Не люблю притчи,сказал я.
А это ни разу не притча. Это реальность, имеющая к тебе самому прямое отношение.
Какое такое отношение? Кроме того, что я тоже стараюсь не удалять файлы, а шифрую их длинными ключами.
Наша среда состоит из твердой материи, которая умеет накапливать и сохранять информацию. Удаленные данные с диска можно восстановить, если дорожки физически не повреждены. Представь себе, что есть люди, точнее, сущности, которые уже несколько тысячелетий трясутся от одной мысли, что кто-нибудь угадает ключ. Понимаешь намек?
Ауад ухмыльнулся.
Я тебя, подлеца, двадцать лет по всему свету искал!
Он протянул мне на раскрытой ладони голубую таблетку и дал бутылку минеральной воды.
Это от укачивания. Должно помочь. Как только полегчает, можешь принять душ, а пока Хасан приготовит ужин.
Глава 19
Долина Бекаа, Ливан
Апрель 1985
Развалившись на заднем сиденье потертого «Фиата», некогда выкрашенного в белый цвет, Ауад думал о том, что прошлого не существует, а жизнь продолжается. Бульдозеры вспахивают трехсотлетние кладбища, бомбы обращают в пыль дома с накопленным хламом, архивами и старыми фотографиями. А к началу двадцать первого века и вовсе грянет апокалипсис, чтобы уничтожить все, заведомо обреченное на уничтожение, и не позволить самому Ауаду превратиться сорокалетнего увальня с пивным животом и одышкой, скучного, женатого и детного, придавленного страхом любых перемен. Если бы он мог обратиться к мирозданию всего с одной просьбой, загадал бы жить вечно, либо умереть молодым.
За окнами, в полупрозрачной дымке раннего утра, виднелись склоны холмов, где на террасах, сложенных столетия назад из неотесанного камня, росли серые оливковые и нежно-зеленые миндальные деревья. В сочной весенней траве, обреченной на увядание под ближневосточным солнцем, горели алые анемоны. Редкие тощие коровы провожали одинокую машину флегматичными взглядами.
«Тот, кто ходит за стадом, рано или поздно наступит на кучу дерьма»,подумал Ауад. Нельзя ходить за стадом. Нельзя размениваться на обманчиво стабильный мирный быт, который будет в одночасье уничтожен по воле слепых обстоятельств. Нужно взять от жизни всё, либо умереть, попытавшись.
Хасан, сидевший спереди, выстукивал ритм песенки на прикладе калаша, словно на дарбуке. Луис упорно газовал, ввинчиваясь в гору и стараясь не терять скорость. Он высунул из окна руку с массивной золотой цепью на запястье и длинным ногтем на мизинце, растопырил пальцы и пытался ухватить себе на память свежий ветерок, какой бывает в горах ранним весенним утром.
А все таки, ребята, вы полные отморозки,сказал Хасан, для убедительности кивая головой,если я вернусь домой невредимым, так и буду рассказывать всем, я ездил в Бекаа с двумя христианскими козлами, которым внезапно надоело жить, и нашел там несметные сокровища. Шутка, шутка. Никому Хасан ничего не расскажет. Но даже вы могли бы найти более простой способ заработать.
Например, снова пойти воевать против ваших?спросил Луис,да ну его, это скучно, опасно и платят мало. Лучше уж наркоту через нейтральную зону возить, или вот как Ауад когда-то...
Заткнись,сказал Ауад,на дорогу смотри, здесь всякое может случиться.
Дикий запад!воскликнул Луис,Или нет, лучше дикий восток! Содом, Гоморра и анархия. Всё, как я люблю!
Ауад закурил и подумал, что зря они взяли с собой этого придурка. Если вдруг что, он первый наложит в штаны и наделает глупостей, а то и сбежит. Хасану можно доверять, тот настоящий мужик, хоть и друз, а Луисдешевка и позер.
На развилке направо, и вон за тем холмом,сказал он вслух.
Странное дело, сколько проехали, а ни одной машины, ни одного блокпоста.
Молись своему богу анархии, чтобы и дальше так.
Хасан продолжал настукивать ритм. Дорога пошла на спуск, склоны сменились на поля, а оливы и миндальна укрытые влажным полиэтиленом саженцы конопли, заботливо высаженной от самой обочины и до горных вершин на горизонте. Ауад знал, что если их здесь поймают, домой не вернется никто.
Когда «Фиат» подпрыгивал на выбоинах, оставленных в асфальте не то сирийскими, не то израильскими танками, в багажнике глухо перестукивали куски арматуры, которыми, как советовал Ауаду опытный охотник за древностями, удобно вскрывать саркофаги. Кроме прочего, там лежали две лопаты и кирка, канистра с водой из резервуара на крыше и пара одеял, чтобы заворачивать хрупкие вещи, если такие попадутся.
В черном пакете, вместе с кубиками подтаявшего льда, ждали своего полуденного часа три банки немецкого пива. Еще теплые лепешки с заатаром, купленные в пекарне на углу, были завернуты в кусок газеты «Аль-Наар», содержащий, как и всегда, только плохие новости.
Сестра Луиса Мариам отказалась собрать им в дорогу еду. Во-первых, она была едва ли не единственной девушкой в Ашрафийе, которая не умела и не любила готовить. Во-вторых, узнав о планах брата на этот ясный весенний день, устроила в их тесной квартире, с недавно заделанной дырой в стене, шумный скандал, похожий на небольшое землетрясение.
Промысел на древних могилах соотечественники Ауада освоили еще в начале войны. Рассказывали, что статуэтки из слоновой кости, римские стеклянные сосуды для благовоний, золотые монеты и кольца с изумрудами позволили многим парням пережить лихие дни, не говоря уже о перекупщиках и посредниках, щедро делившихся с людьми из объединенного христианского фронта, от полевых командиров и до высших чинов. На аукционах Лондона и западного Берлина вещицы, добытые за копеечную плату из пропитанной потом и кровью (а вовсе не молоком и медом, как ей полагалось быть) Ханаанской земли продавались за десятки тысяч долларов.
Когда-то смелые до безумия финикийские мореплаватели шли к берегам Фарсиса и Магриба, чтобы, выжив в схватках с местными дикарями, привезти домой золото и серебро. Монеты, отчеканенные из тех металлов правителями Библа, Тира и Сидона, и добытые из погребальных пещер смелыми от отчаяния парнями без капли финикийской крови, вновь уплывали на запад в вечном водовороте вселенской несправедливости.
У Ауада был другой план. Он не собирался ни с кем делиться, мечтал сам попасть в холодные, чистые, сверкающие рекламными огнями европейские города и продать там свою добычу по ее истинной цене.
Странная вещь эта жизнь. В мирное время, которое Ауад помнил смутно, финикийцы никого не интересовали. Была церковь по воскресеньям, уроки французского, семейные обеды и святой Марун, живший отшельником в пещерах сирийской пустыни. Но едва началась война, все заговорили о славных предках. Об их бесценном наследии, генетических маркерах и историческом праве на эту землю. О тайном знании, амбициях, морской экспансии и готовности приносить в жертву собственных детей ради победы на врагом.
Экая, по сути, глупость. Детей и женщин не надо никуда приносить, они сами всегда становятся жертвами. Это не выбор, а закономерность. Дополнительное насилие на войне ни к чему: человек жесток от природы, зверства совершает легко и естественно, и не важно, что нарисовано на его знаменах: крест, полумесяц, звезда царя Давида или ливанский кедр. Рассуждая сам с собой о женщинах и человеческих жертвоприношениях, Ауад невольно вспомнил Мариам, но отогнал прочь ехидные мысли.
Солнце уже начало припекать, когда Луис съехал с дороги и загнал машину поглубже в заросли опунции, пробившейся меж камней. Ауад обозвал его кретином. С дороги «Фиат» не видно, но пришлось продираться сквозь пыльные колючие дебри, цепляясь одеждой и рискуя наступить на какую-нибудь дрянь, вроде полузасохшего прошлогоднего трупа овцы.
После израильского отступления две недели назад на склоне холма осталась груда бетонных обломков, рваные мешки с песком, пластиковые коробки из-под еды, битое стекло, обертки от чипсов и размотанные магнитофонные кассеты, реющие паутиной коричневой пленки на легком ветру.
Эй, осторожно, здесь полно ям и колодцев,крикнул Луис, прыгая меж обломков, как горный козел.
Притащить бы нормальный бульдозер, да не ковыряться кирками в этом древнем дерьме,вздохнул Хасан, закуривая.
Он зажал сигарету меж зубов, закинул на плечо свой калаш, подхватил левой рукой канистру воды и железный лом, и принялся подниматься в гору с неторопливым фатализмом вола, знающего, что любое поле можно перепахать.
Этот курган ждала участь других курганов в Бекаа, куда местные жители, будь то христиане, друзы или сунниты, повадились ходить с тракторами. Останавливали искателей кладов лишь древние проклятия, по слухам тяготящие над холмом, да недавно покинутый израильский форпост. В любой момент могли появиться конкуренты, или, не приведи господи, патруль, то ли сирийский, то ли принадлежащий одной из шиитских группировок и состоящий из обкуренных отморозков, которым всяко нечего терять. Поэтому Ауад решил провести на раскопках пару часов, забрать всё, что они смогут найти, не углубляясь в толщу времени, и вернуться в Бейрут до заката.
Добравшись до вершины холма, Хасан осмотрелся и присвистнул. Огромные каменные колонны упирались в ясное небо. Под ногами хрустели остатки мозаик, изображавших похождения жестоких богов. Казалось, что ветер приносит слова нашептанных давно умершими жрецами заклинаний, отголоски страсти, с которой служительницы Астарты исполняли ритуальные танцы во время весенней мистерии Адониса.
Не нравится мне это место,сказал Хасан, сваливая свою ношу на землю,как-то здесь всё не так.
Всё так,ответил Ауад,или ты древних наговоров боишься? Дескать, будет твоя память стерта с лица земли, и никто не узнает, сколько девок ты успел попортить, пока не взялся за кирку? Все древние проклятия над этой страной уже сбылись, брателло. Нам опасаться нечего.
Они миновали развалины святилища, вышли на открытую прямоугольную площадку на противоположном склоне холма. Взяв железные прутья с заостренными концами начали втыкать их в мягкую после дождей красноватую землю, в надежде обнаружить твердый камень, скрывающий ход в погребальную камеру. В полях пели стаи птиц. Солнце светило мягко, деликатно согревая спину.
Здесь ничего нет,сказал Ауад через пару часов, втыкая лопату меж камней и мусора,никаких гробниц. Зря тратим время.
Я жрать хочу,сказал Луис и похлопал себя по животу.
Он был тощим, субтильным, ненадежным, и к тому же постоянно ныл. Но сейчас Ауад и сам был не против перекусить. Оказалось, что в черном пакете вместо банок пива лежит бутылка «Джека Дэниэлса», а в обрывке газеты «Аль-Наар» с куском статьи об израильском отступлениивовсе не заатар, и не соль, а горстка отборной конопли. Ауад в пятисотый раз обозвал Луиса кретином, но в душе признал, что рад и тому, и другому. Только доесть лепешки, выкурить по косячку, и можно возвращаться. Не самый удачный день для заработка, но могло быть и хуже.
После нескольких глотков вискаря Луиса развезло и снова потянуло расспрашивать о днях, когда Ауад работал на разведку, сам не зная, на какую. Та история давно уже вызывала у сопляка нездоровый интерес. В ответ Ауад напророчил Луису получить от сестры тапком по лбу за сегодняшнюю вылазку.
Прикинь, она назвала нас всех ослами и пожелала ничего не найти!
И ведь сглазила такую затею...
Женщины,сказал Хасан.
Ауад подумал о том, что есть женщины, а есть Мариамединственная причина, по которой он общался с этим придурком. Она была на год младше Луиса, но казалась куда взрослее и интересней. Тонкая, трогательная и недоступная настолько, что лежа по вечерам со своими куда более приземленными подругами, Ауад представлял, как берет ее силой.
Он подкатывал к ней с тысячей цветастых фраз, улыбался самыми безотказными из своих улыбок. Предлагал съездить на море, в горы, или сходить в кино. Добыл мешок цемента и сам заделал дыру, оставленную осколком снаряда в стене ее кухни. Пробовал покупать ей одежду и серебряные побрякушки. Пообещал подыскать непыльную работу для брата. Но Мариам лишь твердила ему: «Поступай, как хочешь, мне от тебя ничего не нужно».
Он понимал, что девушки, особенно красивые, рано потерявшие родителей и вынужденные заботиться о непутевых братьях, живут в этом мире по неписанным, но строгим правилам. Ей нельзя появляться на людях с парнем, вроде Ауада, потому что соседи станут говорить. Ей нельзя ни на что соглашаться с первого раза. Ей не следует пускать его в дом, даже если он приходит якобы к другу. Рано или поздно ей придется выйти замуж за старого мужика с деньгами, который увезет ее заграницу, подальше от обстрелов, вооруженных милиций и настойчивых ухажеров, добывающих деньги неисповедимыми и опасными путями. Подальше от Ауада, которому суждено умереть молодым.
Была ли это любовь? Он не знал. Но временами ненавидел Мариам за то, что она заставляла задумываться о вещах, которые раньше не приходили ему в голову, помогать идиоту Луису и безуспешно ломиться в некрепко запертую дверь.
Ауад свернул косяк, позвал Хасана, бродившего по склону с куском арматуры в руке.
Здесь есть чертовы колонны, значит должны быть чертовы саркофаги,крикнул тот,ну что за дерьмо?
Расслабься, археолог,ответил Ауад,иди покури с нами, посмотри на закат!
А все-таки, было у тебя с той англичанкой три года назад?спросил Луис.
Сопляку негоже слишком много знать. Но разомлев от конопли и солнца, Ауад уже не был уверен, приключилась ли та история в самом деле, или он сейчас придумывает ее на ходу.
Еще как,сказал он,прямо там, в подвале, во время обстрела. Ей было одиноко, страшно, и хотелось этого, ну, как его...
Траха?
Надежного, твою мать, мужского плеча!
Луис рассмеялся.
Ага, от пацана, который до этого женщин видел только на картинках.
Ну, об этом я не стал ей рассказывать. Да и нечего особо знать, по секрету тебе скажу.
Он отвернулся и посмотрел на розовеющие облака над горами.
Потом она нарочно ждала обстрелов. Трусы кружевные купила, маникюр сделала. Я чуть не помер со смеха, когда догадался, что это ради меня. Ну, сам понимаешь, шестнадцать лет, вместо мозговтестикулы.
А однажды прихожу такой весь потный от подъема в жару, а дверь не заперта. Шестым чувством чую, что надо бежать, но я же любопытный. Зашел, прислушался. Тихо. Как после взрыва машины с семтексом, ну, первые пару секунд. Смотрю, они с мужем чинно так в креслах сидят перед телеком, новости смотрят без звука. А у обоих красные пятна на груди и мозги по плюшевой обивке размазаны. И на стенах, и на ковре, я чуть не вляпался. Только носки у мужика чистые, что моя совесть до причастия. Еще подумал тогда: «не может быть!». Неужели я лишнего священнику сболтнул? Он ведь и платил копейки, никакого резона не было. Помнишь отца Бутруса, он еще куда-то пропал, то ли за границу, то ли хрен его знает...
Кажись, нашел!крикнул Хасан из зарослей опунции.
Луис легко поднялся на ноги, Ауад, прихватив бутылку, поплелся за ним.
Грубо отесанный прямоугольный камень затыкал нечто, похожее на вход в гигантскую кроличью нору. Хасан воткнул сбоку лом, крякнул, выругался и откатил валун в сторону. Из темного подземного коридора повеяло сыростью и духотой.
Глава 20
Брошенный в темноту камушек отозвался через долю секунды негромким стуком.
Слабо первым прыгнуть?спросил Ауад у Луиса.
Вы психи,сказал Хасан,я даже с веревкой туда не полезу. Кстати, она у нас есть?
Пока Луис бегал к машине, Ауад размышлял о том, зачем древние рыли эти колодцы, и как сбрасывали туда саркофаги вместе со всем барахлом. Спуститься хотелось даже не ради наживы, а из принципа. С чего это умники решили, что он остановится перед таким смешным препятствием?
Слушайте, а может не надо?спросил Луис, наблюдая, как Хасан закрепляет веревку морским узлом на железном ломе, как втыкает лом в распор поперек хода в колодец. Вторую веревку, страховочную, он привязал там же, рядом с первой.
С чего вдруг не надо?сказал Ауад,ты не знал, зачем мы сюда приехали? Хочешь, чтобы я рассказал подружкам твоей сестры, как ты намочил штаны в двух шагах от ящика с трупом и золотыми монетами?
Ну не знаю,сказал Луис,кажется, мы делаем это неправильно.
Не дрейфь! Если что, мы тебя вытащим. Или ты нам не доверяешь?
А почему я?
Хочешь тянуть наверх Хасана? Он в два раза тяжелее тебя. Без вопросов, ты первый. Всё, что найдешьтвое. Если, конечно, мы тебе потом карманы не вывернем.
Луис намотал страховочную веревку в два оборота вокруг талии, обреченно вздохнул, перекрестился и начал спуск, упираясь ногами в шершавую каменную стену. Ауад усмехнулся и сплюнул. Этому придурку такой опыт пойдет на пользу. Страх нужно уметь скомкать и засунуть себе в задницу. Сам он не раз проезжал сначала на велосипеде, а позже на тарахтящем раздолбанном мотоцикле по заросшим сорной травой улицам нейтральной зоны, и видел, как снайперская пуля входит в стену в паре дюймов от его головы.