Потом я отметил, что рыщу глазами по сторонам в поисках того, что можно принести тебе тайком. Та кисточка сирени преобразила тебя на мгновение: мне хочется увидеть это выражение лица ещё раз.
Твой телефон жжёт карман: я обещал тебе музыку, но все никак её не организую. То возможности нет, то времени, но чаще побеждает желание оставить эту музыку себе: послушать, что тебе нравится. Понять, что ты любишь. Найти что-то общее.
Такого раньше не было, это настораживает и заставляет задуматься. Когда я на задании, я могу ещё взять себя в руки.
Но стоит мне оказаться у твоей постели, и вовсе начинается безумие. Если на мои: «Привет!» или «Как дела?», ты повернёшь голову и волосы рассыплются, у меня мелькает ненормальная мысль протянуть руку и поправить их. В попытке одолеть наваждение и отвлечься от завораживающего платинового блеска, я опущу взгляд и наткнусь на изящные пальцы, выглядывающие из гипсовой повязки. «Как веточки,» подумается мне, и параллельно придется сцепить руки в замок, дабы сдержать переплести свои пальцы с твоими.
«Что это ещё такое? будет недоумевать сознание, пока я старательно что-то буду пересказывать. Что происходит?».
По ходу истории ты легонько усмехнешься, а натренированное сознание охотника услужливо отметит, что твои губы цвета клюквенного морса, пролитого на снег, потрескались. Кровь моментально бросится мне в лицо от желания облизнуть эти губы, смягчить эту коркуи чтобы усидеть на месте, не подавая вида, придется призвать всю силу воли. Нужно продолжать рассказывать историю, не смотря на предвкушение горько-сладкого привкуса клюквы во рту.
Я думал, что это была какая-то разовая аномалия, но это повторилось и в следующую встречу, и после. Я сидел рядом с тобой, а ладони горели от воспоминания, как сжимали твои запястья. Стоило тебе шевельнуть ногами, и мгновенно вспоминал, как они упирались мне в спину в машине. От этих воспоминаний становилось щекотно в голове и жарко в животе.
Я решил, что если перерыв между визитами будет дольше, то все пройдёт. И действительно, последняя охота заняла много времени, была сложной в исполнении, требовала концентрациия почти не думал о тебе.
Но едва вернувшись, первым делом я направился не к себе, а в лазарет. Сам не помню, как оказался у твоей постели. Глубокая ночь, ты не проснулась ни от скрипа двери, ни от света, пролившегося внутрь в момент, когда я заходил.
Факт очевиден: это не сработало. Но, может быть, это не так уж плохо?
Темнота и отсутствие прямого твоего взгляда делают меня бесстрашным. Протягиваю руку и завожу мягкий локон за аккуратное хрящевое ушко. Щека такая прохладная: тебе холодно?
Снимаю кофту, в которую переоделся по возвращению, и накрываю хрупкие круглые плечи.
Не могу больше отрицать: я в тебе заинтересован. Ты меня привлекаешь.
На миг становится легко, но затем тяжесть наваливается с новой силой.
Как теперь быть?
Глава
За последние трое суток я спал от силы часа четыре. От усталости ломит тело, от напряжения ноют кости в голенях и предплечьях. От недосыпа внутренности мелко трусит, а из-за нарастающего стресса трясутся поджилки.
Я начинаю напрягаться, потому что идёт целая полоса провалов.
Последняя охота прошла неудачно. Потенциал был так себе, и из пророчества уже было ясно, что шансов получить его малоно я решил рискнуть. И ничего не добился.
Нынешняя вылазка тоже не увенчалась успехом: то ли пророчество было пустым, то ли аналитики плохо сработали. По всем местам глухо.
Перспективных пророчеств для разработки тоже не осталось: мой единственный сновидец давненько не выдавал ничего годного, потому что волком смотрит на единственного оставшегося толкового охотника. Всё ждёт, пока сбудется пророчество о них двоих, что он её заберёт. Нужно придумать, что с этим сделать, иначе я останусь совсем без информации.
Надо бы поручить аналитикам перетряхнуть архив: может быть, там найдётся что-нибудь перспективное. Людей займу заодно.
Это тоже проблема: людей у меня полно, но из них лишь третьпотенциалы, из которых годным для работы сейчас можно назвать разве что Камэла. Охотники и так были наперечёт, а из-за возвращения Крушины мне пришлось снять с фронта ещё и Энолу. У той потенциал что надо, но с ней и так договоренность была лишь на время. Потенциал замедления перспективен, хотя теоретически сложен в обращении, но я не могу на него рассчитывать, пока он в утробе матери. Я надеялся, что, если дать ей больше времени свыкнуться с ребёнком, она к нему привяжется; я думал, что, если дополнительно простимулировать её заботой о ком-то беспомощном, у неё стрельнут гормоны, проснётся материнский инстинкти она доносит ребёнкаэто хотя бы ещё полтора года эксплуатации. Но этого не происходит: и очень скоро грозит стать проблемой. Неужели и этот расчёт окажется неверным?..
И, конечно, главной проблемой, требующей решения, остаётся Крушина, запертая в изоляторе. С её появлением началась эта полоса неудач: может, и не стоило её перехватывать.
Я направлялся в свою комнату, чтобы поспать, но ноги сами привели меня в лазарет: опомнился, когда схватился за ручку двери в изолятор. Что ж, мне и впрямь хотелось проверить, как она тут. Сейчас, одним глазком взглянуи пойду отдыхать.
В палате темно: глубокая ночь, время сна. Узкая полоска света из приоткрытой двери падает на кровать.
Крушина спит, отвернув голову вправо. Волосы закрывают лицо: издалека я даже могу принять её за настоящую. Руки по-прежнему зафиксированы и не дают ей переворачиваться: мне это скорее не нравится. Может быть, стоит уже развязать еёнад этим нужно подумать.
Ещё больше мне не нравится, что поверх больничного одеяла её грудь и плечи накрывает мужской бомбер: кто-то пришёл сюда раньше меня и заботливо её укрыл. Не припомню, чтобы давал такое распоряжение.
Внутренности перестают трястись от недосыпа и вместо этого обливаются жидким пламенем. Закрываю дверь и направляюсь в кабинет. Сон как рукой сняло: кажется, дел у меня больше, чем я планировал.
Это напомнило мне о прошлом: о том дощатом сарае, чужой кофте, призванной спасти тебя от ночной прохлады, задушевном разговоре и том, что последовало после моих откровений. Об ещё одной моей ошибке.
Настроение стало хуже некуда: стоит утопить себя в работе.
Четвёртое правило Павлова: если что-то мучает тебяустрани это.
Четвертая
Живёшь себе, живёшь, никого не трогаешь. Встаёшь по утрам, куда-то едешь, что-то там делаешь, обедаешь, болтаешь с друзьями, едешь домой, ужинаешь, опять что-то делаешь, потом ложишься спать. И, поскольку все вокруг тебя делают то же самое, тебе кажется, что ты всё делаешь правильно. Из-за того, что все вечно копошатся и чем-то заняты, ты тоже копошишься и стремишься чем-нибудь заняться. Из-за того, что все вечно жалуются на усталость, ты тоже её испытываешь и тоже на неё жалуешься.
Все недовольны в какой-то мере своей жизнью, и ты недоволен своей в какой-то степени.
Иногда приходит в голову: «А, собственно говоря, почему я недоволен?» и начинается самокопание, которое, впрочем, мало куда приводит. Самое большоеты приходишь к выводу, что нужно что-то изменить: пить больше воды, читать вместо того, чтобы смотреть сериалы, ходить в спортзал вместо того, чтобы лежать на диване. После недели частого хождения в туалет, засыпания от трех прочитанных страниц и двух недель тренировок возвращается на круги своя. Учёба, друзья, сериальчики и домашние дела как-то заполняют время и даруют покой. Как-то безопаснее смотреть на мышиную возню и возиться самому. Инстинкт стадного животного побеждает.
Иронично, но до того, как попасть сюда, я пыталась понять, что в моей жизни не так. Было, знаете ли, такое поганое, тяжелое и неотвязчивое ощущение, что я несчастна. Ничего не идёт как надо, не приносит удовольствия, не радует.
Ха.
Не чувствуешь своего тела, пока не поранишься. Не ценится свобода передвижения, пока она вдруг не пропадает. Не воздаешь должное личному пространству, пока вдруг не оказываешься прикованным к больничной койке, и посторонний человек помогает тебе с интимными вещами. Довольно дискомфортно, когда не можешь даже поднять рук, поменять положение тела. Унизительно, что не можешь и просто волосы поправить, и сделать более интимные вещи, которые предпочёл бы ни с кем не делить. Чёрт бы все это побрал, но вдвойне унизительно, что из-за ограничений, которым я подвергаюсь, осязание обострилось. Очень стрёмно ощущать, как по твоим интимным частям из тебя вниз весело течет жидкость, как на простыне она моментально остывает; чувствовать распирание в тканях при испражнении, и как что-то мягкое и теплое тут же становится мерзким и холодным, размазывается по твоему телу, палату наполняет соответствующий аромат. Ты лежишь, желая умереть от стыда, стараешься не шевелиться, чтобы не изгваздаться в этом, и ждешь, когда придет посторонний человек, обмоет тебя, вынет запачканную простыню, перестелет постель, ничего при этом не комментируя.
И потом ты с этим же человеком, видевшим при свете дня те твои места, что не принято показывать посторонним, должен как ни в чем не бывало обсуждать пожелания на завтрак, какое масло для волос лучше сработало и почему тебе не нравится творчество Толстого и Достоевского, а Грибоедовв самый раз.
Я, может быть, воспринимала бы всё иначе, если бы действительно болела: если бы у меня была сломана шея, и я лежала колодой на постели, не чувствуя своего тела, без возможности передвигаться. Но напротив: тело я чувствую превосходно. А вот передвигаться не могу из-за того, что обслуживающий меня человек привязал меня к кровати.
Быть пленницей втройне унизительно. Что я сделала, чтобы заслужить всё это?
Я всю жизнь старалась не нарушать правил.
Слушайся маму. Слушайся бабушку.
Доедай всё, что есть на тарелке.
Уступай пожилым место в транспорте.
Дорогу переходи на зеленый свет.
Не путай «тся» и «ться».
Говори всем «здравствуйте», «пожалуйста» и «спасибо».
Хорошо учись. Хорошо себя веди.
Я вела. И куда меня это привело?
Я всю жизнь надеялась, что если буду соблюдать правила всегда, когда могу, мне однажды можно будет нарушить их, и за это ничего не будет.
Но все оказалось не так. Удача не копится, нет никаких баллов за примерность, а яв полном отчаянии.
Когда мне становится холодно, я не могу укрыться. Кожа ощущает движение воздуха, поднимаются мурашки, оголённые участки холодеют, и это становится все заметнее на контрасте с телом в тепле. Я вижу одеяло, что лежит в углу кровати, но даже если я подтяну его ногами, мне никак не укрыться. Всё, что я могу делать: это лежать и фиксировать свои ощущения.
Для чего я жила? Для чего продолжаю цепляться за такую жизнь? Умом я понимаю, что не стоит надеяться на возвращение в реальность, а сама продолжаю. Жду, что однажды смогу выбраться отсюда. Что я могу сделать, чтобы покинуть это место?
Пятая
Самая мощная сила в природеэто сила ядерного взаимодействия: она держит вместе кварки, которые составляют протоны и нейтроны. Она так и называется: сильное ядерное взаимодействие, и распространяется на самые маленькие, субатомные частицы. Это так удивительно. Связь между самыми крошечными частицами любого ядра любого вещества во всей Вселеннойв мире нет связи, прочнее этой.
Вы знали?
Сильное взаимодействие работает только тогда, когда субатомные частицы находятся очень близко друг к другу. Каждая частица стоит на своем месте в структуре, и изо всех сил взаимодействует только с частицами, стоящими рядом. Сколь бы много не было атомов в веществе, она будет взаимодействовать только с теми, кто в её атоме.
Дальше связь не распространяется.
И весь этот порядок вещей может изменить только катаклизм: попавший извне чужеродный кварк выбьет с орбиты родную для ядра частицу, и все изменится.
Все как в человеческих общинах, не правда ли?
У нас тут тоже завелось одно нейтрино.
С каждым днём всё заметнее её влияние на всех. Неуловимо все: охотники, ребята из аналитического отдела, программисты, даже работники столовой, поначалу её опасавшиеся, привыкли к тому, что она здесь. А после того, как глава дал ей статус утраченного потенциалаКрушиныони перестали бояться и начали даже начали интересоваться ей.
Так что удивительного в том, что те, кто в первых рядахглава, Энола, Камэл и Рэйоказались под её влиянием? Что в ней так их притягивает?.. Что в ней есть такого, чего не хватает мне?
Она попала сюда и изменила все связи. А я, получается, стала той, кого она выбила с орбиты.
Как же меня это достало!..
Я нахожусь тут уже восемь лет, на моём счету тысячи пророчеств, десятки найденных потенциалов. Я следую установленным правилам, ограничиваю себя в книгах и фильмах, живу по расписанию.
Но стоит появиться ейи все начинают скакать вокруг неё. Она жива, между прочим, благодаря моему пророчеству! Это я увидела сон о девушке с золотыми волосами, это я запустила эту цепочку спасения! Но если бы я знала, чем это обернётся, промолчала бы.
Как же бесит!
Она же ровным счётом ничего не сделала! Она просто пришла в себя и лежит в палате, залечивает раны. Ещё никак не доказана вообще её полезность, но разговоров только что о ней. Ко мне же начались какие-то необоснованные претензии.
Сегодня снова ничего? аналитик, принимающий сегодня у меня тетрадь, не сумел скрыть своего разочарования, увидев пустые страницы. Это уже становится не смешно
«Чёртов сноб! Думаешь, перед тобой автомат по производству прорицаний?». Но я мило молчала.
Уже три месяца ни одного снатакого раньше не случалось
«Думаешь, это так легко, умник? Иди, приляг да выбей у Вселенной предсказание!». Но вместо этого изо всех сил улыбалась.
Мы уже все архивы пересмотрелитам ничего толкового. Если ты не можешь, то и мы без работы остаёмся.
«Да ты все никак не уймешься? Если ты не можешь себя занять, какая моя в этом вина, козёл?».
Улыбку становилось держать все сложнее.
Чего улыбаешься? Ты не заболела часом?
«Пиздец тебе. Я пыталась». Я уже набрала в грудь побольше воздуха, чтоб послать этого типа с сальными волосами подальше.
О, Ё-на! Утречка!
Пшшшшшш: гнев вышел из меня вместе с воздухом. Глава приближался по коридору и ласково улыбался.
Ты и впрямь неважно выглядишь, быстро оглядев меня констатировал он. Сходи-ка до Анны, пусть она тебя глянет.
К Анне?! Мне?!
Я в порядке!!
Ей приходится нелегко из-за сокровища в изоляторе, с которым все носятся, как с писанной торбой. Яне некоторые, не собираюсь причинять неудобства, привлекая внимание к своей персоне.
Меня выбило с привычной орбиты, это правда. Надеюсь, выбило в сторону моего предсказания: иначе для чего это всё?
Третья
После шести последних недель могу с уверенностью сказать: не ходить на охотуэто просто потрясающе!
Никаких засад в любую погоду, никаких вопросов: «Предпочтешь жить с этим или умереть?», никакого караула над многочасовым тлеющим костром, разводимым после неправильного ответа. Больше не трясёт от напряжения, не сводит от страха челюсти, не тошнит от гари. Можно вкусно есть по расписанию, носить одежду, которую хочешь, в любое время ходить в душ и ложиться спать в мягкую постель. Раньше, во время перескока с одной разведки на другую, о долгом сне и полноценной еде приходилось только мечтать. Иногда поесть можно было только в машине, что везет тебя с одной точки слежки на другую, а поспатькогда был напарник.
Это было тяжело и физически, и морально, но не скажу, что мне это так уж не нравилось. Такой бешеный ритм не оставлял времени для размышлений: мне не приходилось терзаться чувством вины и страхом перед неопределенностью будущего. Глава ставил задачу, потом новую, и новую, и новую. Он думал за меня, что делать; выдавал на задание одежду и инструкции, присылал с водителем перекус, бронировал квартиры посуточно, обеспечивал связь и прикрытие. Мне всегда было, куда идти, чем заняться и куда вернуться. Я всегда знала, чем всё закончится. Мне не нужно было думать ни о чём.
Но эти несколько недель передышки дали возможность вволю поразмыслить. И осознание происходящего приводит меня в ужас.
Мне раньше все казалось логичным: и процедура охоты, и выдаваемые инструкции, и поведение всех участников охоты. Но если подумать, разве охотаэто не банальное убийство?
Ведь оно и есть же. Ты приходишь к человеку, который немного отличается от остальных, и спрашиваешь его: «Хочешь жить или умереть?». Что это за вилка такая: жить будешь только если присоединишься ко мне, если откажешьсяумрёшь. А как же вариант вернуться к своей, пусть и хреновой жизни? Почему его нет?
И почему я раньше не задавалась этим вопросом?
Изначально глава просил представлять на месте потенциалов, на которые ведется охота, ребенка в моей утробе. И я представляла: сейчас его тело поддерживается моим, но стоит ему родиться с таким метаболизмомразве сумеет он прожить хотя бы день? Он будет жить год за годом, и ментально уйдет вперед раньше, чем за ним поспеет тело. Что это будет за жизнь и разве можно это назвать жизнью?..
Моё решение лишить его такой жизни было логичным. И, раз лишаю жизни его, то логичным казалось помочь другому потенциалу избежать тяготящей действительности. Я этим руководствовалась в течение четырех месяцев, что ходила на охоты.