Рано утром разбудишь, Горазд. Милолика, намажешь и накормишь, а сейчас уснет.
вырубился.
Рано утром Горазд поднял Егора с постели. Милолика с воодушевлением намазала мазью. И, все это происходило под байки пронырливого Воробья. Напялил кольчугу, опоясался и на пару с «тенью», то бишь Гораздом уселся за стол. Солнце еще едва позолотило кроны деревьев на востоке. Гляди-ка, погода наладилась. Нет чтоб разверзлись небесные хляби, напитали землю водой! Чтоб грязи по самое не балуй было. А тут на тебе, солнышко светит, на небе ни облачка. Где приятная глазу осень? Где ты? Ау-у! Отзовись. Желану не увидел. Ясно что умаялась сердешная. Вчера ко всем знахарям и ведунам тяжелых сносили. Снова на пару двинулись к стенам.
Вои отдыхали прямо на галереях, сидя и лежа на свежем сене. Пройдя по проходам, наткнулся на шефа, сидевшего прислонившись к деревянному парапету, тупо глядящему перед собой. Тяжело ночь прошла. Присел рядом. Не смотря на сон, все тело ныло от усталости, требовало внимания к себе. Милорад отвлекся от созерцания пустоты, глянул на Егора, встрепенулся.
А помнишь Лихой, как мы первый раз встретились с тобой? Ха-ха! Мне ты тогда показался обычным щенком, которого еще долго с руки кормить придется, а потом неизвестно, будет ли толк.
Да уж.
Оказалось и я умею ошибаться в людях. Ты уже тогда был матерым, я потом понял. Дед умудрился взрастить тебя именно таким.
Ага и жизнь хорошим учителем была.
Так что, варяг, покажем пришлым, где раки зимуют?
А может я не варяг?
Я свою кровь, где хочешь узнаю!
В стане соседей, тех, кто был перед крепостной стеной, жизнь тоже шла своим чередом. Несмотря на неудачу первого штурма, Святослав продолжал думать о новом. Приказал ближним боярам не рассиживаться по шатрам, а помочь армии. Нужно напрячь захваченных по пройденным весям смердов, нехай за ночь построят сколько получится, огромных лестниц. Теперь-то рвы засыпаны не только землей, хворостом и камышом, но и густо усеяны телами. Пусть погибшие вои послужат отчизне последний раз, по ним к стенам крепости и провезут эти лестницы, а уж поднять смогут.
Утро вступило в свои права, время принятия окончательных решений и начала действий. Послышался топот копыт сотен лошадей, гиканье и свист. Кавалерия шла на рысях вдоль кромки защитного вала. Часть всадников на ходу пускала зажигательные стрелы внутрь крепостного сооружения, в его стены и крышу над галереями, вторая часть тащила на веревках прямо по стерне складни, огромные лестницы. Если пешцы смогут поднять их и прислонить к стенам, по ступеням можно пустить сразу по трое бойцов в ряд. Защитники крепости в ответ тоже стреляли, но ответных стрел было гораздо меньше. Послышалась ругань, падение людей и лошадей. Как ответ, за стенами начинались пожары, горели крыши домов примыкавших внутри укрепления к самой стене. Ярко полыхавшая крыша галереи высветлила под своим шатром метавшиеся по коридорам тени.
Поднять сигнал на штурм всем воеводам, не отрывая взгляда от зарева за стенами, через плечо бросил князь.
Отец, разреши поучаствовать, вон хоть в воинстве Щуки! Подъехал вплотную княжич.
Вот, что значит молодость! Да здесь и кровь свое берет. Его водимая, та которая родила ему Владимира и Людмилу, являлась дочерью главного угорского вождя. Отвлекшись, сурово ответил, надо же научить сына правильно мыслить и поступать:
Ты сын князя, и сам скоро станешь князем. Твое дело не мечом махать, и даже не воинство в бой вести. Твое дело рассуждать и повелевать. Понял ли?
Кивнул. Смотри-ка губы надул. Обиделся! Ничего с возрастом придет понимание. Так. Что у нас там? Смотри-ка, этот курянин через ворота решил-таки конницу вывести! Да у меня же своей кавалерии в четыре раза больше! Хо-хо! Уже на стенах дерутся. Славно!
Обернулся к Ставке.
Посылай к Даниле. Пусть боярин выскочку заткнет.
В крепости.
Отпирай запоры! Приказным тоном велел Гостомысл.
Это его гридь в седлах на боевых конях сейчас вырвется в поле, пройдется вдоль стены, подсобит защитникам княжьего предела. Сам князь с ними, а еще боярское ополчение. Дадим просраться черниговцам. Нужно всего лишь навести шороху и вернуться.
Послышался звук запорных щеколд и через городские ворота процокали копыта лошадей. Следуя в колонну по трое, сначала мелкой рысью, потом набирая разгон, проследовали через мост. Нужно торопиться.
Вправо взять! Повысил голос боярин. Разгон! Ходу-ходу! Ату их! Клином держаться!
Пошли-пошли, скобля пиками стены, то бишь пыряя и отбрасывая пешцев спешивших на приступ. Средина клина пускала стрелы во вражьи спины, грудь и щиты. Богатырский лук, это не охотничий. Иной умелец и бревно прошибет стрелой.
В галоп! Ату их!
Гвалт встал под стенами неимоверный. Не ожидала пехота подобной выходки осажденных.
Разворот! Орет во все горло чтоб услыхали, командует Гостомысл.
Теперь бы успеть отойти. Если прижмут, плохо им будет. Сил маловато. Все полягут.
Враг не заставил себя долго ожидать. Чувствуется умелая рука, управлявшая всей арматой войска. По дороге ведущей к Курску, в направлении моста, на рысях шел большой отряд легкой конницы, ведомый крепким, дюжим богатырем в заказном доспехе. Спешили плотным строем, прикрываясь с обеих сторон щитами, ощетинившись длинными копьями. Видно, что первыми вырвались, перед своим князем выдрючиться захотелось. Следом еще полк торопится, но те отстали и довольно сильно. Вот-вот сойдутся в смертельном танце оба партнера. Вот-вот красная руда ляжет на полотно земли.
Бе-ей!
Пронесся рев с обеих сторон. Жестокий, страшный удар потряс округу. Схлестнулись русские с обеих сторон. Предсмертные крики раненых, падение с лошадей убитых, конское ржание, все смешалось. На дороге происходила рукопашная свалка. Оба русские воинства, выжившие после гибельного удара, словно взбесились, волками набросились на добычу, даже в предсмертный час, лишившись оружия, руками рвали, зубами грызли врагов. Ор, гвалт, стоны и крик на всем промежутке перед воротной башней, это была просто бойня. Командовавший черниговцами богатырь потеряв щит использовал вместо него тело мертвого курянина, прикрываясь и отражая ним удары, сам огрызался рубясь мечом. Рубил! Рубил направо и налево врагов лезущих к нему в попытке достать. Курян осталось в живых больше, да и изначально их больше было, черниговский отряд истаял на глазах. Остался малый пятачок вокруг своего командира-силача и куряне повсюду, куда не кинь взгляд. Всю площадку усеяли трупы людей и лошадей.
Уходим! подал команду Гостомысл. За мной, ма-арш!
Князя поддержите, ранен!
Снова Гостомысл вовремя взял бразды правления.
Гридь! Прикрыть отход князя!
Пришпорив коня, первым вывалился из скученности отступавших. Повел не меньше сотни закованных в бронь бойцов к идущему на рысях к новому отряду всадников противника, выходившему на оперативный простор, минуя излучину талицы.
Тара-ан! выкрикнул ближайшим к нему гридням.
Услышав его, всадники плотнее подвинулись к своему командиру, образуя построение «свиньей», у кого остались, выставив пики перед собой, приподняв до уровня глаз каплевидные щиты красного цвета. Две конных массы впечатались друг в друга.
Пошла мясорубка, звон мечей, крики, глухие удары по щитам, ржание лошадей. Шум и скрежет стоял неимоверный. Гостомысл давно выронил пику, пригвоздив нею кого-то из чужаков, прикрываясь щитом, отводил удары, свалив всадника, обагрил клинок чужой кровью. Колышущаяся карусель войны закрутила, понесла по кругу, сбивая дыхание и напрягая силы. В мозгу вместе с поднимающимся вверх и опускающимся на чье-то плечо мечом, долбилась мысль: «Победить или погибнуть!». И снова мельтешение в свалке, свой, свой, чужой. Взмах: «У-угх!». Меч опускается на русский шлем. Крик, стон, падение тела вниз под копыта, а это смерть не иначе, затопчут. И снова карусель! Вертится все быстрей и быстрей. Удар, отбой, удар Меч прошел между плечом и бармицей, застревая в кольцах брони и костях. Мгновенная темнота и покой!
Курский заслон полег весь до единого человека. Раненых добили.
С возвышенности Святославу хорошо были видны пожары в самом городе, горели крыши домов. Он отчетливо наблюдал картину рукопашной схватки на самих стенах, дым и языки пламени на козырьках крыш галерей. Блаженная улыбка поползла по его холеному лицу. Напор усилился, несмотря на то, что при штурме рва стрелы посекли немало отважных воинов, зато задним рядам уже было легче преодолевать его, шагая по трупам своих соплеменников, снова усеявших сверху новым слоем потери при штурме. Черниговцы рвались на стены. Будто гроздья ягод на виноградной ветке, бойцы телами облепили штурмовые лестницы. Нешуточный бой завязался уже на самих галереях стены, нападавшие пытались протиснуться вниз, туда, за стену к лебедкам и валам механизма опускания моста.
В этой сутолоке оказались Лиходеев с Гораздом. На стенах женщинам приходилось попутно гасить пожары, при этом они часто оказывались в эпицентрах вооруженных столкновений, гибли наравне с воями. Горевшие избы внутри города пытались тушить одни бабы, тоже неся потери от стрел, теперь уже все мужики сражались на стене. На галерее теснота и давка, трупы валялись повсюду, через парапет стены лезли все новые и новые враги. Час назад погиб боярин Милорад, оборвалась еще одна ниточка, связавшая Лиходеева с действительностью. Штурмующих стену, осыпали стрелами теперь только с воротных и боковых башен. Ор и рев в местах столкновений стоял душераздирающий. В какой-то момент, словно прорвавшийся нарыв, черниговцы хлынули по внутренней лестнице вниз, пробились к воротам и сбили щеколды. Рев нападающих огласил округу.
Отбросив ногой зарубленного захватчика, Егор по пояс перевалился через парапет во внутренний двор, глянул, чего так орут от далеких ворот. А увидев как в ворота въезжает конница противника, понял: «Кирдык!». Подался обратно, крикнул Горазду:
Уходим!
Оба не жалея легких бежали в сторону базы. Нет, переживать тут не о чем, крепость обречена. Сейчас девок в охапку, Воробья и в сам детинец. А уж из него по подземному ходу на волю.
Утро для Желаны было продолжением ночной муки. Все подворье заполнено ранеными. И не просто ранеными, а тяжелыми. К утру умерло три десятка человек и на подходе еще примерно столько же. Помочь им она не в состоянии, уж дюже плохие раны, а она не волшебница. А увечных все несут и несут. Что с такими делать? Горький смрад окутал жилище знахарки. Те женщины, что приданы в помощь, могли хотя бы отлучиться, она же как привязанная, стоны и боль пропускает через себя. Не навредить бы будущему ребенку!
Снова на телегах подвезли очередную партию боли. Сгорбленная старушка, смахнув углом плата выступившую слезу, по мере старческих сил помогла уложить тяжеленного, богатырского роста, бородатого воя. Стащила кольчатую железную рубаху с него, вороша из стороны на сторону. Услыхав стон, по-бабьи пожалела. Снова отволокла очередного под сень яблони, укрывшей крону пожелтевшими листьями. Чтоб солнце не напекло. Уж дюже солнышко сегодня пекучее.
Что, внученька, умаялась? Высказала свою жаль по отношению к ней, Желане. Так ты отдохнула бы чуток. Сим воям не поможешь, уж я то знаю. Давай тебя до избы доведу.
И такая непреодолимая нужда возникла, хоть на минуту присесть, посидеть спокойно. Так накатило, мочи нет! Женщины возившиеся у раненых поддержали.
Сходи передохни, Желана!
Хай сходит. Оно понятно, девка молодая, вымоталась!
Иди!
И пошла. Бабка опекая, под ручку взяла. В избу вошли, у стола на лавку посадила. Все с лаской да приговором:
Сейчас милая! Сейчас, голубка ясноглазая! Это ж ты у Лихого в подружках ходишь? Бабушка все знает. И про тебя горлинка, и про дролюшку твово. Сокола нашего ясного!
Что-о!
Старушка лишь на миг оказалась за спиной. Из складок одежды выхватила острый как бритва нож, чем-то неуловимо схожий со стилетом, каким его сделают в веке эдак девятнадцатом. Взмах руки, почти неуловимый. Аккуратный надрез на шее, там где жилка жизни бьется. И отскок, чтоб не приведи гм-м, не испачкаться.
Дева ладонью схватилась за шею, зажав порез. Из-под пальцев проступила кровь. Дышать тяжело и в глазах темно. Хотела закричать, да вот только хрип вперемешку с кровушкой и вышел. Глазами найти проклятую старуху! А в глазах муть. И только голос старой. И похихикивание.
Бабушка умная! Бабушка раньше успела!
А из угла голос испугавший бабку.
Что ж ты натворила, старая! Дьяволица!
Дворовой Фаня выглянул из тени. Кувырок вперед у мелкого вышел коряво, но результат ожидаем. Получившийся кот, довольно приличных размеров, прыгнул не успевшей увернуться бабке на загорбок. Мало того, что впился когтями, так еще и челюсти сомкнул, вгрызаясь в шейные позвонки.
Изыди! Изыди проклятущий!
Бабка металась по комнате, сшибая все на пути. Едва перевалила порог влазни, сама перевернулась, что дало возможность женкам на подворье наблюдать картину грызни кота с дворовой псиной.
Фух! Едва отбилась от нежити. Бежала со всех ног, роняя кровушку и скуля.
Глава 7
«В России жить могут только русские!»
Курск пыхнул пожаром. Не виртуальным, случившимся в умах жителей, а самым настоящим пожаром. Горели терема, избы, сараи, горели купецкие склады и лавки с товаром. Черниговские вои всех подряд грабили и убивали. Горожане пытались затвориться за высокими заборами, в погребах и даже в христианском храме. Куда там? Озверевшие «соседи» по княжествам выбивали двери и рубили, рубили людей, а кого и хватали. Вой стоял вселенский, баб да девок насильничали скопом. Опосля кому повезло выжить, вязали на продажу. Все это началось сразу, как только в крепость вошли победители. Княжий детинец ощетинил свои укрепления остатком боярского ополчения, но победившие войска как не замечают пятна на одежде, не хотели пока замечать последний оплот Изяслава. В сложившейся оргии убийств пробраться в детинец было сложно. Вот и выбирай из трех зол самое малое! То ли в детинец, то ли попытать счастья просочиться за стены павшей крепости естественным образом, что в ситуации повального буйства победителей дает призрачный шанс выбраться целыми, да и детинец по расстоянию ближе чем любые из ворот. И в конце концов, третье то ли. То ли до поры, до времени спрятаться, заныкаться в самом городе, чтоб не нашли. Только вот места сейчас такого не сыскать! Вот и выходитдетинец.
Захват города, создавал такой вселенский гул по всей округе, что ор и стенания теток, обнаруживших мертвую знахарку, с этим гулом ни в какое сравнение не шел, и помимо неразберихи на маленьком пятачке боли в лабиринтах улиц, ничего не дал. Вбежавший в избу Лиходеев застал народ в ступоре и рыданиях. Желана ушла за кромку. За долгие годы жизни в этом мире, ему самому хотелось выть и метаться по городу, ища смерть и награждая ею других.
«Встрепенись! Прозвучало в мозгах. Тебе о живых думать нужно. Выберешься, отомстишь».
Да пошел бы ты, Лука!
«Мне идти некуда. Мы с тобой одной веревочкой повязаны. Да и идти мне нечем».
Однако Лука прав. Думать нужно было о живых. Выгнал из избы всех, оставшись один на один с покойницей. Пачкаясь в крови, обнял еще теплое тело, прижав безвольную голову к груди. Прощался, роняя слезы. Почувствовал присутствие кого-то рядом. Оглянулся.
А, это ты?
Дворовой стоял поодаль, тихо сопел.
Это бабка ее. Прости, недоглядел.
Лиходеев промолчал. О чем говорить? И так все ясно.
Хоронить будешь?
Да, не хотелось оставлять тело без присмотра. Поднял на руки, отнес, уложил на кровать.
Как там тебя? Фаня? Выводи Фаня всех своих домочадцев из избы. Изба теперь для нее крадой будет.
Когда изба запылала языками пламени со всех углов, поклонился ей, чего от себя не ожидал, развернувшись молча пошел убыстряя шаг, не оглядываясь назад, не оглядываясь на прошлую жизнь. Думать нужно о живых
Улицы города забиты чужим воинством, с гоготом, смехом и шутками развлекавшимся, спускающим пар, страх и неуверенность в завтрашнем дне. Пробирались втроем, он Горазд и Милолика. Воробей утром ушел на стены, да где-то там и затерялся. Лиходеев обернувшись волком, с обострившимся слухом и зрением, в четыре лапы бежал впереди. Дворовые и бездомные собаки попрятались, так что исконный враг всем на свете волкам ему не грозил. Высунув морду в расщелину, пролом в заборе или из кустов, оценивал обстановку. Если пройти было можно, с подвываньем тявкал, по другому, не получалось. Если рискованно, возвращался к своим, показывая тем самым, что пути нет. Потом искал другую возможность обхода. Позади Горазд со шмотками и бронью патрона. Чаще всего подхватив девчонку на руку, великан проносился по свободному отрезку дистанции. Так и шли.
Тяжелей всего проходили последний коридор перед детинцем. Уж слишком плотно набилось воинства, просто какое-то сплошное кольцо. Видно, что Святослава поджидают, чтоб лично накачку сделал и в бой послал. Но он сегодня вряд ли это утворит, вечер на дворе. Одно радует, ров отсутствует. Не нужно вниз лезть, а затем вверх выбираться. Всю дорогу девчонка с удивлением смотрела на большого волка, покрытого белой шерстью, пыталась вызнать про него у Горазда, но тот только хмурился и молчал. Он и в нормальных условиях молчуном был, а уж теперь и подавно.