Грузный мужик запер входную дверь на щеколду, повернул обратной стороной табличку «открыто» и покрутил жалюзи. Как у всех толстяков, руки у него были пухлые и неуклюжие, а походка напоминала клоунский номер на потеху публике. Он отодвинул стул и с облегчением плюхнулся на него своей рыхлой задницей, а парень с дробовиком остановился по другую сторону стола.
Толстяк что-то сказал, Карла ответила. Он сказал что-то еще, она ответила снова. Он с усилием поднялся со стула, подошел и влепил ей пощечину, от которой даже взрослый мужик улетел бы в другой конец комнаты. Карла вытерла рукой кровь с разбитой губы и обозвала его одним из выученных мной французских ругательств.
Ээ, а можно в туалет?спросил я.
Мужик посмотрел на меня, словно только сейчас заметил, и произнес, сильно коверкая слова:
Ты ломать мой банк, брать деньги и компьютер?
Так вот в чем дело.
Я.
Винс говорить, это невозможно.
Для идиотовневозможно,сказала Карла.
Мужик ударил ее еще раз, теперь она не стала обзываться.
Нельзя обижать Большой Жозе,сказал мужик многозначительно,кто обижать большой Жозе, тот умереть молодой и здоровый. Винс очень больной,он показал на свой нос,врач, лекарство, расходы. Люди говорят, Большой Жозе кинули. Нехорошо.
Сделав несколько кругов вокруг вентилятора, муха приземлилась на ствол дробовика, поразмыслила пару секунд и переместилась на горлышко бутылки с лимонадом. Я хотел отогнать ее, но вспомнил, что лучше не делать резких движений.
Я верну ваши деньги,сказал я.
Пять тысячи евро, новый компьютер.
Но мы взяли только три тысячи!
Проценты. Авторитет. Люди говорить Большой Жозе лох.
Хорошо,сказал я.
Одна неделя. Потом проценты больше.
Муха, из нас всех облюбовавшая только парня с дробовиком, наконец села ему на нос. Он передернул плечами и резко потряс головой. Едва я собрался возразить, что накрутка за моральный ущерб бессовестно завышена, Карла воспользовалась моментом. Она двинула телохранителя Большого Жозе ногой под колено, ударом руки направила ствол в сторону. Когда парень повалился на пол, Карла завладела дробовиком и добила свою жертву прикладом в шею. Все это заняло долю секунды.
Увлеченный красотой ее движений и скоростью реакции, я не заметил, как в руках толстяка появился короткоствольный автомат, направленный мне в ухо. Это все так же грозило попаданием моих мозгов на плакат, но с меньшим радиусом рассеивания. Слабое утешение.
Женщина быть хороший жена и рожать дети,сказал Жозе,женщина дратьсянонсенс.
Сам ты нонсенс!ответила Карла тяжело дыша, и бросила дробовик в сторону.
Уходи,сказал он,одна неделя. Потом процент расти, а Жозесерчать.
Повторного предложения мы не ждали.
В номере Карла умылась холодной водой и некоторое время осматривала в зеркале свою распухшую нижнюю губу. Я уже знал, что в зеркало она смотрится редко, и не понимал, почему. Будь я женщиной с такой внешностью, не отходил бы от зеркал и витрин. И вообще, с такой фигурой, я ходил бы голым.
Тебе было очень больно?
Ерунда,сказала она,время все вылечит. Зря ты пообещал вернуть ему деньги. Где ты их возьмешь?
Придумаю что-нибудь.
Закатные лучи мягко сползали по жестяным крышам, приглаживали листья плюща на стенах старинных домов. Город затих, готовясь к новой ночи огней, забытья и разврата. А мы просто сидели на нагретом за день кафельном полу балкона и смотрели вниз на улицу сквозь резную чугунную решетку.
Кажись, для Самира мы больше не клиенты ви-ай-пи,сказал я.
Вот ублюдок,ответила Карла,спалила бы к чертям его рыгаловку, только вот легче от этого не станет. Местьбесполезное занятие.
Она посмотрела на свои руки. Костяшки пальцев правой были разбиты в кровь.
Все еще не могу поверить, что ты добровольно в это ввязался.
Он ударил тебя по лицу. Я должен был его остановить.
Представляешь, что будет, если через неделю ты их не принесешь? Он станет бить уже тебя, и не только по лицу. А тебя, похоже, никогда не били.
Ну почему, вот в седьмом классе был у нас один пацан...
Энди Розенталь, ты безмозглый придурок! Это все, что у меня есть сказать.
Сочту за комплимент.
Мы помолчали некоторое время, наблюдая как меркнут солнечные блики, как зажигаются фонари и нарастает гул голосов в барах и ресторанах на площади за углом.
На кой тебе защищать меня?спросила Карла,тебя он трогать не собирался.
Да что такое пять тысяч евро, мелочь, по сути! Ради тебя я готов украсть куда больше. Если попросишь, я вообще все на свете сделаю, даже невозможное.
Она покачала головой, снова посмотрела на свои руки.
Зря ты в меня влюбился, парень. Я для этого не гожусь.
В тот вечер она не стала пристегивать меня к батарее.
Я проснулся в полете, на полдороге от вершины скалистого утеса к белым бурунам волн. В комнате было темно и тихо, а запахи сигарет и кокосового шампуня больше не скрадывали отчужденную пустоту. Мне не нужно было поворачивать голову, чтобы убедиться, что Карлы нет.
Я лежал и смотрел в потолок, а она уходила. Стук ее каблучков по стылому утреннему асфальту отдавался эхом от фасадов каменных особняков. Черные жесткие локоны подпрыгивали на плечах в такт шагам. Пистолет покоился в кобуре под левой грудью, пригретый ее теплом.
Она уходила так же необратимо, как растворяются во времени упущенные возможности, как исчезает все случайное и прекрасное, оставляя в душе гулкую приторную пустоту. Слишком сильная, чтобы жаловаться, слишком гордая, чтобы просить.
Если бы я только мог взломать эту хрупкую, уязвимую базу данных, которая называется человеческой памятью, и удалить оттуда зло, посеянное всеми, кто был с ней до меня. А вместо варварских попыток загубить недоступное совершенство, я заполнил бы таблицы до краев своей горькой, невостребованной любовью, отвергнутым теплом и обманутым доверием, восстановил бы из горстки нулей и единиц то, к чему никто другой не был вправе прикасаться. Я сделал бы все, чтобы она меня полюбила.
Глава 14
Поднявшись с дивана, я бесцельно побродил по комнате. Вышел на балкон. Утро было слишком промозглым для начала лета. Вернувшись в номер, заметил, что из-под моей подушки что-то торчит. Тонкая пачка банкнот и два паспортанастоящий и поддельный. Я ей больше не нужен, она отпустила меня навсегда, снабдив деньгами на обратный билет.
Зазвонил телефон, я на автомате снял трубку.
Большой Жозе ждать неделя и найти тебя на другой конец света!
Очень хотелось послать его лесом, но я промолчал. Сунул деньги и паспорта в карман джинсов, валявшихся на полу, перебрался на кровать и припал щекой к подушке, все еще хранившей ее запах.
Часов в десять я снова открыл глаза. Солнечный свет из-под золотистой портьеры делал комнату чуть более жизнерадостной, но не мог улучшить моего настроения. Он всего лишь мягко очерчивал ворох простыней, мои незагорелые ноги, деревянные балки на потолке, узорчатый ковер и картину с грудастыми девицами в старинных платьях над допотопным телевизором. А также ладный серый костюм и невыразительную физиономию мужика, сидевшего в кресле.
Я заметил его, лишь когда вылез из-под одеяла с намерением отлить. Нет, ну если кому-то нравится наблюдать, как я разгуливаю по номеру в несвежей футболке и трусах с изображением Губки Боба, которые маменька когда-то купила по скидке, то пусть ему будет на здоровье. При Карле я бы постеснялся, а сейчасплевать.
Я молча заперся в ванной. Почистил зубы, принял душ, высушил волосы и минут десять рассматривал в зеркале свое лицо. Занятно, что в семье у нас никогда не было рыжих, и волосы у меня невзрачного оттенка, а вот щетина на подбородке огненная, как парик Рональда Макдональда. Воистину, необъяснимая загадка природы.
Когда я вышел, мужик, не поворачивая головы, произнес хорошо поставленным голосом с правильным произношением, как в старых фильмах:
Не тяни время напрасно, оно разрушает материю.
А вселенная стремится к энтропии.сказал я,Достану я ваши чертовы деньги, хватит уже напоминать!
Он повернулся вместе с креслом, которое, впрочем, не было вертящимся. Только сейчас до меня дошло, кого он мне напоминает. Такой же серый костюм носил координатор Карлы из офиса в Ля-Дефансе.
Ты, типа, тоже адвокат?спросил я.
Моя должность называется «суффет».
Как в Библии?
Он с достоинством кивнул.
Представитель земной власти в городе, где нет помазанного богами царя. Мое имя Озмилькар, но можешь называть меня просто Оз, что в переводе с финикийского означает «сила».
Мне очень захотелось присвистнуть.
Суффетов двое,добавил он,мы поддерживаем Ойкумену, за отсутствием... Впрочем, не важно.
Знаю, понял. Выте, кто заставляет людей совершать грязную работу взамен на обещание избавить их от воспоминаний.
Все немного сложнее,сказал он,мне придется объяснить. Пойдем.
Он поднялся и подошел к двери.
А можно, я надену джинсы?
Светить Губку Боба на всю Ойкумену не хотелось. Я расценил его молчание, как «да».
Мы вышли на узкую лестничную площадку, где Озмилькар вызвал лифт. Когда кабина подъехала, створки, вопреки ожиданиям, не разъехались в стороны, а раскрылись внутрь, как в зале суда, и вместо тесной кабинки мы зашли в офис, в точности похожий на тот, где я пил кофе без сахара две недели назад. Блондинка в сером платье закрыла за нами и приглушила свет.
Секундочку,сказал я,мы же заходили в лифт...
Ты живешь в двадцать первом веке,произнес Озмилькар с едва заметным укором,пора привыкнуть, что физический мир не более, чем иллюзия. Особенно, физический мир, в котором действуют люди.
Охренеть,не сдержался я.
Он улыбнулся, указал широким жестом на кресло, стоявшее у высокого темного окна.
Садись, Эндрю Дж. Розенталь. И приготовься узнать нечто такое, о чем на Земле знают всего несколько человек. Хочешь кофе?
Конечно. Две ложки сахара и побольше сливок.
Стекло озарилось светом и превратилось в панораму Парижа. Примерно, как вид с нашего балкона в номере, только без застящих соседних домов.
Нравится?спросил он, и не дожидаясь ответа взмахнул рукой.
Париж ненавязчиво растворился, перевоплотившись в утыканную башнями береговую линию южного Манхеттена, с длинными тенями, вертолетами в небе и свинцовым заливом вокруг. Позволив мне глазеть на это пару секунд, он снова сменил картинку и мы оказались на крыше невысокого каменного здания у моря.
До боли яркое солнце окрашивало мелкие волны в линялый серо-голубой оттенок. Обшарпанные рыбацкие лодки покачивались у бетонной пристани. По узкой односторонней улице вдоль набережной, обгоняя разбитые ржавые грузовики, промчался ярко-желтый Ламбургини. Бородатый мужик в тапках и длинном черном халате продавал кофе с телеги, украшенной неопрятной бахромой. Он выкрикивал зычным голосом, рекламируя свой товар, и отмахивался от мух сложенной вдвое газетой. Полуразрушенная крепостная стена скрывалась под горстью одноэтажных домишек с плоскими крышами, на которых мужики в белых майках курили кальян.
Где мы?спросил я.
Все там же, на Монмартре,ответил он,а это Библ, блистательный мегаполис древнего востока. Место, где зародилась западная цивилизация. Финикиястрана, о которой известно слишком мало, и выдумано слишком много ерунды. Не беда, что сейчас Библ грязен и убог. Физический мирлишь иллюзия, помнишь?
Я хотел спросить, зачем было ехать на метро до Ля-Дефанса, если офис помещается в кабинке лифта, когда блондинка принесла кофе. На отдельном блюдечке лежал круассан с шоколадом.
Знаешь самый надежный способ защитить информацию?спросил Озмилькар.
Скрыть сам факт ее существования.
Верно. Непростая задача, тебе ли не знать. Мы вроде как не существуем, и в то же время находимся в любой точке времени и пространства одновременно. Эту комнату можно материализовать за любой дверью, хоть в сортире, хоть в шкафу, хоть завтра, хоть тысячу лет назад. Была бы необходимость. Люди, работающие на нас, считают, что их завербовали спецслужбы, ведущие секретную разработку способов манипуляции сознанием.
А что вы делаете на самом деле?
Сейчас просто поддерживаем. И хотим, чтобы так и продолжалось.
Поддерживаете что?
Систему, разумеется. Все, что люди знают о Вселенной - Система. С уровнями доступа, потому что если все будут знать всё, наступит полный Армагеддон. За одну жизнь много узнать невозможно, но люди научились записывать. А следующие поколениянаписанному верить, как правде в последней инстанции.
А что, не надо верить?
Надо, конечно. Это все, что вам остается. А мы уже позаботимся, чтобы лишнее из Системы исчезло.
Он взмахнул рукой, и на экране появилось морское дно с затонувшим кораблем, стайками рыб и амфорами, наполовину засыпанными песком.
Знакомо, не так ли?
Я молча жевал круассан. Понятие «слишком много информации» только что вышло на новый уровень.
Знаешь что такое «левантизм»?спросил Озмилькар,Он же принцип «если работает, ничего не трогай». Наше изобретение. Пришлось слишком много пахать, чтобы стабилизировать этот мир, и мы больше не хотим перетруждаться. Да, бывают баги, иногда система зависает и приходится ее перегружать. На днях мы даже вернули ее на полгода назад, потому что не знали, в чем проблема.
Не понял,сказал я,это вроде как с Windows-98?
Это метафора, чтобы тебе было понятней. Но тогда уж представь себе Windows XP до выхода первых патчей. Стабилен, но не без изъянов. Не без вас, красавцев, с которыми непонятно, как поступить.
Без каких таких «нас»?
Отдельных представителей человечества, которые неизвестно почему имеют больше доступа, чем должны. Сначала вы угадываете пароли и ключи, лихо решаете кроссворды. На этом все может закончиться, и тогда трогать вас не надо. Но бывает, что вы выходите из-под контроля и начинаете угрожать стабильности.
Например?
Обещаете какой-то мрази достать за неделю пять тысяч евро, не соображая, что мразь после этого потребует еще и еще. Нам, конечно, плевать на деньги, но их оборот в мире должен происходить по отлаженным алгоритмам, иначе будет бардак. Кроме того, мразь рано или поздно узнает, как именно ты это делаешь, а вот этого мы уже совсем не хотим. Как и возвращать систему во времени. Это адская дополнительная суета, а суетиться мы не любим. Предпочитаем пить кофе и смотреть порнуху в интернете, если продолжить метафору.
А что бывает, когда вы возвращаете систему во времени?
Для людейничего не бывает. Они не помнят, что однажды уже прожили этот отрезок.
То есть, если вы вернете мир, скажем, на три недели назад, я не встречу Карлу и не буду об этом помнить?
Он кивнул.
Это еще ерунда. Однажды был аврал и пришлось вернуться на три тысячи лет. Не представляешь, как жалко было проделанной работы по стабилизации, прямо до кровавых слез. Но выбора не было. Поэтому слушай сюда. Этопервое и последнее предупреждение. Тебе нельзя расшатывать реальность, парень, иначе мы сделаем так, чтобы ты никогда не рождался.
Скажите, а начальство у вас есть?спросил я
У всех и всегда есть начальство.
Ты что, менеджеру пожаловаться хочешь? Забудь. Это вне твоего доступа. Пора возвращаться на Монмартр и решать свои проблемы.
Я снова оказался на узкой лестничной площадке, вызвал лифт и спустился на первый этаж. Девушка за стойкой сказала, что комната оплачена до сегодняшнего утра, а значит, освободить ее нужно через час. И что мне полагается континентальный завтрак. Мир продолжал вертеться, людисуетиться, и вроде бы ничего не изменилось.
Я решил не рассказывать никому о том, что произошло утром. Скорее всего, оно и вовсе не происходило. За дверями лифта скрывается всего лишь кабинка лифта, финикийская культура исчезла с падением Карфагена, а подлый Самир мог подмешать галлюциногенной дряни в лимонад.
Глава 15
«А в чем, собственно, трагедияникогда не родиться?»думал я, наливая себе большую чашку горячего шоколада. Знал ведь с детства, что маменька не собиралась заводить именно меня. Она хотела девочку. Однажды, сильно разозлившись, я сказал ей, что лучше бы она вовремя сделала аборт, а не доставала бесконечными упреками в вещах, которые я не могу изменить. Это был единственный раз, когда мне удалось задеть ее по-настоящему.
Нет человеканет картонной коробки с проблемами. Или стеклянной банки, тоже хорошее сравнение. Пускай обнуляют мою никчемную жизнь, не жалко. Хотя лучше, конечно, вытравить из реальности Большого Жозе. Тогда я поверил бы во вселенскую справедливость. Но Озмилькарт сказал, чтобы я выкручивался сам. От тебя, говорит, одна головная боль, у нас есть дела поважнее. Зато мелкие мрази, и прочие ходячие неприятности, существуют неспроста. Оничасть системы, сосуд для хранения и обработки необходимой информации. Он так и сказал: «сосуд». Как амфора, картонная коробка или стеклянная банка.