Да, она кивнула, чуть поджимая губы. Её начинало мучить чувство досады. На себя. На свои лень и забывчивость. На то, что стремлений и целей, как таковых, у неё не было. Мечты, воспоминания, любование моментом Это всё тянуло её на дно, «в себя», а оттуда было так досадно возвращаться в зачастую скучный мир! Мир, который был настоящим, и который ей подарили за просто так. И его надо было ценить и держать крепче, чем зеркало с Боадицеей.
Поэтому читай. Вслух. И не смей нырять в себя. Тебе ясно?
Да, Бо, она кивнула. А а ты? Ты тоже идёшь?
Да, мужчина усмехнулся, подошёл к борту и выдернул нож. Он смотрел не на Феличе, а на бело-жёлтый, словно выточенный из цитрина, надколотый шар убывающей луны. Только он был ярким, светлым пятном в окружавшей иол темноте. Как и в его жизнинаивная и глупая, иногда излишне жадная, полная недостатков, но живая и драгоценная сердцу Феличе. Каждый день. Потому что иначе слишком легко вернуться к тому, каким я был. А это хуже, чем стать выродком, убийцей или безумцем.
Почему?
Я был всеми тремя сразу, давным-давно. И был никем и ничем, Бо сунул нож в чехол, потянулся, размял плечи и подошёл к перегородке кокпита, где лежали его вещи. Подняв небольшой свёрток, он подмигнул Феличе. Каждому своя тренировка.
Ущербная луна медленно катилась мимо пуховых облаков, сверкала драгоценными гранями, как осколок сновидения Феличе. Плескали о борт кораблика волны, спокойные и ровные, как дыхание Бо. Рассудительность и спокойствие. Мечтательность и ночная, сладкая леность. Нежная южная ночь раскинулась по поверхности моря, обнимая своими чернильными, в алмазной россыпи, руками и воду, и небо, и глупых людей. Тёплый ветер нёс брызги пены, запахи соли и бронзы. Наигравшись с водой, он то и дело с любопытством ерошил чёрные локоны женщины, взахлёб читавшей вслух. Перед ней, обнажившись по пояс, кружился по тесной палубе мужчина. На левую руку была намотана рубашка, которую отсветы фонаря то и дело окрашивали в рыже-алый цвет, а правая сжимала то ли слишком длинный кинжал, то ли маленький меч. Резко выгнутая крестовина напоминала рога и была направлена в район острия, а треугольное лезвие, словно длинный язык животного, лакало вместо крови ночной воздух. Тяжёлый клинок рубил, колол, обманывал и нырял, подчиняясь крепкой руке, держащей черен оружия. Иногда он проносился совсем рядом с Феличе, единожды от его порыва перелистнулись страницы, от чего женщина возмущённо вскрикнулапотерянную строчку пришлось долго искать. Бо только улыбался ей. Он кружился, прыгал по палубе, сражаясь с ночью, скрываясь за парусами, мачтами и кокпитом. Он наслаждался движением, которого так и не получил этой ночьюпобега от полиции ему было явно мало!
меня ж иссушает, томя, к милой Гликере страсть! уже запинаясь, дочитала Феличе и захлопнула книгу. Я молодец? Я молодец! Я заслужила награду? Заслужила. Хочу вина!
Сейчас! крикнул ей с мыса иола Бо, куда он отступил от невидимого противника. И вино тебе будет и
Птицы, вдруг деревянным голосом произнесла Фели, глядя на луну.
Что? Бо замер, опасно наклонившись спиной вперёд над бортом. Под ним проносились волны, и брызги то и дело оседали на его волосах, словно море пыталось коснуться его.
Птицы, повторила она и указала книгой, всё ещё не веря в увиденное. Бо выпрямился и посмотрел в нужную сторону. Пересекая сияющий силуэт убывающей луны, в их сторону неслась большая стая птицбесшумно, стремительно и неуклонно.
Не должно их тут быть, процедил Бо и откинул назад влажные от морских брызг волосы. Ни птиц, ни ещё какой чёртовой живности.
Не должно, а есть! взвизгнула женщина и вскочила на ноги. Мать их перемать, откуда?!
Следи за языком!
Но я же
Потом, всё потом, если обойдётся.
Бо успел лишь намотать на руку рубашку покрепче и подхватить меч, как птицы обрушились на иол. Они рвали когтями паруса, впивались клювами в такелаж, стараясь размахрить или ослабить крепкие канаты, нападали на людей. Распростёртые крылья, безумные глаза и птичий гвалт разом убили нежную, тихую ночь. Феличе отбивалась от них книгой, каждым ударом отбрасывая от себя по одной-две пернатых бестии. Особого вреда им это не причиняло, но зато мешало лезть когтями в лицо и волосы.
Ненавижу птиц! яростно крикнула она, когда одна из них всё же задела её, оставив на предплечье две длинных и глубоких царапины. Мерзкие, гадкие птицы! подхватив так и оставленную под бизань-мачтой корзину из-под апельсинов, Феличе швырнула её в сторону трёх мерзавок, успевших безнадёжно испоганить парус бизань-мачты. Корзина врезалась в них, сбила вниз, и после того, как две птицы с криком сорвались с палубы, одна осталась лежать, слабо дёргая крыльями. Мой иол!
Наш, сцепив зубы, поправил её Бо, которому пришлось ещё хуже проклятые птицы нападали так, будто застали за разорением гнёзд или, что более вероятно, были натравлены именно на него. Они рвали когтями спину, целились клювами в глаза, в лицо, старались оглушить мужчину и сбить с толку. Бо снова крутился на месте, рубил и колол, но теперь не воздух, а пернатых обезумевших бестий. Клинок давно покрылся багрянцем, к нему прилипли мелкие перья и пух, а обмотанная вокруг левой руки рубашка превратилась в лоскуты. Не вымышленный, а настоящий бой захватил его, зажёг в зелёно-голубых глазах неистовые искры. Не рыжеватые, как утром, не солнечно-лёгкие, а багровые и тяжёлые, как срывавшиеся с его меча капли крови. Серые в темноте, освещённые лишь качающимся светом фонаря да неверным светом ныряющей в облака луны, птичьи силуэты то кружили вокруг Бо, то срывались в сторону, набирая скорость, и снова атаковали.
Бо! измученная Фели попыталась докричаться до него.
Птицы бесконечно нападали на иол, будто слетались на него со всего побережья, так их было много, а силы у женщины начали заканчиваться. Убегать от людей было весело, отбиваться от обезумевшей стаинет.
Бо! она еле успела увернуться от спикировавшего на неё крылатого мародёра, сбила истрёпанным, окровавленным томом птицу на палубу и принялась её топтать. Toro!
Что?! наконец откликнулся он, сумев отвлечься от охватившей его горячки. Одна за одной птицы падали вокруг него, их маленькие тела устилали палубураскинутые крылья, жалобно распахнутые клювы, скрюченные лапки, мёртвые глаза. Перемешанные, разрубленные, раздавленные, они мешались под ногами, и мужчина едва не спотыкался о них, то и дело давя останки потемневшими ботинками. Отшвырнув от себя очередную пернатую гадину, Бо еле успел прикрыть лицо остатками рубашки, рубанул мечом и принялся продвигаться к Феличе. Проблемы?
Конечно! гневно выкрикнула она, тряхнула всклокоченными, усеянными перьями волосами и отбила книгой рвавшую парус крылатую тварь. Они изгадили паруса! Засрали палубу! Порвали моё платье!! голос женщины сорвался, и вопль оказался исполнен самым истошным фальцетом, на какой она была способна. Феличе схватила вернувшуюся к своему подлому делу птицу за хвостовые перья и швырнула на палубу. От второго удара та забилась на досках, пытаясь подняться в воздух, но на неё тут же обрушились сверху пинки тяжёлыми туфлями. Мы их можем всю ночь гонять, они всё не кончаются!
Скоро кончатся, засмеялся Бо и, больше не обращая внимания на гвалт и атакующих его птиц, сунул Феличе в руки свой меч, после чего с места прыгнул за борт, подняв кучу брызг.
Ненавижу! прошипела женщина, неловко перехватывая тяжёлый клинок и, как дубиной, отбивая лезущую к ней пернатую сволочь. Ненавижу вас!! она завизжала так, что ближайшие птицы в полёте отшатнулись от неё, с криком перелетая на ближайшую мачту. Растрёпанная, в рваном платье, исполосованная когтями, Фели с бешенством лупила даденым оружием по всему, что попадало под руку. Меч оттягивал ей руки, тянул всё время то в сторону, то вниз и она постоянно промахивалась, задевая мачту, борта, оставляя зарубки на палубе и пластуя уже мёртвые тела. Как же яочередной замах повёл её в сторону, она врезалась в бизань-мачту, отчего с той сорвалось несколько летуний, вас всехшироко замахнувшись, Феличе задела вант, разрубив его, и махом рассекла усевшуюся на канатную бухту птицу, ненавижу!
Она снова занесла меч, не обращая внимание на рвущиеся к ней пернатые и когтистые тела, уже давно утратившие сходство с гордыми и прекрасными хозяевами неба. Море вздрогнуло. Из самой глубины, с далёкого, тёмного дна донёсся тяжёлый, низкий гул. Он быстро поднимался, приближался к осквернённому иолу и замершей на палубе женщине. Словно кто-то рвался наверх, к ночному небу и воздуху, полному перьев, пуха и запаха крови.
Кораблик качнуло и Фели, не устояв на ногах, рухнула вниз, прямо на растоптанные тушки. Палуба под ней затряслась, заходила ходуном и истошно орущие птицы, сорвавшись с места, бросились прочь. Вокруг иола вскипела вода и мощные потоки, выстрелив в небо, окружили заваленное птичьими останками судно. Они взметались вверх, сбивали птиц и утягивали их вниз, в вечно голодную пасть моря. Казалось, будто сокрытая в глубине пушка палила в небо, поражая далёких врагов.
Тихонько заскулив, Феличе по окровавленным перьям поползла в сторону кокпита, пытаясь укрыться от льющейся на палубу воды и мокрых тел, ещё слабо шевелящихся и хрипящих так, как никогда не хрипели птицы. Они ужасающе походили в этот миг на людей. Или на солдатраненых, умирающих, брошенных обманувшим их командиров.
Когда очередной подводный залп заставил иол надсадно застонать, Феличе сжалась, прикрывая голову руками, но тут же вскинулась, испуганно смотря на собственные ладони. Мокрые, покрытые опухшими глубокими царапинами, они были пусты. Испуганно вскинувшись, женщина судорожно принялась оглядываться, разыскивая брошенный где-то меч. Только бы волна не утянула его в море! Бо будет в гневе! Бо будет расстроен
Размазывая по лицу морскую воду в бесплодной попытке убрать мешающиеся пряди, Фели судорожно оглядывала палубу, выискивая золотистый широкий клинок, костяную тёмную рукоять и круглое навершие с красной эмалью.
Нет, нетнеистово шаря руками по мокрым мёртвым тушкам, по склизким перьям, она искала так глупо потерянный меч. Ну, пожалуйста! Он же расстроитсядрожащими губами шептала она. Нет
Это? перед её лицом в палубу вонзился тяжёлый мокрый клинок, заодно пригвождая к доскам разрубленную тушку. Феличе замерла, краем сознания понимая, что морская канонада закончена, кораблик больше не бьётся в конвульсиях, а смирно дрейфует на лёгких и зыбких волнах. Подняв голову, женщина посмотрела на стоявшего над ней человека, и радостная улыбка озарила измученное лицо.
Ты! она тут же вскочила на ноги и бросилась обнимать своего спасителя. Находка меча радовала её даже больше, чем избавление от проклятых птиц. Ведь иначе Бо мог огорчиться!
Тихо, тихо! человек засмеялся, ероша и без того всклокоченные волосы женщины. Испугалась, да?
Разозлилась, чуть капризно призналась Феличе, отступая от него.
Я вижуты порубила весь иол.
Нет существа страшнее, чем женщина в гневе, голос Бо, донёсшийся с носа корабля, заставил их обоих улыбнуться. И нет существа ленивее, чем ты, Дэинаи. Я еле дозвался! почёсывая располосованное плечо, он показался из-за кокпита и приблизился к ним.
Я был занят, беззаботно улыбнулся морской гость. К тому же, вы далеко заплыли.
А чем ты был занят? тут же пристала с вопросами Феличе. У нас что-то новенькое? Что-то случилось? Или ты нашёл
Я тебе всё расскажу, он прижал палец к её губам, заставляя замолчать, и подмигнул, но попозже. Сейчас есть дело поважнеенадо прибрать иол.
А смысл? Птицы не только изгадили палубу, но ещё порвали паруса и снасти, причём так, что надо менять, а не чинить, Бо скривился, глядя на жалкие лоскуты парусины. Да и со всем остальным не лучше. Не ночь, а дрянь!
Бывает! Мне тогда с раненым дельфином тоже не повезло, гость потянулся, хрустя костями и на миг показываясь из темноты. Высокий и поджарый, он походил на просоленный остов корабля: рёбра рвали обтрёпанную рубашку, а жилистые руки, как мачты, тянулись наверх. Я доведу вас до берега Кампании. Рядом есть городокМарина-ди-Камеротатак что сможете сойти за туристов-идиотов, которые заблудились по пути в Велию. Переночуете, а утром, если понадобится, я вас найду. Хорошо?
А ты ты не пойдёшь с нами?! расстроилась Феличе.
Это ваша история, хмыкнул он. Но найти того, кто испохабил наш иол, я помогу.
Отлично, Бо тяжело повёл плечами. Найти бы эту тварь
Ненавижу птиц, Феличе пнула испорченной туфлей ближайшую тушку. И как только с берега до нас добрались?!
Чайки, крачки, капские голубки, турпаны О, лысуха! А тут шипун Кто-то всех клювастых с побережья по наши души поднял, старый кед перевернул одно из тел, покатал его по грязной палубе, а затем пинком отправил за борт.
По наши?
А я что, люблю птиц? К тому же, они хоть и морские, но морю не принадлежат, иначе ничего бы у того дебила, что затеял это, не вышло бы! Кто-то и мне хотел подгадить.
Найдустукну книгой! прошипела Фели.
Не стукнешь, беззаботно осадил её гость. Я её нечаянно на дно утянул. И не только еёеле чинкуэду поймал!
Мою чинкуэду? возмутился Бо, тут же вырывая из палубы клинок и внимательно оглядывая его. Ты, мясник, и лапал такое изящное, прекрасное оружие?!
Это называется лопата, если ты не знал! засмеялся тот. Многофункциональная, красивая лопата. И зарубить, и закопать, и мясо на ней над костром пожарить можно.
Да иди ты Много ты в мечах понимаешь? Бо оторвал от испорченных брюк клок ткани и принялся заботливо вытирать клинок.
Зато в мясемного, двусмысленно, но беззаботно, ответил морской гость. Ладно, пора, а то ещё дел много.
У нас что-то происходит? снова попробовала выведать подробности Феличе, пытливо заглядывая в тёмное лицо гостя.
Конечно. Сейчас хорошие дни и ночи Я найду вас чуть позже и всё расскажу, он шагнул назад, сливаясь с темнотой и на зудящую кожу Феличе, остужая её, полетели брызги солёной воды. А в следующий миг иол рванул с места так, будто у него появился мощный, танкерный двигатель. Радостно воскликнув, Фели схватилась руками за мачту.
Ещё быстрее! закричала она. Быстрее! Тебе нравится, Бо? Нравится?!
Они неторопливо брели вдоль кромки моря, держась за руки и наслаждаясь глубокой, тёмной ночью. На плече Фели висела полупустая сумка с двумя бутылками вина и несколькими апельсинами. Она беззаботно шагала по влажному песку, то загребая его мысами белых кроссовок, то чуть подпрыгивая и наблюдая за тем, как красиво разлетаются многослойные оборки на нарядной блузочке. Бо усмехался, глядя на её ужимки маленькой девочкине «ушла в себя», и то хорошо. Даже тряпки свои из сумок вытащить не пыталась, хоть и ныла по поводу «любименького красно-белого платья, там же красивые полоски и вырез такой скромный, хорошенький». Женщина Сам он то и дело поправлял наспех сшитую лямку рюкзака, в котором лежали поднятые со дна сокровищапроклятые птицы расклевали их вещи, то ли из обычной тупости, а то и осознанно пытаясь добраться до ларца. Чуть ниже рюкзака, горизонтально, висела очищенная от крови и перьев чинкуэда. Её тяжесть приятно ощущалась всем телом, напоминая про яростное сражение с безумными птицами и бешеную гонку по волнам. Счастье, что никто не видел летящий над морем иол иногда он отрывался от волн, вызывая новые приступы радостного смеха Феличе. Когда до берега осталось метров тридцать, корабль замер на воде, застыл, резко остановившись, и их выбросило за борт. Бултыхаясь в тёплой прибрежной воде, отфыркиваясь и костеря кое-чьи шуточки, они оба почувствовали голос своего «возницы»:
Десять минут. А потом я уберу нашу сломанную игрушку, и лёгкая волна подтолкнула их наверх, к борту иола с порванными в клочья парусами и палубой, измаранной птичьими телами, перьями и кровью. Они успели даже быстреескинули вещи в сумки и поплыли к берегу. Поэтому видели, как, содрогнувшись, иол начал медленно погружаться под воду. Волны кружились вокруг него, забирались всё выше и выше по обшивке, заливали палубу, захлёстывали кокпит. Феличе едва не заплакала, глядя на то, как уходит на дно их с Бо кораблик. Их кораблик! А сейчас она шла, смеясь и дурачась сверх меры, под напускным весельем пряча тоску и растерянность.
Постарайся вести себя прилично, когда мы дойдём, ладно?
Приличноэто как? усмехнулась она, пытаясь пальцами разобрать сбившиеся в колтун пряди.
Не привлекая лишнего внимания. Для тебя это будет сложно, но у нас и так была насыщенная ночь, поэтому, очень тебя прошу, давай обойдёмся без эксцессов. Или это слишком тяжело для твоего чувства собственной исключительности, оставшегося неудовлетворённым этой ночью?
Я чувствовала себя очень исключительной, когда отбивалась книгой от озверевших чаек! Какое счастье, что твои нудные оды ушли на дно. Они были слишком тяжеловесны, чтобы оставаться на плаву