После раскрытия тайны я совсем перестала ненавидеть Дарлану. Ну, смешно ненавидеть мальчишку, который красит волосы! Да и он вроде бы начал относиться ко мне спокойнее. Так мне казалось. Казалось почти год. Казалось до той минуты, когда я увидела Гора, белым ковром распластавшегося под навесом. Он тяжело дышал и приветствовал меня лишь движением глаз. Он умирал.
Я бросилась к нему, обхватила руками. На меня навалилась безмерная тяжесть, во рту стало сухо и мерзко. Мне не хватало воздуха. Мир задрожал, как отражения на воде, расплылся и образовал вдруг другую картину: Дарлану быстро подходит к навесу и выливает что-то из флакончика прямо в кормушку с овсом. Я согнулась от боли, вскрикнула и упала, а когда пришла в себя, Гор уже был мертв.
Я встала и побрела к дворцу. Я не отдавала себе отчета в своих действиях. Я отыскала Дарлану и ударила его по щеке. Видимо, переживания не лишили меня сил, по крайней мере, он отлетел в угол комнаты и свалился там, как куль с зерном. Помню, я смотрела на него и думала, как несправедливо, мучительно несправедливо, что столь жалкое существо способно уничтожать других, куда более достойных. Помню, Дарлану все никак не мог подняться. А дальше в моей памяти провал.
Три дня я пролежала без сознания, но в конце концов, разумеется, очнулась. Очнулась и вернулась к обычной жизни. Что нам еще остается? Пока мы живымы живем.
После смерти Гора я долго не испытывала вновь странного ощущения слияния с чем-то, находящимся вне меня. Я словно бы замкнулась от этого, подсознательно боясь опять почувствовать нестерпимую болькак в тот, последний раз. Зато когда дар вернулся ко мне, он вспыхнул с невиданной силой.
Слово "вспыхнул" тут более, чем уместно. В моей душе вдруг разгорелся огонь. Вернее, душа моя стала огнем.
Вначале я пыталась проигнорировать столь странное превращениено не тут-то было! Попробуй проигнорируй то, что представляет для тебя несомненную реальность, пусть другим и незаметную. В свои пятнадцать я понимала, что на реальность нельзя закрывать глазанаоборот, ее надо изучать, если хочешь торжествовать над нею.
Я начала прислушиваться к себе. Огонь Ну, пусть огонь. Какой он? Жаркий. Ну, естественно, не холодный же! А еще какой? Как в камине? Нет, больше, гораздо больше.
Это уже было что-то. Итак, большой огонь. Пожар? Я задумалась. Нет, не пожар. Пожар свободен, а я скована. Пусть и огромным пространством, но скована, заключена в нем. Оно мешает мне, терзает меня. Если бы я вырвалась из него, я б, наверное, стала счастливой. Я расту, набираюсь сил, и мне тесно в каменной темнице.
В каменной темнице? Я вскочила и опрометью бросилась в подземелье. Привычно пахнуло сыростью, привычный мрак обступил со всех сторон. С чего я взяла, что подземелье горит, что за глупость! Можно подумать, кругом больше нет камней. Вон, целые горы за окном стоят.
При виде гор в душе моей что-то дрогнуло и словно улеглось. Я почувствовала умиротворение, правда, не полное, потому что все равно было тесно и хотелось свободы. А умиротворение я чувствовала, поскольку знала, что скоро ее получу. Очень скоро. Очень скоро силы, дремлющие во мне, найдут, наконец, выход.
Я пристально вгляделась в даль, но не заметила признаков пожара. Значит, остается одноогонь внутри горы. Старый Вулкан! Нет, этого не может быть! Он давно заснул, умер, на его склоне прилепился тихий городок. Уже тысячи лет, как Вулкан сохранял только имя от древнего своего ремесла. Неужели он воскрес?
"Да", четко отозвалось в моей душе. Я нашла то, с чем должна отождествить сейчас себя, причем впервые сделала это не стихийно, а осознанно, разумно. Но размышлять и удивляться некогда. Надо спасать людей. Неизвестно, сколько времени Вулкан еще будет ждать.
На Горе я б домчалась до городка в два счетано Гор мертв. Пожалуй, быстрее всего получится, если дядя пошлет своих гонцов. Я задумалась. Ведь тогда слава спасителя достанется ему, а не мне! Однако через минуту, обругав себя за недостойные богини мелочные мысли, я бежала в комнату Владыки.
Владыка Дирг! Скоро случится извержение Вулкана, без предисловий объяснила я.
Старого Вулкана? уточнил он.
Да. Надо предупредить жителей.
Дядя кивнул, глядя куда-то в бесконечность. Он, разумеется, поверил мне, а теперь взвешивал нечто на невидимых весах. Я ждала.
Наконец, он позвонил в колокольчик, потом быстро и толково отдал приказание вошедшему воину. Больше мне ничего не требовалось, и я вернулась к себе.
Я попробовала было лечьнет, невозможно! Я прошлась по комнате из угла в угол, словно искала и не находила выхода. Во мне закипали неведомые, гигантские силы, я была способна победить все на свете, вырасти до огромных размеров, стать владыкой мира. Для этого достаточно глубоко вздохнутьи вырваться из темницы. Сейчас, сейчас
Нет! вслух сказала я себе. Терпи, терпи!
Терпеть становилось все невыносимее. Я сдавливала, сжимала распирающую меня силу, и она временно покорялась, но лишь для того, чтобы потом взорваться, сметая все преграды. Главноекак можно дольше оттягивать этот момент.
Голова раскалывалась от боли, в висках гулко стучало, сердце билось, как птица в клетке. Не знаю, сколько так продолжалось. Я утратила чувство времени. Знаю только, что в какой-то миг я не выдержала, глубоко вздохнула и стала неизмеримо, невообразимо счастливой. Свободной.
"Лава сжигает сейчас городок", подумала я, но эта мысль уже не могла меня затронуть. Она терялась, меркла перед ощущением счастья. Казалось, исполнились все мечты, лелеемые много-много летда что там, столетий, тысячелетий! Лелеемые, выпестованные, непреодолимые, сладкие мечтыони исполнились, свершились. Даже не так, нет! Словно меня мучили, пытали много тысячелетий, а теперь пытка наконец прекратилась. Свобода, свобода, свобода!
Жителей городка удалось спастиуспели в последний момент. Самое интересное, они как-то дружно решили, что обязаны этим мнебогине, предсказывающей погоду. Конечно, они были правы, но ведь узнать правду ниоткуда не могли! Странная штука жизнь.
Я очень радовалась, что спасла людей, прямо-таки пела от счастья. В пять лет я избавила от гибели рыбаков, а теперь, в пятнадцать, горожан. Разве не замечательно?
Ридди был со мною совершенно согласен. Помню, мы гуляли с ним по опушке леса, и я пыталась разъяснить, что я чувствовала, когда была огненной лавой. Совершенно некстати вдруг пошел дождь, и я, бросив со смешком: "Как бы он меня не погасил", спряталась под дерево. Дождь ливанул с огромной силой, промочив нас до нитки, и прекратился. Выглянуло солнце.
Я побежала вперед по лужам. А что? Терять было уже нечего, все, что способно вымокнуть, вымокло. Каково же было мое изумление, когда я обнаружила, что Ридди вовсе не бежит за мною, а остался под деревом. Я обернулась, собираясь пошутить по этому поводу, но не решилась. Лицо Ридди показалось мне странным? страдальческим? безумным? Я не успела найти определения, я просто сказала: "Что с тобой?" В тот же миг он ринулся ко мне, видимо, споткнулся, а может, сам упал на колени, схватился за меня рукамислучайно, чтобы удержаться, или нарочно? не знаю, но с какой-то отчаянной судорожностью он начал пить воду, стекающую с моих мокрых волос, ловить ее губами, захлебываться, задыхаться и снова ловить.
Я стояла, пораженная, потом немного пришла в себя, спросила неуверенно: "Ты заболел?" В тот момент Ридди вызывал у меня еще более сильную жалость, чем обычно.
Мои слова подняли его на ноги, заставили отступить.
Да, заболел, хрипло выдавил он. Извини.
В голове моей смутно зашевелились какие-то подозрения, но мне не хотелось давать им ходу. Я постаралась затолкать их в глубину, однако врожденная честность, а также привычка доводить все до логического конца не позволяли это сделать. Тогда я двинулась напролом:
Ты что в меня влюблен?
Ридди молчал, насупившись и глядя в землю. Я решила не настаивать на ответе. На душе у меня стало тягостно. "Не дают побыть счастливой", раздраженно подумала я и, не заметив, добавила вслух:
Схожу-ка я к своей богине.
Тут Ридди поднял голову и с открытым неодобрением посоветовал:
Зачем? Посмотри лучше в зеркало.
И, повернувшись, побежал в глубину леса. А я отправилась домой. Мне требовалось одиночество, чтобы прийти в себя. Эпизод с Ридди произвел на меня гнетущее впечатление, начисто смыв радость последних дней.
Я нервно побродила по комнате и уже собралась было в подземелье, как вдруг вспомнила про совет своего другаили теперь он не другом должен называться? В общем, я посмотрела в зеркало. Зеркало мое не отличалось особо крупными размерами, но я могла разглядеть в нем, причесана я или нет, а ничего больше мне как-то не требовалось. Я с детства знала, что расту красавицей, так зачем тратить время на проверку этого бесспорного факта!
Однако на сей раз я изучала себя внимательно. Конечно, все затмевают волосыони как будто даже светятся странным серебристым светом. Очень белая кожа, но на щеках проступает румянец. Глаза серые и какие-то длинные, хоть и не узкие. Рот маленький, яркий, четко очерченный. Брови тоже четко очерченные, темно-коричневые, оригинальной формыс изломом, широкие и уходящие вверх от переносицы, а потом резко идущие вниз, к вискам, превращаясь в тоненькую ровную линию.
Я вздрогнула. Ведь это брови моей богини! Да, да, да! Ни у кого еще не было таких бровей! А остальное, остальное? И оно принадлежит ей! Как же я раньше не замечала?
Я попыталась рассмотреть в зеркале свою фигуруно безуспешно, оно отражало только ее части и не давало представления о целом. Тогда я без зеркала осмотрела себяи поняла, что пока я младше богини, но через несколько лет стану неотличима.
Я села на кровать, закрыла глаза. "Неужели яона, вернувшаяся из огня? думала я почти спокойно. Ничего другого не остается. Яэто она. А онаэто я".
Несколько часов я провела в оцепененье, потом очнуласьи, что бы вы думали, сделала? Мне было пятнадцать. Я бросила косой взгляд на свое платье и покраснела от стыда. Оно показалось мне нестерпимо детским, маленьким, старым. Мое тело, по-моему, едва в нем умещалось, мечтая вырваться на свободу.
Я бросилась к шкафу, начала перебирать немногочисленные наряды. Все не то, не то! Что за безобразие! Богиня должна быть достойно одета!
Идти с просьбой к дяде? Я поморщилась. Только этого не хватало! Любая женщина в деревне умеет шитьчто я, хуже?
Выяснилось, что не хуже. Еще не случалось, чтобы я бралась за что-нибудь и не справилась. Из двух старых платьев я создала нечто, вполне меня удовлетворившее, и легла спать со спокойной совестью.
Наутро я вошла в классную комнату, едва касаясь ногами земли. Впервые, наверное, я всем своим существом, мельчайшей его частицей ощущала собственную красотукрасоту моей богини, самой прекрасной на свете. Ведь яэто она.
Ридди порывисто вздохнул и быстро отвернулся. Дарлану хмыкнул было, но через миг сделал шаг вперед, впился в меня глазами, и лицо его выразило странную растерянность, чуть ли не обиду. Он стал похож на ребенка, брошенного в лесу. И я почувствовала, что наконец-то я сильнее, неизмеримо сильнее его, и, желая упрочить свою победу, я улыбнулась емубезудержно и почти нежно.
Потом, через много дней, каждый раз, когда любовь Дарлану била по мне куда страшнее его ненависти, я повторяла про себя: "Ты сама этого хотела. Ты виновата сама". Но в ту давнюю сладкую минуту я была глупой девчонкой и тщеславно упивалась торжеством. Да что там, грех мой исчисляется не минутами! Дарлану словно случайно стал часто возникать на моем пути, а ятоже словно случайнобеседовала в эти моменты с Ридди так оживленно, смеялась так заразительно, поворачивалась так грациозно! Я была, как натянутая струна. Я наслаждалась местью.
Прошло почти две недели, когда мой брат наконец заговорил. Он ворвался ко мне в комнату, будто за ним гнались, и уперся спиной в дверь. Я изучала его внимательно и спокойно. Пожалуй, он был красив: высокий, широкоплечий, с белымиуж я-то знаю почему! волосами. Красивый и почти взрослый парень. Ему уже восемнадцатьв такую пору многих даже женят.
Я не собиралась прерывать молчаниеглупо облегчать ему задачу. Пусть выпутывается сам.
Он судорожно сжал кулаки и выдохнул отрывисто и резко:
Ты небось думаешь, что я втюрился в тебя?
Я подняла одну бровь и слегка пожала плечамине произнося ни слова. Это взбесило его, и он процедил сквозь зубы:
Если хочешь знать, я тебя сейчас еще больше ненавижу!
Я снова повела плечом, не снисходя до ответа. И тут Дарлану вцепился в меня и начал трясти, исступленно выкрикивая:
Я тебя ненавижу, ненавижу!
Я вырвалась и, не удержавшись, сыронизировала:
Чтобы сообщить столь свежую новость, не стоило приходить.
Он сник, опустил голову, потом снова вскипел гневом, хотел что-то сказатьоднако сдержался и, резко повернувшись, выбежал из комнаты. И тогда я подумала: "Хватит. Игра может зайти слишком далеко". Но было поздно. Игра УЖЕ зашла слишком далеко. Только я еще об этом не знала.
Дарлану выдержал характер всего девять дней. На десятый он подкараулил меня в подземелье. Я смотрела на свою богиню и вдруг почувствовала, что за спиной кто-то есть. Оборачиваюсьон. Чтобы выйти, я должна была пройти мимо него, но инстинктивно мне очень не хотелось этого делать. Я стояла и молчала. Ему снова пришлось заговорить первым, и голос его меня поразилон походил на последними усилиями сдерживаемое дыхание вулкана. Голос так поразил меня, что я не сразу осознала значение слов. А слова оказались смешными.
Ты все время с Ридди. Ты в него влюблена?
А это мое дело, ответила я, удивляясь про себя, как подобная мысль вообще могла прийти брату в голову. Мне влюбиться в Ридди?
Дарлану резко сделал несколько шагов вперед и пихнул меня в угол. Он был очень сильным, он гордился своей силой и много тренировался. Я тоже была сильной, но, конечно, для девчонки, а не для парня. Я оказалась словно в тисках. Брат прижался ко мне всем телом, его дрожащие руки шарили по мне. Я ощутила неизмеримый ужас и отвращение. Я никогда не видела безумных и тем не менее не сомневалась, что он безумен. Его лицо не было лицом нормального человека. И, забыв о гордости, в порыве страха я сказала:
Я не влюблена в него! Отпусти!
Дарлану на мгновение ослабил хватку, я выскользнула и побежала наверх. Только в своей комнате я остановилась, но и тут не почувствовала себя в безопасности. Впервые мне пришло в голову, что дверь не запирается и любой в любое время может войти. Правда, кругом люди, они услышат, если я закричу.
Последнее соображение чуть-чуть меня успокоило. Достаточно для того, чтобы я легла на кровать и заплакала. Я плакала от унижения. Я вдруг поняла, что все унижения, которые я испытывала в детстве, когда Дарлану бил меня, ничто перед сегодняшним. Я пыталась понять, что ужаснеето, как брат прижимался ко мне, или то, что я против воли ответила на его вопрос, я пыталась понять, но не умела. Я только рыдала.
В тот вечер Ридди приспособил к моей двери крюк. Однако я не объяснила причин своей поспешной просьбыпросто попросила. Одна мысль о том, чтобы пересказать кому-нибудь омерзительный эпизод, заставляла меня содрогаться. Я старалась забыть его, похоронить, объявить несуществующим. Со мноютакое? Да никогда! Не было этого, не было! И я держалась не менее гордо, чем раньше, хоть душа и болела тайком.
Дарлану снова и снова попадался на моем пути. Я постепенно привыкла к этому. Если ему достаточно на меня смотретьпусть смотрит, что тут поделаешь. Хотя чем реже, тем лучше. С тайным злорадством приняла я день, когда брата сочли слишком взрослым для учебы и он начал заниматься вместо этого делами государства. Наконец-то перестану четыре часа подряд чувствовать, как меня сверлят взглядом, наконец-то опять буду получать от уроков ничем не омраченное удовольствие!
Однако судьба не хотела отпускать мне больше счастья. Помню как сейчас спокойное, удивительно спокойное лицо Энтина, извещающего нас о своем отъезде. Такое лицо бывало у меняв минуты самой горькой тоски. Ридди говорил мне тогда: "Не мучь себя, Райтэла, поплачь!" Он считал, что я никогда не плачу, представляете? А я просто никогда не плакала при людях.
Но я о другом. Об Энтине.
Куда вы уезжаете? спросила я.
В провинцию, неопределенно ответил он.
Зачем?
Он легко улыбнулся:
Будущий Владыка закончил обучение. Что мне делать в замке?
Учить остальных, удивилась я. В замке много детей. Вы же хотели
Энтин пожал плечами:
Видимо, им требуется учитель помоложе, и поспешно добавил, словно устыдившись прорвавшейся обиды: