Когда он выбегает на свет солнца, что-то дёргает меня, и я падаю
***
Открыв глаза, я лежу на тонкой постели поверх жёсткого пола, меня окружают зелёные стены органической камеры. Я дышу с трудом.
Слезы катятся по моим щекам.
Задыхаясь, я втягиваю воздух, но я всё ещё в Барьере, всё ещё окружена звуками и тем ярким, ослепительным светом.
Где-то во всём этом я слышу ласковый голос Вэша, говорящий со мной где-то в тени. Его голос раздаётся в моём ухе через гарнитуру.
Возвращайся, Элли, мягко подталкивает он. Возвращайся сейчас. Узри всё, пока можешь.
Прежде чем я принимаю решение подчиниться его мягким словам
Я уже там.
***
Свет вспыхивает перед моими глазами.
Синее небо. Разрыв в пространстве надо мной.
Он изменяется, наклоняется
Тень искажается в ветре над сломанным миром, прорывая дыры в свете, дрейфуя глубже в солнце.
Всё дёргается, движется неправильно.
Мир вращается слишком быстро.
Меня тошнит от этого. Я не могу дышать. Груз давит на моё сердце и рёбра, медленно сокрушая меня.
Я вижу вокруг себя деревья. Траву на земле, а также мох и папоротники. Зелень, столько зелени, что всё буквально купается в дышащей почве и растениях, дрожащие капельки усеивают каждый лист папоротника. Белые облака заполняют горизонт вдали, виднеясь над деревьями в долине внизу. Земля пахнет насыщенно и богато, пропитанная сыростью и грибами, усеянная замшелыми камнями и влажными стволами деревьев, которые поросли папоротниками как острыми зелёными бородками.
Раздаётся крик.
Крик заполняет поляну, но он недостаточно громкий, чтобы заглушить мучительное кряхтение женщины, словно что-то вырывают у неё, выдирают из её внутренностей.
Это продолжается снова и снова. Этому нет конца.
Он затерялся там, в том моменте, которому нет конца, но они его удерживают. Он кричит и кричит, пытаясь вырваться, пока эти животные хохочут
А затем, когда не осталось дыхания в лёгких, не осталось времени, ветра, синего неба или порхающих птиц
Всё тихо.
Ни единого звука не доносится до меня, ничего, кроме дыхания от создания, сидящего на земле. Он тяжело дышит, сосредотачиваясь на каждом вдохе и выдохе. Нет слов, нет мыслей, нет чувств. Есть лишь пустота, прижимающая его ладони к её груди.
Но кровь уже холодная.
Она холодная.
Мир кренится быстрее, принося постепенное потемнение и чужеродные звуки от деревьев. Начинается дождь, но мальчик не замечает. До сезона муссонов всего несколько недель, но пока что он приносит лишь раскаты грома и дождь, угрозу того, что грядёт. Дождь пропитывает его волосы, его одежду, заставляя его моргать и кашлять, пока он держится.
Он пропитывает женщину. Её грудь не шевелится.
Он один.
Он смотрит, как вода собирается во впадинке у основания её шеи, в ушных раковинах, в ямочках у её губ и в одежде. Дождь омывает её кожу, омывает её платье, волосы, губы, но его ладони остаются на переднике её вышитого фартука, нащупывая сердцебиение в коченеющей, затвердевающей плоти.
Поляна погружена во тьму за исключением нескольких огней, покачивающихся полукругом и затемняющих смутные фигуры. Солнце уже исчезло. Я не помню, как оно село, и дождь не прекращался, но стало холоднее. Я пытаюсь пошевелиться
И раздаётся крик.
Его нашли.
Кто-то видит его там с женщиной. Он кричит другим, поднимает светильник выше, освещая бородатое лицо. На земле возле мальчика лежат другие тела, но он цепляется за женщину. Именно её одежду он надел обратно, именно её он помыл.
Другие
Он смотрит на широкое лицо его сестры, на ботинки его отца.
Но они не настоящие. Они лишь мёртвые животные, сломанные куклы.
Он может притворяться. Он может смотреть на них и не видеть.
С женщиной всё иначе.
«Отвернись, Нензи-ла, шепчет она в его разуме. Не смотри. Не смотри, любовь моя».
Они делают ей больно. Он не понимает, что они делают, но они делают ей больно, как животные. Они терзают её, рвут её одежду, смеются. Он видит понимание в её глазах, знает, что она читает их, но они, похоже, не читают её и не понимают муки на её лице с высокими скулами.
Он кричит.
Тогда он этого не знает.
Ботинки его отца уже неподвижно лежат в грязи, а рычащие, рявкающие, смеющиеся животные, создания с плотным облачным светом, пустыми глазами и голодными ртами, они смотрят на него и снова смеются.
В тишине он может притворяться.
Он может ждать, когда они вернутся.
Но теперь теперь в тишину вторглись.
Темно, он один, и огни покачиваются на ветру под кровом деревьев.
Осталось лишь одно существо, которое можно терзать и ломать, над которым можно смеяться. Однако он не бежит и не отпускает женщину, которая лежит в грязи после дождя, всё ещё истоптанной следами ботинок от последнего набега. Он не шевелится. Он остаётся там, стоя на коленях возле неё, когда новая угроза приближается к его поляне.
Теперь это его поляна.
Он наблюдает за ними, дрожа и зная лишь то, что он не убежит.
Он не убежит.
Он уверен, что будет ещё больше животных, больше существ придёт содрать мясо с костей. Он настолько уверен, что это будут они, поэтому когда из темноты появляется высокий сухопарый видящий с лицом, похожим на череп, его сердце переполняется почти радостью.
Он начинает плакать.
Один из его людей нашёл его. Они ему помогут. Они её вернут.
Они найдут его отца
Но мысль умирает, никуда не отправившись.
Он не смотрит на ботинки, лежащие на земле неподалёку, не смотрит на изувеченное тело мужчины в грязи. Он не смотрит на девочку, лежащую рядом.
Пожилой видящий подходит к нему с серьёзным лицом.
Это не угловатое лицо, как у его отца. Это лицо почти полностью лишено плоти. Маленький, странно узкий нос и бледно-жёлтые глаза.
Мальчик видит животных с ним, но видящийих хозяин, так что он заставляет себя расслабиться, смотреть на них лишь беглыми взглядами.
Видящий шепчет в его сознании, его слова звучат осторожной лаской.
«Мне так жаль, племянник».
И теперь он знает, что пожилой видящий не может её вернуть. Он не может найти его отца. Он не может обратить вспять всё, что случилось часами ранее.
Элаши.
Это имя обжигает его горло.
Мальчик не может ответить пожилому видящему. Он пытается вспомнить свой голос, притвориться, что ничто из этого не реально. Его слова выходят сдавленными сгустками воздуха.
Пожилой видящий вновь говорит с ним, когда он ещё не сумел вернуть себе дар речи.
«Где твоя другая семья, сын мой? Они близко?»
Мальчик сбит с толку. Он показывает видящему жест благодарности, но не за его слова.
Он не может придумать слова для ответа. Все слова покинули его. Вместо этого он пытается понять слова пожилого видящего. Другая семья? Какая семья?
Эта мысль ослабляет. Она слишком чужеродная, чтобы быть реальной.
«Я так сожалею об этом ужасном событии, которое ты вытерпел. Мне очень, очень жаль, сын мой».
Мальчик опять пытается заговорить с высоким видящим, чьё лицо похоже на череп. Он пытается найти слова, даже в своём разуме, используя язык жестов, не сумев говорить сквозь облачка в его рте.
Пожилой видящий, похоже, понимает. Его длинные пальцы гладят маленькую черноволосую голову, на мгновение сжимают узкие плечики.
«Мы их похороним, тихо шепчет он. Мы похороним их вместе».
Мальчик не может дышать.
Он не может дышать.
Но он может показать жест «да».
По побуждению высокого видящего он неохотно отпускает платье женщины, сжимая в ладошке её серебряное кольцо, и встаёт на ноги, чтобы пойти следом.
Глава 17Что я тебе сделал
Я вырвалась из этого пространства, покрывшись потом.
В комнате царила мёртвая тишина.
От лежания на тонкой постели болела спина. Мои мышцы как будто скрутило узлами, словно всё это время я, не переставая, напрягала их. Не было мягкого перехода, не было периода, где я находилась наполовину там, наполовину здесь, плыла в океане света с Вэшем и Тарси.
Вэша и Тарси здесь не было.
Они увидят всё на экранах, поскольку мои впечатления записывались через устройство виртуальной реальности в гарнитуре. Но их не было здесь, в моём свете. Мы одни.
Резервуар изнутри ощущался мёртвым. Холодным.
Перед своим мысленным взглядом я всё ещё видела похожее на череп лицо Менлима, эти холодные глаза цвета мочи. Теперь я знала, что он выглядел не таким похожим на Салинса, как говорил мне Ревик.
Я слышала собственное дыхание, но оно не нарушало эту тишину. Оно лишь усиливало её вокруг меня, пока я смотрела во тьму. Одиночество заставляло мой свет дрожать. Ощущение потерянности, столь бесконечной и всеобъемлющей, что я не могла видеть сквозь него.
Я хотела плакать, хоть как-то это выразить. Но всё, что я чувствовала, не могло выйти через слезы. Вместо этого я покрылась потом, ощущая тошноту от чувства, что это никогда не закончится, что этому никогда не придёт конец.
Казалось, на протяжении бесконечного промежутка времени я с трудом дышала, та приторная тошнота застряла в моем горле. Я была уверена, что меня стошнит, если я попытаюсь пошевелиться.
Моя рука стискивала перед хлопковой рубашки, в которую я была одета. Ладонь сжалась в потный кулак до побеления костяшек.
Я уставилась в потолок, пока та тошнота курсировала по моему телу, сжимая мои лёгкие, ослабляя внутренние органы.
До меня лишь потом дошло, что отчасти это было холодным, неприкрытым страхом.
Сильнее этого страха я в жизни ничего не испытывала, даже когда находилась в плену у Терианадаже когда думала, что он меня убьёт. Моё тело не могло справиться с таким количеством страха.
Будучи обездвиженной, я попыталась как-то пережить это, позволить этому ощущению пройти, хотя оно будто сокрушало мою грудь.
Я помнила это. Во всяком случае, я помнила привкус этого чувства.
Я помнила интенсивность этого чувства по тому времени, когда я была в пещере с Тарси.
Тот же прилив эмоций встречал меня всякий раз, когда мы шли по следам мальчика на той изломанной тропе воспоминаний. Тарси заставила меня изучать Сайримна ещё до того, как я узнала, кто такой Ревик на самом деле. Теперь меня поразило знакомое ощущение, схожесть того чувства потерянности.
Я помнила, что изумлялась тому, как одна личность может чувствовать так много и не сойти с ума.
Но это тоже было иным.
Здесь все фильтры исчезли. В этот раз я не наблюдала за Барьерным отпечатком извне. Сколько бы я ни уловила в тот раз, это не шло ни в какое сравнение с тем, что было сейчас.
В этот раз я находилась внутри, проживала всё это с ним.
Я также поняла кое-что ещё.
Та же самая особенность, которая делала его таким счастливым ребёнком, стала впоследствии его погибелью. Я любила своих человеческих родителейсильно. Я знаю, что они любили меня, и Джон любил меня, и Касс. Но какой бы сильной ни была эта любовь, они никогда не могли быть со мной такими открытыми и любящими, какой была семья Ревика с ним.
Он был открыт для них до такой степени, которую человек просто не может уложить в голове.
Теперь я осознавала, что Тарси закрыла меня щитами и от этого тоже.
Она защитила меня от худших частей, вероятно, чтобы я продолжала наше изучение его прошлого. Только после всего случившегося в Вашингтоне я осознала истинный смысл её маленького упражнения. Она знакомила меня с моим супругом.
Спустя ещё несколько долгих минут я осознала, что чувствую и его тоже.
Точнее, я осознала, что никогда не переставала чувствовать его. Он был там, со мной, всё это время. Даже сейчас я так сильно погрузилась в его свет, что едва могла разделить его нити.
Я слышала его дыхание.
Поначалу мне показалось, что я вообразила эту часть. Я думала, что это какое-то эхо в моём сознании, какой-то отголосок места, которое я только что покинула.
Ещё раньше я думала, что это я.
Затем я услышала его. Я услышала его голос.
Он говорил параллельно со своими попытками дышать. Долгое время я слушала, и только потом осознала, что он повторяет что-то наизусть. Я не узнала, что это. Может быть, это молитвы, а может, повтор одного и того же отрывка песни раз за разом, как он делал сегодня ранее.
Но это другое.
Вместо того чтобы упражняться в свисте в темноте, он задыхался, хватал ртом воздух, словно дышал вопреки какому-то тяжёлому грузу на его груди.
Осознав, что это доносится не из Барьера, я повернула голову.
Он лежал наполовину на боку, согнув ноги в странной форме полумесяца и держа их близко к телу, а рукой обхватил живот. Всё ещё задыхаясь и тяжело дыша, он на моих глазах шептал какие-то слова, словно не мог сдержать их поток на своих губах. Долгое время он не смотрел на меня. Он лежал там, потея, и его глаза смотрели в никуда, когда не оставались закрытыми.
Он бормотал тихо и успокаивающе, словно обращаясь к самому себе.
Затем он внезапно ощутил мой взгляд.
Он посмотрел мне в глаза с другой стороны комнаты.
Выражение его лица шокировало меня, заставив сердце подскочить к горлу.
Ревик, я не могла найти слов, чтобы продолжить. Образ мальчика скользнул в моё сознание, и мне пришлось приложить усилия, чтобы не разрыдаться. Ревик ты в порядке?
Перестань, произнёс он. Его голос почти напоминал стон. Элли gaos. Пожалуйста, перестань.
Я продолжала смотреть на него, борясь с тем, что я видела, что слышала в его голосе.
Мне приходило в голову, что это трюк, что он имитирует мою позу на одеяле, но его голос звучал едва слышным бормотанием.
Пожалуйста, повторил он. Останови это, Элли пожалуйста
Я не могу, почти беспомощно ответила я, всё ещё затерявшись в его прозрачных глазах. Я никогда не видела в его глазах столько эмоций. Никогда за всё то время, что я его знала.
Нет, можешь. Пожалуйста пожалуйста, Элли. Я сделаю всё, что угодно
Его голос умолял меня, тянул через нашу связь.
От ощущения его в моём свете на глаза навернулись слезы. Я не сумела сдержать их, и они почти ослепили меня.
Я не могу. Мне очень жаль, Ревик.
Элли, прости меня. Прости за всё, что я тебе сделал
Дело не в этом. Я не пытаюсь сделать тебе больно.
Пожалуйста боги, пожалуйста не делай этого со мной его голос надломился. Что я сделал, что ты меня так возненавидела? Что, Элли?
Я не могла отвести взгляда от его бледного лица, от выражения муки на нём, но прежде всего страхатакого сильного страха, которого никогда я не видела на чьём-либо лице, и уж тем более на лице Ревика. Он выглядел затерявшимся в этом страхе, его глаза на узком лице наполовину расфокусировались, грудь тяжело вздымалась при вздохах. Его волосы прилипли к лицу от пота; пальцы стискивали его рубашку так же, как я сжимала своюсловно пытаясь сжать своё сердце, удержать его в груди.
Это всё Вашингтон? спросил он. С тех пор ты меня так ненавидишь?
Я не ненавижу тебя, детка не ненавижу. Клянусь богами, это не так. Я пытаюсь тебе помочь.
Он закрыл глаза и покачал головой, словно отталкивая от себя мои слова.
Затем я ощутила кое-что другое.
Его печаль окутала меня, вырвав тихий вскрик из моего горла.
Элли
С его губ сорвалось рыдание, прозвучавшее таким юным, что я вздрогнула.
Я продолжала беспомощно смотреть на него, когда он опять сдавленно всхлипнул. Он вновь говорил, бормоча череду слов, которых я никогда не слышала, которые звучали для меня даже чужероднее его пения ранее. Меня поразило осознанием, что это молитвы.
Я никогда прежде не видела, чтобы он молился, хотя он намекал на свою религиозность. От Балидора я знала, что Сайримн оставлял закодированные послания в религиозных текстах, а во время войны цитировал священное писание. Я смотрела, как всё его тело содрогается в очередном тяжёлом рыдании. Он выглядел так, будто кто-то только что вырвал его сердце из груди и раз за разом пронзал ножом.
Я не хотела смотреть на него. Не хотела, но не могла отвернуться.
И где-то в этот момент я поняла. По-настоящему поняла.
Я не «починю» Ревика. По крайней мере, этот процесс не исправит его так, как это показалось мне, когда Вэш и Тарси объяснили мне принцип работы. Не будет какого-то мистического момента, когда боги с небес прольют на него магическую Барьерную силу и смоют всё ужасное, что с ним случилось.
Я просто заставлю его прочувствовать это.
Я заставлю его посмотреть в лицо каждому мучительному кадру.
Я буду здесь для того, чтобы удостовериться, что он всё прочувствовал, несмотря на ошейник. Я проведу его через эмоции и всё остальное, ища источник изначальных надломов в его свете.
Сглотнув при виде выражения на его лице и прилива чувства вины, от которого я не могла думать, я, наконец, отвела от него взгляд. Не знаю, понял он уже или нет, но я знала, что если этого ещё не случилось, то скоро он догадается.
В любом случае, я ошибалась. Ошибалась куда сильнее, чем думала.
Я буду пытать его. То, что я сделаю, будет для него в разы хуже всего, что мог изобрести Териан.
Я заставлю его заново прожить его собственную жизнь.
Глава 18Неожиданные встречи
Кто это? повторил Джон всё ещё с нотками неверия в голосе. Уверен, что в первый раз я неправильно расслышал. Вы можете повторить?
Это Чандрэ, кузен Джон, видящая раздражённо щёлкнула языком. Прекрати притворяться, что у тебя какая-то червяковая амнезия, и ты не помнишь, кто это
О, я прекрасно помню мою кузину Чандрэ, ответил Джон с тем же неверием в голосе. Просто не могу поверить, что ты звонишь мне. Ты разве теперь не одна из террористов?
Раздражённо выпятив губу, она ещё громче щёлкнула языком.
Балидор там? спросила она. Или нет?
Я же тебе сказал, он сейчас не может подойти. Он занят.
Ладно. Тогда просто передай ему сообщение. Скажи Балидору или кому-нибудь другому из Адипана, она помедлила буквально на мгновение. Или Элли. Скажи им, что у меня есть зацепка по поводу инцидента в Гонконге. Я выйду на контакт с новым источником через два дня. После этого, надеюсь, я буду знать больше.
И всё? скептически поинтересовался Джон. Это немного. Фактически это вообще ничего, Чан.
Чандрэ поколебалась. Затем пожала плечами в манере видящих.
Если линия прослушивалась, то что бы она ни сказала, это уже не будет иметь значения.
Это может быть болезнь, прямо сказала она. Не яд, а нечто заразное. Вирус, используемый как оружие.
Воцарилось молчание.
Это сотворено человеком?
Чандрэ проигнорировала его вопрос.
Также предельно ясно скажи Балидору, что вас ищет не одна фракция. Как минимум ещё одна группировка направляет на это значительные ресурсы.
После небольшой паузы Джон, похоже, забыл про свой предыдущий вопрос.
Ага, сказал он, вздохнув. Что ещё нового?
Ну, в таком случае, думаю, вы будете рады, что я присматриваю за ними для вас, коротко ответила она. А ещё порадуетесь информации, которой я косвенно делюсь с вамиотносительно несовершенства ваших текущих протоколов безопасности
Что?
Чандрэ вздохнула, плохо скрывая нетерпение.
Она показала на себя и развела руками, зная, что её аватар повторит движения, если он включил опцию виртуальной реальности.
Если я могу найти тебя, кузен
Да, да, отозвался Джон, видимо, сообразив. Ладно. Я понял.
Где именно ты находишься, кузен Джон? спросила она. Если ты не возражаешь против моего вопроса.
Где? он рассмеялся. Это ты позвонила мне, помнишь? И да, я возражаю против твоего вопроса. Террористка, помнишь? То есть, последнее, что мы знаемты работала на него, он помедлил. И как же ты нас нашла? Если ты не возражаешь против моего вопроса.
Я нашла тебя, Джон. Не «вас», она на мгновение поколебалась. И я позвонила через защищённую линию Адипана, которую нам дали на случай экстренной ситуации, соврала она. Они прикрепили меня к тебе. GPS показывает лишь приблизительное место на континенте, так что ты можешь сказать Балидору, что в этом плане безопасность сохраняется, но это всё равно сужает зону поиска для тех, кому вздумается поискать.
О, после небольшой паузы Джон заговорил с неприкрытым скептицизмом. Понятно. То есть, ты говоришь мне, что Балидор, самый ярый параноик на планете (может быть, не считая Ревика) не сменил номер защищённой линии после того, как ты и Гаренше переметнулись в лагерь Ревика?
Чандрэ закусила губу.
Ни Джон, ни Касс не казались ей такими глупыми, какими должны быть по меркам людей. Вновь резко щёлкнув языком, она сказала ему правду.
Я работаю на СКАРБ. Я отследила тебя через твой имплантат.
Мой что? переспросил он.
Твой правительственный чип. Тот, что под татуировкой. GPS вышел из строя, как я и сказала, но через спутник мне удалось определить примерную зону на континенте. В этой зоне нет широкого охвата сети, так что я поручила поисковой очереди просканировать открытые линии в непосредственной близости, пока не нашла твою.
У меня нет чипа, Чандрэ. Я отказался от него, когда мне было восемнадцать.
Она улыбнулась.
Правда? Ну, тогда скажи мне. На что я смотрю сейчас на моем экране?
Как? потребовал он. И с каких пор?
Да всегда, маленький брат, сказала она, закатывая глаза. Вы, люди, такие доверчивые. Верите всему, что говорит вам ваше человеческое правительство, да? Например, когда оно говорит вам, что убирает имплантат из-под вашей кожи и заменяет идентификационным тату, хотя этот имплантат предоставляет им куда более ценную информацию для их внутренней охраны.
В воцарившемся молчании она помедлила и пожала одним плечом, отбросив косички от лица.
Большинство видящих уже изменили свои чипы, кузен. Возможно, Балидору не пришло в голову сделать это и с тобой тоже. На твоём месте я бы этим занялась. Пока такая возможность не пришла в голову людям Меча, она вновь помедлила, стиснув зубы. Я бы сказала Касс сделать то же самое, натянуто добавила она.
Касс здесь нет, сказал Джон.
Где она?
Она ощутила разум человека через линию, его реакцию на меткость вопроса.
Забудь, отрывисто сказала она. Это неважно. До тех пор, пока она не возле Моста, она не представляет для вас угрозы, после ещё одной паузы она добавила:Но я бы переместила то, чем вы занимаетесь, кузен. На случай, если они уже отслеживают тебя через твой имплантат. В любом случае, учитывая риск, оставаться долго на одном местене лучший выбор
Ага, ладно, Чан, он поколебался. Слушай, по поводу Касс
Сказала же, не моя забота, ответила она.
Прежде чем он успел сделать вдох и ответить, она резко добавила:
Мира тебе, кузен Джон. И моё почтение Высокочтимому Мосту, а также её супругу, Прославленному Мечу.
Не дожидаясь, она разъединила сигнал.
Однако вытащив гарнитуру из уха, она осознала, что всё ещё злится.
Несколькими прикосновениями к клавишам и сканированием ДНК она стёрла запись звонка, заменив её фальшивым звонком приятелю-видящему в Новом Орлеане. Запись этого звонка она проигрывала одновременно на фоне. Она подогнала данные по времени, используя все фокусы в своём арсенале, чтобы всё совпадало, но риск всё равно оставался, особенно если кто-то уже мониторил её коммуникации.
Она надеялась, что Джон поговорит с Балидором, как только звонок завершился.
Глядя в окно своей квартиры в Мэриленде, она вытянула руки и сделала лёгкие наклоны в стороны, чтобы размять спину.
Пока что после приезда сюда она натыкалась лишь на тупики. Из трёх заданий она добилась прогресса лишь с одним, и то этот прогресс был не таким уж существенным, как ей хотелось бы, учитывая, сколько времени она провела в Соединённых Штатах.
Одно из этих просроченных заданий особенно нервировало её.
Это именно то, в котором она вообще не продвинулась вперёд.
Она приехала в Соединённые Штаты с двумя изначальными заданиями.
Дигойз хотел, чтобы кто-нибудь сумел проникнуть в вашингтонское подразделение СКАРБа с целью разведки, работая как можно ближе к доступу в сам Белый Дом.
Её второе задание исходило от Балидора и было ещё более ясным. Наблюдать и за Повстанцами, и за СКАРБом. Докладывать о действиях обоих.
Как только она заняла стабильную позицию и с Повстанцами, и со СКАРБом, Балидор поручил ей третье задание. Он хотел, чтобы она отследила местоположение пожилой видящей, учёной, которая работала на Галейта. Всё, что он смог ей датьнесколько псевдонимов, возраст видящей и тот факт, что у неё имеется обширный опыт в юриспруденции и генетике.
Чего он не сказал прямым текстом, но Чандрэ поняла по предоставленным им даннымэто то, что данная пожилая видящая обладала связями с другими очень могущественными видящими. Видящими, о которых он хотел знать больше. В частности его очень интересовало, есть ли у неё какие-то связи с колониями видящих в Южной Америке.
Звали пожилую видящую Ксарет.
Через несколько недель после того, как Дигойз забрал Фиграна и Элли от Лао Ху в Китае, Меч связался с Чандрэ и дал ей четвёртое задание.
Он хотел, чтобы она нашла доказательства биологического оружия, которое разработали американцы. Он получил эти разведданные от видящего-шизофреника Фиграна, и это говорило о том, что такое вещество существовало или находилось в процессе разработки. Непонятно, то ли Фигран сам заказал разработку подобного оружия, то ли Галейт сделал это до него, но Териан, будучи президентом Соединённых Штатов, явно знал о такой разработке.
Этот вирус предположительно убивал людей, но оставлял в живых видящих, подвергшихся заражению.
Меч предполагал, что американцы захотят иметь такое преимущество в предстоящей войне с Китаем. Он задавался вопросомвозможно, цель заключалась в том, чтобы устранить большое количество людского населения Пекина и захватить видящих Лао Ху для американцев.
Естественно, Меч хотел, чтобы она узнала, на каком этапе находится проект.
Он подозревал, что проект разрабатывался неофициально и не оформлялся в бухгалтерских документахлибо этим занималось ЦРУ, либо его исследовательское подразделение. По своему опыту работы в британской разведке Ревик знал, как делаются такие вещи. Он подозревал, что проект попросту перенесли в другую категорию бюджета, и его финансирование скрывалось за бумажным следом нескольких других проектов.
Или же его разбили на несколько мелких проектов, каждый из которых выглядел безобидно, но в общей сложности они образовывали биологическое оружие.
Он также подозревал, что новый президент может ничего не знать об этом.
Возможно, шутил он с ней по ВР-связи. Теперь это называется «Эксперимент по балансированию неевропейской популяции с целью соответствия международным плановым показателям численности домашнего скота».
У Меча, как и у Моста, временами бывало мрачное чувство юмора.
Она спросила у него, не мог ли разрабатываться противоположный вирус. То есть, такой, который убивал видящих и оставлял людей нетронутыми.
Он сказал ей держать его в курсе.
Она не нашла ничего в бухгалтерских документах. Ничего официального или неофициального, что имело бы отношение к какой-то болезни. Она прочесала списки финансирования исследовательских резервуаров по военным контрактам, ища любые отдельные проекты или их скопления, которые подходили под фрагмент данных ей описаний. Она искала по кодовым словам в базах данных проектов и даже лично посетила несколько лабораторий, поговорила с администраторами, представляясь следователем СКАРБ.
Даже читая людей и подталкивая их своим светом, она ничего не нашла.
Самое близкое, что ей удалось нарыть, случилось в Лос-Аламос, Нью-Мехико, где ей показали группу тестов по борьбе с таким вирусом, если его вдруг изобретут. Бумажный след и финансирование этих тестов скрывалось за разными предлогами, в основном относя их к проектам по вакцинации против эболы и других опасных болезней, от которых умирали люди в развивающихся странах.
И всё же Чандрэ знала: если что-то не находится, это не значит, что этого не существует.
Затем Меч оказался похищен, а вскоре после этого случился инцидент в Гонконге. Новостные передачи несколько недель кричали только о терроризме видящих. Поминальные службы устраивались на фоне параноидальной болтовни ток-шоу. Но не всплыло никаких настоящих официальных или неофициальных улик о том, что на самом деле убило людей в Гонконге.
Все данные и фрагменты информации пытались сложиться в одну цельную картину в голове Чандрэ. Какой бы ни была эта картина, она так и не проступала чётко и ясно.
Однако она знала, что Меч прав.
Существовали способы похоронить такие вещи. Это можно разделить на компоненты. Каждому компоненту можно присвоить длинное скучное название, которое никто не сможет связать с его предназначением.