Солдат, Отец! Из пленных набрать дружину и трупы врагов сложить для подсчёта! Как после сражения! Ты, Солдат, знаешь. Здесь что?
Ломпатри подошёл к нуониэлю и Воське, которые еле сдерживали разъярённых крестьян, стремящихся заколоть сидевшего в луже грязи разбойника. Большинство недавних пленников присмирели, завидев, как рыцарь отдаёт приказы своим людям, а вот человек десять, те, что стояли рядом с нуониэлем и кричали более прочих, всё никак не могли угомониться.
Господин Вандегриф! крикнул Ломпатри, остановившись возле потасовки. Все стихли: Ломпатри ещё не утратил свою способность голосом подчинять себе внимание большого количества людей.
Мне нужна ваша помощь, господин рыцарь, продолжил Ломпатри. Надо выяснить, кто у этой челяди за главного и узнать, чего им надобно от моих людей.
Только Вандегриф решил вмешаться, как из толпы вышел худой человек в рваном балахоне. Он ничем не отличался от остальныхтаких же замученных и озлобленных людей, доведённых до отчаянной ярости.
Мой господин, этот человек, начал крестьянин, указывая на разбойника, но Ломпатри резко оборвал его.
Твой господинрыцарь Гвадемальд, невежда! крикнул он, сделав шаг вперёд. Крестьянин в страхе попятился назад. Всё это проходило под аккомпанемент воя Молнезара, чей рот изо всех сил закрывал Закич. Звук прорывался сквозь руку коневода, приобретая оттенок бесконечного отчаяния. Хуже воя был только дождь; холодный, густыми, почти замёрзшими в град каплями, падающий в грязь. Жар боя уже утих и люди стали остывать, всё яснее ощущая непогоду.
Хочешь убить этого гада? спросил Ломпатри. Крестьянин не ответил, а лишь опасливо притупил взгляд. Не твоё это дело, жизней лишать!
Ломпатри подошёл к сидящему в грязи разбойнику.
Раздевайся! скомандовал рыцарь. Разбойник спешно расстегнул кафтан и подал его Ломпатри. Рыцарь принял заляпанный в грязи кафтан, отыскал тайный карман, вскрыл его и вытащил смятый, вымокший пергамент. Развернув его, рыцарь улыбнулся.
Снова в седле, моя Илиана! проговорил он шёпотом и аккуратно свернул пергамент, спрятав под кирасу.
Воська! Приведи в добрый вид! приказал он и кинул слуге грязные одежды. Потом он снова глянул на стоящего на коленях разбойника. Тот дрожал как осиновый лист. Ломпатри толкнул его сапогом в плечо. Разбойник повалился на спину и стал защищать голову руками: он думал, что сейчас его будут пинать.
Где это белое тряпьё? спросил у него Ломпатри и покрутил в руке меч, показывая, что сейчас воспользуется своим оружием.
Ушли Саваны, ушли! бегло ответил разбойник таким жалостным и плаксивым голосом, что в правдивости его слов можно было не сомневаться.
И где они, ты не знаешь? всё же спросил рыцарь, хоть и не имел никаких сомнений в том, что этот «гад» действительно ничего не ведает.
Простите, господин, я не знаю! взмолился поверженный разбойник.
Ломпатри отвёл меч назад, кинулся на разбойника, схватил его за грудки и подтянул к своему лицу так близко, что тот почувствовал на себе кровавое дыхание рыцаря.
Простить!? заорал Ломпатри. Ты меня упрашивать смеешь? Ты никто, падаль! Твоя кровь дешевле дерьма, в котором ты измазан!
Рыцарь приставил свой меч к животу разбойника и уже хотел надавить на рукоять, проткнув это жалкое, хнычущее создание, как тут его хлопнули по плечу. Рыцарь яростно кинул взгляд вверх, но, увидев, что его одёрнул нуониэль, умерил свой пыл. Сказочное существо мотало головой, очевидно, пытаясь остановить Ломпатри.
Подземные твари! Что вы делаете, господин нуониэль? возмутился Ломпатри. Уподобились моему старому, тупому слуге, жалеющему пленников, только потому, что они пленники?