Боишься? почти прошипел Альмод, склонив голову и из-под нахмуренных бровей бросая на нее по-хищному яростный взгляд. Его зрачки сузились, полыхнули искрами, а потом зажглись пламенем, ввергая Риннон в первобытный ужас. Грудь его вздымалась от глубокого дыхания, и губы подрагивали нервным тиком, словно он едва сдерживал себя, чтобы не впиться в нее клыками и не разорвать на части. И сейчас, неистовый и взбешенный, он напоминал настоящего Ильфеила, спустившегося с гор, чтобы сеять смерть.
Не-т, помотала головой Риннон, все же на последней букве запнувшись и опасливо сделав шаг назад. Она призывала богов послать ей помощь, и с каждым вдохом утопала в отчаянии, ощущая себя загнанной в ловушку. Ведь если волк проявит свою ярость, ей уже ничто не поможет, даже любимая Наид, совершенно забывшая про нее.
Врешь, коротко бросил он и, не успела она среагировать, как подскочил ближе, нагнулся, ухватил ее за колени и забросил на плечо, крепко сжав дрыгающиеся ноги. Он не чувствовал ударов по спине и уж тем более не слышал отчаянных просьб отпуститьим владел зверь, такой неукротимый и страшный, что даже вышедшая на шум Эльхала испуганно прижалась к стене, и закрыв рот ладонью, шокированно наблюдала за тем, как высокая фигура скрывалась в глубине коридора.
Дверь захлопнулась, громкие крики Риннон оборвались и пугающе напряженная тишина повисла в комнате, когда Альмод бросил ее на кровать. От его небрежности она ударилась локтями, но боль ее мало волновала, лишь решительный вид волка, вставшего в нескольких шагах от кровати и смотрящего на нее голодным и диким взглядом. Уголок его рта дернулся, Альмод сделал глубокий вдох, втягивая вкусный запах самки и еще больше увязая в инстинктах обладания. Вот она, перед ним, осталось только подчинить и сделать ее своей.
И Риннон будто прочитала его мысли, потому что скинула с себя оцепенение и, резко повернувшись на живот, поползла на другую сторону кровати. Ее волосы яркими локонами рассыпались по плечам, тело дрожало словно в лихорадке, а язык воспроизводил что-то невнятное и жалкое, даже не похожее на человеческую речь. Она почти достигла края, как сильные пальцы ухватили ее за лодыжку, и Альмод дернул ее на себя, с легкостью возвращая на место. Он тяжело дышал, и ее сопротивление все больше возбуждало его, доводило до крайней точки, которая стирала грань между человеком и волком. Впрочем, сейчас в нем не было ничего от человека, разум проиграл желанию, и он уже не обращал внимания на слабые попытки Риннон избавиться от его рук, сжавших ее бедра.
Не надо, прошу вас, шептала она, царапая его ладони, не дающие ей повернуться и вцепиться в его лицо ногтями. Он продолжал удерживать ее спиной к себе, крепко держа за талию одной рукой, а другой разрывая рубаху и принимаясь за штаны, которые без проблем соскользнули с округлых ягодиц, стоило ему только развязать узел веревки и потянуть ее на себя. Совершенная нежная кожа опалила его ладонь, когда он провел рукой вдоль по позвоночнику, обрисовал контуры упругих ягодиц и коснулся самого сокровенного, того, от чего он терял голову все это время.
Проклятая девчонка не просто отравляла его, она превращала его в раба низменных инстинктов.
Твои просьбы не остановят меня, прорычал он, дрожащей от нетерпения рукой развязывая шнуровку штанов. Его член болезненно пульсировал, пьянящий аромат дурманил сознание, и Альмод был не в силах совладать с собой от одного вида молодого тела, распластанного перед ним. Он не услышал тихого всхлипа, когда зарылся пальцами в густые длинные волосы и потянул Риннон на себя, заставив ее встать на колени и выгнуться в пояснице.
Отличная поза для того, чтобы овладеть ею, и Альмод, на удивление осторожно, провел пальцами по жестким завиткам, коснулся влажной плоти и проник в нее одним пальцем. Горячие мышцы обхватили его до предела плотно, и это сводило с ума, потому что там было так тесно, будто бы ни один мужчина до него не владел ею.
Он вошел в нее одним уверенным и сильным толчком, сорвав с припухших губ сдавленный стон. Риннон дернулась вперед, желая избавиться от резкой боли, но тут же была остановлена сильной рукой, обхватившей ее за талию и вернувшей на место, вновь насадившей на член до самого основания. Она зажмурила глаза, пытаясь сдержать слезы и ощущая Альмода внутри себя. Рефлекторно сжала мышцы, чтобы остановить пытку, но сделала только хуже, потому что волк, издав гортанный рык, начал двигаться: почти полностью покидая податливое тело, но тут же входя на всю длину.
Риннон прикусила губу от болезненных ощущений и, почувствовав свободу от хватки на волосах, обессиленно сникла, прижавшись щекой к постели. Он продолжал входить в нее, иногда останавливаясь и желая оттянуть момент кульминации, и, дотянувшись до ее аккуратной груди, нежно сжимал ее в широких и горячих ладонях. Его ласка на фоне насилия казалась странной и неуместной, и Риннон не ощутила того возбуждения, которого он хотел добиться, лаская пальцами напряженные соски, поглаживая живот, спину, бедра. Внутри она была горячей и тесной, но все-таки не такой влажной, какой должна быть разбуженная ласками самка.
Самка, пахнущая притягательно вкусно. Самка, с этого момента принадлежавшая только ему.
Ты можешь ненавидеть меня, маленькая ведьма, но теперь каждый из моих воинов отдаст за тебя жизнь, склонившись как можно ближе, шепнул Альмод, а потом запрокинул голову, выпустил клыки и впился в подрагивающее от его толчков плечо. Ее громкий крик смешался с егоживотным, и Риннон распахнула глаза от боли, вытягивая ноги и падая на живот. Тут же тяжелое тело навалилось сверху, прижало к кровати, и горячее дыхание коснулось уха:Не шевелись, иначе будет больно: и тебе, и мне.
Он перенес основную тяжесть на согнутые локти, но не торопился выходить из нее, хотя она была точно уверена, что он достиг желаемого.
Оставь меня, потеряв всякий страх перед ним, шепнула она. Ей казалось, что внутри нее становилось тесно, будто его член вырастал в размерах и все больше заполнял собою.
Придется потерпеть, от его тела было жарко, с плеча стекали алые струйки крови, пропитывающие постель под ней, и Риннон сжимала в кулаках простынь, безразлично глядя куда-то в стену. Сейчас она не чувствовала ни страха, ни боли, ни обиды, только дикую усталость и желание остаться в одиночестве. Но Альмод будто назло не покидал ее истерзанного тела, просто лежал сверху и дышал в затылок, иногда касаясь губами ее скулы и виска, на котором уже выступили бисеринки пота.
У него были очень нежные губы.
И руки, когда он провел кончиками пальцев по ее плечу, талии, бедру, в конце слегка сжав его. Слишком аккуратно для пылавшей до этого злости.
Меня зовут Риннон, будто в пустоту прошептала она, с такой тихой обреченностью, что Альмод не мог не ощутить вину за надругательство, которого она не заслужила, но которое было попросту необходимо. И когда-нибудь она поймет это.
Иногда приходится жертвовать чем-то важным, чтобы хотя бы жить.
Его возбуждение успокаивалось, дыхание приходило в норму, и он сделал попытку выскользнуть из нее. Терпимая боль свидетельствовала о том, что его член принимал былые размеры, и Альмод повел бедрами назад, положив ладонь на ягодицы Риннон, когда она потянулась за ним. Потому что растягивающиеся от его манипуляций мышцы с трудом выпускали разбухший орган. Сильным нажатием он пригвоздил ее к месту и через боль подарил свободу, и пока он поправлял свою одежду, она не шевелилась, лежала так, как он ее оставил. Только костяшки пальцев побелели от напряжения.
Большая королева заметив кровавые разводы на ее бедрах, сказал он. Внутри разливалось приятное чувство удовлетворенияон ошибся в своих предположениях, и она действительно оказалась чиста. Ее плечо до сих пор кровоточило, и кровь на белоснежной спине выглядела яркой и сочной. Это имя не подходит тебе, взглянув на ее маленькое и хрупкое тело, которое вновь распаляло в нем вожделение, сказал он. Я буду звать тебя Кхирой.
Через силу отвернулся, наряду с желанием ощущая раскаяние от своей грубости, и вышел из комнаты, оставляя Риннон наедине со своей болью, которая выльется в тихие слезы, заменится на опустошенность и встретит утро почти полностью померкнув. Ей нужно было двигаться дальше, иначе она предаст веру Учителя, всегда считавшего ее особенной и сильной.
Тело всего лишь оболочка, главное не потерять душу.
Глава 7
Она не отличалась разговорчивостью и до этого, а после случившегося стала еще немногословнее, тише, ровнее; уже не улыбалась как прежде и словно замкнулась в себе, никому не давая заглянуть глубже; все также усердно исполняла работу и старалась не оставаться с Эльхалой, подозревающей неладное, наедине. Ей не хотелось обсуждать свое падение, мысленно переживать неприятные моменты и открывать сердце кому-либо, потому что она искренне считала, что чем меньше она будет поднимать эту тему, тем скорее придет в норму и смирится с потерей невинности.
Впервые столкнувшись с данным аспектом отношений между мужчиной и женщиной, она многого не могла понять, но искать ответов не собиралась, отчего-то испытывая жуткий стыд: перед прислужницами, Эйнардом, волками. Ей казалось, что они всё знают, и теперь видят в ней не только ведьму, но еще и падшую женщину, о которых иногда упоминал Учитель, вовсе не обвиняя их в непристойном поведении, а на их примере показывая Риннон, что нужно учиться чему-нибудь полезному, тому, что сможет прокормить ее в будущем. И она училась, допоздна засиживаясь за книгами, слушая каждое слово Учителя и благодаря богов, что они послали ей защиту в его лице. Потому что если бы не он, то кто знает, что бы с ней случилосьосиротевший в младенчестве ребенок был никому не нужен. Она совершенно не помнила родителей, умерших от черной хвори почти сразу после ее рождения, зато отлично помнила добрый взгляд Учителя, рассказывающего ей о свойстве трав, рисующего волшебные символы и показывающего, как в его руках зарождается древняя-древняя магия, восхищающая ее не меньше, чем появляющаяся после дождя радуга.
Когда-то она была милым ребенком, сейчас же превратилась в поруганную прислужницу, загнанную в капкан, потому что, как бы она не отрицала, но желание жить было сильнее сожаления о потерянной чести. Именно поэтому она не пыталась уйти, не жаловалась и не причитала, с покорностью приняв удар судьбы и всеми силами избегая Альмода, показавшего свое истинное лицолицо зверя.
Впрочем, что она ожидала от волков? Варваров, плюющих на чужие жизни.
Риннон повела плечом, рана на котором еще не затянулись и при резких движениях давала о себе знать ноющей больюесли бы у нее были необходимые травы, то она вылечила бы укус за три дня, но север был слишком жесток не только по отношению к людям, а сделанная из произрастающей здесь гладонии мазь заживляла чересчур медленно, так что даже за пять дней воронки от зубов едва ли уменьшились в диаметре. Она могла дотянуться до них рукой, поэтому не просила ничьей помощи, и, спрятавшись в укромном уголке, сама обрабатывала раны. Только ничто не могло скрыться от зоркого взгляда Эльхалы, прекрасно знающей, что случилось, но не тревожащей Риннон дотошными вопросами. Она знала также, что девчонка не ночует в своей комнате и прячет завернутое в рулон одеяло с подушкой под широкими скамьями, куда старые прислужницы никогда не совали свой нос; знала, что она до последнего работала на кухне, дожидаясь, когда все уйдут спать, и устраивалась на этих самых скамьях, наверняка боясь подниматься наверх, где в любое время могла столкнуться с Альмодом; знала, что она набирала полное ведро теплой воды, а потом незаметно для всех, под предлогом стирки, выходила на улицу, где после ее посещения оставался пятачок растаявшего снега, а сама она возвращалась замерзшая и чуть ли не покрытая инеем; знала, что она таила в себе боль, закапывая ее все глубже и глубже.
А еще Эльхала знала, что теперь ни один волк, даже самой горячей крови, не посмеет прикоснуться к ней или посмотреть с вожделением, потому что самка вожака была неприкосновенна. Она не теряла притягательного запаха, но после связи с Альмодом он предназначался только для него, и как бы ни были сильны звериные инстинкты, никто из воинов не решился бы ослабить над ними контроль. Риннон считала его чудовищем, а старая прислужницаспасителем, пусть и таким методом решившим ее защитить.
Альмод ничто не делал просто так и, если он, наплевав на законы стаи, подчинил обыкновенную женщину, то значит рассматривал ее уж если не как свою пару, чего в действительности быть не может, то хотя бы как любовницу, статус которой давал Риннон определенные права. Первое из них и самое главноенеприкосновенность. Так что в ее положении их связь казалась наилучшим вариантом, вот только маленькая ведьма совсем замкнулась в себе, и Эльхала всем сердцем переживала, справится ли онаслишком равнодушен был ее взгляд, тиха речь, безжизненны эмоции.
Она и сейчас выглядела потухшей, хоть Эльхала и рассказывала занятные истории, тем самым желая ее расшевелить. Но Риннон продолжала заниматься делами, перебирая засушенную траву и отделяя листья от стеблей, которые после измельчения превратятся в пряную приправу, полюбившуюся всем волкам. Она потянулась вверх, чтобы размять затекшие мышцы, но тут же зашипела от боли, когда раненное плечо дало о себе знать.
Что у тебя там? подозрительно нахмурившись, спросила Эльхала. Она потянула руку к Риннон, но та резко отстранилась, поправляя ворот надетой на нее рубахи. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь увидел проклятый укус, оставленный волком.
Ничего, мышцы свело, как можно более равнодушно ответила она, но не успела сделать и шага в сторону, как старая прислужница, проявив удивительную прыткость, вцепилась в ее рукав и потянула его вниз. Характерные следы зубов, испортившие идеально белую кожу, предстали ее вниманию, и Эльхала охнула, тут же возвращая одежду на место. А ведь она даже подумать не могла, насколько далеко зашел Альмод, поставивший на Риннон метку. Одно дело подчинить ее тело, а другоенавсегда оставить на нем следы своего присутствия.
Не говори никому, я прошу тебя, Эльхала, жарко зашептала Риннон, схватив ее за морщинистые костлявые руки, кожа которых почернела от сажи. Она до ужаса боялась осуждающих взглядов, перешептываний, издевок, поэтому опасливо посмотрела в сторону работающих на кухне прислужниц, слава богам, не обративших на них внимания. Они продолжали выполнять свою работу, даже не прислушиваясь к тихому разговору. Ты ведь догадалась, да?
Эльхала молча кивнула головой, отчего-то упрямо поджав губы и на этот раз не понимая поступка Альмода, ведь такие метки ставят на свою пару, а Риннон не могла ею быть, ни в коем случае.
Еще никто не мог обмануть природу.
Милая, моя хорошая, ты ведь не выдашь меня? Риннон гладила ее по рукам, с мольбой заглядывая в глаза, пока Эльхала, скинув с себя задумчивость, не хмыкнула.
Ты что считаешь меня сплетницей?
Наверное, впервые за последние дни Риннон улыбнулась, и вокруг словно стало светлее, даже пламя в камине затрещало веселее, когда, следуя по-детски наивному порыву, она обняла ее. Уткнулась в шею, зарывшись носом в шерстяной платок, накинутый на старческие плечи, и позволила себе слабость в виде слез, тут же стертых тыльной стороной ладони. Громкий, вызвавший вибрацию по стенам, хлопок двери, заставил всех повернуться на шум, и Риннон, как и другие прислужницы, ошарашенные появлением самого вожака, опустила голову, только старухи сделали это из-за благоговейного уважения, а Риннон от внезапно нахлынувшего волнения, смешанного со страхом. Она видела его впервые за все эти дни, так искусно избегая всяких встреч с ним и даже прекратив ночевать в своей комнате.
Выйдете все, твердым голосом сказал он и встал невдалеке, прожигая поникшую девчонку пристальным взглядом. Старухи покорно исполняли приказ, и Риннон, будто опомнившись, тоже сделала шаг, но тут же была остановлена Альмодом:А ты останься.
И пока мимо ее проходила тяжело вздыхавшая Эльхала, она развернулась к столу и, чтобы спрятаться от неприятно тяжелого взгляда, вернулась к своему занятию. Ее руки мелко дрожали и, казалось, что земля под ногами превращалась в смрадную трясину, готовую вот-вот поглотить ее. Она чувствовала его бесшумное приближение интуитивно и все больше напрягалась, не зная, что ожидать от волка на этот раз.
Ты не ночуешь в комнате, его голос раздался над самым ухом, и Риннон вздрогнула, продолжая упрямо смотреть на свои пальцы, порхающие над голыми уже стеблями. Его близость пугала ее, поэтому она еще больше вжалась в край стола, желая быть как можно дальше. В памяти яркими картинками всплывали моменты того вечера, и она глубоко задышала, пытаясь скрыть нарастающее смятение. Тогда где? он смотрел на нее сверху вниз, жадно вдыхая дурманящий запах и вновь наполняясь сильным желанием. Одно то, что ведьма была так близко, лишало его рассудка, и он не думал ни о чем другом, кроме как о ее теле, спрятанном в отвратительно мешковатой одежде. Всего одно усилие, и преграждающая доступ к нежной коже ткань окажется на полу.