Этландия - Эрик Ингобор 13 стр.

Камень, кокосовая веревка и охрана агента  1 стейер 15 фени.

Последний номер прейскуранта стоил пять фени. Вы опускаете пятак в автомат, всовываете голову в дыру  и аминь!

Красочные страницы были посвящены рекламе:

Я не сомневался, что книжонку подсунул мой страшный спутник по купе. Он кандидат в самоубийцы.

Вот откуда его смертельный скептицизм.

Либо ошибся пальто, либо хотел избавиться от этого мрачного прейскуранта

Возможно  только чудак с невеселым юмором.

Через минуту я обнаружил смятую записку, которую мне так и не удалось прочесть в поезде.

У меня похолодело сердце. Я почти догадался, куда он исчез Мне можно было не читать черновика прощальной телеграммы.

История ясна. Он давно носился с мыслью покончить с собой. Беседовал со мной о тщете жизни. Это было остро и убедительно. Он почти склонил меня самого. То были мысли смертника. Да Умирающий тянет за собой живых. Какое коварство! Он предложил мне, как яд, эту книгу. Затем отправил последнюю телеграмму. Исчез до прихода поезда в Этборг? Он бросился с поезда!.. Скорей прочесть записку. Там адрес его родных. Сообщить им подробности его последних минут Я развернул записку

Минуту я не понимаю ее смысла.

Затем роюсь в прейскуранте. 139 141  142. «Любительский». В мешке фирмы с плотно закрытыми ушами Кладут на полотно Он Он Тот, под поездом на перегоне Портик  Сальров! Клиент  250847!.. Меня охватывает омерзение. Ведь это убийство! Сухопарый кашляющий человек был агентом Акционерного Общества Земных Расчетов!

Он агитировал меня, негодяй!..

Глава VII,в которой господин Опус занимается жестокой охотой на человека.

В конторе у господина Опуса, главы фирмы «Земных Расчетов», больше известного нам как «человек в сиреневом белье», был зал, напоминавший палату тяжелобольных.

Вместо кроватей с вытянувшимися желтеющими кандидатами «в ящик» стояли длинные столы картотек. Вместо полагающегося у изголовья высокого железного прута с черной табличкой, на которой медики записывают мелом имя больного, болезнь и температуру, над каждым столом возвышались затейливая диаграмма и имя кандидата «в ящик»: «Лецт», «Бординг», «Густав Ларк», «Ортиг и Сыновья».

Длинный ящик желтых карточек был совершенно схож с худым телом больного, внутри которого копошатся смертоносные бациллы, сочатся гнойники и лопаются сосуды.

В желтых листах тела, над которым возвышалась табличка «Густав Ларк», гнездились все бациллы, болезни, огорчения и неудачи г-на Ларка, владельца концерна сельскохозяйственных орудий, заботливо собранные агентурой «Общества Земных Расчетов» и частным сыском.

Все страдальцы, заботливо уложенные в эту палату г-ном Опусом, были подозрительны на «typhus bancrotis».

Г-н Опус, сам переживший эту смертельную болезнь, только в силу случайности не приведшую его к печальному концу, мог считать себя специалистом и знатоком этого тифа.

Достаточно было «Обществу Земных Расчетов» заполучить секретные сведения о плохих данных годового баланса того или иного короля сельдей, угля или подтяжек, как в палату вносили длинный стол с именем короля. Вот больной король жаток и плугов «Авериг Юст»; под ним в ящике уже хранится первая бацилла  карточка плохого баланса.

Смертоносные микроорганизмы «typhus bancrotis» размножались. Появлялись желтые и шелестящие вестники развития болезни. Тут и сведения частного сыска о стоимости развода с женой, и газетные вырезки о разорении фермеров, грозящие сокращением сбыта комбайнов, молотилок и плугов. Тут и микробы первых долгов.

Всякое злокачественное увеличение бацилл сейчас же давало себя знать на диаграмме под именем больного. Этакий прыжок линии по шкале!..

Падение акций на три-четыре пункта  и температура прыгала вверх.

Входя утром в палату смертников, г-н Опус сразу видел, кто дышит на ладан. Всякое резкое ухудшение у больного «typhus bancrotis» приводило г-на Опуса, как врача из анекдота, в восторг.

Он мог потирать руки и весело приговаривать:

 Перебойчики сердца? Чудесно, чудесно!

 Кровоизлияньице в мозг? Очень неплохо!

 40,2? Миленькая температурочка!

Он давал волю не только своему врачебному восторгу, но и злорадству бывшего банкрота. Когда температура банкрототифозного достигала опасного накала долгов и падения акций, когда агентура добывала такие подозрительные сведения, как:

«Шофер сообщил: 12 августа господин Бординг машины не требовал. В контору не выезжал».

«12 августа. По сведениям, полученным от лакея, хозяин мрачен, заперся в кабинете. Велел выключить телефон».

Тогда г-н Опус заготавливал невеселый текст договора с «Обществам Земных Расчетов» и начинал добиваться личной встречи с больным.

* * *

В последнее время полицией и муниципалитетом овладела какая-то старческая сентиментальность. Они слишком усердно стали увещевать, ловить, отговаривать и оберегать самоубийц, нанося ущерб доходам «Общества Земных Расчетов».

Г-н Опус решил напомнить этим дуракам, что они занимаются противоестественной чепухой. Он срочно готовит докладную записку в министерство внутренних дел, в которой нужно доказать:

во-первых, вредность борьбы с самоубийством;

во-вторых, полезность деятельности «Общества Земных Расчетов»;

в-третьих, желательность субсидии от государства.

Для подкрепления первого пункта перед ним лежали две блестящие цитаты из Дюрхгейма:

«Самоубийство есть преобразованное и смягченное убийство. Оно благодетельно, ибо если само по себе оно и не благо, то по крайней мере меньшее зло, избавляющее нас от худшего».

«Самоубийство является предохранительным клапаном, который не следует запирать. Самоубийство представляет огромное преимущество, избавляя нас без общественного вмешательства, наивозможно простым и экономным способом, от известного количества бесполезных или вредных субъектов. Не предпочтительнее ли было бы предоставить им мирно уничтожить самих себя, нежели вынуждать общество извергать их насильственно из своего лона».

* * *

 Какие прекрасные мысли!.. Ясно Этим ослам надо напомнить, что существуют излишки. Вредные излишки. Кто их будет уничтожать? Некому. Значит, пусть они сами себя ликвидируют. Надо вставить еще неплохую фразочку этого паршивого министра просвещения: «Если бы треть страны исчезла или эмигрировала, наше отечество вздохнуло бы свободно». Одни национал-социалисты деловые люди. Эти желторубашечники  просто умницы. Они прямо говорят: «Этландия должна себя оздоровить. Уничтожить дегенератов и неполноценных людей. Подобно спартанцам  жить имеют право только здоровые этландцы» Ничего нет проще доказать, что кончают с собой хилые, выродившиеся, неполноценные этландцы. Мою фирму государство должно приравнять к полезным машинам по мусоросжиганию. Мы помогаем убирать нечистоты

 Что вам надо, Гец? Огромный процент налога? Они взбесились. Я вам говорил. Чиновники департамента сборов путают нас с землеустроительными предприятиями. Черт бы вас побрал с вашим названием «Земные Расчеты»! Они думают  «Земельные Расчеты». Сообщите им, что мы больше имеем отношения к погребальным бюро. Мы принимаем заботы по безвременно погибшим. Почему они не облагают таким же процентом «Братьев Фишпэ. Гробы, венки и церемонии»? Что у вас еще?

Гец протянул Опусу новое агентурное сведение о подозрительном на банкротство владельце концерна автомобилей Бординге.

«Сегодня утром выехал на курорт Альму, юг Этландии, ввиду острой неврастении».

 Гец! Распорядитесь. Я сегодня вечером выезжаю в Альму.

Бординг, тяжело дыша, выполз на сушу, лег и тупо стал рыться в прибрежных ракушках.

* * *

По пляжу ходили женщины в шелковых штанах, широких, как паруса яхт. Их белые фуфайки, облегавшие грудь, и белые шапочки, косо сидевшие на макушках, отвлекали Опуса от серьезных размышлений о деле. Среди золотого песка цвели зонтики всех цветов радуги.

Рядом с Опусом стояла голубая плетеная кабинка с пестрым занавесом вместо двери. Из нее высунулась громадная волосатая нога, ступила на песок. Грузный Бординг, запахнув халат, поплелся к берегу. Опус последовал за ним в воду. Они долго плескались, фыркая как носороги. Затем Бординг, тяжело дыша, выполз на сушу, лег и тупо стал рыться в прибрежных ракушках.

Опус тщательно вытер свой массивный живот и шею и решил, что момент собирания ракушек самый подходящий для беседы о земных расчетах.

Он начал с пляжных анекдотов, затем перешел на тему умирания автомобиля в перенаселенных городах, где машины вынуждены плестись, как черепахи

* * *

В один из вечеров, прогуливаясь с Бордингом по набережной, обсаженной пальмами, слушая звуки оркестра, долетавшие из казино, Опус осмотрел южное звездное небо и сказал:  Мы  вымирающие патриции. Не нужно прятать голову в песок. Наша римская империя людей дела, сильной воли и предприимчивости  умирает. Мы  последние патриции этой империи денег. Мы хорошо жили, помпезно должны и умирать. Не смерть в тюрьме за долги, не пуля, наспех и трусливо всаженная в себя. Нет! Мы должны умирать гордо и спокойно, как римские патриции. Нам нужен пир смерти

* * *

В отдельном кабинете ресторана курорта Альмы был оформлен траурный договор с господином Бордингом, и Опус уехал на север, увозя авансовый чек.

Часть третьяГОМОФАМЕЛИКУС,илиПОВЕСТЬ ОБ ЭТЛАНДСКИХ АРГОНАВТАХ

Глава I,в которой на наши головы сыплются цитаты.

Длинноногий сын г-жи Шлюк все-таки поймал инженера Куарта и доставил в «Ноев Ковчег». Связанного по рукам и ногам инженера, по совету всех жильцов, положили в каморку Эпигуля. Там окно было слишком высоко для того, чтобы из него можно было выброситься на улицу, и совсем не было мебели, о которую можно разбить себе голову. Кроме того, внешность старого доктора философии Эпигуля, его мягкий голос, учтивые манеры могли подействовать успокаивающе на этого психопата. Сама же г-жа Шлюк, захватив большой ветхий ридикюль, побежала к полицейскому сержанту Цопу узнать, куда посадить негодяя  в тюрьму или сумасшедший дом.

На грязной двери конуры Эпигуля висела надпись:

«Дом мой  дом наслаждений, ибо он дом бедности».

Спал Эпигуль в углу, на куче истрепанных пожелтевших газет, вместо подушки укладывал четыре тома энциклопедического словаря, покрывая его какой-то серой тряпкой. Старый энциклопедический словарь служил в каморке Эпигуля универсальной мебелью: так, в случае необходимости стопка из шести томов образовала нечто похожее на стул, а комбинация из десяти томов  небольшой кухонный столик.

Рискованно выдвинуть такую вульгарную гипотезу но, может быть, та колоссальная эрудиция, которой обладал доктор философии Эпигуль, отчасти была приобретена им оттого, что вечно либо его зад, либо его голова покоились на толстых томах  скопищах человеческой премудрости.

Тому, кто впервые встречал доктора философии Эпигуля, сразу запоминался красный нос философа, над которым лениво свешивалось пенсне. Поверх пенсне на вас глядели несколько усталые, добрые глаза. И, наконец, вы замечали, что у Эпигуля не хватает нескольких зубов и что его седая бородка представляет собой сбившиеся, давно не чесанные два клока волос.

Доктор философии Эпигуль считал, подобно мудрецам древней Эллады, что наслаждение является первой целью жизни. Поэтому он всегда жевал своими прогнившими зубами конфеты.

Познавать  является второй целью жизни, поэтому он всегда носил под мышкой неразрезанную толстую книгу. Третьей целью является  давать советы и дружеские поучения. Поэтому он всегда щедро разбрасывал пригоршни цитат и изречений.

Эпигуль, сгорбившись над столиком из словарей, долго выводил на ватманской бумаге какие-то письмена, затем повернулся, печально поверх пенсне посмотрел на лежавшего в углу Куарта и сказал:

 Дорогой друг я не узнаю вас. Вы превратились в какую-то спирохету. Да. Вы бледный микроб. Вы ходячий микроб самоубийства. Не обижайтесь. Ибо  что такое люди? Об этом говорит убедительно Пеламед: «Люди  это жалкие микробы, копошащиеся в плесени, покрывшей комок земли, бесцельно вращающийся в мировом пространстве». Вы печальный микроб, инженер Куарт! Если даже правда на стороне пессимистов и мы только микробы  я предпочитаю быть жизнерадостным микробом. Втройне смешон скептический микроб

Куарт злобно прервал его:

 Послушайте, доктор Эпигуль! Вы воображаете, что ваш клоповник  сад Эпикура, и начинаете меня поучать Оглянитесь! Тут нет кипарисов и лавров,  здесь блохи, грязные тряпки и допотопный газетный хлам

Эпигуль оглянулся и испуганно обвел глазами каморку.

 Странно Я этого не замечал. «Важны не сами вещи, а наши мнения о них». Эта куча книг, сваленных в углу, мне всегда напоминала своими зелеными переплетами кусты лавров

 Доктор, хоть вы постыдитесь принимать участие в этом идиотском фарсе Развяжите мне руки Развяжите! Меня заели блохи!

 Нет, дорогой, госпожа Шлюк или уничтожит меня, или я рискую потерять это жилище, к которому привык.

Эпигуль поправил пенсне и погрузился в свою кропотливую работу.

Куарт долго лежал молча.

 До чего мы жалки с вами, Эпигуль!  начал он.  Мы пытками выжимаем из себя ищем для «человечества». Человечества! Вы сосете в гнилых зубах карамель, протираете штаны в поисках двух новых комментариев к Аристотелю, которого никто не читает. Вместо того, чтобы торговать салом! Жалкая у вас профессия! Вы знаете, философ, подлинную жизнь в этом мире получают владельцы реальных вещей. Мы  подонки сегодня!.. Голод, вши, выбитые стекла, какая-то рвань вместо одеяла, чесотка от грязи, лохмотья вместо одежды, промокшие ноги, неоплаченные долги, суды, одиночество Одна черная краска. И рядом  другой Ничтожество. Я его видел на днях Веселый, пышущий здоровьем Торгаш! В бархате авто. Сытый, спокойный, довольный. Мой антипод. Человек, живущий на другом полюсе жизни. А вы хотите быть оптимистом. Мы обречены

Эпигуль вытер перо бумажкой, покачал головой.

 Вы можете сказать, как Микельанджело: «Не рождается во мне ни одна мысль, которая не носила бы образа смерти» Дорогой инженер! «Не лишайте природу ее законного права самой превратить вас в кучу мусора», как сказал старый мудрец Сатикул. Жить стоит даже ради того, «чтобы завтра увидеть розовое тело женщины, купающейся в реке»,  продолжал доктор философии Эпигуль, снимая вошь с шеи.  Бенак говорит: «Жить стоит даже ради того, чтобы убедиться, насколько завтра будет мрачнее сегодняшнего дня»,  он раздавил пойманное чудовище ногтем.  Берите пример с меня, омерзительный нытик! Мой труд, мой долголетний труд «Мир и Я», труд, который должен перевернуть философский мир, никто не хочет печатать так же как никто не хочет покупать ваш автомат. Какая профанация ставить рядом наши труды!.. Издательства  банкроты. Они говорят мне: «Никто не покупает даже порнографических романов». Но Эпигуль не ищет веревок, газовых кранов и не стремится попасть под колеса трамвая. Он не завидует розовым жеребцам, у которых есть авто и к которым уходят наши жены. Авто, модный костюм! Я, как Сократ, могу воскликнуть: «Сколько существует вещей, которые мне не нужны!» Я не завидую. Ибо Эпигуль годами воспитал в себе Великую Атараксию, безразличие к переменам в жизни, бесстрастие и умение не иметь потребностей. Вы, одаренный микроб, не смотрите в окна чужих автомобилей, не ищите там чужих женщин, открывайте источники наслаждения в самом себе. Зазубрите и повторяйте, как молитву, аристотелеву строку: «Счастье принадлежит тому, кто сам себя удовлетворяет».