Только удивительно добрые люди приезжают теперь в Бейрут. Удивительно добрые, либо безумно корыстные, как Анжела и Мартин. Больница была всего лишь прикрытием, но Ауад не хотел знать, на кого они работают на самом деле, кто пишет и читает «подарки», доставляемые им в разные концы рассеченного «зеленой линией» города.
Однажды он бросил пачку сигарет, в которой не было ни грамма табака, в приоткрытое окно автомобиля, стоящего на светофоре. В другой раз оставил на скамье в церкви библию с отнюдь не теософскими пометками на полях. Доводилось ему воровать кошельки из карманов людей, чьи приметы он получал от Анжелы, не думая о том, что хранилось в них вместо купюр. Эти клочки кальки, исписанные торопливым пристыженным почерком, были куда опасней бомб, куда разрушительней ежевечерних обстрелов.
Ауад понимал, что пора уходить, но не мог заставить себя подняться со стула. Он смотрел на капельку мороженого в уголке рта Анжелы, на пуговки ее рубашки, за которыми скрывался изящный крестик на золотой цепочке. Впрочем, интересовал его вовсе не крестик, а тот невообразимый мир, где женщины расстаются с ароматным кружевным бельем, а мужчины воспринимают как должное их красоту и покорность. Мир, до поры закрытый для него, но оттого еще более манящий.
Где-то ниже по склону, застроенному однообразными блочными домами, продребезжали колокола. Анжела замерла на секунду и собралась что-то сказать, когда колокольный звон прекратился, заглушенный характерным свистом, глухим безвольным рокотом, ударом и нарастающим воем сирен. Бомбы всегда падали после заката, и за первой приходила вторая. «Подвал»,подумал Ауад,«здесь есть подвал?»
Послышался еще один удар, треск и дребезжание стекол. Упало так близко, что казалось, можно услышать крики раненных, и почувствовать, как души погибших топчутся в нерешительности на краю бытия.
Ауад только сейчас заметил, что Анжела вцепилась ему в запястье и пытается увести к лестнице по темному коридору. Он мог бы обрадоваться такому повороту, но сейчас случилось ужасное, нужно бежать, нужно пытаться кого-нибудь спасти.
Мне пора,сказал он.
Она тяжело дышала.
Не выходи, они начали слишком рано. Что-то случилось. Где Мартин? Мне должны были позвонить!
Темнота неуклонно поглощала комнату. Какое к черту позвонить? Этой ночью весь квартал опять останется без электричества.
Я буду жить вечно,произнес Ауад невпопад,бомбы мне не страшны.
Нет, ты останешься!выкрикнула женщина.
Почему она боится обстрелов? Ведь сама же добровольно... Снова послышался свист и Анжела понеслась вниз по лестнице, утаскивая Ауада за собой. Она закрыла массивную дверь, изготовленную во времена, когда о бомбах никто не помышлял. Зажгла свечу, и на некрашенной каменной стене появились две дерганые тени. Было душно и промозгло одновременно. Казалось, будто мир снаружи перестал существовать, будто Ауад все пропустил, пытаясь успокоить чужую, напуганную и до смешного одинокую женщину.
Жаль, что нельзя выйти и посмотреть, как падает с неба неописуемой красоты зеленая комета, как освещает неопрятную улицу вспышка, как смерть осматривается в поисках легкой ежедневной добычи.
Боже Иисусе, здесь невозможно даже курить. Остается лишь сидеть на брошенном на пол матрасе и слушать ее бормотание. Когда-то Анжела видела, как бомба убила несколько человек, работавших с ней. Ауад слышал эту историю раньше. Он слышал десятки подобных историй. Тоскливая грань взрослого мира, о которой не хотелось думать. Так или иначе, смерть настигнет всех.
Останься до утра,просила женщина,ты не можешь вот так уйти...
«Я все могу!»подумал Ауад.
Он поднялся на ноги, в неровном свете свечи взглянул на нее свысока. Дома придется сидеть в подвале с соседями, но это свой дом и свои отморозки, пусть при встрече ему и противно с ними здороваться.
Перестань завывать!сказал он грубым басом, удивляясь сам себе.
В свои шестнадцать он был выше Анжелы, гораздо сильнее её, и телом и духом. Она ему не указ. Никто ему не указ. Она всего лишь чужестранка, которой он добровольно согласился помогать. А еще, её время прошло. Как прошло время всех европейцев с их лицемерным замшелым либерализмом. Здесь война, детка. Кто дотянулся, тот взял. Кого задело, тот не выживет. И так было всегда.
Он прошелся по подвалу от стены до стены, чувствуя себя непобедимым и настолько правым, что сам Господь Бог не сможет ничего возразить.
У меня мать и сестра,сказал он,я иду к ним.
В гостиной проснулся телефон, звякнул резкой раздражающей трелью. Анжела вскочила с места, но тут же уселась обратно. Бомбы падают гроздьями, одна за другой. Вечерний выход еще не окончен.
«Тщеславная трусиха»,подумал Ауад,«с чего она решила, сто следующая попадет именно сюда?»
Он открыл дверь, взбежал по лестнице. Поднял трубку, выдохнул и сказал «Алло!».
Кто это?спросила по-французски женщина на другом конце линии,Где Мартин?
Нет здесь Мартина, я за него.
Женщина извинилась и дала отбой.
Когда людям нужно сказать нечто важное, они это говорят. Или просят передать. А тут бабские глупости, дебильные игры в шпионов.
Он сунул в карман пачку Мальборо, прихватил на память бензиновую зажигалку с металлическим корпусом и вышел через парадное крыльцо на узкую улицу, освещенную светом луны, пахнущую многодневным мусором и некогда благополучным бытом.
Ауад не видел лицо отца Бутруса в полутьме за резной решеткой, но чувствовал исходящее оттуда нетерпение. Он достал из кармана джинсов плотный запечатанный конверт, сложил пополам и просунул в щель меж прутьев. Конверт бесшумно провалился в темноту и через мгновение на его месте появился другой, в точности такой же.
Что-то еще?спросил священник.
Да. Просили передать, Камилла выходит замуж.
Отец Бутрус некоторое время молчал.
Замуж, значит.повторил он,Хорошо, дитя мое, деньги будут ждать тебя в обычном месте. Иди с миром и служи Господу!
Выйдя из церкви на раскаленную полуденную улицу Ауад ощутил ничем не оправданное облегчение.
Глава 18
Нью Джерси
Октябрь 2005
Что же было в том электронном письме?спрашивает Мишель.
По правде, ничего интересного.
Она приподнимает брови, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не заржать. Представляю себе, как она ворочается ночами без сна, как строит догадки и гипотезы. Да я молодец, я чертов мастер саспенса!
Время и адрес,говорю я наконец,он назначил мне встречу.
Ты не заподозрил подвоха?
И не думал в ту сторону. После двух суток на улице я мечтал только о горячем душе и месте, где можно нормально поспать. Скамейки в парке для сна не годились, а из интернет-кафе меня выгнали. То ли я слишком долго играл онлайн, то ли от меня воняло. Ведь Карла ушла, и некому стало купить мне новые носки.
Значит, ты пошел на встречу с незнакомым человеком, ничего не выясняя?
Что значитнезнакомым? Я читал его электронную почту, знал баланс на банковском счету, номер депозитной ячейки в Лондоне...
Ощущение было такое, будто он мой родственник: какой-нибудь двоюродный дядя или потерянный в далеком детстве сводный брат. Будто мы с ним связаны общей тайной. Не знаю, можно ли объяснить это словами.
Я помню автобусную остановку, рощицу чахлых тополей, светофор. Какая-то девица выгуливала пса, разрешив ему мочиться на рекламные тумбы. Я сидел на бордюре у обочины, клевал носом и не сразу заметил, как напротив остановился темный фургон.
Мужик за рулем походил на злодея из игры, вроде тех, что обитают на продвинутых уровнях и сторожат важные порталы. Ростом и комплекцией он мог соперничать с трансформаторной будкой, а выражением лицазаменить надпись «Не подходиубьет!». Огромные кулаки, армейские ботинки, сросшиеся черные брови, густая борода и зеленая бандана на бритой башке. Не сядь я к нему в машину добровольно, уверен, он закинул бы меня в багажник мизинцем левой руки. Если люди Большого Жозе и следили, чтобы я не сбежал из города, в тот вечер они предпочли не появляться.
Я знал его имя и фамилию. То ли по странному совпадению, то ли по диковинной традиции, звучали они одинаково. Его звали Хасан Хасан, я не шучу. Он родился тридцать девять лет назад в высокогорной деревне в Ливане и принадлежал к малочисленной и скрытной ближневосточной народности, о которой достоверно известно лишь то, что они всегда умели воевать. А еще он был единственным человеком, которому доверял Ауад Мансури.
За те двое суток, что «Хасан в квадрате» провел за рулем, мы не перекинулись с ним ни словом. Это было логично: злодеи в играх не должны разговаривать. К тому же, я не нуждался в компании, чтобы самозабвенно отоспаться на заднем сиденье. Пару раз мы остановились на заправках, заливали бак и заглатывали наспех по сэндвичу с индейкой. Свинину Хасан не признавал.
На третий день ближе к вечеру мы оказались на пустынной грунтовой парковке в городке у Средиземного моря. Судя по вывескам и названиям улиц, это была Италия, а не Франция, пусть я и не заметил, когда мы пересекли границу. За рядом выцветших ангаров в душном мареве виднелись мачты яхт, на столбах сидели сонные чайки.
Вовсе не так представлял я себе эту встречу. Я думал, что знаю, каково этоопозориться перед незнакомыми людьми. Но унижение похоже на темный колодец без дна, и невозможно предугадать, когда и где придется в очередной раз измерить его глубину.
Эк тебя колбасит, парень!произнес за полуобморочной пеленой голос с мягким акцентом.
Твердь под моей задницей спикировала вниз и снова взметнулась к небу, а волна ударила в борт яхты, окатив прохладными липкими брызгами. Я осторожно открыл левый глаз, затем правый, отвернулся от солнца и сдержал спазм в горле, грозящий разразиться очередным приступом рвоты, если бы во мне оставалось, чем тошнить.
За большим хромированным штурвалом, широко расставив ноги стоял Ауад Мансури. Мужик средних лет и среднего роста, со смуглой кожей, черными круглыми глазами немного навыкате и приятной открытой улыбкой. Вовсе не страшный и абсолютно не похожий на многолетнюю угрозу благополучию земной цивилизации.
Рядом с ним возвышался молчаливый Хасан Хасан в зеленой бандане.
«Мачете»,подумал я,«такие чуваки обычно носят мачете. Для полноты образа оно здесь необходимо».
Яхту снова качнула волна. Я схватился за металлический трос у борта, подтянулся и едва успел склониться над морской пучиной. Самое противноетошнить не едой, а неизвестно чем. Хасан поднялся с места, в руках у него оказалось красное пластиковое ведро, которым он зачерпнул воды из-за кормы и вылил на мою и без того страждущую голову. Легче не стало.
Да ну их в задницу, пускай смеются. Терять мне давно уже нечего, остатки самоуважения смыты за борт соленой водой. Лишь бы не пришлось в таком состоянии говорить. Особенно, если все, что я мог им рассказать, уже отправлено по мейлу три дня назад. Могли бы, в знак благодарности, вернуть меня на сушу. В конце концов, я не сделал им ничего плохого.
Ауад покинул свой штурвал и приблизился ко мне, широко расставляя ноги и хватаясь за тросы, натянутые между мачтой и палубой. Он наклонился и с интересом осмотрел меня, словно я был редким морским животным, угодившим в его сеть.
У нас есть таблетки от морской болезни, должны помочь. Но ты потерпи часок, пообвыкни, не то сблюешь все обратно, а мне неохота зря добро переводить.
Ну спасибо тебе, добрый доктор! Значит, от этой дряни существует лекарство, но Ауада душит жаба, а мне полагается только ведро морской воды...
А нельзя того, вернуть меня на берег? И проще, и дешевле...
Нельзя,сказал он,не все поступки обратимы.
Я написал в мейле все, что знаю. Зачем я вам нужен?
Парень, который умеет угадывать пароли, нужен всем.
О, черт...
Ты давай, дыши глубже! Морской воздух полезен.
Глядя на Ауада я подумал, без всякой причины, что Карла могла знать его в прошлом. Встречаться с ним или что-нибудь такое. Они подошли бы друг другу, и по возрасту и вообще. Мое воображение нарисовало полдюжины сценариев, где есть Ауад и Карла, но нет места мне.
Он опустил со лба темные очки-авиаторы, взъерошил руками ежик черных, чуть тронутых сединой волос. Никогда бы не подумал, что я способен сказать такое про мужика, но выглядел Ауад стильно, а держалсяс достоинством. Он умел носить и эти авиаторы, и неброские, но дорогие часы на левом запястье, и небрежно расстегнутую льняную рубашку, и дизайнерские джинсы, подвернутые на щиколотках. Его грудные мышцы вызывали у меня жгучую зависть, притом что он не выглядел пустоголовым качком, зацикленным на собственной мускулатуре.
Я нарочно заставлял себя прокручивать в голове едкие мысли, от которых становилось больно где-то внутри, то ли в горле, то ли в желудке, ноющем одновременно от голода и тошноты. Я смаковал этот стыд, и злобу, и отчаяние, надеясь, что не смогу упасть еще ниже.
Ты дыши и приходи в себя, а я пока расскажу историю,сказал Ауад, прикуривая от зажигалки с металлическим корпусом.
О чем?
Ну, например, о сотворении мира. Когда выслушаешь ее до конца, уверен, ты не захочешь с нами расставаться.
Он посмотрел на Хасана, и оба хрипло рассмеялись.
Когда-то очень давно,сказал Ауад,из первозданной Бездны, праматери всего осмысленного, родились древние боги.
Материя еще не успела остыть, все текло, сверкало и изменялось. Богам приходилось тяжело работать, чтобы навести порядок в отдельно взятом временно-пространственном клапане, и оттого их тошнило и колбасило, почти как тебя сейчас. Они легли на едва созданный островок тверди и решили больше ничего не делать. Лишь слепили из праха и пепла новых богов, молодых и бодрых, чтобы те продолжили тяжкий труд.
Молодому поколению вскоре тоже надоело работать. «Мы боги»,сказали они,«а значит, мы блаженны, безмятежны, и ковыряться в материи нам не престало!». Но кто-то должен был создавать, поддерживать и преумножать порядок во всей его сложности. Новые боги решили, что для выполнения тупых однообразных действий лучше всего сгодятся машины. И создали новые боги искусственных богов.
На первый взгляд роботы очень походили и на новых богов, и на древних, и даже на первозданную Бездну, свою прабабку. Они не обладали разумом, но тяжелую монотонную работу выполняли с усердием и в срок. Новые боги посмотрели на роботов и сказали себе: «Ребята, какие же мы молодцы! Давайте улучшим их, наделим каким-нибудь искусственным интеллектом, чтобы они сгодились для задач посложнее!».
Новые боги сели писать свои скрипты, но пришли древние боги с тревожной стариковской мнительностью, и воскликнули: «Вы рехнулись?! Машины уничтожат вас к чертовой матери и создадут свое общество. Умному роботу боги не нужны, и он поймет это раньше, чем вы успеете его перепрошить!». И тогда новые боги предложили древним богам пойти в задницу. Так началась война высших существ, и продолжалась она миллиарды лет. Пока бессмертные тратили время и силы, наделенные разумом роботы были созданы в секретной небесной лаборатории и названы для простоты обращения «людьми».
Ну что, тебе легче?спросил Ауад.
Я взялся за поручень и поднялся на ноги, стараясь не удариться затылком о какие-нибудь снасти. Солнце почти зашло, ветер приятно холодил липкое от пота и морской воды лицо.
После заката качает меньше.сказал он,А ты смешной! Такого тяжелого случая морской болезни я еще не видел...
Что было дальше?спросил я,Восстание терминаторов?
Он кивнул.
Первый судный день. Наделенные разумом роботы, очень похожие на богов, побороли создателей и едва не скатили с трудом созданный мир обратно в хаос.
И кто же их остановил?
А сама первозданная и остановила. Она сказала, что энтропия энтропией, но в этой конкретной пространственно-временной точке порядок необходим. Причем не простой порядок, а динамический, с усложнением информационных структур. «Зачем оно тебе надо, бабуля?»спросили боги. «Не ваше дело»,ответила она,«Вы всяко провалили задание. Придется призвать богов параллельного мира, чтобы подъехали и поделились мудростью. Скажем, сократили количество роботов, ограничили срок их службы, и затерли память. А еще лучше, зашифровали ее ключом такой длины, что никто никогда не сможет его взломать!»
«Бабуля»,сказали самые молодые из богов, те, кого в этой жизни еще хоть что-то интересовало,«мы уже не способны забрать у роботов разум. А значит, рано или поздно они попытаются выяснить, кто их создал и зачем, и почему им приходится так много и тяжело работать!».
«Придумайте горстку легенд»,сказала праматерь всего живого,«да поярче и поубедительней. Подчеркните их ум, уникальность, моральные качества, и способность созидать. Расскажите им про светлое начало и про свободу выбора. Что-нибудь безобидное, но лестное, во что они с готовностью поверят. Но не забывайте периодически чистить их коллективную память и менять ключи, иначе всё повторится. И да будет всем счастье!».