Она закуталась в лёгкий плед из тончайшей шерсти и нашарила в темноте домашние туфли. Разумеется, искать любовных приключений она не пошла. С самого детства был только один человек, к которому можно пойти, чтоб избавиться от глупых сомнений и страха.
В кабинете уже не горел свет. Рона на всякий случай тихонько постучала, но ответа не последовало, и она направилась по коридору дальшев сторону его личных комнат. Пугая случайно проходящую редкую прислугу экстравагантным нарядом из пеньюара, пледа и тапочек, и наплевав на то, как это может выглядеть со стороны, она на цыпочках подошла к знакомой двери, и постучала.
Кто? ответил безнадёжно-усталый голос.
Вместо ответа она вошла. Эйлас сидел за столомуменьшенной копией монументального письменного в кабинетеи безнадёжно смотрел в какой-то исчерканный лист. При виде её он отложил документ и улыбнулся, так что в глазах засветились добрые золотые искорки. Хотя может быть, в них просто отразилось пламя свечей, колыхнувшееся из-за открытой двери. Рона молча подошла. Как же ей этого не хватало! Сумасшедшие дни, потеря любовника, какие-то неимоверные авантюры, предательство, ложь, перманентная ложь со всех сторони всего этого столько, что даже времени не находилось пожелать дяде спокойной ночи.
Доброй ночи, дядя Эйлас, сказала она, доверчиво целуя его в щеку, уже покрывшуюся колючими щетинками.
Не спится? Не уходи, посиди со мной, попросил Эйлас, и она с радостью плюхнулась на низкую широкую кроватькак в детстве. Только в отличие от тех, давних лет, дядя не стал посылать слугу за чашкой шоколада, а извлёк с одной из полок припавшую пылью бутылку, и налил в два тяжелых бокала красного вина. Рона задумчиво отпила, посмаковав напиток.
Расскажи мне сказку, попросила она, подобрав под себя ноги и поудобнее устраиваясь на пушистом меховом покрывале.
О, протянул Эйлас, Рона, боюсь, сегодня лучше не надо. А то сказка получится уж больно кровожаднаяпро невинного друида и трёх олухов, которых я своими руками которым я эх! он безнадёжно махнул рукой и сделал хороший глоток вина.
Эйлас, давай по порядку. Откуда взялся друид, и почему ты так уверен, что «невинный».
Лэрд вздохнул, узнавая собственную манеру успокаивать собеседника, по каплям выцеживая драгоценную информацию, и начал рассказ.
51
Друидами называли лесных мудрецов; толком никто не знал, народ это, или каста. Скорее последнее, потому что женщин-друидов никто никогда не видел. Все знали, что они искусные чародеи, но их магия отличается от человеческойв частности (будь то особенность их силы, или какой-то неизвестный вне общины закон) друиды никогда не убивали. Никого. Они держались в стороне от политики, не признавая границ государстввпрочем, поймать друида при попытке незаконно пересечь границу пока тоже никому не удавалось.
Из рассказов очевидцев и невнятных стонов, которые издавал взятый в плен парень в полубреду, общая картина представлялась весьма безрадостной. Доставив сообщение в Руад-Исс и получив ответ, отряд двинулся в обратный путь. Но по дорогое на них напалиочевидно, банальные разбойники, охочие до богатых доспехов и чужих скакуновубили троих воинов, а в гонца попали, кажется, отравленным дротиком. На счастье последнеголошади понесли, порскнув с дороги и побеспокоив молодого друида. Тот увидел, что гонец теряет сознание, остановил его лошадь, и стал колдовать над раненымто ли чтобы избавить от отравы, то ли чтобы он дотянул до помощи. Последнее удалосьгонец уже два часа как пришёл в себя, и передал Его Величеству ответ Руада Шестнадцатого. Беда заключалась лишь в том, что друид говорил на руад-исском, которого (кроме усыпленного гонца) никто не знал. Поэтому объяснить подоспевшим воинам, что он с ним сделалне смог. Вследствие чего был жестоко бит до чёрных ссадин, и даже не пытался сопротивляться (конечнос такими здоровенными лбами не поспоришь, когда руки за спиной связали). К концу пути парень так отупел, что повторял, как заведенный, одну фразу «Моё имя Тарден. Я вам не враг». Но естественно, его никто не понял.
Да уж, бедный мальчик, покачала головой Рона, пострадал за свою доброту
Это ещё что, мрачно протянул Эйлас, подробностями я с тобой, пожалуй, делиться не буду.
Да они чтос ума посходили? ошалела Рона, совершенно однозначно истолковав уклончивый ответ дяди.
А как ты думаешь? Дорога тяжелая, лес кругом глухой, мальчик смазливый, да пожаловаться никому не сможетпотому что лопочет что-то чего нормальные люди не понимают
Гады! с отвращением сказала лэсса. И помимо воли подумала, что Ариверн бы ни за что не стал насиловать связанного пленника. Нет. Ему нужно было, чтоб его любовник извивался под его прикосновениями от удовольствия и умолял продолжить. Вот ведь пропасть! Простить его что ли? Да пусть ещё с какими-нибудь ребятами познакомит да и к его сотне без него не сунешься но идеи о всепрощении и новых веселых приключениях выбила из головы ужасная мысль, обдавшая ледяным холодом и выветрившая винный хмелькак стальное лезвие у горла или как взгляд, безжизненный и беспощадный, так вот за что их повели в темницу, пробормотала Рона, зябко пожав плечами.
А Лейральдпалач! Ещё шутил с ней, отправив двухпаскудныхно всё ж таки живых людей в камеру пыток. Она очень живо представила, как беловолосый немертвый тонким отточенным лезвием гравирует кровавые узоры на спине истерически дёргающегося смертника. Линии сначала почти незаметны, и только потом набухают и распускаются ализариновыми надрезами, как редчайшие цветы её передёрнуло.
Да наплюй ты на них, равнодушно отмахнулся Эйлас, и Рона в неверии воззрилась на него: неужели дядя это одобряет?! Но тот, не заметив её смятения, продолжил, подумаешь, темница. Попугают два дня, и отпустят. Ну, снимут по монетке со званиятак наживноеещё выслужатся если так дурить перестанут
Ах ты ж!.. Рона облилась вином. Так вот в чём дело! Вот чем этот бледный паразит занимается для собственного удовольствия! Пугает провинившихся воинова заоднопопавшихся на его дороге девушек. Ну, подожди, негодяй, я ж тебе устрою! Не на ту напал, красавец писаный, чтоб тебя летучий ящер задрал в прямом и переносном смысле
Эйлас отнёс её внезапный возглас к пролитому вину, и тихонько хлопнул по столу ладонью:
По-моему, тебе пора спать. Да и я пойду.
52
Конечно, улыбнулась Рона, у которой сна теперь не было ни в одном глазу, извини за беспорядок, она встала, снова закутываясь в плед, с которым пришла, доброй ночи!
Уже давно угомонились снующие по коридорам горничные, Эйлас, оставив на короткое время дела, растянулся под залитым вином покрывалом, сторожевые кошки азартно перефыркивались во дворе, а Рона не могла унять скачущие мысли, продумывая в мельчайших подробностях предстоящий не далее как утром диалог. Местьэто блюдо, которое надо подавать холодным.
Зеленоватая почти полная луна отражалась в мелкой и быстрой реке, лавровые деревья пропускали сквозь веткисловно волосы сквозь пальцыпрохладный ветерок. Летучие мыши бесшумными тенями перечеркивали небо, дикие кошки алчно щёлкали на них зубами, не в силах достать, из дупла старой рассохшейся ивы выбралась птица ясь, огласив ночь резким, пробирающим до костей криком не одной лишь строящей коварные планы лэссе в эту дивную ночь не спалось.
Ингар в который раз перевернулся на другой бок и подмял под себя подушки. Скотина, тварь, мерзавец. Гнусный извращенец, чтоб ему его же единорог засадил в мало того что он сделал; мало того что Ингара бросила из-за этого девушка; мало того что слухи поползли по всему замку, как новорожденные шустрые змеёныши. О, нет, этого показалось мало. С той самой скандальной последней встречи, этот негодяй просто о нём забыл! И теперь проходит мимо, высоко подняв голову, и делает вид, что ему всё равно!
Менестрель в отчаянье скомкал одеяло и вскочил. Семь шагов от кровати до письменного стола он пролетел, чудом не своротив что-нибудь хрупкое по дороге. Пошарил в одном из ящиков и извлёк бутылку вина, хранимую как раз на такой случайкогда не стоит поднимать слуг. Со второй попытки он выбил пробку ударом ладони по дну (от чего ладонь весьма ощутимо заныла) и отпил прямо из горла. Вино было сладким и крепким. Достаточно крепким, чтоб уложить его спать.
Ингар понуро направился к измятой постели. Выглядела она так, словно тут проходили безумные любовные игрища. Его передернулоот воспоминания о том, что действительно происходилопусть не прямо на кровати, но близко. Долгие поцелуи, плавные движенияон как будто растекался под нежными руками своего любовника
Бред, оборвал свои сумбурные размышления Ингар, по привычке заговорив вслух, и чтобы подкрепить силы, снова отпил из бутылки, никакой он тебе не любовник!
А кто? Кто он вообще такойэтот самолюбивый, безнаказанный тип? Внезапное озарение было настолько ярким, что Ингар чуть не захлебнулся вином. Вопрос был вернымименно так его и следовало задать. Просто подойти и потребовать ответа. «Кто ты?»и посмотреть в шальные наглые глаза. Потому что сегодня, столкнувшись во дворекогда они высыпали вместе со всеми встречать вернувшийся отрядони разминулась, чуть не задев друг друга плечами, и не проронив ни слова. И отчего-то от этого воспоминания саднило в горле, не давая толком дышать; и тянущая боль затаилась где-то под рёбрами.
О том, что час был уже не ранний, юноша как-то забыл. Спешно одевшись, Ингар выскользнул из комнаты в боковой коридор. Гостевые покои располагались на другом этаже. Хорошо хоть не пришлось мчаться в другое крыло: не хватало ещё встретиться по пути с какой-нибудь бутафорией, а наутро выслушивать за завтраком рассказы о появившемся в замке привидении.
За дверью было тихо. Что жеесли он уже спит, то разбудить его будет частью справедливого возмездия! А если он спит не один?
Ингар так и замер с занесенным для стука кулаком. Но тут из комнаты послышалось сдавленное ругательство; что-то, упав, со звоном покатилось по полу. Рассудив, что на звуки любовных игрищ это никак не может быть похоже, Ингар всё-таки, постучал.
Кто там?! рявкнул из-за двери сердитый, совершенно не сонный голос, от которого Ингара бросило в жар.
Он замешкался. Как-то внезапно получилось, что его главный козырьультимативный вопрос, который должен был всё прояснить, вдруг обернулся против него.
Пока он соображалчто дальше и не стоит ли просто отступить в темноту и скоренько исчезнуть, за дверью прошуршали шаги и створка распахнулась.
На пороге возник Аривернбосой и встрёпанный, в замшевых штанах и распахнутой сорочке. Пальцы на правой руке синели свежими чернильными пятнами: очевидно, благородный лэрд ненароком своротил чернильницунемудрено, ведь на дворе глубокая ночь
53
Верн удивленно отступил назади в растерянности пригладил волосы, оставив на лбу и коротких прядях смазанную чернильную полосу.
Ты?!
Ингар медлил с ответом. Что он хотел сказать? Зачем он вообще сюда пришёл? Чего ждал от этой встречи? Но, как-то помимо воли, он качнул головой, застенчиво улыбаясь, и согласился:
Я, и шагнул навстречу.
Мгновениеи Верн притянул его к себе. Ингар неловко ткнулся носом ему в ключицу, руками упираясь в обнаженную грудь. Под ладонью трогательно и отчётливо билось сердце; и Ингар вдруг подумал, что, может быть, зря он так старательно строил из себя оскорбленную невинностькогда последние дни именно этого ему и хотелосьочутиться в этих тёплых, таких сильных руках
Что же ты так долго, выдохнул Верн ему в волосы, сам не веря тому, что менестрель ему не мерещится, что этодействительно он, что онздесь
Дверь захлопнулась с негромким стуком. Прижимая любовника к стене, Верн ещё нашел в себе силы на ощупь двинуть щеколду в пазы. А потом он почувствовал, что теряет разуми не хотел его возвращать.
Теперь нам никто никто не помешает, между торопливыми жадными поцелуями прошептал он, отводя с тонкой шеи Ингара светлые мягкие пряди и согревая губами каждый открывшийся участок кожи.
Ингар запрокинул голову, сам подаваясь навстречу, рефлекторно прижимая его ближе к себе. Его руки беспорядочно шарили по широкой спине Верна, беспрепятственно пробравшись под рубашку.
Тот оторвался от его шеивсего на секунду; томительно-долгую секунду, чтобы посмотреть в янтарные глаза, насладиться этим взглядом, этой покорностью, этим неприкрытым желанием
Чего ты хочешь? и голос его опять упал на октаву, став хрипловатым и очень откровенным.
Поцелуй меня, на сомнения Ингару понадобилось не больше мгновенья, пожалуйста.
Верн нарочито-медленно склонился к нему. Уже почти касаясь, замешкалсяи с восторгом увидел, как юноша сам тянется навстречу, медленно, с сомнением, словно не верит сам себе. Он определенно заслуживал награды. Верн легко коснулся его губами. Ингар был горячим, словно в лихорадке. Но имя этой болезни было «страсть»и Верн, не удержавшись, со стоном смял его губы, языком пытаясь поймать его нежный, податливый язык, ощущая вкус сладкого вина. Хм-м его мальчик пьян? Да вроде, нет. Неужто пришлось пить для храбрости, чтобы явиться к нему?
Я так ждал тебя, он прервал поцелуй, чтобы сообщить это важное известие, заодно легко прихватив зубами мочку уха, так ждал, он вернулся к тонким, покрасневшим от поцелуев губамуже нежнее, терпеливее, мягче
Ингар, поддавшись порыву, импровизировал, исследуя тело любовника: легкими короткими движениями он гладил его шею, плечи и грудь, словно задевал струны лютни или арфы, только вместо мелодичного звона было теперь порывистое дыхание и нетерпение, нарастающее в каждом нерве.
Верн чуть отстранился, чтобы скинуть сползшую на локти рубашку и Ингар тоже немедленно стал сражаться с пуговицами. Но Верн осторожно поймал его руки, завёл за голову и прижал к стене. Пальцами скользнув по шее, задержавшись на впадинке между ключиц, он принялся чертить лёгкое кружево узоров по его бледной коже, попутно, одну за другой, как бы невзначай задевая пуговицы, пока полы рубашки не повисли открывшимся занавесом по бокам, дав ему возможность пощекотать нежный живот, вызывая прилив желания смешанного со смехом.
54
Ингар безропотно принимал все правила игры. Прогибаясь под чуть шероховатой ладонью, он следовал её движениям, не пытаясь высвободить руки, беззащитный и доверчивый. Когда Верн наконец отпустил егочтобы спустить рубашку с плеч и скользнуть по ним языком, он слегка смущенно подался вперёдцелуя в ответ его ключицы и грудь.
Ариверн потерял терпение. Сорвав с любовника рубашку и отбросив бесполезный шелк, он ухватил юношу за локти и потянул на себя, отступая к кровати. Матрац был узким, но много ли им было надо?! Привыкшему к доспеху воину парень казался невесомым. Ингар льнул к нему, как нашкодивший котёнок, раз за разом целуя шею и грудь воина. Его пшеничные пряди разметались, щекоча разгоряченную кожу.
Верну казалось невообразимо пьянящим то, как нетерпеливо юноша трётся промежностью о его бёдраритмично, бесстыдно, как будто он всю жизнь занимался любовью с мужчиной. На короткий миг его захлестнули сомнения, но Верн послал их к демонам. Ингарего мальчик, только его.
Под атласом бриджей его возбуждение было таким же шелковистым, только твёрдым как мрамор, когда Верн коснулся его рукой. Бриджи, словно сброшенная ящером шкура, стыдливо скользнули куда-то под кровать. Ариверн уложил юношу на спину, а сам на минуту поднялся, чтобы избавиться от собственных замшевых штанов. Словно по волшебству, остановившему время, они застыли, лаская друг друга жадными взглядами, наслаждаясь столь не похожей одна на другую красотой.
Ингар не выдержал первым. Разомкнув губы, он прошептал что-то, но Верн его не расслышал, и менестрель, смущенно отведя взгляд, повторил:
Обними меня!
Ариверн никогда не был поэтом. И всё же, успел поразиться странному ощущению: будто он обнимает невообразимо хрупкое, прекрасное и волшебное существо; лесной эльф, вышедший из предрассветных сумерек, с прохладной, гладкой как лепесток лилии кожей в мелких хрустальных бисеринах росы, вздрагивал в его руках от ожидания и желания.
Он подгрёб подушки Ингару под спину и, не в силах больше сдерживаться, медленно, стараясь не торопиться, вошёл. Менестрель выгнулся дугой и закричал. Верн замер на мгновенье, успокаивая дыхания, потом наклонился и стал собирать губами хлынувшие из лучащихся медовых глаз слёзы.