Каждую ночь сон приходил все труднее и труднее. Я по полночи ворочалась на матрасе, думая о том, что, судя по всему, совершила очередную глупость. Сейчас мы бы уже были дома. Разошлись бы по разным сторонам, и каждый занялся бы тем же, чем был занят до этогожил своей жизнью. Правда, одно я знаю точнопо ночам, когда ты оставался бы наедине с собой, воспоминания мучили бы тебя, изводили, делали твою жизнь совершенно невыносимой. Днем тебя, конечно бы, донимали мысли о том, что ты знаешь, что где-то трава зеленее и вода слаще, а ты прозябаешь тут. От этого тоже не становилось бы легче. Все равно как ехать на автобусе, совершенно в противоположную сторону, нежели тебе нужно, и понимать, что ты едешь совсем не туда, но продолжать сидеть на своем месте только потому, что ты уже оплатил билет. Я не хочу ехать не туда. Лучше пешком, но в верном направлении. А еще мне становилось все хуже и хуже. Почти как физическое недомогание, я ощущала острую нехватку Никто. За все время, что я заморозила океан, он ни разу не появился, хотя бы для того, чтобы поинтересоваться, какого, собственно, лешего я тут нагородила? Словно ему не было до этого никакого дела, словно стало совершенно все равно, и взорви я тут атомную бомбу, он бы пожал плечами и пошёл дальше по своим делам. А что, это мысль!? Жаль только, что мы с Владом не переносим радиацию, а так было бы весьма эффектно. Этакий звонок в дверь, чтобы разбудить заспавшегося хозяина дома.
Я поднялась и села на кровати, оглядывая иглу. Я уже научилась делать их маленькими, и теперь полок был в двух метрах от пола, как и положено, что несказанно злило Владаон все время опасался задеть его затылком, хотя у него был запас сантиметров пять (ну, может чуть меньше). Наверное, сейчас где-то часа три ночи. Влад и Яшка спали. В иглу было тепло и темно. Костер мы давно потушили, и даже угли давно угасли и остыли. Мне было совершенно не до сна, я даже не прикорнула ни на секундочку. Разум был бодр и засорен мыслям о Никто.
Я оделась и очень тихо вышла на улицу. Мороз сразу же схватился за меня ледяными лапами, и стало совершенно не уютно. Ну и прекрасно. Ну и замечательно. Это мне и нужно. Пусть не будет уютно, пусть не будет тепло. Так, по крайней мере, меньше думается об огромном чудовище, которое стало для меня недосягаемым. Словно Моби Дик, он призрачно маячил где-то далеко, становясь назойливой идеей, призраком который откуда-то, куда не добраться, не заглянуть, управляет моими желаниями как кукловод. Он, чем бы он ни был, смог залезть мне под кожу, забраться в тайный уголок меня и теперь терзал меня, грубо и безжалостно вытягивая нити моей души, сматывая их в клубок и выжидательно глядя на то, как же я поведу себя. Там, где чувства, логики нет. Влад праву меня нет причин скучать по нему и все же, я скучаю. С логической точки зрения я должна бежать от него, а меня все сильнее тянет к нему. Ничем я не могла это объяснить, и уже перестала это делать. Просто фактчем дальше он от меня, чем дольше его нет, тем хуже мне становится. Тоска по нему похожа на жажду, а я словно посреди огромной пустыни без капли воды. Внутри, где-то за сердцем, горела тоска, и пламя ее, синее, жгучее немилосердно жарило мое нутро, и я уже не боялась его гнева за то, что сделала, за то, что ослушалась. Теперь я точно зналая до безумия хочу прикоснуться к темно-серой коже, провести пальцем по узорам, почувствовать тонкую перчатку на своей спине, я увидеть рот, разделяющий на две части, узкое серое лицо безжалостного зверя.
- Чего же ты ждал от меня? Неужели и правда думал, что я уйду?тихо спросила я, чувствуя, как холодный воздух проникает в легкие, согреваясь там.Приходи. Пожалуйста. Я очень хочу увидеть тебя.
Я вглядывалась в безграничную ледяную пустыню, высматривая его образ, рисуя его тело в своем воображении, всей душой желая увидеть глазами то, что так отчаянно просит моя душа.
Его не было.
Я долго стояла и ждала, но он так и не появился. Странно, плакать мне не хотелось, хотя у меня частенько глаза на мокром месте, но сейчас мне просто было невообразимо тоскливо. Внутри росла черная дыра, и она съедала меня изнутри. Я окинула взглядом заснеженные холмы, возвышающиеся на фоне бесконечно-черного неба, и поняла, что мне здесь больше не хочется быть. Пустыня прекрасна, но и для нее должен быть предел.
Я закрыла глаза и притворила в жизнь то, что, как мне казалось, должно было помочь нам как можно быстрее выбраться отсюда. Я вернулась обратно в дом и заснула лишь к утру.
***
Еще с вечера мы оставили несколько бревен для утреннего костра. Чтобы не будить меня (Влад жаворонок, а я сова), Влад запасся водой и чаем (кофе у меня так и не получался, даже растворимый), и, проснувшись, первым делом развел костер и поставил кипятить воду. Он недовольно смотрел, как чаинки окрашивают воду в янтарно-коричневый и думал, что кофе я не делаю намеренно. Это не правда. Я действительно хотела, но каждый раз удивительным образом получался чай, хоть ты тресни. Причем каждый раз разный: черный, зеленый, улун, матэ, крупнолистовой, мелколистовой, ягодный, мятный, с жасмином или бергамотом. Что угодно, только не кофе. Один раз даже получилось молоко. Наверное, по Фрейду это что-то значило, но я не Зигмунд, а потому сие оставалось для меня загадкой. Яшка тоже проснулся и сидел рядом с ним, грея в тепле костра тощие ладони. Они время от времени перебрасывались короткими фразами, вернее, Влад что-то говорил, а Яшка делал многозначительные выражения лица, но по большей части утро проходило в молчании.
Когда голод уже изрядно дал о себе знать, Влад все же разбудил меня. И почему мы не додумались оставить еще и завтрак? Поднималась я тяжело и определенно не в самом радужном настроении. Тоска утром никуда не исчезла, а с еще большим остервенением принялась за мое нутро. Как голодная собака на цепи она грызла меня, да так усердно, словно намеревалась прикончить меня еще до конца дня.
Я собралась с мыслями, теми, что еще оставались, и принялась творить завтрак. В результате мы ели пережаренные до черноты тосты и кукурузные хлопья на подкисшем молоке. Влад понимая, что настроение мое сегодня близко к катастрофе, не рискнул поиздеваться надо мной во весь свой безграничный потенциал, и ограничился лишь просьбой о двух рулонах туалетной бумаги, на случай, если желудок не победит завтрак. Я лишь коротко кивнула, и бумагу сделала. На этом наш завтрак закончился. Мы начали одеваться. Пока шел этот долгий и весьма поднадоевший всем процесс, мы не обмолвились ни словом. Яшка приспособился очень ловко залетать в зимний костюм, а потому вышел раньше нас, но тут же вернулся с глазами как два прожектора, указывая на что-то на улице. Влад немного напугался:
- Что случилось?он начал одеваться быстрее, не сводя глаз с Яшки, но оно только скакало на месте.
- Ничего там не случилось,сказала я, тяжело выдохнув.Я придумала нам транспорт.
Влад удивленно посмотрел на меня.
- Правда?
Я качнула головой, даже не глядя на него.
Влад, все еще глядя на меня, решил промолчать, но по лицу его стало понятно, что он заинтригован. Он быстро натянул на себя обмундирование и вышел наружу. Я не торопилась входить, поскольку знала, что выбор мой так или иначе подвергнется критике Владислава Игоревича, а утреннюю порцию острот моя нервная система сегодня не выдержит, и дело может кончиться руганью. Но время, хоть тяни его, хоть нет, неизбежно выходит, и я вылезла из иглу на утренний мрак.
Влад стоял, засунув руки в карманы куртки, и смотрел на творение моих рук, а Яшка боязливо оббегало вокруг него уже, наверное, в сотый раз. Я встала рядом с ним и громко выдохнула, поднимая в небо клубок белого пара. Некоторое время мы стояли плечом к плечу и молча смотрели на то, как Яшка с опаской подбирался к огромным колесам, словно боялся, что они могут укусить его, обходил огромный капот, с подозрением посматривая на брутальный бампер, и пытался заглянуть в кабину, что, естественно, не получалось, потому как она довольно высоко. Влад задумчиво потер подбородок и сказал:
- Лера, что у тебя вообще в голове творится?
Я лишь пожала плечами. Он, даже не глядя на меня, понял мой ответ и продолжил:
- А почему именно «Урал»?
Я опять пожала плечами и тихо добавила:
- Наверное, в каком-нибудь фильме видела.
Теперь Влад кивнул, всем своим лицом изображая задумчивое «А».
Наверное, и правда видела, потому как никогда не имела личного контакта с тяжелой военной техникой и, уж тем более, не могу объяснить, почему из всего ее огромного разнообразия выбор пал именно на него. Он не был болотно-зелёного цвета, каким обычно красят эти машины, а был раскрашен в камуфляж, но не коричнево-зелено-черный, а серо-бело-черный, что очень шло огромному гиганту, но все равно выглядел он каким-то диким. Словно вышел из леса к людям в поисках еды. Смотрел на нас круглыми фарами и молчал. Господи, о чем я только думала? И тут до меня дошло, что я действительно думала непонятно чем, ведь помимо того, что он выглядит здесь, мягко говоря, не уместно, им еще и нужно уметь управлять.
- Слушай, - начала я очень аккуратно.А ты случайно не пробовал кхм ну, может тебе доводилось
Влад повернулся ко мне и смотрел на то, как я мучаюсь, подбирая слова, пытаясь как можно деликатнее объяснить тот факт, что я в очередной раз сделала что-то, не подумав. Кому-то нужно сидеть за рулем, и этот кто-то, должен как минимум уметь тронуться с места. Его забавляло то, как я не могу открыто признать очевидный фактесли никто из нас не имеет водительских прав категории «С», ну или хотя бы не жил в деревне с дедом, у которого была возможность сажать тебя за руль этого агрегата, то все мои старания попросту бесполезны. Он улыбнулся и сказал:
- Расслабься, у меня открыты все категории.
- Иметь права со всеми открытыми категориями и уметь водить, это немного разные
- Я умею. Я сдавал сам. Правда, сдавал.
Я удивилась.
- Чего это? Разве дети богатых родителей не получают права, как открытку к восемнадцатилетию?
- Некоторые гораздо раньше, но не суть. Свое восемнадцатилетие, если ты помнишь, я встречал в другом месте, а когда вернулся, мне стало скучно, нужно было чем-то занять себя, и я учился. На самом деле учился.
- Ты сдавал на права, когда вернулся в реальный мир? Будучи уже взрослым дядькой? Кстати, сколько тебе лет?
- Именно так. Говорю же, мне было скучно.
- Не уходи от ответа.
- Вообще странно, что это вопрос заинтересовал тебя только сейчас.
- Я настаиваю.
- Настаивай, пожалуйста. Кто же не дает?
- Не скажешь?
Он вздохнул.
- Мне тридцать, Валерия.
Повисло молчание. Потом я заговорила.
- А выглядишь намного старше.
- Знаю. Чертова генетика, ничего не поделаешь.
Я снова замолчала, думая о том, как интересно узнать о человеке такую простую вещь, спустя такое количество времени и приключений.
- Значит, ты справишься с этой штуковиной?
- Спрашиваешь!? Я на таком сдавал экзамен.
Я посмотрела на Влада и увидела, что он улыбается. Впервые за эти три дня, что над нами дамокловым мечом висел наш последний разговор, он впервые улыбнулся. Искренне. Мой подарок пришелся ему по душе.
- Поехали,скомандовал он и потер руки, а потом побежал к машине, словно ребенок к новогодней елке. Я, сама того не замечая, побежала за ним, стараясь угнаться за быстрыми длинными ногами. Яшка ошарашено смотрел, как Влад открывает тяжелую дверь и залезает в кабину.
- Яшка, запрыгивай внутрь,крикнул Влад, но Яшка лишь махал головой, все больше и больше округляя глаза.
- Яшка, это не страшно,сказала я, подбегая к кабине с другой стороны.Влад, дверь не открывается!крикнула я.
- Сейчас, подожди!
Он открыл дверь изнутри, и она тяжело распахнулась.
- Ну же, идем,сказала я Яшке, у которого вот-вот намечался инфаркт. Он смотрел на нас и вероятнее всего представлял, как мы, посадив его в кабину, тут же высочим из нее и пустим автомобиль накатом.Он только выглядит жутко, но на самом деле в нем тепло и уютно (ну, это весьма сомнительно). Залезай.
- Яшка, или ты едешь с нами, или остаешься здесь один,крикнул Влад из кабины.
Четырехногому ничего не оставалось, как подчиниться. Он, дрожа всем телом, залез внутрь и сел на сиденье между нами с Владом, я же сидела с пассажирской стороны. А когда Влад завёл мотор, и тот зарычал, утробно, низко и ужасно громко, бедное существо закрыло глаза и вцепилось руками в сиденье, дрожа как осиновый лист. Зато Влад был вне себя от восторга. Он радостно завопил что-то нелитературное, выжал сцепление, включил передачу и отпустил ручник. Монстр, не побоюсь этого слова, рванул с места, разметая рыхлый снег из-под колес. Яшка побледнел, а я непроизвольно завизжала и засмеялась. Огромная неповоротливая на вид машина ожила, превращаясь во что-то мощное, сильное, но податливое к людскому прикосновению. Грузовик набирал скорость, рассекая ледяную пустыню, словно дикий зверь, сорвавшийся с цепи. Я вцепилась в ручку, Яшка намертво прирос к сиденью, костяшки его пальцев побелели, и казалось, что сейчас он вырвет клок из обивки. Нас немилосердно трясло, да так, что кишки просачивались сквозь желудок и маячили где-то в горле.
- Влад, давай немного потише!крикнула я.Трясет очень!
Он глянул на меня глазами пятнадцатилетнего мальчишки, которому отец впервые дал свою машину на весь вечер. Глаза его светились, улыбка, глупая, но счастливая, растянула прекрасный рот в очаровательной улыбке.
- Ладно!кивнул он.
Приходилось орать, чтобы услышать другу друга, ведь мотор был на редкость звучный, а изоляция, по всей видимости, оставляла желать лучшего, но в этом была своя романтикапосле стольких дней, проведенных в гробовой тишине, было непривычно и безумно радостно услышать звук чего-нибудь, не относящегося к живой природе. Чего-то, сделанного руками человека.
Когда Влад сбросил скорость, тряска заметно убавилась, да и говорить можно было, не надрывая горло. Я и Влад одновременно посмотрели на Яшку. Оно все еще не смело открыть глаза. Мы с Владом захохотали в голос. Понимаю, нехорошо смеяться над чужими страхами, но выглядело это очень смешно. Я переборола свое отвращение и взяла ледяного от страха Яшку за руку. Оно открыло глаза и посмотрело на меня.
- Не бойся,сказала я.Это правда не опасно. Все будет хорошо.
Яшка кивнуло, но в руку вцепилось до боли.
Мы преодолевали километры за километрами, периодически забираясь на снежные барханы. Владу не терпелось показать нам, на что способен этот агрегат, но после того, как после очередной кочки Яшка чуть не сломало мне кисть, я попросила Влад придержать коней. Влад снова кивнул. Это не испортило ему настроения. Думаю, ничего не смогло бы сделать это сейчас. Он был счастлив. С машиной он управлялся ловко, и было видно, что старый грузовик очень нравился ему. Очевидно, он находил какое-то очарование в старой военной технике, или просто наслаждался тем же, что и ячем-то созданным человеком.
За окнами пролетали заснеженные барханы и ледяная гладь. За утро мы покрыли такое расстояние, какое не осилили бы и за неделю беспрерывного пути. Это тоже радовало. Кабина нагрелась, мы поснимали куртки, штаны. Яшка, наконец, выпустило мою руку и осмелело до того, что начало оглядываться по сторонам, изучая интерьер, который, к слову сказать, был более чем брутален. Насчет уюта я, пожалуй, сильно приврала. Приборная панель служила исключительно для пользы и, судя по всему, была вырублена тесаком из металлического монолита, человеком, незнакомым со словом «красиво». Кресла были мягкими, но при этом совершенно не амортизировали, так что на задницу, позвоночник и зубы приходилась такая ударная мощь, что кости звенели. Я периодически посматривала на Влада и видела, как он улыбается. Его трясло, подбрасывало, но улыбка его расцветала до ушей всякий раз, когда на кочке он колотился затылком о потолок.
Мы ехали весь день, и когда пришло время останавливаться на ночлег, мы были рады вылезти из машины. Яшка, умудрившись перескочить через меня, вылетел первым. По его глазам мы поняли, что его больше не заманишь в эту жуткую смесь железа, стекла и бензина.
- Ну, Валерия, порадовала,сказал улыбающийся Влад, вылезая из машины. Он все еще находился под впечатлением, хоть и уставший. Я тоже была довольна. Впервые за долгое время меня не мучили мысли о Никто. Наверное, их просто вытрясло отечественным автопромом.
На радостях я снова соорудила нечто примечательноеиглу был таким же большим , как и в первый раз, с такой же планировкой, но теперь я сделала нечто новое - одна из стен (если бы тут были стены) превратилась в огромное французское окно, высотой не меньше двух метров, а сами стены уже не были прозрачными, они были плотными и белыми, словно матовое стекло.