Десятник особой сотни - Александр Владимирович Забусов 9 стр.

Истома покрутив ус, глядя на галичанина, в свою очередь прислушивавшегося к разговору, ответил:

 У тех свой замысел. Они бы полоняников не резали словно баранов, а села жгли бы лишь в том случае, если старший выразил волю на то.

Н-да! Мысли Лиходеева лишь на мгновение отвлеклись от реалий происходящего. История, поганка такая, в различных вариациях повторяется. Война, это всегда штука страшная. Она, перекатываясь по землям разных народов, забирает дань жизнями простых людей, тружеников, лишая их привычной почвы под ногами, чаще всего имея целью очередной передел собственности лиц власть держащих. В некоторых случаях такое понятие жизненных позиций не работает. Вот как сейчас. С галичанами Лиходееву встречаться доводилось в своей прошлой жизни. В первом чеченском конфликте на стороне бандитских формирований выступали вот такие простые парни, приехавшие на войну из Западной Украины. Не столько за деньгами ехали, сколько с желанием «испить» славянской кровушки. Ненависть к славянам у галичан заложена на генетическом уровне, с этим ничего не поделать. Будь ты русский, украинец или белорус, ты для них враг, тебя нужно уничтожить. Оказывается, корни всего этого растут из средневековья

 Что с полоняником делать?  спросил у Лихого Лис.

Что делать? Будто сам не ведает, что делают с пленным в поиске? Ох, хитрый у него зам, даже ухмылку с лица стер. Отработанный материал, возврату на место не подлежит. Ответил:

 Обнулить.

Любой из его бойцов знал, что обозначает непонятное слово «обнулить». Может и не понятное слово для чужого, но интонация выдала намерения старшего отряда с потрохами. «Язык» аж взвыл. Видно, как человеку умирать неохота. Только теперь раскололся, что называется до самой жопы, даже на понятный всем язык перешел.

 Стойте! Стойте!  Как был лежа, так и бросился к сапогам Лиходеева, пытаясь облобызать запыленную кожу, из которой они пошиты.

 Ты хоть умри по-людски!  Прочь отбросил ногой галичанина.

 Я тайное знаю! Все! Все скажу! Только не убивайте!

Лиходеев заинтересованно уставился на чужака, поведя рукой, дал команду Лису «Отставить».

 Ну-ну! Слушаю тебя.

 Если скажу, не убьешь?

 Не убью. Говори.

 Я не с этими,  галичанин мотнул головой в сторону погоста.  Выпросился у старшего на день раньше с земляками по весям курским пройтись, добычу взять. А старший знает, что уйти от него могу. Вот и дал добро. Нужен я ему.

 Ну и что? Мне с того, что?

 Так ведь у атамана на войну свои резоны и урок свой. Пока войска штурмуют города и погосты, ему князь отдельный наказ дал!

 Не тяни! Рассказывай!

 Точно не убьешь?

 Нет.

 Я должен после того как добычей разживусь, скакать под Курск. Там в двух десятках верст от стольного града заимка лесная. Туда похищенную сестру Курского князя привезти должны. Если все удачно и княжна там, я навстречу старшему выеду. Скажу, что засады нет и можно ехать забирать.

Лиходеев опешил. Ни фига дела творятся в Курске. Кто ж там прыткий такой, что может позволить утворить такое? Мысли витали в мозгах, перебирая личины бояр. Эх, шефа бы сюда! Уж он бы разобрался кого за хобот и на цугундер тащить нужно. А еще время поджимает. В самом Курске наверняка уже большой кипиш поднялся.

 А ты почем знаешь, где та заимка? Был там?

 Не был. Доехать до нее просто. От Льгова по основному летнику на Курск. Не доезжая верст двадцать, по правую руку высокая сухая береза стоит у тропы. На тропу стал, она приведет прямо к заимке.

 Может знаешь, кто в Курске Чернигову служит? Скажешь, золотом заплачу.

 Это конечно хорошо. Только откуда мне се ведать? Это только старший знает.

 Как зовут старшего?

 Прозором.

Вот так номер! А я все кумекаю, откуда ноги растут.

 Это такой тучный и шрам у него у подбородка. Кажись в Чернигове встречались.

 Не-э! Костлявый он и руки нет.

 Точно! Ошибся значит.

 Так княжна уже на заимке?

 Сегодня не знаю, завтрева к вечеру точно должна быть. Послезавтрева с утра Прозора встречать.

 Молодец! Все рассказал? Ну, договор есть договор. Я тебя не убью и даже отпускаю.

Глаза Лиса полезли на лоб. Даже рот от удивления перекосился и открылся одновременно.

 Вставай. Иди.

Пленник не заставил повторять дважды. Вскочил и протиснувшись через нестройный ряд ворогов порскнул в сторону реки.

«Чего ты ждешь?»Поинтересовался Лука.

Семь, восемь, девять, десять шагов. Наверное считает себя умным дятлом. Кивок Зорану.

 Бей!

Арбалетный болт сорвался с руки воя, с хрустом вошел в спину галичанина. Тихий и короткий вскрик. Человек наверное, в полной мере даже не успел осознать, что он уже мертв. Дрон сходил, проверил результат, оттащил тело к кустам. Дикие звери разберутся, как дальше употребить захватчика. Живым нужно думать о живых.

Лиходеев взглянул на своего зама, улыбнулся.

 Лис, я думал тебе в рот муха залетит!

 Дак, а как еще

 Я обещал, что не убью его?

 Ну!

 Я его не убил?

 А

 Зоран.

 Я, батька!

 Это ты галичанина из самострела кончил?

 Я, батька!

 Лис, я не обманул. Это война!  Обвел взглядом своих товарищей и подчиненных, напустив стали в голос, приказал.  Чего застыли? По коням!

Глава 4

Боярин Кокора поежился. Страшно. Уж сколько лет он несет этот груз на сердце, а горючий камень этого груза точит здоровье. Ночами спать не дает, а днями даже в самый жаркий полдень заставляет обливаться холодным потом. А всего-то, гложет желание быть богатым и значимым в государстве. Что ж, злато-серебро исправно поступало из Чернигова, правду сказать деньги не малые. Только тратить их куда? Вот и укладывал все полученное в сундуки, зарывал кладами в землю. Куда ж их еще денешь? Даже жене не показать, а уж домочадцам и подавно. Не похвастаться, не покичиться. Сразу спросят, откуда взял столько? Вон хоть тот же Милорад и спросит. Потом потащит на правило князю. И все, конец боярину. Всему роду конец.

В смятении подбежал к красному углу светелки, упал перед иконами на колени, неистово зашептал в голос слова молитвы:

 Господи боже наш, еже согреших во дни сем словом, делом и помышлением, яко благ и человеколюбец прости ми: мирен сон и безмятежен даруй ми. Ангела твоего хранителя посли, покрывающа и соблюдающа мя от всякого зла. Яко ты еси хранитель душам и телесам нашим

От окна послышались хлопки в ладоши, заставившие прервать общение с всевышним. Оглянулся. Кто смеет?

Женщина в богатой парче и паволоке улыбалась, рукоплеща, промурлыкала слова:

 Браво-браво, боярин! Проси, чтоб простил твои похождения и зраду. Может внемлет молитвам, разрешит дальше вредить своему князюшке!

Кокора поднялся с колен. Насупился. Как же вошла проклятая ведьма? Ведь помнится, закрывал дверь на щеколду. У-у стерва! Лыбится она.

 Чего пришла, Ксения?

 Чего-о?  растянула слово.  Оттого что время настало. Если не знаешь, объясню. Ведьмы сильнее всего в полнолуние, грозовые ночи или накануне праздников. Праздников у вас на Руси хватает, но это не те праздники. Грозы не ожидается. А вот полнолуние, сегодня. Слышишь, мой сладкий? Сегодня.

 А мне-то что?

Смотрел как скользя по полу приближается дева. Шелест ее голоса объяснил:

 Так ведь мне попасть нужно на женскую половину дворца.

Хотел словом отбрить.

 Тебе нужно

Внезапно перед лицом Кокоры предстала разъяренная фурия. Взгляд ужасал мертвыми глазами. Нет не пустыми глазами умершего человека. Во взгляде византийской боярыни, как во взгляде гадюки, была распахнутая бездна, пропуск в небытие. Испугался боярин, на глазах скис. Жизнь заставляла бояться всего.

Шелест голоса преобразовался в угрожающий рык:

 Т-ты! Старый пердун! Сегодня же! Слышишь? Сегодня оторвешь свою жопу от лавки и сходишь во дворец! Понял? Иначе сгною в черниговском порубе, здоровье отниму. Семейство по миру пойдет!

 П-понял!

 Вот и молодец,  легко переходя на спокойный разговор, согласилась византийка.  Перед уходом зайдешь ко мне в комнату, на столе увидишь корзинку, в ней клубки с нитками. Отдашь любой чернавке на женской половине дворца. Дальше не твое дело. Если обидела, можешь пожаловаться вон ему.

Указав на икону вышла из светлицы.

Если кто не знает, ведьма может превращаться в любое существо и в любой предмет, но охотнее всего оборачивается кошкой, собакой, свиньей, большой жабой, вороной или сорокой. Любит оборачиваться колесом, клубком ниток, стогом сена, палкой, корзинкой. Может и невидимой стать от нее не убудет.

Кокора это знал, истово закрестился глядя на божий лик. Ну за что ему все это?

Ближе к вечеру войдя в комнату к ведьме забрал со стола пресловутое лукошко и поспешил во дворец.

В женских покоях все спали. Присутствие надвигавшейся войны не ощущалось. Чернавки, мамки с няньками, выводок боярышень-ближниц видели десятый сон. Где-то на стенах детинца, по шероховатому камню коридоров прошаркала ночная смена караула. Несмотря на утепленные ставни на окнах, в помещениях гулял сквозняк, может быть он, может расшалившаяся домашняя нажить, свалили со стола принесенное кем-то лукошко с цветными нитками. Глухой стук и шелест раскатившихся мягких шариков, никого не потревожил. Вот и полночь. Один из клубков словно живой, подкатился к тяжелой двери. Дверь мореного дуба, крепкая как железо, приоткрылась сама по себе, образовала щель. В небольшую промежность протиснулся шарик и покатился широким коридором мимо стен и дверей.

Двое скучавших бодигардов, по причине внутренней службы лишенных брони на телах, как-то странно одновременно придвинулись друг к дружке, облокотясь, подперли один другого, посапывая заснули сном праведников. Вот и дверь сестры Курского суверена. Закрыта изнутри, но это ничего не значит. Стукнувшись о дверное полотно, мягкий мячик отскочив, распутался в комок переплетений, а из него вверх потянулась тень, материализовавшаяся в старушку. У дверной ручки старая женщина затеяла плавные движения руками. После очередного пасса, едва слышно что-то щелкнуло, прошелестело за дверью. В сторону отошел засов щеколды. Потянула за ручку. Предательница дверь издала скрип. Невольно заставив оглянуться старуху. Проклятая славянская нежить! Всюду пытается палки в колеса вставить. Все у них на Руси как не у людей. Где это видано, чтоб подобные существа помогали смертным? Однако, пора звать и своих помощников. Позвала в голос, уже не переживая, что кто-то услышит:

 Эй, где вы там? Давно вас почуяла. Выходите ко мне!

Две фигуры, отлепившись от стены, наклоняясь вперед, семенящим бегом направились к ней. У двери встали в полный рост, ожидая приказаний патронессы.

 Ага. Добрых лбов Кокора прислал, быстро управимся. Стойте здесь. Ожидайте. Как кликну, зайдете. Раньше не моги!  шамкая ртом, напутствовала старуха.

Остались одни. Молчали. А чего тут говорить, когда страх того, что сейчас повяжут, потащат в темницу, пересиливал все остальные чувства. Вот и выходило, на пару обливались холодным потом, готовые в любой миг дать стрекача.

Один из преступников был ни кто иной как молодой боярин Гордята. Это тот самый, что рос вместе с княжной. Что его заставило пойти на это? Не так уж и много, всего лишь безответная любовь, да еще чувство неоцененности со стороны князя. Прибавить к вышесказанному склочный характер и себялюбие, получившуюся гремучую смесь можно использовать по назначению. Вот Кокора и использовал. Второй человек, подвизавшийся ступить на скользкий путь предательства, был скандинавом. Здесь все просто. Деньги. Деньги. И еще раз деньги.

Дверь скрипнув, отворилась.

 Заходите хлопчики!  Позвала старуха.  Беритесь уносите.

В самих покоях княжны никакого раскардаша сопутствующего любому похищению, и в помине не было. Все чинно, благородно. Разве что одеяло на кровати отсутствует. Так оно вот, лежит рядышком, а в нем искомая княжна-то и обретается. Завернута. Не в ночной же рубахе деву несть?

 Беритесь. До утра точно не проснется, хоть над ухом кричи.

 Опоила?

 Ха! Бабушка умная, бабушка наколдовала. Идем.

Шли по коридорам и переходам, останавливаясь лишь тогда, когда бабке приходилось убирать с пути препятствия в виде дежурной службы. Гридни. Первых кого увидели, привалившись к стене, сопели в глубоком сне. Иные бодрствовали, стояли истуканами уставившись в одну точку. Не шелохнутся. Светильники мерцая открытым огнем и создавая на сквозняке игру теней на бледных лицах воинов, при прохождении мимо них, вызывали в сознании похитителей картину того, что те осознанным взглядом провожают любое движение в коридоре. Страх брал от всего этого.

 Швыдче! Швыдче!  Подогнала замешкавшихся увальней ведьма.

Из дворца вышли на задний двор и там случился-таки казус. Пока перехватывались поудобней, хоть и легкая ноша, да не удобно нести, старуха вперед ушла. Выскочили на площадку, а там вовсю схватка идет. Две твари, два дворовых кота, или кошки, кто эту погань ночью разберет, сцепились. Никак территорию делят? Ор стоит, не приведи Господи! Сами шуганулись за угол конюшни, даже ношу впопыхах бросили. Им не до того стало, кого несут. Швырнули словно колоду! Вот сейчас всех перебудят.

Прижались друг к дружке, яко родные братья, зубами стучат. Между тем схватка переросла в настоящее побоище. Твари уже все поцарапаны, шерсть клоками летит во все стороны, кровь роняют и орут не хуже свиней недорезанных. Пылищу подняли, свет луны как в тумане мерцает.

Все, точно повяжут Такое мертвого поднимет. А сон что, так! В ладони хлопни и проснешься.

 М-мяв!  прозвучало напоследок.

Одного из паразитов смело в сторону, приложив о бревенчатую стену. Оклемался в тот же час. Не будь дураком, заполз под створу воротины и исчез внутри конюшни.

Не заметили откуда бабка объявилась. Помятая. Лицо перекошенное. И раньше на печеное яблоко походило, а теперь еще и в царапинах все. Наехала по полной:

 Чего пришипились, увальни? Торопиться нужно! А ну, быстро схватили княжну и за мной!

Кинулись. Подняли сверток, умостив на плечи, напрягаясь, спотыкаясь на кочках и выбоинах попадавшихся на пути следования и боясь любого стороннего звука, потрусили за каргой. Так торопились, что пятки сверкали. Не заметили, как на воротах стражу прошли. Ай, да бабка! Остановились дух перевести, отдышаться. А любопытство распирает.

 А что, добрая женщина, эдак как ты, можно в любой борг проникнуть?  Задал вопрос Магнус.

 Ха-ха! Ты про дворец, что ли?

 Да.

 Там у язычников куча божков выставлена. Охраняют. Но бабушка умная, бабушка знает как. Главное было в покоях терема очутиться, а там я пообыклась, поколдовала маленько. Дальше все просто.

 А кто это тебя так исцарапал?  задал мучивший вопрос и Гордята.

 Ты что, всю дорогу проспал? Ничего не видел?

 Так то не кошки дрались?  дошло до боярина.

 Ваша славянская нежить допекла. Скажи. Ну почему у вас как не у людей?

 Как это?

 Почему домашняя нежить на стороне смертных? Дворовой, как клещ уцепился, еле отбилась. Ведь не родня, не кум, не сват, не брат.

Промолчал. Что тут сказать? Чтобы понять такое, здесь родиться нужно.

 Значит так. Слухайте бабушку, хлопчики. За ворота я вас вывела. Так?

 Ну, да.

 Где лошадей взять вы знаете. От Курска поскачете в сторону Льгова. Верстах в двадцати свернете с летника по левую руку. Там у тропы приметный знак оставлен. Сухая береза. Повернули. Так, той тропой до самой заимки и доедете. Обождать придется маленько. За товаром Прозор подъедет, его узнать легко. Однорукий. Он и расплатится с вами. Ежели язык за зубами держать станете, то о сем ночном походе никто и не узнает. Будете жить как жили, только серебра-злата в кошелях существенно прибавится. А богатство, глядишь и удачу подманит. По сему прощевайте. Бабушка старенькая, бабушка устала.

Действительно, ведьма она ведьма и есть. Не успели глазом моргнуть, глядь, а старой карги и след простыл.

К концу дня встали на ночевку на самой заимке, когда по прикидкам проделали путь больше двадцати верст, а солнце спрятавшись за кроны деревьев, заставило выйти из подполья сумерки. Ехали сторожась, но успели. Переломать ноги в темноте, это любому по силам. Тяжелей всего, пришлось Любаве. Уж как там ее бабка заколдовала, неизвестно. Только весь день девица как чумная. Оттого, что может лишиться своей законной добычи, Магнус рассупонив ее из одеяла, привязал ноги к стременам, руки к луке седла, а потом всю дорогу караулил чтоб не сверзлась на землю, не сломала себе шею. Под вечер подкрепились первый раз за день. Оправлялись конечно почаще. С княжной умаялись, не передать как! Узнав, что похищена, пыталась сбежать. Бежала в лес, мотаясь из стороны в сторону, словно пьяная. Магнус изловил. Хотел плеткой отстегать, да испугался, что товар попортит, и меньше денег получит за порченую. Всю дорогу Любава грозилась карами. Особенно ему, Гордяте. Молчал. На пути следования не попался ни один разъезд. Оно и понятно, до границ княжества далеко. Даже не верится, что черниговцы уже хозяйствуют на этих землях. Вот и неизвестный им Прозор должен подъехать. Встреченные подводы со смердами в расчет не брались. Едут сиволапые по своим делам, так и пусть себе едут. Купцы, те вообще не попадались, словно повымирали по всей земле.