Настолько много, что он не призвал меня к себе с самого приезда? Не успокаивай меня, я все понимаю. Я была интересна ему в Крепости, где не было женщин, а здесь столько красивых волчиц зачем ему какая-то травница, на последних словах она совершенно поникла и опустила голову, уже пожалев о своей откровенности.
Вы красивее всех этих волчиц, госпожа. У вас доброе сердце и светлая душа, вы должны бороться за него, если ваши чувства искренни.
Вот только Риннон сама сомневалась, что ощущает к волку, и не является ли ее грусть банальными переживаниями за свое будущее, которое зависело от Альмода.
Почему бы вам не навестить его? Не выведать правду, заглянув в его глаза. Глазазеркало души, там вы найдете ответы на все ваши вопросы, в голосе Равиды было столько уверенности, что Риннон непроизвольно вскинула голову и уже более пристально посмотрела в ее лицо. Внутри сердца рождался трепет, смешанный с надеждойувидеть в его глазах нежность, которой он одаривал ее там, за перевалом.
Или же безразличие, ведь оно вряд ли страшнее неопределенности.
И Риннон, поблагодарив служанку, решительно направилась к Альмоду. Только у самых дверей ее охватила паника и вся она задрожала от сомнений, вновь отравивших душу. А что если сейчас он находится в объятиях любовницы и будет разгневан ее приходу? Но твердый голос Альмода, разрешившего войти, унял волнение, и она, кусая губы, зашла в его спальню. Равида оказалась права, и покои короля не кичились роскошью, убранство их мало чем отличалось от убранства его покоев в Крепости: та же грубая мебель, минимум деталей, сейчас скрытых полумраком. Здесь пахло чем-то терпким и горьким, настолько привычным, что Риннон поневоле улыбнуласьвсе же она скучала по этому.
Маленькой ведьме не спится, слегка растягивая слова, произнес Альмод, вопреки ожиданиям находясь не в постели, а в глубоком кресле, стоящем у камина. Она подошла к нему несмело, почти подкралась, и встала в нескольких шагах, от стыда опустив голову. Он был раздет и только брошенная на бедра простыня скрывала его наготу, и ей почудилось, что причиной этому недавно ушедшая женщина. Наверное, он еще пах ею. И что стало причиной твоего визита, Кхира? Тебе что-то нужно?
Он не мог оторвать от нее взгляда, проглатывая каждый изгиб, и злился на проклятую ткань сорочки, скрывавшую идеально белую кожу, нежную, как шелк. Свежий запах девчонки проникал в легкие, и он вновь начинал испытывать ломку, когда мышцы сводило от одной лишь мысли, что она рядом, стоит только протянуть руку и прикоснуться.
Чужие женщины не помогли, не излечили его от зависимости, не подарили облегчение. Он зря старался.
Нет-нет, ничего не нужно. Я она сжала губы в тонкую линию и еще сильнее опустила голову, так, что теперь ее распущенные волосы почти скрывали зардевшееся лицо. Кажется, ей не стоило приходить, потому что от неловкости слова застряли на языке и осыпались в горле невнятными звуками.
Подойди ко мне, его голос охрип от желания прижать ее к себе, ощутить мягкость тела, вкус кожи, но он не шевелился, все так же расслабленно развалившись в кресле. Только в ушах нарастал гул от выжигавшей вены крови. Все же не было желанней самки, чем его маленькая ведьма, и сейчас он был готов забыть о своей гордости. Наказывая ее своим равнодушием, он истязал и себя тоже. Что ты?
Я соскучилась, тише ветра прошептала Риннон, она стыдилась своих признаний и чуть ли не плакала от этого. Тихое напряжение последних дней дало о себе знать, и впервые она ощутила себя настолько уязвимой, ведь если сейчас он прикажет ей уйти, она уже не сможет поверить в себя.
Разве ты не хотела, чтобы я оставил тебе в покое? Там, в Крепости?
Лишь однажды. Того требовала природа.
Моя природа отличается от твоей, Кхира, слишком чувственно для напускного равнодушия прошипел Альмод. Он видел, как под тонкой тканью ее одеяния проступали соски, и до побелевших костяшек сжал подлокотникиконтроль ускользал как невесомые нити судьбы в руках драид. Он заметил, что она похудела еще больше, и ему захотелось обхватить ее талию, провести ладонью по ребрам и обвести контур выпирающих ключиц, видимых в вороте рубашки. Мешало взаимное напряжение и уязвленное самолюбие. И я не привык, когда мне отказывают.
Мне было больно в полной мере осознавая, какая между ними пропасть, Риннон уже не надеялась на его понимание. Он прав, они совершенно разные, и с ее стороны было глупостью прийти к нему и увидеть в его глазах что-то кроме отблесков огня, пылающего в камине. Наверное, выбранная им волчица заменила собой весь мир
В следующий раз будь со мной откровенна и нам удастся избежать многих разногласий.
При этих словах она подняла голову и неверяще посмотрела на Альмода. В следующий раз? Значит, он не прогоняет и ее и рассматривает возможность новых встреч? Облегченная улыбка изогнула пухлые губы, и Альмод откровенно коснулся ее взглядом. Медленно и тягуче, от макушки до лодыжек. Слабая женщина, ставшая сильнее желаний вожака, в тот вечер все же сдержавшего себя. Будь на ее месте волчица, он не стал бы церемониться. Риннон словно оттаяла, наполнившись уверенностью и, не спуская с него пристального взгляда, ухватила подол сорочки. Намеренно неторопливо оголила ноги, бедра и, услышав его шумный вдох, одним движением сняла с себя одежду.
Молочно-белая кожа была настолько безупречной, что он боялся прикоснуться к ней и повредить своими грубыми ладонями. Никогда ранее он не задумывался над этим, но сейчас стоящая перед ним девчонка казалась до невозможности хрупкой, быть может, всему виной те женщины, что побывали в его постели за это время. Они были сильными и крепкими, вот только он не запомнил их лиц, ни одного, только бездушные тела, которыми он пытался заполнить пустоту. Ни одна из них не оставалась в его постели до утра, не ощутила его поцелуя, довольствуясь лишь механическими движениями.
Ни одной из них он не дарил той нежности, которой окутывал Риннон.
Его дыхание стало шумным и рваным, когда она подошла ближе и откинула за плечи упавшие на грудь волосы. Яркие соски затвердели от прохлады воздуха, и Альмод издал громкий рык, обхватив ведьму руками и уткнувшись лбом в ее живот. Дышал часто и глубоко, вгоняя проклятый запах, и гладил ее по спине, ягодицам, бедрам, наслаждался молчанием и ее близостью.
Ты лжешь, моя Кхира, ты и есть настоящая ведьма, имея в виду его одержимость ею, произнес он. Потянул ее на себя, заставив развести ноги и сесть на его колени, и впился в ее губы голодным поцелуем, от которого она обронила протяжный стон. Его губы были горячими и властными, подчиняющими, а руки, ласкавшие грудь, игравшие с сосками, легко разожгли огонь внизу живота.
Ей так хотелось почувствовать его в себе, что она сама остановила его. Заглянула в глаза, пылающие желанием, и медленно-медленно, закусив губу от наслаждения, насадилась на его возбужденную плоть. Ее напряженные мышцы обхватили его, и Альмод запрокинул голову, позволив ей задать ритм. Проклятая девчонка мучила, медленно поднимаясь и опускаясь, впиваясь ногтями в его плечи, поверхностными поцелуями порхая по его губам, лицу, щекоча своими волосами грудь. Он был готов прервать неторопливую пытку и проявить свои волчьи инстинкты: с силой вколачиваться в нее, сжать бедрадо боли, оставить отметины зубов на коже, заклеймить своей страстью и не отпускать больше, привязав к себе цепью, но ее затуманенный взгляд останавливал егоей нравился этот ритм, она дрожала, хмурясь и кусая губы.
Двигала бедрами, впуская в себя до основания, и подводила его к краю
Грозное рычание раздалось из его груди, и он обнял ее руками, прижал к себе сильно, ощутив мягкость груди своей грудью. Повел бедрами навстречу и, задрожав, помог ей достигнуть своего края. Их дыхание переплелось, влажные от пота тела слились воедино, и Риннон затихла, положив голову на широкую грудь и наслаждаясь тем, как его разбухающий член заполнял ее. Ей так не хватало этого
***
Она лежала на его груди, перебирая пальцами жесткие волоски на ней, и глупо улыбалась. Глаза закрывались от усталостилишь когда ночь подошла к концу Альмод смог насытиться ею, и ощущение покоя медленно заполняло душу. Он не говорил красивых слов, не обещал невозможного, но в его глазах она видела то, отчего хотелось смеяться, смеяться и смеяться. И холодный чужой мир уже не казался таким жестоким, а будущее наконец прояснилось, потому что Альмод назвал ее своей, прижал крепко и не отпускал, не позволял отстраниться.
У меня для тебя кое-что есть, приподнявшись на локте, он потянулся к своим штанам, а потом склонился над ней, с теплотой заглянув в глаза. Тяжесть его тела была приятна и, чтобы удовлетворить мимолетное желание, она поцеловала его в плечо, слегка прикусив кожу. Тонкими руками обвила его шею и затихла, выжидающе вглядываясь в лицо Альмода, разжавшего кулак. На большой ладони лежала та самая фигурка волчонка, что понравилась ей сегодня, и Риннон не смогла сдержать тихий всхлип, часто-часто моргая и прогоняя слезы.
Она впервые чувствовала себя по-настоящему нужной.
Она уснет, крепко сжимая в руке подарок и, измотанная его страстью, не услышит настырного кашля, не увидит, как Альмод распахнет глаза от интуитивного страха и непонимающе тревожным взглядом окинет спальню. Не узнает, что змеи, окружившие его, будут шипеть и извиваться, изрыгать мрак и призывать его на северную сторону, где глубокая пропасть, где красивая песня, где ласкающий ветер. Где ждет его тьма, такая же страшная, как тьма, отравившая кровь и рождающая в нем безумие.
Волк проигрывал.
Глава 14
Он чувствовал свою слабостьчувствовал и срывался: то внезапными вспышками гнева, то отстраненной задумчивостью, то пугающей мнительностью, когда слова даже самых близких воинов вызывали жгучую подозрительность. В такие моменты он опускал голову и прислушивался к шипению змей, опутывающих его разум в плотный клубок. С каждым днем они становились сильнее, и Альмод ощущал тревогу за внутреннего волка, яро вступавшего в схватку, но все чаще проигрывавшего. Он лишался контроля и испытывал некую потерянность, потому что не мог объяснить провалы в памяти, свои решения, вдруг откуда-то взявшееся недоверие к людям. Он всем сердцем надеялся на свою силу и делал вид, что ничего не происходит, предпочитал прятаться в одиночестве и прислушиваться к голосам. Они тянули его, окружали шепотом и постепенно вытесняли из сердца тревогув змеях не было ничего страшного, а своей преданностью они могли посоперничать даже с самым верным воином. Например, с Эйнардом, до сих пор рыскающим по Центральной равнине. Они становились для него родными, близкими и только привязанность к Риннон была сильнее этого, может поэтому ни разу за все время он не позволил себе сорваться на нее, отгородиться или отвергнуть.
Прижимал к себе сильно и не отпускал, словно в близости ее находя спасениете редкие крупицы ясного разума, что еще не были отравлены тьмой, которую она чувствовала интуитивно. Приглядывалась к королю и прислушивалась к слухам в замке, ненавязчиво наблюдала и злилась от собственного бессилия, потому что не могла найти причину перемен в нем и не знала у кого спросить помощи. Вечерами молилась богам и обвивала Альмода руками, словно пытаясь защитить его от нависшего над ним зла. Роняла слезы, беззвучно, и покидала его спальню с тяжестью на сердце, чтобы вновь прийти по первому зову и ощутить давление тьмы.
Особенно близко она подобралась когда в ее покои вбежала испуганная донельзя Равида и, схватив ее за руку, лихорадочно зашептала:
Госпожа, пойдемте, наш король он на северной стороне. Нельзя, там нельзя находиться, он послушает только вас, прошу, ее слова были обрывочны и на ресницах блестели слезы, пока Риннон, хмурясь, пыталась понять, что произошло. И только вспомнив ее рассказы про пропасть Риннон в полной мере осознала опасения служанки. Она бежала за ней по коридорам, придерживая подол платья и не обращая внимания на растрепавшиеся волосы. Грудь сковывал сильный страх, отчего было сложно дышать и перед глазами темнело. Сначала я подумала, что он решил проверить засовы комнат, что уж давно закрыты. Звала его, потому что на днях сам Вульдхем все проверил и следов чьего-либо присутствия не обнаружил. Разве только кошек, гоняющих мышей. Но он и не слышал меня будто, все продолжал идти вперед, к той самой пропасти, куда бросился его отец, по дороге шептала Равида, сдувая с лица выбившиеся из прически пряди волос.
Холод скользнул по ногам, когда они достигли высоких двустворчатых дверей, открытых настежь, и Риннон изумленно остановилась, вглядываясь в даль, где Альмод, стоящий на краю пропасти, казался маленькой черной точкой. Перед ними расстилалась огромная площадка, вымощенная плитами и местами огороженная перилами; сильный ветер передувал снег с места на место, кружился в водоворотах и исчезал в высоте; это место завораживало так же сильно, как и пугало, поэтому Равида в ужасе прижалась к стене и, обняв себя за плечи, откровенно зарыдала.
Оставайся здесь, коротко приказала Риннон и, закусив нижнюю губу, вступила во власть северной стужи. Она забиралась под платье, оседала на коже неприятным пощипыванием, морозила пальцы. Она пугала завыванием ветра и превращала слезы в лед, пока Риннон упорно шла вперед, иногда с опаской осматриваясь по сторонам, ей казалось, что дух великого короля Бренгерда наблюдает за ней и только и ждет, чтобы подтолкнуть к бездне порывом ветра. Господин! позвала она Альмода, когда наконец достигла края и встала в нескольких шагах от волка, смотрящего вниз, под ноги. Она уже совершенно замерзла и, стуча зубами от холода, осторожно сделала еще один шаг. Полы тяжелого, отороченного мехом плаща, развевались на ветру, и Альмод напоминал парящего в небе орла, сильного и непокорного, потому что он не обернулся на ее зов и продолжил прислушиваться к стонам пропасти, призывающей его к себе. Господин, прошу, отойдите от края, вновь предприняла попытку Риннон, но так и не дождалась его реакции, потому что на самом деле Альмод не слышал ее, он слышал только змей, шипящих в его голове, только тьму, заполнившую его сердце. Тихие слезы оставляли мокрые дорожки на ее щеках, скапливались на подбородке и тяжелыми каплями капали на грудь, пока она приближалась к нему и протягивала руку, чтобы прикоснуться.
И как только она сделала это, положив дрожащую ладонь на его плечо, Альмод развернулся, окатил ее ненавидящим взглядом почерневших глаз и сделал шаг навстречу. Она лишь сдавленно вскрикнула, ужаснувшись его яростного вида, и беспомощно задергала ногами, когда он сжал ее шею одной рукой и поднял над землей.
Он не узнал свою Кхиру.
Не почувствовал ее запаха.
Он был полон мрака и безумия.
Может поэтому он с такой легкостью развернулся к пропасти, поставил Риннон на ноги и подтолкнул к краю, заставив ее в ужасе распахнуть глаза и мертвой хваткой вцепиться в его руку, удерживающую ее от падения.
Кто ты такая, что пытаешься остановить меня? прошипел он, глядя на нее из-под нахмуренных бровей. Его глаза были абсолютно черными; челюсти напряжены от злости, буйствующей в горячей крови, а рассудок заволокло ядом, неизлечимым, смертельным. Он наслаждался ее страхом и играл с ее жизнью, которую когда-то спас.
Я ваша маленькая Кхира, мой господин, потеряв всякую надежду достучаться до него, прошептала Риннон. Она с мольбой смотрела в его лицо и открыла рот, пытаясь сделать хоть один вдох, потому что грубые пальцы сжали еще сильнее, полностью перекрыв доступ к воздуху. Это длилось всего несколько секунд, а потом что-то изменилось: в его взгляде, в его лице, в его хватке. Глаза приобрели привычный стальной оттенок, и Альмод резко отпрянул назад, пряча в своих объятиях дрожащую от страха и холода Риннон. Она цеплялась за его плечи и пыталась сдержать крик, застрявший в горле рваными всхлипами.
Глупая, что ты здесь делаешь? он гладил ее по волосам, осыпая запорошенную снегом макушку поцелуями. Укутывал плащом, пытаясь защитить от пронизывающего ветра, и недоуменно смотрел на пропасть за ее спиной, не понимая, кто позволил ей прийти сюда и для чего здесь он. Колючий снег осыпал их иглами, ветер бросался под ноги, пока они шли обратно, и Альмод не отпускал холодной руки девчонки, согнувшейся под тяжестью накинутого на нее плаща. Если я еще раз увижу тебя здесь, даже если ты придешь за мной, я накажу тебя, угрожающим тоном сказал он, когда двери за ними закрылись и Равида с громким лязгом опустила затворы. Он всматривался в заплаканное лицо Риннон, в ее посиневшие губы, белоснежную шею с проступающими на ней алыми пятнами-следами от его пальцев, и думал о том, что если он и прыгнет, то прыгнет один, без своей Кхиры, которая только что вытянула его из трясины мрака.