Да я и не возражаю. Мир посмотрю на старости лет.
Вы всю жизнь прожили здесь, я не спрашивала, а утверждала.
Учитель тихонько взял меня за плечи:
Не расстраивайся, Райтэла. Иди! Мы еще попрощаемся. Иди!
Я вышла. Гнев кипел в моей груди. Выгнать Энтина, выбросить, как рваную тряпку, едва он состарился, да и состарился ли? Он знает столько, сколько никто другой, у него прекрасная память, он, не уставая, разбирает рукописи подземелья. Я видела, чувствовала, что он мечтал бы тихо умереть когда-нибудь на своем привычном постуа его посылают в неизвестность, лишают спокойного, счастливого существования, лишают любимого дела, лишают родного города, наконец! Почему, за что?
Я ворвалась к Диргу, проскочив мимо ошеломленной стражи, стерегущей его уединение. Дядя что-то писал. Он поднял на меня глаза без особого удивления.
Похоже, для тебя не существует правил, Райтэла, задумчиво произнес он.
А для вас? парировала я.
Существуют, разумеется. Для Владык правил не меньше, чем для их подданных.
"Крашеный Владыка", выругалась про себя я, а вслух сказала:
Это такое правиловыгонять прекрасного учителя, когда ваш сын закончил занятия?
Дирг кивнул:
А, ты об этом. Конечно, ты права. Он бы еще мог принести много пользы.
Голос дяди звучал непривычно искренне, даже с некоторой теплотой:
Но, в конце концов, Райтэла, разве я не имею права хоть иногда сделать приятное своему сыну? Хоть я и Владыка, я же человек. Если мальчику надоела физиономия учителя, могу я хоть раз пренебречь пользой и сделать так, как ему хочется? Хоть раз
Дирг замолчал.
Значит, вас просил Дарлану? уточнила я.
Дядя словно вдруг пришел в себя, поморщился:
Если хочешь, разбирайся с ним. Иди, не мешай мне, Райтэла. Я работаю.
Извините, вздохнула я. Невольное сочувствие тянуло мне грудь. Мне было жаль Дирга, хоть он и сам выбрал свою судьбу.
В таком вот смутном настроении заявилась я к Дарлану. Мне даже не пришло в голову, что оставаться с ним наедине для меня опасно, я была слишком погружена в собственные мысли и переживания. Впрочем, последнее время я носила с собой маленький кинжальчикна всякий случай.
Полагаю, если б все боги вернулись из огня и оказались в комнате брата, его потрясение не было бы сильнее. Он засуетился, не зная, куда посадить меня, что сказать. И в неожиданном порыве я решила побеседовать с ним нормально, по-человечески.
Дарлану, неужели тебе и на самом деле так надоел Энтин? Он хороший.
Ты проводишь с ним слишком много времени, почти равнодушно ответил брат.
Ну и что? оторопела я. Не думаешь же ты
А откуда мне знать? резко прервал меня Дарлану.
Ну мне очень хотелось помочь учителю, и я сдерживала возмущение, ну, он же старый.
Ты, наверное, не догадываешься, какими глазами на него смотришь.
Я поняла, что на брата снова нашло безумие и спорить совершенно бесполезно. Надо искать выход.
Хочешь, предложила я, я перестану ходить на занятия. Во дворце как раз пятеро девятилетних. Родители будут рады, если Энтин начнет заниматься с ними. А я и не буду его совсем видеть.
Дарлану пристально вгляделся в меня, нахмурился:
Ты так рьяно его защищаешь
Я мысленно сосчитала до десяти, чтобы не взорваться и не навредить учителю, потом объяснила:
Я не видела от него ничего, кроме хорошего. Я бы хотела сделать ему что-нибудь хорошее в благодарность. Вот и все.
Вот и все? повторил брат, словно пробуя эти слова на зуб, как некоторые проверяют подлинность монеты. Вот и все? Ладно. Ты сделаешь для него хорошее. Он останется.
Я затаила дыхание, а он добавил:
Если ты позволишь себя поцеловать.
И уставился на меня отчаянными, больными глазами.
Я села в кресло, вцепилась руками в подлокотникипотому что иначе мои руки вцепились бы Дарлану в волосы. Но мозг мой тем не менее четко и спокойно проводил анализ ситуации.
Чего я добилась? Брат нашел мое слабое место. Если я сейчас откажусь, он наверняка сделает Энтину еще большую гадость, чем намеревался до моего вмешательства. Вместо пользы я принесу учителю одни неприятности. А если я сейчас соглашусь но как я могу согласиться? Есть вещи, для богини изначально невозможные, о них не стоит даже и думать. Я просто не в силах согласиться, как не в силах полететь и достать звезду с неба. Бедный Энтин! Простит ли он меня? Впрочем, он никогда не узнает он уедет
Ты отказываешься? Дарлану робко вглядывается в мое лицо, читая там ответ.
Почему же? холодно возражаю я. Я согласна. Приступай.
И он приступил. Честно говоря, в те дни я имела весьма упрощенное представление о поцелуях. Я приготовилась стерпеть прикосновение к моим губам губ братаничего другого мне и в голову не приходило. Но то, что он проделывал, оказалось гораздо сложнее и омерзительней. Однако отступать было поздно.
Я выдержаласама удивляясь, как мне это удалось. Едва Дарлану на миг оставил в покое мой рот, я отскочила в сторону и сплюнула в вазу, стоящую на столе. Не то, чтобы я считала сей поступок достойным богини, просто иначе меня бы стошнило, что представлялось мне еще менее достойным.
В результате Энтин остался в замкезаниматься с девятилетними. А я от скуки начала учить совсем маленькихпятилеток. Я чувствовала себя, как никогда, одинокой. Впрочем, я и была, как никогда, одинокой. Бабушка все больше уходила в свой, закрытый для окружающих мир. Уроки Энтина кончились, и я почти не виделась с ним теперьбоялась ему навредить. Ридди я ведь могла навредить и ему. И потом, меня сковывало то, что он влюблен. Я уже не могла общаться с ним по-прежнему свободно, я все время опасалась нет, я понимала, что он не станет вести себя, как Дарлану, но все же В общем, я предпочитала не рисковать. К тому же, чем меньше мы будем общаться, тем скорее у него, наверное, все пройдет?
Одиночество терзало меня. Кроме того, хоть я и не хотела в этом признаватьсяя каждый день с ужасом ждала от брата новой безумной вспышки. Я словно жила на вулканеи даже привыкла жить на вулкане, но ни на минуту не забывала о том, ЧТО у меня под ногами. А под ногами пылал огонь.
Мне уже исполнилось шестнадцать, когда произошла встреча, изменившая мою судьбу. И вот что странно: встреча эта вроде бы и не затронула моей жизни, прошла сторонойслучайная встреча с чужим человеком, залетным странником, нигде не пускающим корней. Не затронула жизнино перевернула душу. А разве не душа определяет судьбу?
Теперь вы ждете рассказа о молодом красавце, влюбившем в себя гордую Райтэлу. Вовсе нетчужестранец Ларт был стариком, и я не собиралась в него влюбляться. Но не забуду его, наверное, никогда.
Чужестранец Ларт привел к нам большой торговый корабль. Привел не в том смысле, что владел этим кораблем, а в том, что был на нем лоцманом. Его называли "лоцман-вперед". Дело в том, что никому еще не удавалось залучить его на обратный рейсон все время двигался на восток, будто зарок какой-то дал. Впрочем, пройти с ним хоть половину пути считалось большой удачейего корабли выходили невредимыми из самых сложных переплетов. Так говорили моряки.
Чужестранца Ларта поселили в замке, и дядя обращался с ним уважительно. Его даже пригласили на торжественный обед, посвященный девятнадцатилетию Дарлану. Там-то я и вгляделась впервые в странного гостя. Вгляделасьи почувствовала вдруг, что груз моей души стал невесом, словно его помогали нести чьи-то невидимые руки. Тихо и нежно поддерживали они мою душу, и она уже не давила на меня.
Чужестранцу Ларту было явно за пятьдесят, а не исключено, что и за шестьдесятстройная, почти юношеская фигура мешала точно определить возраст. Мне показалось, что с годами он становится все легче и легче и когда-нибудь улетит, помахав на прощанье рукой. Смуглое лицо избороздили глубокие морщины, будто скульптор решил высечь в скале зашифрованный рассказ о пережитом. Волосы седыеснежной белизны. Однако главноеглаза. Темно-синие, как вечернее небо. Глаза, похожие на окна в неведомый мир.
А может, и глаза тут ни при чем. Есть такое выражениечувство собственного достоинства. У Ларта его было с избытком. Только не подумайте, что он выглядел самодовольнымничего подобного. Представьте себе, что из огня вернулся бы бог и сел рядом с Владыкой. Именно Владыка выглядел бы тогда самодовольным и смешным. А богбогом. Самим собой.
Впрочем, я опять не о том. Да, Ларт походил на бога, он отличался от окружающих, он словно был отделен от них невидимой стеной, и я знала, что они не в силах его задеть, даже если б захотели. Но при этой отстраненности он как будто сливался с ними, растворялся в них. Вернее, не в нихв нас. Мне чудилось, что он понимал каждого так, как изредка удавалось мнекогда я ощущала себя не только собой. Не знаю, не знаю! Знаю одномы сидели вдвоем на кухне, в тот час пустовавшей, и я говорила, говорила, рассказывая о своем рождении, а маме, о дареобо всем. Я, гордая Райтэла, жаловалась на одиночество и не стыдилась этого, я жаловалась на одиночество, взваливая его на чужие плечи, освобождаясь от него, и странная, приятная пустота возникала в моей груди.
Я посмотрела Ларту в глаза. Там, словно звезда в вечернем небе, медленно проступала яне мое отражение, а я сама, и во внезапном озарении я уверенно произнесла:
Вы со мною одной крови. Вы тоже бог. У вас тоже дар.
Ларт, мягко улыбнувшись, отрицательно покачал головой:
Нет, Райтэла. Я не бог и не имею дара. Я обычный человек.
Вы не похожи на других, возразила я.
Для каждого из нас есть на свете место, где ты такой, как все, а естьгде не похож на других. Я видел много стран и много людей, Райтэла.
Вы хотите сказать, продолжила я, подумав, его мысль, что где-нибудь живут такие люди, как я? Для которых иметь дарвсе равно что здесь видеть и слышать? Но тогда я хочу к ним!
Глубокая складка легла между бровей Ларта, и он быстро спросил:
А ты уверена, что действительно этого хочешь? Хочешь быть такой, как все?
Я была честной девочкой и потому ответила:
Не знаю.
Складка на лбу чужестранца почти разгладилась, и он добавил:
На земле твоей матери умеют ценить дары, которые передал тебе отец. Но на родине отца могут не слишком-то жаловать то, чем наградила тебя мама. И тогда ты окажешься там не менее, а более чужой, чем здесь.
Он говорил так, словно это нарисованное им будущее было не будущим, а прошлым, и он вглядывался в него, чтобы вернее описать. Я почувствовала правду его слов, но в то же время мне трудно объяснить. От чужестранца Ларта ощутимо исходила удивительная сила. Не сила взвешивающего Владыки Дирга. Не сила привычного к власти Дарлану. Другая силатакая, какую бы хотелось иметь мне и какой я не обладала. Мне нужен был секрет этой силы, ее источник. Мне верилось, что она даст мне счастье, даст безмятежное спокойствие бога, столь присущее самому Ларту. Не ради ли поддержания этой силы путешествует он из края в край? Не движение ли помогает обрести ее? Такие мысли пронеслись у меня в голове с мгновенности вихря, и я выпалила:
Я хочу, как вы, ездить по свету. Возьмите меня с собой!
Ларт поднялся на ноги. Встала и я. Он положил руки мне на плечи и, глядя мне прямо в глаза, медленно и твердо произнес:
Послушай меня, Райтэла, и поверь мне. Это местотвоя родина. Ты счастлива тут, даже когда несчастна. Тут могила твоей мамы. Ты не сможешь быть счастлива больше нигде. Тебе кажется, что тебя ничего здесь не держит, это неправда. Задумайся, и ты поймешь, что это неправда. А отправляться путешествоватьпо свету можно лишь тогда, когда тебе уже нечего больше терять.
Но вы-то отправились путешествовать! возразила я.
Да. Тогда, когда потерял ВСЕ.
Ларт сказал это просто и спокойно, будто не о себе. Без сожаления, без любования. Просто объясняя. Отвечая. Потом неожиданно спросил о другом:
Как ты думаешь, Райтэла, если твой брат женится, тебе станет легче?
Да, уверенно кивнула я. Я действительно так считала.
Что ж, улыбнулся Ларт, хоть в этом я могу тебе помочь. А теперь прощай, Райтэла. Я уплываю завтра утром.
Он и вправду уплыл на следующее утро. А спустя пару дней придворные заговорили о том, что Дарлану скоро женят. Называли даже имя невестыАда, дочь Арадвига, короля Намирры. Трудно сказать, действительно ли Ларт заронил в ум Владыки мысль о браке сына или Дирг все решил давно, но, по крайней мере, через месяц к нам приехали высокие гостикороль Арадвиг и принцесса Ада. Правда, приехали только как гостипосмотреть страну. Пока.
Я была рада. Дарлану хоть и попадался на моем пути по нескольку раз в день, однако не заводил со мной бесед, и я ожидала, что в будущем его интерес ко мне угаснет вовсе. Братец перебесится, женится и успокоится. Туда ему и дорога! Если кого-то тут и стоило пожалеть, так это принцессу Аду.
Ада мне понравилась. Теперь, став взрослее, я подозреваю, что половина моей симпатии к ней основывалась на ее внешнем виде. Ада было совершенно некрасива. Совершенно! Прежде всего, она весила раза в два больше меня. Это без преувеличения, честное слово! Потом, она обычно дышала ртом. И кожа у нее была не гладкая, а в порах.
Ничего, кроме снисходительного сочувствия, такое существо у меня вызвать не могло. Тем более, раз в перспективе у этого существа маячила совместная жизнь с Дарлану! Короче, я взяла Аду под свою опеку. Ее отец отправился с Владыкой Диргом путешествовать по стране, и бедная принцесса явно чувствовала себя в замке неуютно.
К моему безграничному удивлению, Ада оказалась вовсе не глупа. До встречи с нею я, видимо, подсознательно считала, что ум непременно должен проявляться в чертах лицакак у меня, например. Простите! Мне было шестнадцать лет.
Ада приняла мое покровительство с восторгом. Думаю, будь на месте дядя Дирг, он не позволили бы нам сойтись, но он отсутствовал, а придворные не рисковали указывать мне, что можно и что нельзя. Помню, как я таскала принцессу по горам, демонстрируя ей самые красивые уголки, и она безропотно шла за мною, слегка раздражая своей неуклюжестью и шумным дыханием, а потом тихо прошептала: "Извини", и упала в обморок.
Если б ты сказала, что устала, объясняла я, приведя гостью в чувство, мы бы отдохнули. Но мне ж и в голову не приходило! Мы же просто гуляли!
Да, покорно кивала Ада, да. Все дело в том, что я слишком толстая. Какая ты добрая, что со мною возишься!
Ты же не виновата, что толстая, почти искренне возражала я.
Я словно вижу Райтэлу тех днейвеликодушную самоуверенную девчонку, мнящую себя совершенством. Хорошо, что нам не дано знать будущее. Иначе у многих не хватило бы силы жить.
Но я опять отвлеклась. Я говорила об Аде. Ей нравился ее будущий женихя не могла этого не заметить. Впрочем, Дарлану был очень красив и, более того, в нем, несмотря на юный возраст, проступала какая-то особая, присущая только мужчине сила, столь привлекающая женщин. Точнее, привлекающая слабых женщин, по моему тогдашнему мнению. Себя я, разумеется, относила к сильным.
Признаюсь, я некоторое время колебалась, решая, должна ли рассказать подруге о ее нареченном ВСЕ. Ведь она могла решить, что мне просто самой нравится Дарлану и я из ревности пытаюсь расстроить свадьбу. Но, осознав, что на меня, оказывается, способны повлиять столь мелочные соображения, я разозлилась и выдала Аде неприкрытую правдуот начала до конца. Она узнала и о жестокости моего брата, и о приступах его непонятной страсти ко мне. Я умолчала только о крашеных волосахнет уж, эту тайну если и узнает кто посторонний, то не от меня.
Принцесса среагировала на мои разоблачения гораздо спокойней, чем я ожидала. Покраснев, она объяснила, что никогда не считала Дарлану образцом благородства и сразу видела его недостатки так же ясно, как теперь, после того, как узнала о них подробно.
Но, продолжила она, все, имеющие власть, несколько жестоки. И все, глядящие на тебя, в тебя влюбляются. Я не должна требовать от жениха, чтобы он был лучше других. Он такой, как все.
И, помолчав, она добавила:
Только красивее. Пусть он и не слишком хороший человек, но он мне очень нравится, Райтэла.
Меня удивило подобное противоречие, но я считала необходимым проявить снисходительность к несчастной принцессе и потому не стала требовать от нее точного следования законам логики. А может, я просто настолько обрадовалась, найдя некую замену Ридди, по которому сильно скучала, что не желала ссориться с Адой. Не знаю. В общем, я выполнила свой долгобъяснила подруге, что ее ждет. Если она идет к будущему с открытыми глазами, какое я имею право ей мешать?
Дядя отсутствовал двенадцать дней. Накануне его возвращения я с удивлением заметила на лице Ады странную улыбкувернее, не улыбку, а отсвет улыбки, улыбку, загнанную внутрь, но прорывающуюся иногда наружу.