Насухо вытираю стол, раковину и выхожу в гостинную. Спать уже хочется, непростой был день, а голод информационный не даст. Как бы расспросить у Публия про мудрецов? Сидит в кресле и читает с планшета. Так и не переоделся в домашнее, меня стесняется. Расстегнул воротник рубашки и молнию комбинезона до пояса. За окном ночь, умные стекла затемнились, стрелки на часах приближаются к полуночи, и я снова не знаю, куда себя деть. В палате можно было лечь и поболтать с Мотыльком. А здесь только чинно присесть на край белого дивана, как положено воспитанной женщине.
Капитан читает, не обращая на меня внимание. Жду, жду и теряю терпение.
Публий, можно вопрос?
Да.
В шкатулке лежат пуговицы. Они от форменных рубашек оторвались?
Военный врач поднимает на меня взгляд, и я наслаждаюсь искренним удивлением. Но потом он хмурится. Бездна, я выдала себя с головой! Сейчас решит, что залезла в каждую щель. Надо же было так подставиться!
Да.
Емко и лаконично, зато спокойно. Наглею дальше.
А рубашки без пуговиц в шкафу висят?
Публий кладет планшет на колени и внимательно меня изучает, будто хламидии под микроскопом в мазке ищет.
Да, в шкафу. Нет, времени самому пришить нет. И желания тоже.
Догадливый какой, упреждает ответом мои вопросы. Проматываю вступительную часть и перехожу к сути.
Можно я пришью?
Жду еще один тяжелый вздох, ворчания сквозь зубы, молчания, наконец, но Публий достает из кармана плоский контейнер и протягивает мне. Пересаживаюсь на диване ближе, чтобы забрать. Внутри швейная игла и две катушки ниток. Какого цвета? Черные и белые, разумеется.
Неожиданно, улыбаюсь, отматывая нить и думаю, что придется рвать зубами или просить ножницы, но нить отрезана. И следующая тоже. До чего же все продумано.
После ранения кровь с формы отстирывается, а прорехи остаются, рассказывает капитан, не выбрасывать же годный комплект из-за нескольких дыр. Вот и шьем, как умеем белыми нитками рубашки и черными комбинезоны.
А хирург постоянно зашивает раны и сил на одежду уже, видимо, не остается. Благодарю и достаю из шкафа рубашки без пуговиц. Занятие на вечер нашла, уже не плохо.
Шитье успокаивает. Размеренные уколы иглой и протягивание нити поглощают внимание. Голова освобождается от мыслей и проблем, уходит нервная дрожь и снова тянет в сон.
Наилий, говорит капитан, и я вздрагиваю от неожиданности. Глупо кручу головой по сторонам, не сразу заметив гарнитуру на ухе медика, Таблетки выпил? Почему? Сейчас выпей! Тьер, ты хотя бы лежишь? Да, конечно, так я и поверил. Нравится мучиться с сотрясением? Катись в бездну!
Нервно сдергивает гарнитуру и прячет в карман. Вспоминаю одного единственного Наилия в секторе. Если кто-то знает о Мотыльке, то это он.
Рада, что Его Превосходство жив и здоров, говорю я, и теперь вздрагивает капитан.
Жив? Ты знаешь про покушение?
Да что за демоны меня сегодня за язык дергают? Не иначе дух-паразит завелся, как у Мотылька. Но отступать поздно.
Я сделала предсказание, а потом мудрецы видели ракету из окон центра.
Публий думает, кусая нижнюю губу. Не хочется мне рассказывать про свои способности, это скучно. Но военный врач либо не любопытен, либо читал мою историю болезни. Так ничего и не сказав, снова опускает глаза в планшет.
А Мотылек? Она жива и здорова?
Извини, не знаю. И про других мудрецов из центра тоже. Я прячу тебя и всё.
От расстройства прокалываю палец иглой. Придется ждать предсказания. Если оно будет, конечно. Капитан ерзает на диване. Устраиваясь удобнее на высокой и прямой спинке. Подлокотников нет, развалиться при мне ему воспитание мешает, а мне уже стыдно, что я здесь.
Ты куда? спрашивает Публий, когда встаю с кресла вместе с рубашками.
На кухню.
Наверное, у меня обиженный вид. Не справилась с мимикой.
Я правда не знаю, что с остальными, вздыхает капитан, привык не задавать лишних вопросов. Мудрецы строго засекречены, чихнуть нельзя, чтобы в разглашении не заподозрили. Потерпи пару дней, я выясню.
Не ожидала от него. Хочется объяснить, как близки все наши. Друг за друга держимся, потому что больше не за кого. Слова подбираю, не знаю с чего начать, а потом просто говорю.
Спасибо, Публий.
Не за что пока.
Он снова ерзает на диване и выталкивает слова, будто через силу.
Посиди со мной пожалуйста.
От слабости в ногах падаю обратно на диван. Капитан умолкает и прячет взгляд. Я словно заново с ним знакомлюсь. Куда делся строгий и холодный военный с вечным раздражением и дерзостью? Генералу тыкает и в бездну его посылает, а меня просит.
Сижу, пришиваю пуговицы. Не клеится у нас разговор, но иногда и не нужно. Публий достает из кармана стилус и пишет на экране планшета. Графики, наверное, чертит или пометки на полях рисует. Только почему на меня поглядывает? Нет, не показалось, сейчас снова. Мимоходом, но все же. Рисует?
Пророчество о художнике яркой вспышкой в памяти. Каждая строчка до последнего слова. Рубашки падают с колен, когда иду к Публию. На миг кажется, что вижу испуг в глазах и капитан кладет планшет экраном вниз.
Что?
Замираю в шаге. Тянет выпалить: «меня рисуешь?», но такого отсутствия такта даже мудрецу не простят.
Палец уколола, кровь не останавливается.
Кошмарный бред. Под препаратами такого ночью не приснится. Разве можно обмануть медика детской отговоркой? Но Публий берет за руку и распрямляет мои пальцы. Ладони у него сухие и теплые, а прикосновения осторожные. Как у хирурга на операции.
Вижу прокол, но кровь не идет.
Проводит по едва заметной точке на моем указательном пальце, и меня будто током дергает. Забываю, зачем бросилась к нему. Про рисунок на планшете и пророчество. Тепло и спокойно в комнате, выстуженной и стерильной как операционная. Мгновение останавливается, впечатываясь в память фотографией. Буду потом перелистывать альбом, лежа на койке в палате психиатрической клиники.
Поздно уже, надо спать ложится, тихо говорит Публий, я себе на диване постелю. А ты иди в спальню.
Нет, решительно мотаю головой, это твоя квартира, я буду спать на диване. Не обсуждается. Где постельное?
Капитан поджимает губы и сдается. Уходит в спальню, а я переворачиваю планшет. Бездна, экран погас. Снимаю блокировку и вижу сканер отпечатков пальцев. Беда. Не узнаю теперь, что рисовал и главное как. Может там абстрактные волны и круги, а я его к художникам причисляю. Дома на стенах ни одной картины, даже распечатанной репродукции. Не он все-таки. Мне бы радоваться, а я расстраиваюсь. Из-за чего? Мимолетное, ничего не значащее прикосновение. Проклятое пророчество. Опять угодила в водоворот фантазий и теряюс связь с реальностью. Готова сочинить симпатию там, где её нет. Ни с моей, ни с его стороны. Пройдет несколько дней, и я вернусь в центр. Унесу с собой аромат лимонного пирога, ночную Равэнну из окна и теплоту мужских рук.
Публий возвращается из спальни с подушкой, покрывалом и белой стопкой ткани. Отдает все мне и желает легких сновидений.
Глава 6Как сложно подарить букет
Яркий свет будит строго по расписанию. Это лучше, чем окрик: «встать, кадет», но пробуждение все равно жесткое. Рывком сажусь на кровати, вытягивая себя вверх, сгоняя из теплоты постели на прохладный пол. Перестаралась климат-система. Морозно в комнате, надо отрегулировать. Но сначала умыться и побриться. Кхантор бэй, и куда я в одном исподнем? Поэтесса спит в гостиной, увидит меня. Стоять!
Трачу время на то, чтобы прошел туман в голове. Утренний ритуал сбит и теперь я тычусь в шкафы как слепой. Ногами ищу штанину комбинезона и негнущимися пальцами толкаю пуговицы в петли. Давно надо было поменять все комплекты рубашек на новыес липучками, но мне некогда. Иногда даже бриться. Под маской щетины все равно не видно.
Поправляю воротник рубашки, приглаживаю волосы пятерней и толкаю дверь. Гостиная дышит жаром в лицо. Кровавые гнароши! Я забыл, что на ночь климат-система отключается везде, кроме спальни. Сколько же здесь градусов тепла? Окна глухие, не открываются, воздух насыщен паром. Тяжело спать в таком помещении. Голова сейчас будет у Поэтессы болеть, а виноват я. Идиот!
Мудрец лежит на диване поверх покрывала в одном белье. Куцем лоскуте ткани, едва прикрывающим ягодицы. На голой спине влажные от жары кудри. Отвернулась от меня и тихо спит. Мне бы разбудить, измерить давление, принести воды, но я стою, как дурак и любуюсь изгибами стройного тела. Бархатистой кожей и золотом волос. Спящая женщина в полумраке нарождающегося утра особенно прекрасна. Чиста, хрупка и беззащитна. Есть в ней что-то от каждой из несуществующих богинь.
Тянет меня на лирику и рисовать так хочется, что спазм простреливает правую ладонь. Сам себе приказываю опомниться, пока голова не поплыла от жары и желания. На стене контрольная панель управления климат-системой. Нажимаю на кнопку, слушая тихий шепот вентиляторов. Поток холодного воздуха падает с потолка и стелется по полу, сквозняком прокатываясь по голой спине Поэтессы. Она вздрагивает и поворачивается ко мне, закидывая руки за голову. Полная, красивая грудь соблазнительно покачивается, а холод окутывает разомлевшее от тепла женское тело, заставляя соски превратиться в тугие темные горошины.
Это выше моих сил. Вздрагиваю, чувствуя, как наливаюсь тяжестью до устойчивой эрекции. Рубашка прилипает к спине, верхняя пуговица впивается в горло. В комбинезоне тесно до сладкой боли в паху. Ничего не имею против, но не здесь и не сейчас. Заставляю себя вспомнить, что обязан прятать мудреца по приказу генерала, а Поэтесса открывает глаза. Мгновение, чтобы прийти себя и разгадать ситуацию. Она лежит обнаженная, а я подглядываю за ней, как мальчишка на гормонах. Отступаю назад, ожидая оглушительный женский визг, но мудрец молча натягивает одеяло до подбородка.
Прости, шепчу я и быстрым шагом пересекаю гостиную. Уши горят от стыда, в полумраке едва нахожу ручку двери и бью ладонью по считывателю на замке. Хуже не придумаешь. Так опозорился, что в зеркальную стену лифта не могу на себя смотреть. А эрекция и не думает пропадать. Тьер, почему возбуждающие таблетки есть, а успокоительных не придумали? Они куда полезнее иногда. Как я теперь буду работать? У меня две операции в первой половине дня. Похотливый эриданец, а не военный врач!
На этаже пусто и темно. Бреду по коридору перешагивая через пятна от светильников дежурного освещения. Давно не приходил на рабочее место так рано. Лейтенанты опять будут шептаться, что выслуживаюсь и полоскать языками мою дружбу с генералом. Как так, самого лечит и до сих пор капитан. Плевать!
Вламываюсь в собственный кабинет и падаю в кресло. Срабатывает пассивный датчик объема, подавая сигнал всей электронике в кабинете, что хозяин прибыл. Электрохроматическое стекло в окне становится прозрачным, включается информационная панель на стене, дует холодом кондиционер, и только у меня нет кнопки перевода в рабочий режим. Перед глазами нагое тело, а на языке привкус лимонного пирога. Хоть в туалет иди снимать напряжение. Можно в кабинке закрыться Тьер, о чем я думаю! В лучшем случае голову под струю холодной воды.
А еще можно поработать. Это всегда помогало. Снимаю блокировку с экрана планшета и открываю график закупки медикаментов. Экономисты как обычно просят ужаться. Послал бы в бездну, но ведь не отстанут. Цифры отвлекают, но ненадолго. Вместе со спокойствием приходят бытовые проблемы. Давно перестал думать о покупке продуктов, одежды и вот все сначала. Список для кухни Поэтесса мне надиктовала длинный. Допустим, озадачу я пищеблок и с довольствия своего высчитаю стоимость, но где достать платья? А ведь кроме них нужно огромное количество мелочей, о которых знают только женщины. Мог бы отвезти Поэтессу в магазингоря бы не знал, но военные тайны по городу не гуляют, не встречают закат на набережной Тарса и не сидят в кафе с креманкой мороженного.
Вешаю на ухо гарнитуру и набираю номер Гнея Рома. От мыслей о разглашении военной тайны и нарушении приказа удерживает только уверенность в молчаливости капитана разведки.
Слушаю, сонно бормочет капитан. Разбудил я его, конечно, на часы надо смотреть!
Гней, это Публий, затыкаюсь уже на приветствии, не зная, как сформулировать свою странную просьбу, извини, что так рано.
Ерунда, я уже встал. Говори.
Делаю глубокий вдох, как перед прыжком со скалы в океан.
Где можно тихо и незаметно достать женское платье?
Гней молчит, переваривает, а потом усмехается.
У меня. Назови размер, цвет, фасон и я заряжу бойцамигом притащит хоть два, хоть десять.
Да я сам, говорю твердо, но разведчик перебивает.
Сам ты будешь резать и шить, а бойцам моим проветриться нужно. Окосели уже от учений, скоро нервно начнут чесаться, как потные дарлибы, пожалей мужиков, дай по городу развеяться. Фасон, цвет, размер.
Если бы я знал. Открываю биометрические данные в истории болезни и перевожу в уме на размер формы.
Первый размер, даже меньше.
Это понятно, смеется Гней, редкая дарисса шире плечами, чем выпускник училища. А ты мне цифры все-таки пришли. Мне твои секреты врачебные без надобности. Обхват груди, талии, бедер и рост.
Прошу подождать и набиваю цифры письмом. Там же коротко пишу, что два остальных параметра не важны и жму на отправку.
Даже так, тянет разведчик, скажи хоть кто она тебе и по какому случаю нужен наряд.
Никто, выдыхаю после паузы, она осталась без крыши над головой. Помочь надо хотя бы самым необходимым.
Ясно, смеется капитан Ром, раз без крыши, то полный боевой комплект. Туфли, сумочка, шляпка, косметика. Жди посыльного, Назо.
Спасибо, Гней.
Не за что. Отбой, бормочет он и связь прерывается.
С пищеблоком еще быстрее. Отправляю лейтенанту список и он обещает к вечеру все собрать. Уже снимаю гарнитуру и вспоминаю, что не уточнил количество. Надеюсь, положит не на дивизию. Не съедим ведь столько, жалко будет, если продукты пропадут.
До середины дня работаю спокойно. Плановое удаление кавернозной ангиомы и удаление внутреннего фиксатора после сращивания перелома. Переодеваюсь из больничного обратно в военный комбинезон быстро. Больше операций сегодня не будет, а экономисты ждут график закупок.
Тону в цифрах без надежды на спасение, когда в дверь деликатно стучат. Снимаю блокировку замка с планшета, не вставая из кресла. Правлю еще два пункта и только после этого поднимаю голову. Цзыдариец в гражданке стоит передо мной навытяжку с пакетами наперевес. Не по-военному гладкая челка аккуратно зачесана назад, весь ухоженный и прилизанный, с родинкой над губой. Дариссы, наверное, сами вслед бросаются и виснут на шее.
Капитан Назо, приветствует меня и представляется сам, лейтенант разведки Тезон Тур.
Даже так. Забываю постоянно, что в город с неслужебными заданиями по негласному правилу только в гражданке. Быстро же он управился. Однако. Думал Гней рядового отправит, а тут целый лейтенант. Встаю из-за стола и коротко киваю.
Лейтенант Тур.
Он ставит пакеты на пол возле кресла и жестом фокусника достает из-за спины букет цветов. Мысленно считаюодиннадцать аккуратных венчиков роз. Тьер, Гней! Сделал-таки неверные выводы! Сказал же, что она мне никто. Ухаживать я не собираюсь! Проживу с мудрецом положенный срок и верну в центр в целости и сохранности! Так будет лучше, прежде всего для Поэтессы. Я все равно не способен на сильное чувство. Не осталось ничего, выжжено каленым железом. Нет, я не помешен на воздержании. Женщины в моей постели бывают регулярно. Но сравнивать случайных дарисс из бара с Поэтессой недопустимо. У меня язык не повернется предложить ей близость, а потом холодно объяснить, что никаких чувств нет, и не будет. Вот и не стоит начинать флирт. А здесь букет.
Зачем это?
Тезон Тур недоуменно смотрит на меня, переводит взгляд на букет и снова на меня.
Капитан Назо. Подарок для женщины и без цветов? Никак нельзя.
Настроение у разведчика отличное, улыбка играет и светится, а в голосе за бравым тоном проскальзывают смешливые нотки. И это раздражает неимоверно.
Мои благодарности за труд, но букет забери с собой, лейтенант.
Разведчик мрачнеет, вытягивается струной и прячет проклятый веник за спину.
У меня приказ, капитан Назо, и устное внушение от капитана Рома ни в коем случае не уносить цветы обратно.