Вот как? Ох, напугала! Да я тебя
Он потянулся ко мне, высокий, сильный, взрослыйи вдруг заорал, как ужаленный. Безгласный Ридди укусил его в плечо.
Трудно сказать, кто был более этим потрясенДарлану или сам Ридди. Они в изумлении смотрели друг на друга, а я на них.
Ты ополоумел, что ли? с надеждой спросил Дарлану.
Она богиня, тихо и упрямо ответил Ридди. Ее трогать нельзя.
Вот еще! презрительно выпятил нижнюю губу мой брат. Была охота!
Он круто повернулся на каблуках и вышел.
Не то, чтобы я чувствовала себя победительницей, но поле битвы осталось за нами, а это что-то да значит! Я села за парту, Ридди последовал моему примеру.
И что, часто он руки распускает? поинтересовалась я, считая необходимым что-нибудь сказать.
Всегда. Ну, когда недоволен.
Больше не будет.
Да уж! не поверил Ридди. С тобой, может, и не будетты богиня. А я кто? Живу тут из милости. Да он и старше меня почти на год.
Ничего себе! Я считала, что ты, как я, а тебе уже двенадцать? Когда мне будет двенадцать, никому даже и в голову не придет меня тронуть, это точно. А почему ты из милости?
Мои родителизаговорщики. Были. Их казнили, а меня оставили во дворце. Я тогда совсем маленький был, ничего не помню.
Казнили? с ужасом повторила я. Что ж они такое сделали?
Покушались на власть Владык. И богов.
Я задумалась. Владыкаэто дядя Дирг. А единственная богиняэто я. Но на меня родители Ридди явно не покушались. Меня тогда небось и на свете не было. Я размышляла о странностях подобной ситуации, пока не услышала прерывающийся голос Ридди:
Райтэла, я прошу тебя давай дружить.
Мысли мои сразу же перешли в новое русло. С одной стороны, Ридди хороший и явно нуждается в моей защите, а с другой Я подперла рукой щеку и с присущей мне в те годы откровенностью объяснила:
Я вроде не возражаю. Но я боюсь, вдруг ты трус. Понимаешь? Тогда как мне с тобой дружить?
Ридди покраснел, потом побледнел, и я поспешно добавила:
А может, и не трус. Ты ж его все-таки укусил.
Мне кажется, заикаясь, пробормотал Ридди, что с тобой ну, с тобой мне ничего не будет страшно я был трус, но с тобой
Он запнулся.
Вот что! сказала я, вставая. Легче всего взять да проверить. Чего впустую болтать! Идем.
Мы вышли из комнаты, потом из дворца, потом, приведя в некоторый трепет Ридди, покинули замковые стены. Я знала, куда нам надок расщелине. Невдалеке от замка были горы, невысокие такие, нестрашныея давно уже облазила их вдоль и поперек. В горах была расщелина. Я б не назвала ее особо широкой, но из девчонок решалась через нее прыгать одна я. А из мальчишек тоже не все. Вот к ней-то я и привела Ридди.
Он стоял на краю и с ужасом смотрел в темную глубину.
Прыгай! велела я. Простите! Мне было тогда десять лет. Простите!
Если не прыгнешь, то, сам понимаешь, куда ты мне такой!
Он кивнул серьезно и страстно. У него было лицо человека, собравшегося умереть. Ноги его тряслисьс такими ногами далеко не прыгнешь. И тем не менее он сейчас явно прыгнет. Только допрыгнет ли?
У меня засосало под ложечкой. Я почувствовала, что делаю что-то не так. Решение пришло мгновенно.
Дай руку!
Мы крепко взялись за руки, разбежались, взлетели, приземлились.
Понравилось? спросила я.
Ридди молча кивнул, сияя глазами.
Ну вот. И теперь я знаю, что ты не трус. Впрочем, я и не сомневалась.
Так я подружилась с Ридди.
Жизнь моя потихоньку вошла в новое русло. Много времени отнимали занятияно они доставляли мне большое удовольствие, и я радовалась им. Потом мы с Ридди отправлялись гулять или развлекались как-нибудь иначе. Вечерами я обычно навещала бабушку.
Честно говоря, эти посещения давались мне с трудом. Не то, чтобы я бабушку не любиланет, конечно, нет. Но я слишком любила маму, чтобы меня не терзало сходство между нимитерзало так, что в некоторые мгновения, когда бабушка вела себя особенно жалко, мне хотелось причинить самой себе боль. Мама никогда не бывала жалкой! Однако я заставляла себя относиться к бабушке снисходительноона казалась одинокой и несчастной. Ее считали сумасшедшей. Об этом не судачили вслух, но это подразумевалось. И почтительнейший сын Дирг обращался с ней так, что только укреплял подобное мнение. Впрочем, бабушка действительно была не совсем нормальна, тут уж ничего не поделаешь. Она жила своей, внутренней жизнью, почти не откликаясь на события мира внешнего. Она могла не обращать на меня внимания, когда я заходила. Она могла говорить странные вещи. Но она любила меня, и она меня защищала. Впрочем, как выяснилось, не только она.
Я с самого начала житья в замке удивлялась, что брат меня не бьетдаже не пытается. Я ощущала его ненависть, как неудержимую лавину, готовую все смести на своем пути, но он удерживал эту лавину. Он оскорблял меня, устраивал каверзыоднако не осмеливался и пальцем тронуть. Почему?
Вскоре я услышала ответ на свой вопросправда, не от брата, а от дяди. Точнее говоря, не услышала, а подслушала. Вы не подумайте, не нарочнобогине не годится подслушивать. Так получилось.
Я бродила по подземелью замка. Подземелье показал мне Ридди. Оно было его святыней, его величайшей тайнойи тем первым даром, который он, не колеблясь, положил к моим ногампосле дара безграничного доверия, разумеется. Как сейчас помню прерываемый волнением голос:
Ты знаешь, что замок построен на месте дворца богов?
Да.
А ты знаешь, что внизу, под землей, сохранились остатки ну, ты понимаешь?
Я поняла, я поняла сразу:
А как туда пройти?
Туда никто почти не ходит, но я нашел один лаз. Я Ридди умолк было, опустив глаза, потом твердо продолжил:
Я прятался там от Дарлану. Чтобы он меня не бил.
Я осознала смелость подобного признания в трусости и одобрительно улыбнулась, а Ридди, просияв, скороговоркой добавил:
Ты туда хочешь, да?
Конечно, я хотела. В свои-то апартаменты!
Мы долго шли по коридору, пока не оказались в комнате, заставленной какими-то ведрами, швабрами и прочими принадлежностями для уборки. Там-то, в углу, и обнаружился лаз в подземелье.
Поначалу оно не оправдало моих надежд. Я ожидала чего-то удивительного, волшебного, а видела обычный подвал. Но Ридди двигался вперед, тихо повторяя: "Сейчас, сейчас", и в мерцающем свете свечи на лице его мерцала улыбка великого, с трудом сдерживаемого счастья.
Смотри! и он открыл одну из дверей.
Я заглянула в комнатуи ахнула. Три стены были покрыты рисунками. Это не удивительно для нашей страны, мы ведь многие традиции переняли от боговно разве наши росписи идут хоть в малейшее сравнение! Блеклыми казались наши краски после того, что я увидела здесь. "Наверное, мелькнуло у меня в голове, жизнь богов так же отличалась от нашей, как яркость красок". Конечно, кое-где штукатурка осыпалась или потрескалась, но и в таком, искаженном виде рисунки потрясли меня.
Далеко не сразу я опомнилась настолько, чтобы всерьез подумать о том, что на них изображено.
На левой стене были нарисованы три бога и одна богиня. К сожалению, лицо богини оказалось сильно попорчено, и мне не удалось угадать его черты. Первый бог сидел на камне и держал в руке странную штуку, что-то вроде двух соединенных вверху палочек. Нижние концы этих палочек, расходясь, упирались в землю. Возможно, он рисовал имипо крайней мере, внимательно на них смотрел.
Второй бог, опирающийся правой рукой о плечо первого, стоял, глядя в сияющее звездами небо. В левой руке он держал довольно большую трубу, один конец которой был шире другого.
Третий бог, честно говоря, удивил меня сильнее, чем два других, хотя у него единственного на ладонях находилось нечто вполне обычноена левой ладони крапчатое яичко, а на правойтолько что вылупившийся птенец. Третий бог улыбался.
Богиня, четвертая в этой группе, сидела на невысокой скамеечке. У ног ее горел костер, совсем маленький, крошечный. На костре в прозрачном сосуде кипела синяя жидкость, а в руках богини была, кажется, чашатрудно разобрать, потому что именно тут проходила трещина, портившая изображение.
Картина на правой стене выглядела гораздо понятнее. Я решила, что один из богов высекает из камня скульптуру, другой что-то сочиняет и записывает, первая богиня играет на лире, а вторая рисует.
Но все померкло для меня по сравнению с тем, что я видела прямо перед собой. А там стояла богиня. Одна. Она стояла совершенно свободнои в то же время очень прямо, с гордо вскинутой головой. Эта поза являлась для нее самой естественной, самой удобной. На богине было прозрачное одеяние почти до пят, обрисовывавшее и большую высокую грудь, и сильные длинные ноги. Волосы богини, чуть светящиеся серебряным светом, спускались до колен. Серые продолговатые глаза смотрели строго и серьезно, а полные яркие губы чуть-чуть улыбались. Очаровали меня и брови, каких я не представляла себе до сих пор, не дугами, не прямыми стрелами, а с изломом, широкие и уходящие вверх от переносицыи вдруг резко идущие вниз, к вискам, превращаясь в тоненькую ровную линию.
Я села на пол. Ноги меня не держали. Потом, навещая богиню очень часто, я уже могла смотреть на нее более-менее спокойно, любоваться ею более-менее отстраненно, но в тот, первый день я просто обезумела. Я не сводила с нее глаз, и сердце мое стучало сильно-сильно. То было состояние опьянения, сумасшествия, сна
Сколько раз я еще приходила в эту комнату? Я приходила туда, когда мне было грустноутешиться, когда было веселоподелиться радостью. Богиня годилась и для того, и для другого. Ее глаза казались грустными, а губы улыбались. Почему? Многое бы я отдала, чтобы узнать ответ
Впрочем, я, как всегда, отвлеклась. Я ведь хотела рассказать про разговор Дарлану с Диргом, вот про что. А вспомнила о своей богине. Именно к ней я спускалась в подземелье. Я любовалась ею и не сразу услышала голоса.
Я ее ненавижу!
Твое право.
Брат говорил, кипя от избытка чувств, а дядяхолодно и равнодушно.
Хоть она и сильная, но уж не сильнее меня! Я б ее так отдубасилвовек забыла бы свои сказки!
Тыбудущий Владыка, Дарлану. Ты не имеешь права поддаваться порывам.
Наоборот! Я могу делать все, что хочу!
Наступила короткая пауза, во время которой я ясно поняла, что подслушиваю. Это меня огорчило. Богини не подслушивают! Но что мне оставалось делать? Выйти в коридор и открыть свою сокровенную тайну, отдать ее дяде и брату? Ни за что! Заткнуть уши? Я попробовала, но звуки все равно доносились, хоть и были несколько глуше.
Ты, наверное, считаешь, Дарлану, дядя Дирг заговорил мягко и задумчиво, что хороший Владыкаэто тот, кто силой усмиряет своих подданных. Но это не так. Надо УМЕТЬ их усмирятьнесомненно. Но Владыка, который доводит до НЕОБХОДИМОСТИ усмирения, не слишком-то мудр. Я до сих пор пожинаю плоды давнего мятежа, хотя с легкостью подавил его. Я до сих пор вынужден доказывать народу, что яВладыка, данный ему богами, что кровь богов жива еще во мне.
Ты имеешь в виду начал было Дарлану, но Дирг перебил его:
И это тоже, но в основном другое. Тот, на чью власть кто-то может покуситься, уже не бог. А если ты не бог, то почему бы не покуситься на твою власть? Такой вот порочный круг. Все находится в шатком, неустойчивом равновесии. У народа есть свое представление о том, как ведут себя боги, оно складывалось веками и не умрет в один день. Боги милосердны. Ты можешь поступать так, как тебе хочетсяно народ должен знать, что ты милосерден, и это укрепит твою власть больше, чем любая жестокость.
Но ты же не возражаешь, когда я луплю других девчонок, если они меня раздражают. Почему же она
Потому что народ считает ее богиней, прервал своего сына дядя. Если ты сорвешь зло на другой девчонке, этим заинтересуется разве что ее мать, да и то побоится раздувать скандал. А любое зло, причиненное "их богине", в этих словах было столько презрения, что меня передернуло, "их богине" будет обсуждаться всеми. Стоит ли она того, чтобы рисковать ради нее своим спокойствием? В конце концов, если ты действительно так ее ненавидишь В общем, не волнуйся. Пока что ее присутствие во дворце нам выгодно, а потом потом настанет момент, когда я получу от нее еще больше выгод. Она принесет нам пользу против своей воли, можешь не сомневаться. И я позабочусь о том, чтобы ей не пришлось быть счастливойраз тебе этого хочется.
Дядя Дирг тихо и ласково засмеялся, холодность его исчезла. Он любил сына.
Я не выходила из своего убежища довольно долго после того, как смолкли голоса. Мне было тошно. Не то, чтобы я узнала нечто новоенет, пожалуй. Но впервые мои интуитивные представления о поведении ближайших родственников оказались сформулированными четко и ясно. Сомнений уже не оставалосьбрат меня ненавидел, а дядя намеревался против моей воли использовать в своей игре, и если они не делали мне какой-нибудь гадости, то исключительно потому, что гадость эта была слишком уж им невыгодна.
Однако я не стала предаваться отчаянью. Я повторила: "Я вырасту сильная и красивая, и никто не посмеет меня обидеть", взглянула еще раз на богинюи пошла учить уроки. Я была ребенком, и мир рассказов Энтина подчас являлся для меня большей реальностью, чем то, что происходило на самом деле. Но иногда обе реальности переплетались.
Я хорошо помню то занятиеодно из первых, посвященных языку богов. Язык богов я начала изучать на второй год пребывания в замке. Кое-что я знала и так: райтдочь, дарлсын. Анубоги, эламечта.
А что означает слово дирг? во внезапном озарении спросила я, стараясь говорить как можно спокойнее и небрежней.
И столь же небрежно и столь же спокойно, да что там, в тысячу раз небрежней и спокойней, будто между делом, Энтин ответил:
Дирг означаетидущий следом.
И продолжил урок, ничем не выделяя меня среди учеников, а я вдруг почувствовала, что тем не менее все, что он делает и будет делать потомдля меня, мне. Я не удивиласьконечно, приятнее учить богиню, чем глупых мальчишек. Но я была рада.
После уроков я устроила Ридди допрос.
Послушай, Ридди, а почему дядю Дирга зовут Диргом?
Ридди хотел засмеяться, но в последний момент постеснялся и ответил серьезно:
А что? Так его назвали.
Идущий следом, изобличила я. У него был старший брат?
Ридди задумался, пожал плечами:
Кто его знает! Со мной о таком не говорят. Но я часто удивлялся ну, из-за родителей моих. Как это можноустроить заговор против Владыки? Может, у него действительно был старший брат и они враждовали, понимаешь?
Ага, и твои родители были за брата. Очень похоже. Но не мешало бы выяснить точнее.
Следующей на очереди для допроса у меня была кухарка Трина, но она только заахала и велела мне не говорить вслух таких вещейэто она-то, никогда ни в чем мне не прекословящая! Однако я не почувствовала себя обескураженной. Я заявилась к бабушке.
Бабушка в тот вечер как раз находилась в том странном настроении, когда не обращала внимания на окружающих и тихо бормотала что-то себе под нос. Я подошла совсем близко и без обиняков спросила:
Бабушка, а у тебя что, был старший сын?
Если б я специально искала средство привлечь к себе внимание, я б, наверное, не смогла выбрать лучше. Бабушка вздрогнула, и ее неподвижные глаза уставились прямо в мои. Лицо ее постепенно заливала краска.
Я спокойно ждала ответа, хоть и не очень-то надеялась его получитьпо крайней мере, во внятной форме. Я к тому времени уже хорошо знала бабушку.
А бабушка произнесла:
Он был сыном богов он был последним сыном богов он был любимым сыном богов
И он умер? я невольно понизила голос, мне стало грустно, и почему-то до боли четко вспомнилась мама, веселая и молодая, она представилась мне совсем девчонкой, почти как я сейчас.
Однако бабушка продолжала полубезумную страстную речь:
Дирг не похож на него, никогда не был похож! Какой из него бог? А он был богом, могущественным, умным, благородным! Я могла спокойно умереть, пока он жив. Разве я не умерла бы ради него? Ради него, вместо него!
В безотчетном порыве я погладила бабушку по руке. Она смолкла на минуту, испуганно огляделась по сторонам и зашептала растерянно:
Но я не уверена, что он сделал это нарочно. С Диргом никогда ни в чем нельзя быть уверенной. Он все таит в себе. А Дарлану был не такой. Он был, как солнечный свет. Все понимали, что он бросится в шторм спасать брата самне пошлет никого, сам, сам. И Дирг понимал это, знал заранее.
Я встрепенулась:
Дирга застал в море шторм? Брат спас его, а сам погиб?