Нет, не выше.
О, так он не распространяется на таких людей, как вы? Поговорим о праве на привилегии. Позвольте мне сказать вам, мистер Уайт
Вы знаете настоящее значение слова «привилегия», детектив Ли? говорит Макс, прерывая Ли. Я так не думаю. Немногие люди имеют в наше время классическое образование. Возможно, вам стоит посмотреть его. Идем, Петри.
Я встаю, полностью подчиняясь инструкциям Макса.
Оставайтесь на месте, рявкает Ли, и у меня подгибаются колени. К Ли возвращается его спокойствие.
Петри Куинн, в соответствии с разделом 29B Закона об уголовном правосудии 2017 года, я выдаю вам ордер о гражданском неповиновении.
Не будьте смешным, фыркает Макс, и хватает меня за руку, его кожаная перчатка скрипит.
Теперь у нас есть выбор, говорит он, поворачиваясь к Зизи. Мы можем оставить Петри под стражей до суда, который, учитывая, как мы завалены после сегодняшних событий, может состояться через неделю или две. Или мы можем сейчас вставить ей пустышку, и вы все сможете пойти домой.
Что такое пустышка? говорю я. Что он имеет в виду?
Зизи вдыхает, между ее сжатыми губами свистит воздух. Я отсюда слышу, как скрежещут зубы Макса.
Пустой чип? глаза Зизи затуманиваются, когда она получает доступ к данным. Почему никто не рассказывает мне, о чем они говорят?
Ли жалеет меня и объясняет:
Это простая процедура, которая сводит на нет необходимость любого приговора. Это означает, что мы можем отслеживать вас, контролировать вашу деятельность, но Ли поворачивается к Максу, Это будет означать запрет доступа к Глазури на пять лет.
Подождите, говорю я, переводя взгляд с Макса на детектива. Вы не можете запретить мне. Я же еще даже не подключена.
Зизи покусывает палец, переводя взгляд с Макса на Ли и снова на Макса. Макс уставился на дверь и никто не смотрит на меня.
Итак, говорит Ли, что будем делать?
5-
Покачиваясь, я следую за Ли из комнаты. Моя голова словно наполнена бетоном: тяжелая и плотная. Кровь стучит в моих ушах так громко, что я не слышу, что говорит Зизи, только вижу, как шевелятся ее губы. Отворачиваюсь, не в силах даже смотреть на нее.
Я умоляла ее попытаться оспорить это, дать Максу натравить на полицию его супер-адвокатов, кричала о несправедливости всего этого, но она проигнорировала меня. Макс тоже пытался ее урезонить. Он говорил, что может все исправить, что она не должна перекладывать свои проблемы с ним на меня. Зизи возразила, что это никак не связано с ним и что это ее решение, а не его.
Ты права, сказал Макс голосом, гладким, как мрамор, ты ее мать. Так почему бы тебе хоть раз не поступить, как мать?
Это только подтолкнуло ее.
Сделайте это, сказала Зизи Ли. Сделайте это сейчас же.
Макс сдался и выглядел отреченным, словно я трачу его драгоценное время. Что я, собственно, и делала. Он занят проверкой своих материалов и, если я хорошо его знаю, уже вернулся к работе.
Зизи говорит со мной, по-видимому, пытаясь объяснить. Все, что я слышу, это белый шум.
Ли игнорирует их обоих и идет вниз по коридору. Ведет меня к моей судьбе. Он останавливается перед дверью, вводит набор цифр, у меня не хватает даже сил, чтобы понять каких, и отходит в сторону. Какой у меня выбор? Я вхожу.
Зизи пытается последовать за нами, но Ли останавливает ее, подняв руку. Она морщится, когда дверь закрывают, они с Максом остаются вдвоем.
Ли поворачивается ко мне. Он улыбается, ласково, как медсестра, которая собирается делать укол, словно то, что он собирается сделать, хоть и больно, но только для моего блага.
Он что-то говорит, хотя я все еще ничего не слышу, и показывает мне за спину.
Я оборачиваюсь.
Я знаю, как выглядят официальные магазины чипов. Я ходила с Кьярой, когда она получала свой. Магазин был сияющим белым маяком, мимо которого невозможно пройти, войдя в торговый центр. Заливающий светом третий этаж и громкой музыкой бездушный атриум. Он звал меня, как Сирена.
Мы простояли в очереди три часа, прежде чем Кьяра попала в одно из четырех больших кожаных кресел, которые выглядели как будто из старомодной цирюльни: белые и хромированные. В подголовнике была дыра, чтобы дать оператору доступ к задней части головы. Я смотрела, как Кьяра села и положила голову на подголовник. Оператор, одетый в бледно-голубую футболку с логотипом Глазури в виде трех перекрещивающихся треугольников на груди, откинул ее волосы и поместил пистолет у основания ее черепа. Шипение сжатого воздуха, глухой стуквот и все, Кьяра получила чип.
Ей дали бесплатную футболку, сказали подождать два часа, прежде чем пытаться получить доступ к Глазури, и отправили домой.
Это место абсолютно не такоеоно маленькое и серое с единственным окном высоко в стене, выходящим на серое небо. Старая камера, предназначенная, полагаю, для чипирования людей.
В центре комнаты огромное кресло, за ним стоит женщина, одетая в полицейскую униформу, а не в футболку УайтИнк. И она не улыбается.
Садись, Петри, это недолго, говорит Ли. Мой слух, наконец, вернулся.
Я пячусь от стула в угол камеры, тряся головой.
Вы не можете, говорю я. Вы не можете сделать это со мной! кричу я и пытаюсь уцепиться за стену пальцами, но там не за что держаться, только облупленная серая краска.
Это правильный выбор, Петри. Несколько недель в учреждении для малолетних преступников в ожидании своего шанса встретиться с судьей только для того, чтобы все равно получить чип? Твоя мама просто пытается защитить тебя.
Она пытается защитить только себя, кричу я. Не дай бог ей придется перенести такую трагедию, как дочь, сидящая в тюрьме.
Ли наклоняет голову и обеспокоенно смотрит на меня:
Давай, Петри. Это всего на пять лет, а потом
Всего пять лет? ору я. Да это практически пожизненно!
Он делает шаг ко мне, я только плотнее вжимаюсь в стену. Отсюда некуда бежать.
Вы не можете продолжаю повторять снова и снова.
Но он может и осторожно хватает меня за запястье и тянет к креслу, где женщина настраивает оборудование, Ли производит успокаивающие звуки, будто пытаясь утихомирить испуганную лошадь.
Это неизбежно. Я, эта комната, женщина в резиновых перчатках с пистолетом для чипирования в руке. Больше всего на свете хотела получить чип, и сейчас я его получу. Только вместо того, чтобы дать мне все, что я хотела, он все это заберет. Правильно говорят, будьте осторожны в своих желаниях. Я пытаюсь смеяться, но получается сдавленное карканье.
Пустышку уберут только через пять лет. «Всего пять лет», говорят они, будто это не так уж и много. Мне будет около двадцати одного к тому времени, как я смогу получить доступ к Глазури. А какая тогда уже будет разница? Единственной моей мечтой было подключитьсятеперь я никогда не смогу этого сделать. Это как остаться в этой камере навечно.
Пошатываясь, приближаюсь к креслу, и его очертания растут, становясь слишком большими для такой маленькой камеры. В моем воображении оно превратилось в электрический стул, и меня ведут навстречу моему приговору.
Я громко смеюсь, а по моим щекам текут слезы. Ли и палач обмениваются обеспокоенными взглядами; они думают, что я сумасшедшая, помешанная. А чего они ожидали? Что я счастливо пойду навстречу судьбе, когда они крадут самые важные годы моей жизни?
Но знаю, что сопротивляться бесполезно. Я здесь бессильна. Я всего лишь ребенок.
Женщина с пистолетом обходит меня и кладет руку мне на лоб. Я чувствую мягкость резиновой перчатки на своей коже. Она убирает волосы с моей шеи, и я вздрагиваю, когда металл плотно прижимается к верхней части моего позвоночника.
Вдохни, говорит женщина.
Я подчиняюсь, слышу шипение воздуха и теряю сознание.
6-
Запрет на шесть месяцев! Ох, Райан, что же ты будешь делать?
Ну, все будет нормально. Наверное, буду жить перед телевизором, смеется он.
Я поднимаю взгляд от книги, которую якобы читала, на Райана с Эмми и Пиппу с Карлом, сидящих в комнате отдыха. Эти четверопоследние сильные пары школы. Они излучали самодовольство. Я думала, что Кьяра и Карл будут вместе, после того как увидела их на протесте. Но, как оказалось, у Пиппы на это были другие планы.
Так что случилось? спрашивает Карл. Они записали наши имена и всё, нас отпустили. После этого мы тебя не видели.
Нет, я вырвался оттуда, вы знаете? Я не знал, как это можно остановить.
Но потом вас с Петри схватили? спрашивает Пиппа, удивительно, что она еще помнит о моем существовании.
Да, верно.
Эмми обвивает руками шею Райана и всхлипывает, уткнувшись в нее. Он откидывает ее волосы и, взглянув через ее плечо, ловит мой взгляд. Мы не разговаривали с того дня, как меня арестовали, и сегодня я впервые услышала, что ему закрыли доступ в Глазурь. Это меньше чем он заслуживает, после того как сдал меня.
Он улыбается своей обычной кривой усмешкой, которая раньше немного вгоняла меня в дрожь. Но сейчас мне захотелось его ударить. Часы над дверью показывают 12:44, с начала обеденного перерыва прошло четырнадцать минут и уже хочется, чтобы он закончился.
В прошлом я смотрела, как минутная стрелка отсчитывает моменты между мной, которой я была, и мной, которой я собиралась стать. Той мной, которая неожиданно станет классной и популярной, за профилем и каждым словом которой будут следить пять тысяч людей. Вся моя жизнь была сосредоточена на подсчете этих секунд. Сейчас же каждый тик напоминал, что это будущее никогда не наступит, что я навсегда останусь первой мной.
Эмми пыталась успокоиться и шептала что-то Райану на ухо. Он покраснел и поднял руки, прося Эмми и остальных приостановиться, указывая на меня. Эмми нахмурилась, когда Райан направился ко мне. Я поспешила вернуться к книге и перевернула страницу.
Эй, говорит он. Хорошая книга?
Не очень, отвечаю я, не отрываясь от нее.
Слушай, Петри, насчет полиции. Я сказал им твое имя только потому, что беспокоился, что с тобой что-то случилось, и попросил их проверить, в порядке ли ты. Если бы я знал, сколько у тебя будет неприятностей из-за этого, я бы держал свой глупый рот на замке.
Я, наконец, оторвалась от книги, которую не читала, и посмотрела на него. С большими карими глазами и морщинками на лбу он, конечно, выглядел так, будто ему жаль. Холод у меня внутри совсем немного ослаб.
Ты испугалась? он садится рядом и наклоняется вперед. Когда полиция тебя арестовала?
Я была потрясена.
Ха-ха! смеется он. Я поморщилась, не знаю, почему мой ужас показался ему смешным.
Потрясена. Петриты такая смешная, он легонько толкает меня локтем. И ты даже не понимаешь этого, вот что мне в тебе нравится.
Я вяло рассмеялась. Лед внутри превратился в кипящую лаву.
Я тоже испугался. Мне, наверное, не стоит это говорить, но когда полиция меня поймала, меня стошнило. Вот насколько я испугался.
Тебя? невольно открываю рот от удивления.
Честно, он поднимает руку, как бы давая клятву. В полицейской машине.
Нет!
Да. Они были не особо довольны.
Представляю. Зеленое на их черно-белом.
Райан засмеялся, и я заметила, что смеюсь вместе с ним, не обращая внимания на горящие взгляды со стороны Эмми.
Смешно. Стоит это запомнить. Но никому не говори, хорошо? В смысле, если люди об этом узнают, моей репутации от этого лучше не станет.
Мой рот на замке, говорю я, заливаясь румянцем от того, что он доверяет мне свой секрет.
Ты круче всех, Петри, говорит он, хлопнув меня по плечу. Я знал, что могу на тебя положиться.
Эй, я ведь все-таки человек-калькулятор!
Ха-ха, еще одна хорошая шутка! Он смеется и поднимает руку, чтобы дать пять.
Увидимся позже, калькулятор, он мне подмигивает и улыбается, возвращаясь обратно к Эмми.
Звонок обозначил окончание перерыва, а я была за дверью.
Петри!
Мое имя подхватило эхо в коридоре. Я остановилась и развернулась, Кьяра меня догнала и обнимает так, будто выполняет один из захватов в регби. От нее пахнет яблоком и корицейименно эти духи я помогла ей выбрать в Селфридж. Когда она, наконец, отцепилась, ее брови опустились, выражая сожаление.
Я слышала о пустышке. Пять лет! О, Пет, мне так жаль!
Меня уже месяц никто не называл, Пет, мои губы дрогнули от нахлынувшей нежности. Я все еще не довольна тем, что она игнорировала меня в эти последние несколько недель, но сейчас я действительно могу побыть с другом.
Ну же, давай сбежим. Как в старые времена. Мы ведь пропустим только математику, и мистер Адамс, который ставит тебя в угол из-за того, что ты его поправляешь, это не то, что тебе сейчас нужно.
Если бы я начала говорить, я бы заплакала, поэтому я кивнула и дала Кьяре провести меня по коридору. Мы остановились перед выходом проверить, нет ли поблизости учителей, а потом выбежали наружу. Спортивная площадка была в еще худшем состоянии, чем когда я была здесь в последний раз: бледно-голубой пластик на лестницах облупился, а качели выглядели так, будто одно из сидений пытались поджечь.
Большие буквы «ББ» были нарисованы практически везде.
Что это значит? спрашиваю я у Кьяры, указывая на надпись на дорожке.
О, это значит «Без Будущего». Вот что эти анархисты нарисовали повсюду.
Вандалы.
Вандалы, из-за которых отрубили свет.
Это были они? спрашиваю, я думала, что это был просто сбой в подаче электричества.
В последнее время количество таких отключений увеличилось, и я слышала, что это объясняли нехваткой нефти. По крайней мере, так нам говорили, когда установили на всех улицах светильники на солнечной энергии, и люди начали жаловаться потому, что те плохо работали зимой.
Нет, они взломали электрический щит. Мама говорит, что они направляли требования правительству по поводу того, в чем им отказывают. Им нужно больше школ. Или меньше? Не помню точно. Она вытащила ручку и начала подрисовывать надпись на одном из столбов. Когда она убрала руку, там красивыми буквами с завитушками было написано: «Бесконечность»
Вот как. Детектив, который арестовал меня, хотел знать, не с ними ли я.
Ты? скептически спрашивает Кьяра, а потом начинает смеяться. Это нелепо.
Именно это я им и сказала.
Я села на сиденье, которое было испорчено меньше, и начала раскачиваться. Ржавые цепи были влажными от утреннего дождя, но сиденье осталось сухимзначит, что до меня тут уже кто-то сидел. Кьяра взобралась на покореженное, обгоревшее сиденье и оттолкнулась.
Мы немного покачались в тишине.
На что это похоже? спросила она.
Что, похоже?
Пустышка. Ты ее чувствуешь?
Не совсем. Поначалу я могла увидеть перед глазами логотип компании. Знаешь, как когда слишком долго смотришь на солнце. Три тусклых треугольника, двигающихся по кругу. Но сейчас я даже их не замечаю, я опускаю взгляд. Я надеялась, что с чипом буду видеть хоть что-то. Что-то полезное: дату и время или мое местонахождение. Хоть что-нибудь, что угодно, но когда логотип исчез, не осталось ничего.
Знаешь, тебе повезло.
Что? я оборачиваюсь к Кьяре, раскачивающейся туда-сюда.
Глазурьэто еще не все. Я подумываю над тем, чтобы удалить чип.
Что? Почему?
Она спрыгнула со средины подъема и неудачно приземлилась. Я слезла и попыталась помочь ей встать на ноги. Она сидела в грязи и смеялась.
Ты в порядке? спрашиваю я, имея ввиду ее поврежденную лодыжку.
Нет, не совсем, ее улыбка угасла. В смысле, я не знаю, что со мной не так.
Я понимаю, что она говорит это не о лодыжке.
Помнишь, я не ходила в школу в прошлом месяце?
Когда у тебя была ангина? спрашиваю я.
Да, только это была не ангина. Разве только ее можно получить от желудочного зонда.
О чем ты?
Я пыталась покончить жизнь самоубийством.
Она сказала это так, будто это абсолютно нормально. Будто она всего лишь накрасила ногти новым лаком. Или запала на кого-то. У меня перехватило дыхание, и я опустилась на мокрую землю рядом с ней.
О, не волнуйся, говорит она, откидываясь назад и смотря на тучи. Это была хреновая попытка. Видимо получить передозировку ибупрофеном действительно трудно. Кто бы подумал.
Кьяра, я я Почему?
Она закрыла глаза и еще больше отклонила голову назад, будто принимая солнечные ванны, вот только солнца сегодня не было.
Доктора сказали, что у меня депрессия.
Ну, еще бы! говорю я. Награда за высказывание очевидного присуждается докторам.