ГЛАВА 15. 2
Сначала мы просто шли рядом и почти не разговаривали. Я чувствовала неловкость за то, как выкинула их с Тарусом из дома... Как будто и правильно, но... Юраса-то за что? Он молчал тогда. Отчего сейчас неловко было ему - знал только он один. Может, потому молчал и сейчас, только спросил - сколько исполнилось сыну, да как назвали? Очевидно, и сам не знал, о чем можно говорить еще - только смотрел. Мы оба не сводили глаз с Зоряна. Потом Юрас все же заговорил, и видно было, что говорить ему трудно:
- Я совсем не помню тебя, только там - в вашей пекарне.
- Уже знаю.
- Я не знаю, что еще сказать...
- Хочешь - приходи, говори с сыном. Это он при незнакомом человеке притих, а так рот почти не закрывает. Принеси в подарок игрушку..., он хотел коника, там был на торжище такой - красный, яркий, с нарисованными на боках яблоками. На него садятся и качаются. Я не купила тогда, не хотелось тащить на себе или заботить стражников.
- Да... куплю. Может, вам еще что-нибудь нужно?
- Нет, ничего. Мы никогда не бедствовали.
- Зачем ты пришла ко мне тогда? - спросил он, отвернувшись.
- Полюбила..., но это уже в прошлом и неважно. Хочешь - спроси у Таруса, он расскажет - почему. Тогда все еще было для меня свежо и ярко, и я в подробностях описала ему то, что чувствовала тогда, все мои уловки, чтобы понравиться тебе.
- Он рассказал, но я не поверил... Дарина сказала, что мы были с тобой тогда и это все, что она знает. Да - еще, что меня ждет очень большая радость. А остальное должен рассказать мне Тарус - этот жук знает все, сказала она. Все слишком неожиданно, я пока не могу даже осмыслись все это...
- Так осмысливай. Тебя в шею никто не гонит. И нам от тебя ничего не нужно - ни мне, ни сыну. Наставников и учителей у него куча - вся столичная стража, он у них любимчик. Разве что когда вырастет и спросит, тогда назову твое имя... если захочешь.
- Я хочу признать его своим.
- Признавай, я не против. И раз уж ты здесь..., будь добр, верни мне слово, которое я дала тебе.
- Я не помню, ничего не помню, - почти простонал он.
- А ты хотел бы... вспомнить?
- Да! Нет..., не знаю...
- Я тоже не знала тогда, что ты меня не слышишь. Решила, что ты не отринул мою клятву, раз разрешил дать ее. Я обещала быть верной тебе до конца своих дней, обещала, что ты останешься первым и единственным для меня. Из-за этой проклятой клятвы я оттолкнула любимого, не дала даже поцеловать, - злилась я на себя.
- Я не помню ничего..., я не обидел тебя тогда? - нашел он в себе силы прямо взглянуть мне в глаза. Я тоже смотрела.
- Нет, - выдохнула, - нет, не обидел. Слова не сказал, но не обидел. Я уходила счастливой. Думала - мне хватит этих воспоминаний на всю жизнь. Буду жить памятью о той единственной ночи, и только для ребенка, рожденного от любимого. А теперь... верни мне мое слово, оно не нужно тебе. А меня тяготит. Я не хочу тебя ни для себя, ни даже возле сына, хотя и запретить не могу.
- Почему? - вскинулся он, - почему не хочешь?
- А чему ты можешь его научить? Таскаться хвостом за чужой бабой? Неспособности наладить свою жизнь, так или иначе?
- Что ты можешь знать о нас с ней? - прошипел он мне в лицо.
Я ответила так же - злым шипением:
- Мне и не нужно ничего знать. Хватит того, что я увидела - слабак, жалко заглядывающий в глаза, навязывающий свои воспоминания замужней женщине. Это выглядело жалко, а еще подло по отношению к ее мужу. Ты уверен, что только я все это видела? Что он не стоял тогда у окна, перед которым вы..., он заслужил это? Вы отвратительны! Оба - и ты и она.
- Не смей! Между нами сейчас ничего нет! Я тоже клялся, но она не приняла моих клятв, запретила ждать ее!
- Но и не гонит тебя! Ее тешат твои щенячьи взгляды, твое жалкое мельтешение рядом?!
Он резко остановился, вдохнул сквозь зубы воздух. Развернулся и быстро ушел. А я вспомнила, что так и не добилась, чтобы он вернул обещание и изо всей дури ударила ногой по большому камню, что лежал на обочине дорожки. Нога еще не коснулась его, а я уже сжалась от боли, что последует за этим ударом, внутренне сжалась... Но, стоило только коснуться камня, как он тут же осел серой пылью, рассыпался у моих ног.
Я покачнулась, теряя опору, и завалилась на еще зеленую по-летнему траву. Правильно упала - не плашмя, а на бок, сразу разворачиваясь в движении - как учили делать при падении с коня. Быстро отыскала глазами сына - он бежал ко мне. С трудом встала, выпутываясь из юбок, отряхнулась..., не понимала ничего. Нужно было идти домой, опять говорить с Мастером.
Шла, спешила к нему и вдруг в голову пришло, что точно меня чуть ли не с самого рождения хранили Силы. Детство, все пронизанное любовью старших к единственному в семье ребенку, еще дар фэйри. Потом дар, который достался от старого Строга - страшный, но ценный, дающий мне силу. Пускай не свою, а чужую, но защищающую меня, дарящую веру в безбедное и безопасное будущее. А самое главное - мне дали Мастера, человека, всегда готового помочь, к которому я несусь, случись со мною хоть что - маленькое и хорошее, или великое и страшное. За него я была благодарна Высшим Силам особо и готова была платить за этот дар, как ни за что другое.
ГЛАВА 15. 3
Мы с ним сидели за столом в комнате рядом с кухарней. В этой комнате - большой, красивой и уютной, мы ели по утрам, обедали и ужинали - всей своей небольшой семьей. Светлая скатерть, покрывающая стол, была уже привычна для меня. Как и приборы для еды, и дорогая разрисованная посуда.
Зорян набегался за день, и я уложила его спать пораньше. Наш с Мастером ужин припозднился, потому что я начала рассказывать ему про случай с рассыпавшимся камнем. Про свою дикую злость - на себя, на Юраса, и во что это вылилось. Мастер не дослушал..., отослал меня кормить и мыть сына, потом я пела малому колыбельную на ночь. Ее почти всегда слушал и ведун - дар фэйри подарил мне хоть и не сильный, но приятный голос, который открывался в песне. Я знала только одну - приграничную колыбельную, но он не уставал слушать ее. Когда мы с ведуном сели за стол, за окном уже стемнело.
Я накладывала ему в тарелку вкусно пахнущую мясом кашу, которую мы обое любили, резала хлеб, зелень. Ели мы тоже молча. Только потом настала очередь разговоров.
- В тебе мало осталось от той Таши, в руках которой раскрылся цветок, дочка. Мало осталось от фэйри. Твой кокон стал темнеть уже тогда, когда ты впервые познала ненависть. Это мне рассказал Гнат. Как же давно это было, - удивился он, - я тогда и не знал еще тебя.
Да-а, тогда твой свет стал не таким слепящим, как раньше. И с каждым твоим... подопечным, скажем так, солнечный свет твоего кокона все больше напоминает рыжее пламя костра. Ненависть, злоба, действенный протест - борьба, не присущи фэйри. Они жертвы по самой своей природе - нежные, тонко чувствующие, жалеющие, добрые ко всем, всех оправдывающие, слабые от этого. Потому и редки. Я сомневаюсь, что сейчас ты сможешь пробудить цветок, а еще у тебя сегодня подгорел лук на сковороде...
Я фыркнула, расслабилась и заулыбалась, и он улыбнулся тоже.
- А как ты думала? Допустила бы ты такое раньше? Нет, ни за что! А ненависть - такое же чувство, как и другие. Только желательно, чтобы она была направлена в нужную сторону, и не стала главной в тебе. Сегодня проклятье прилетело в камень, а ведь могло и в спину Юрасу?
По спине у меня пробежал холодок, привычно уже онемели кончики пальцев. Я сказала об этом Мастеру.
- А то ж, - покивал он головой, - оно собирается из злости, страха, ненависти, копится на кончиках пальцев рук. Еще и ног, оказывается. Век живи - век учись. Интересно мне с тобой.
- Оно?
- Темные, ненужные, плохие, злые чувства питают эту Силу. Которые требуют ответного действия в сторону вызвавшего их - мести, а в твоем случае - проклятия. Из-за неумения чего-то другого, ты способна только на этот выброс злой силы. А месть всегда более продумана. В тебе же зло вовсе не хочет копиться, ждать своего часа - суть твоей натуры, натуры фэйри, отторгает все темное, что всплывает в твоей душе. Оно ищет выхода немедленно..., я так это понимаю. Во-от..., и что мы имеем на выходе? Лишившись любви, потеряв надежду на счастье и исполнение главной мечты...
- Какой мечты?
- Семья... Ты всегда и больше всего хотела семью, которой были лишены дорогие для тебя люди. Простая и незамысловатая мечта - муж, дом, дети... много детей. Лишившись этого - надежды на ее исполнение, ты меняешься. Становишься темной. Не злой, нет. Пока просто темной, но способной уже и на зло. Сегодня ты могла не только проклясть, но и убить. Это вовсе и не приговор, почти все ведуны, которые при войске - темные. Я темный. Способен на зло, но не делаю его. Осознанно не делаю..., хотя тебе вот сделал, решая за вас с Микеем.
- Не на-адо. Это неосознанно. Значит, не считается.
- В результате вместо нежной и трепетной, сострадающей всем фэйри имеем темную ведунью, способную насылать проклятия и убивать. Считается это или нет, как ты думаешь? Ты накинулась на мужика, и правда - толком ничего не зная о нем. Не зная, что у него из-под носа увели пару и тому поспособствовали вы с односельчанками, забравшись в его постель.
А Дарина, которая владела способностью смотреть на расстоянии глазами своих светлячков, узнала... больше того - увидела это. Как ей было тогда, ты можешь себе представить? А он тогда был ей не безразличен. А получилось - предал..., прощения тогда так и не получил и потерял ее - любя всем сердцем.
Его в том не вини - он был под нехорошими чарами и вот что еще я хочу сказать? Что-то это становится слишком уж частым делом, почти обыденным. Куда ни глянь - везде проклятые! Это считается? Что я приложил руку, плодя и множа зло? Нет, ты пока не совершила его, но надолго ли это? Приедет сюда завтра вредный Тарус, выведет тебя из себя и что дальше?
Реши для себя, как в свое время решил я. Или ты остановишься на этом и будешь тренировать выдержку и терпение... Научишься прощать и забывать, переступать через свою гордость и чужую глупость, не придавая ей значения. Или развиваешь новое умение - боевое ведовство. Что уже есть зло в чистом виде! И на которое у тебя есть полное право - право на кровную месть.
Что это значит? Что бы ты ни совершила в отношении степняков - любое, самое страшное и безумное злодеяние останется безнаказанным для тебя. Дорога на ту сторону для тебя, как для всякого воина, будет открыта всегда. Про это если захочешь - расскажу и даже научу боевому ведовству. Но я бы для своего дитяти такого не хотел, не хочу, значит, и для тебя. А решать только тебе.
Я уже обещал и повторю еще раз - теперь решаешь только ты сама. Я лишь отвечаю на твои вопросы и помогаю.
Уснуть после такого разговора было трудно. Я крутилась в постели, сбивая простыни и накручивая длинную сорочку на ноги. Прислушивалась к дыханию Зоряна, ловила звуки с улицы - там к ночи разгулялся ветер и, скорее всего, он принесет дождь. Потом поняла, что все равно ничего решать сейчас не способна - устала. И под шлепки первых дождевых капель, а потом дробный и частый перестук дождя по оконному стеклу и крыше, я уснула.
ГЛАВА 16. 1
После ночного дождя повеяло прохладой и осенью. Поверилось в нее. Сырая земля, мокрые дорожки, капли, спадающие с зеленой пока еще листвы - все это было, как и летом, но уже им не пахло. Не пахло цветами, молодой травой, медом...
В прихожей нашего дома с раннего утра ожидал Юрас. Меня упредил об этом Конь, и я хоть оделась, как положено. За мной хвостиком потянулся сынок. Которого пора было кормить. Вышла и хмуро уставилась на раннего гостя. Вспомнилось, как Мастер выгораживал его вчера, велел не винить ни в чем, и я заставила себя пригласить его в дом.
Он прошел за нами, опять почти не отрывая глаз от сына, и стал у стены, красиво увешанной оружием. Я вошла вслед за ним и уставилась, ожидая, что скажет. А он отчаянно взглянул и стал натягивать на руки тонкие перчатки. Я насторожилась, ничего не понимая. И увидела, как он тащит из-за пазухи обручальный плат... и не просто плат... О таком ходят легенды в отдаленных уголках страны, такие не всегда найдешь даже в больших городах у известных торговцев. Потому что он дороже золота в сотни раз - плат из тонкого паучьего шелка.
Он не приемлет мужской руки - твердой, испятнанной вечными мозолями от оружия или работы. Цепляется за них тончайшими нитями радужного окраса, тянется, рвется. Потому и касаются его мужчины только в перчатках. Такой плат передают в семье из рук в руки многие годы, хранят, надевают только на великие праздники. И сейчас он протягивал мне именно такой...
Осторожно раскинул, встряхнул воздушную ткань, сложил на косую вдвое, и подошел к нам с сыном. Зорян молча цеплялся за мою юбку и смотрел во все глаза, а я замерла, не зная, что мне делать. Плат невесомо опал на плечи, Юрас сжал их поверх него и сказал:
- Я беру тебя за себя. Хочу быть тебе мужем, а сыну отцом.
Из глубины души поднималась удушающая черная волна... Может, в этот миг я и совсем перестала быть фэйри. Дернула плечами, сбросила с себя его руки, сняла плат с плеч, бережно сложила дрожащими руками и протянула ему, отказываясь от такой чести.
- Зачем оно тебе? Ты хочешь себе сына? Так я сказала, что не собираюсь прятать его от тебя. Тогда зачем? Хочешь быть мужем? Вот так просто, не найдя для меня ни одного доброго слова? Думаешь, я схвачусь за эту возможность, потому что не достойна большего, меня нельзя полюбить? Но меня любили! Я была в его глазах красой ненаглядной, желанной. Он тянулся ко мне, как цветок к солнцу, а я отказала даже в поцелуе из-за проклятого обещания, данного тебе! А потом он ушел и погиб! Ненавижу тебя! За свою детскую глупость! За то, что смеешь видеть во мне только снадобье от своей несчастной любви! Верни мне мое обещание, я требую этого!
Он глухо спросил:
- Для чего это тебе... или для кого?
- Я с радостью буду хранить верность, но только не тебе - ему. Он дождется меня на той стороне, в том доме под большим деревом. Любимый мною и любящий так сильно..! А может, это ты так мстишь мне - подобным небрежением? Но если не я тогда - в твоей постели была бы другая. Я не так и виновата перед тобою, чтобы добровольно гробить свою жизнь. Так что - нет. Забери свой плат!
- Оставь себе... или сожги. Мне он не нужен.
- Как скажешь, - трясло меня.
Я шагнула к печке в прихожей, что первый раз после лета протапливалась чтобы просушить дом. Открыла дверцу и швырнула туда плат... и замерла, глядя, как ярко полыхнул в огне паучий шелк - опять видение из дома Строга. Было больно...
Юрас отвернулся, пошел к выходу. Я позвала растерянно:
- Эй, постой! Я просила тебя...
- Я подумаю об этом, - остановился он в пол оборота ко мне.
- Ты не имеешь права! Обещание - это только добровольно! То, что в душе!
- Твою душу я и не просил. Просто хотел попробовать жить.
- Ах-х-х, ты... - сперло в груди дыхание от ярости.
Твердым и уверенным шагом он прошел к двери и вышел на улицу. Я поискала глазами сына и увидела его на руках у деда - за открытой в комнаты дверью. Пальцы кололо, изо рта рвались слова..., лучше их никому не слышать, в груди кипело! Потемнело в глазах от страха, и я выскочила на улицу, разыскивая хоть какой-нибудь камень поблизости. И уже вполне осознавая, что делаю, уничтожила его, превратив в мелкую пыль.
- Все, все, все, - шептала я себе, потирая дрожащие руки одну об другую, - это было в последний раз. Просто он застал меня врасплох, вывел из себя, я не ждала такого... небрежения. Но теперь я настороже, я буду держать себя в руках..., даже если сейчас вслед за Юрасом сюда явится гадов Тарус.
ГЛАВА 16. 2
На слабых от страха ногах вернулась в дом, где, сидя на руках у деда, Зорян мучил гусельки и что-то мурлыкал себе под нос. Опустилась на колени перед ними, положила голову на ножки сына, склонившись к коленям ведуна. Он опустил руку мне на голову, а я попросила:
- Учите скорее. Мне страшно! Я же могла навредить вам..., из меня во все стороны перло! Сколько этого во мне? Так будет всегда?
Ведун покряхтел, отослал меня сесть, не спешил говорить что-то, как всегда. Наконец, немного успокоившись, я услышала, как всегда - с подходом:
- Знаешь, чем плоха старость? Уже есть опыт - богатый, нужный. Нажитый, выстраданный. Тут бы и жить - умно и правильно. А вся жизнь ушла на то, чтобы найти этот опыт, и скоро уже пора уходить... Оно бы и ладно, но тут вдруг понимаешь, что ты все еще нужен здесь. Тем, у кого этого опыта..., а заодно, похоже, и ума - нет, как нет.
Я не знаю, что ты там наговорила ему прошлый раз, но его проняло. Я хорошо знаю его, а еще я как-никак мужик. Решиться разом все изменить в своей жизни, вот так прийти... Это может, не так и не то, чего вы, бабы, ждете. Но для него это бессонная ночь, душевные муки, мысли, принятое решение - правильное, верное, мужское. Решение стать отцом сыну, отвечать за семью, отпустить прошлое.
Он ходил за этим платом, искал его. Выбирал, думая о тебе, самый дорогой и красивый - лучший. Не нашел слов, не сумел?! Но он сделал! А ты за своими обидами этого не увидела. Слов красивых хотелось? Нет их у него пока, но могли бы найтись -потом. Потому что будь ты ему противна, его бы сюда волами не затащили. А ты обрушила на него обиды за всю свою прошлую жизнь. Сказал, что душа, а значит и любовь твоя ему не нужна? Так ты в его душу плюнула, гавкнула - он и отлаялся!