Я больше не видела мальчика в слишком маленькой форме, до этих самых пор.
Если ты ходишь в Сити, то почему ты не был на официальной школьной акции протеста? Почему ты был с теми, теми судорожно пытаюсь подобрать слова, борясь с возрастающей яростью.
Вандалами? Отморозками? говорит он, вставая и оставляя стул вращаться позади.
Я собиралась сказать херами, но пусть так.
Они полезны.
Они идиоты.
Это не они стреляли резиновыми пулями.
Нет, но это они бросали бутылки и ввергли всех в панику. Если бы они не вмешались, протест продолжался бы мирно и все были бы счастливы.
Он смеется через нос.
Счастливы, ну конечно. Это самое важное, не так ли? Чтобы все были счастливы.
Я не знаю, о чем ты, говорю я раздраженно, потому что мне кажется, что он смеется надо мной, а я не понимаю шутки.
Глазурь, говорит он, глядя мимо меня в окно.
Глазурь? У тебя проблемы с тем, что Глазурь делает людей счастливыми? Это что-то новенькое. Я слышала, что люди злятся, что она делает людей глупыми, но счастливыми? Что не так? Она не делает тебя счастливым?
Я не знаю. Я не подключен, говорит он, глядя вниз.
Ты не подключен? говорю я, злясь на себя, что повторяю все, что он говорит, как дурочка. Но тебе сколько, восемнадцать?
Семнадцать.
Я в шоке, думаю, он первый человек, встреченный мной, кто мог бы быть подключен, но это не так. Это должно сделать нас своего рода союзниками, оба аутсайдеры. Но я просто думаю, что это странно.
Это что-то религиозное? Потому что я знаю, что некоторые имамы запретили ее. Зизи, моя мама, встречалась с несколькими исламскими лидерами в прошлом году, чтобы выслушать их опасения.
Нет, говорит он, прежде чем я успеваю рассказать всю историю о том, как Зизи победила их. Он толчком открывает дверь и направляется вниз по лестнице, делая два шага за раз.
Ой, ладно. Эй, подожди меня.
Иду вслед за ним, не хочу оставаться одна в этом пустынном офисном здании. Есть в этом месте что-то очень грустное: когда-то шумное и многолюдное, теперь оно пустынно. Я почти могу представить их голоса, эхом раздающиеся вокруг лестничной клетки; приглушенные сплетни, тайные споры, все что происходит вдали от любопытных офисных глаз.
Куда теперь? спрашиваю я, когда догоняю его этажом ниже.
Ты идешь домой, говорит он, ухватившись за перила и перемахнув вниз через целый пролет.
И это все? Ты спасаешь меня, а потом исчезаешь? я скольжу по покрытому линолеумом полу и бегу вниз по лестнице за ним. Мы на втором этаже. Остался только один этаж.
Именно так.
Он с громким стуком приземляется на мраморный пол первого этажа.
Я даже не знаю твоего имени, говорю я, он стоит перед пожарным выходом, который ведет наружу на улицу. Свет, струящийся сквозь пятнистое защитное стекло, погружает его в тень.
Он ждет и задумывается на секунду.
Этан. Меня зовут Этан, говорит он, наконец, и протягивает руку, я спускаюсь к нему на три ступеньки.
Я Петри. Но ты это уже знал.
Это хорошее рукопожатиесильное и уверенное. Зизи пробуравила мне весь мозг тем, насколько важно хорошее рукопожатие, как оно говорит тебе все, что нужно знать о человеке. Она говорила, что моесловно держишь мокрую рыбу, и заставляла меня практиковаться с ней до тех пор, пока она не была удовлетворена тем сообщением, которое оно доносит обо мне. И о ней.
Рукопожатие Этана говорило мне, что у него грубые рукимозолистая ладонь и жесткая кожачто странно для парня не намного старше меня. Грубая и теплая, словно он только что достал ее из кармана.
Как ты будешь добираться домой? спрашивает он, разжимая руку.
Думаю, на метро. Так же, как добиралась сюда.
Увидимся, поворачивается и открывает выход, нажав на плитку. Поток холодного воздуха врывается в дверь и сдувает волосы мне на лицо.
Снаружи темнее, чем я думала. Осенняя ночь приходит быстро.
Я сама справлюсь, говорю я, обхватив себя руками, чтобы защититься от холода. Мне не нужен эскорт.
По правде, я никогда не гуляла одна так поздно. Не только без Кьяры или Пиппы, но и без машины компании, которая привезет, меня и отвезет обратно. Зизи даже не знала об этой акции протеста. Я сказала ей, что собираюсь к Кьяре, чтобы делать домашнюю работу. Я не вынесла бы ее самодовольное выражение лица, если бы сказала ей что участвую в общественных беспорядках. Она бы, не останавливаясь, рассказывала о демонстрациях, которые возглавляла в свое время, «когда протесты что-то значили».
Этан промолчал. Он опять обернул свой серый шарф вокруг лица, вывел меня из переулка позади офисного здания обратно на улицу. Там было пусто, на улице не было ни одного человека.
Где все? спрашиваю я, посматривая вокруг. Одинокие фонари мигали, ужасно освещая улицу, продолжая работать даже после отключения электричества.
В ответ Этан указал взглядом вверх на большой бигборд.
Глянцевая актриса, одетая как полицейский улыбалась нам с бигборда.
Введен комендантский час, говорит она. Пожалуйста, расходитесь по домам.
Сообщение исчезло, и экран вернулся к показу объявления о предстоящих выборах. Заголовок гласил:
«Зарегистрируйтесь на голосование! Будущее в ваших руках!»
Под ним были размещены фото Харриса и Уолтера, двух лидеров партий, смотрящих друг на друга, как боксеры на ринге.
Комендантский час? Это значит, что у нас меньше часа, чтобы добраться домой.
Станция находится через дорогу. Все будет хорошо, говорю я себе. Я могу продумать, как вернуться домой. Кем он меня считает? Ребенком? Но тревожное покалывание на затылке говорит, что было бы неплохо обзавестись компанией. И, наверное, ему по пути.
Зал станции был почти пуст, когда мы зашли, только несколько пассажиров ждали свои поезда. Такое чувство, что комендантский час уже вступил в силу.
Я прикладываю запястье к сканеру, и двери открываются. Этан смотрит по сторонам и перепрыгивает заграждение.
Твоя религия имеет что-то и против опознавательных чипов? спрашиваю я.
Он поворачивается ко мне лицом.
Слушай, религия не при чем. У меня его просто нет, ясно?
Хорошо! говорю я, шутя, поднимая руки вверх. Просто знаешь, я никогда раньше не встречала человека, который мог бы иметь все это, но не хочет.
Теперь встретила. Он отворачивается и идет прямо к северной линии, даже не сверяясь с картой. Я не настолько уверенна, я в метро впервые за сегодня. Останавливаюсь и провожу пальцем в путанице цветных линий путь от станции, на которой мы сейчас, до ближайшей к дому. Но кажется, Этан точно знает, куда идет.
Ты не помнишь, когда взломали информационные щиты? спрашиваю я, когда мы останавливаемся на пустой платформе в ожидании поезда, который согласно электронной доске должен быть здесь через пять минут, впрочем, они так всегда говорят. Кто-то взломал эти доски в прошлом году, начав транслировать по всей транспортной сети революционные сообщения. Должно быть, им это надоело, потому что под конец они обратились к трансляции грубых высказываний и даже еще более грубой псевдографики. В конце концов их обезвредили, но с тех пор доски не могут нормально работать. Так как большинство получает информацию об изменениях в расписании движения через чип, то никто не беспокоился о починке щитов. И теперь они врут, вечно объявляя, что следующий поезд будет через пять минут.
Об этом говорили во всех новостях, продолжаю я, не получив ответа от Этана.
Он садится на железную скамью.
Ты немногословен, говорю я, присаживаясь рядом.
Ты болтаешь за двоих, отвечает он.
Своими словами он попал в точку, и я разворачиваюсь, собираясь встать, но он хватает меня за руку.
Я не имел в виду ничего такого, просто не привык общаться с людьми. Извини. Мне это нравится. Нравится слушать, как ты говоришь.
Я опять расслабилась на сидении. Он смог меня успокоить.
Я смотрю, как мыши носятся туда-сюда по рельсам.
Их здесь миллион, говорю я, находя тишину слишком невыносимой, чтобы оставлять ее незаполненной. Мышей.
Как их не давит поездами? спрашивает Этан.
Они чувствуют вибрацию на путях.
Не знаю точно, так ли это на самом деле, но Этан наклоняется вперед и смотрит на мышей. Они рассеиваются, и мгновение спустя рельсы начинают петь от прибывающего поезда. Он подъезжает, толкая перед собой пласт воздуха, и брошенные газеты танцуют вокруг платформы.
Двери с шипением открываются, и мы шагаем внутрь. Этан встал рядом с выходом, держась за черный поручень. Я снова сверяюсь с картой, всего четыре остановки.
Я сажусь и смотрю на пустые экраны, где раньше воспроизводилась видеореклама. Бортовая реклама стала бесполезной тратой времени сейчас, когда почти все подключены и могут блокировать рекламу своими собственными изображениями. Вместо этого, компании спонсируют людей. Им платят за то, чтобы они бродили по улицам, выглядя классно, и громко заявляли, как удивителен тот или иной шоколад, рекламируя свои бренды каждому, кто их видит. Я скучаю по рекламе. Некоторые из роликов были забавными, как тот, где огромный жираф гонялся за свиньей. Он заставлял меня смеяться, когда я была маленькой, хотя уже и не помню, что она рекламировала.
Я пинаю пятками основание сиденья, создавая лязгающий звук металлической решетки. Этан молчит.
Одну остановку проехали.
Я встаю и брожу вокруг, вглядываясь в темноту. Всего пару часов назад мы с одноклассниками направлялись на этом поезде в другую сторону. Они держали свои знаки и с волнением болтали. Прямо сейчас я бы предпочла даже осла Дэйва Карлтонатяжелой тишине с Этаном.
Две остановки проехали.
Я снова сажусь.
Так где ты живешь? спрашиваю я, нарушая тишину.
Недалеко от тебя.
А откуда ты знаешь, где я живу?
В тот день, когда ты ударила мальчика крышкой мусорного бака, я пошел за тобой до дома, чтобы убедиться, что он не попытается еще раз. Убедиться, что ты в порядке.
Шпионишь? улыбаюсь я, а он пожимает плечами.
Странно, но я не против, если бы какой-нибудь другой парень сказал мне, что шел за мной до дома, я бы позвонила в полицию. Но есть в нем что-то такое, что-то спокойное и безопасное. Конечно, я его даже не знаю, но я верю, когда он говорит, что хотел проверить, в порядке ли я. Вот почему я не возражаю, чтобы он сейчас проводил меня до дома..
Наконец моя остановка. Я встаю и вслед за Этаном выхожу из поезда.
Отсюда я сама, говорю я, когда мы выходим на улицу. Мои ворота прямо через дорогу. Но Этан все равно следует за мной.
Серьезно, здесь везде охрана.
Я показываю на камеру над воротами, она со скрипом движется, чтобы сфокусироваться на мне. За ней Фил, наш охранник.
Я провожу тебя до двери, говорит Этан, не аргументируя.
Слушай, это очень по-джентльменски, но, думаю, я сама справлюсь.
Он снова пожимает плечами. Я вздыхаю и кладу ладонь на считыватель.
Мы идем мимо больших деревянных домов, которые выглядят идентично, если не считать небольших изменений, которые люди внесли в своих садах. Это поселок компании, только для тех, кто работает в УайтИнк. Предполагается, что он создает чувство общности и гарантирует, что все мужчины и женщины компании являются счастливыми работниками. Он смоделирован по образцу одной деревни в Нидерландах, которая была названа счастливейшим местом в мире, вплоть до озера в центре и старомодных оранжевых уличных фонарей, выстилающих извилистый путь. Нам, в отличие от остальных жителей города, не приходится терпеть фонари на солнечных батареях.
Я живу прямо в верхней части улицы в единственном доме, который выглядит по-другому, потому что Зизи сказала, что не может работать с плохим фэн-шуй в своем доме.
Это мой, говорю я, когда мы добираемся до дома с огромным стеклянным фасадом и зеленой покатой крышей..
Дом, милый
И когда я обернулась, он убежал.
Подожди! кричу я ему вслед, но он не останавливается. Я топаю ногой по земле. Отлично, будь таким. Зачем ты вообще беспокоился? Почему просто не дал им попасть в меня электрошоком!
Вы ничего не сказали о том, что стреляли электрошоком в моего ребенка!
Я поворачиваюсь и вижу маму, стоящую в дверном проеме нашего дома, сложив руки на груди. И я понимаю, почему убежал Этан. Зизи смотрит на мужчину в полицейской форме, который, в свою очередь, ухмыляется, глядя на меня.
4-
Здравствуй, Петра, говорит полицейский.
Петри. Ее зовут Петри! огрызается Зизи, вставая между мной и офицером. Сколько еще раз я должна вам повторить? Вы могли, по крайней мере, узнать правильное имя моей дочери, если вы собирались приехать сюда, размахивая вашей дубинкой, как гигантским
Мы можем войти внутрь? кричу я, перебивая ее. Это достаточно неловко, и занавески дома номер три уже дергаются.
Что я говорила тебе о стыде, Петри? Зизи направила свой гнев на меня.
Что это патриархальное орудие самоистязания. Но давай
На самом деле, Петри, я бы хотел, чтобы ты пошла с нами, говорит полицейский.
Женщина-полицейский появляется в дверях позади него. Ее улыбка не отражается в глазах.
Вы действительно думаете, что можете так просто прийти и арестовать мою дочь без всяких оснований? Что конкретно она сделала? Зизи подошла и встала рядом со мной, положив руку мне на плечо. Хотела бы я, чтобы это проявление материнской заботы было только ради успокоения копов. Потому что я знаю, что, когда мы останемся одни, никакой поддержки не будет и в помине. Сейчас я не знаю, что будет хуже: быть арестованной, или выслушивать неизбежную лекцию от Зизи.
Наверное, нам лучше поговорить об этом в участке, миссис Куинн.
Мисс Куинн. Мисс! говорит Зизи. И вы, наверное, считаете, что имеете дело с идиоткой, детектив Ли, но я директор международной компании, поэтому вы не можете просто
Да, мисс Куинн, перебивает он, произнося «мисс», будто издеваясь. У нас есть доступ к вашим файлам. Креативный директор УайтИнк, создателя Глазури. Уверен, это очень впечатляет, но речь идет о вашей дочери. Сейчас она может пройти вместе с нами на допрос, или же, как бы банально это не звучало, мы можем арестовать ее и утащить в наручниках.
У вас есть ордер? спрашивает Зизи, а ее ногти впиваются мне в плечо. Она действительно испугалась, да и я тоже. Думала, мне сделают выговор, или, в крайнем случае, предупреждение, но если им выдали ордера
Глаза полицейского забегали по виртуальному пространству, но быстро вернулись в реальность.
Только что получил.
Нам не стоило приспосабливать Глазурь под полицейские нужды. Говорит Зизи, встряхнув головой. Я предупреждала Макса, что это будет использовано для нарушения прав граждан. И посмотрите, насколько я оказалась права.
Мы благодарны вам за ваш вклад в Столичную полицейскую службу, мисс Куинн. А сейчас, Петри, тебе стоит пройти с нами. Он указал на черную машину, припаркованную перед нашей подъездной дорожкой.
Одна она никуда не пойдет. Она еще несовершеннолетняя, вы в курсе? Поэтому я буду присутствовать на допросе. Я знаю наши права.
Конечно, все знают свои права. Все всё знают, вздохнул он и еще раз указал на машину. Так мы идем?
Мне нужно взять пальто, отвечает Зизи и бросается в дом. Когда она вернулась через несколько минут, на ней был зеленый военный пиджак. Тот самый, который она одевает, когда хочет показать солидарность с низшими слоями обществавеликолепно!
Голова поникла, мои ноги почти волочатся по земле, и я спускаюсь к ожидающему меня транспорту. Почему я не сдалась, вместо того, чтобы мчаться по крышам с каким-то чудаком?
Детектив Ли открывает для меня дверь, и, положив руку мне на голову, осторожно подталкивает меня внутрь. Мне в лицо ударяет запах новой машины, я говорю о спреях, которыми производители обрабатывают машины изнутри перед тем, как спустить их с конвейера. Запах торговой марки, как говорят. Так же как супермаркеты накачивают через кондиционеры запах только что выпеченного хлеба. Все делается, чтобы мы чувствовали себя лучше.
Не думаю, что когда-либо чувствовала себя хуже.
Зизи вскользнула за мной, детектив Ли и женщина-полицейский сели спереди. Двери захлопываются, и машина трогается. Сквозь тонированное стекло смотрю, как наш дом все уменьшается.
Что происходит, Петри? шипит мне Зизи. Кем был тот парень? И что случилось с твоей одеждой? Она впервые смотрит на мои окровавленные джинсы и оборванную футболку.
Ты знаешь о протесте, организованном Райаном МакМанусом?
Против закрытия школы?
Да. Ну, я вроде как участвовала и он, вроде как, вышел из под контроля. И я сбежала от полиции. А тот парень помог мне.