Куарт желчно захохотал:
Старый развратник Хотя это ложь: весь «Ноев Ковчег» знает, что к вам ходит какая-то старая дева Вы демагог. Ваши проповеди только для простаков, а сами вы если что-нибудь и ищете в себе, то только вшей. Вы успели убить их уже шесть штук А счастье вы ищете в одеждах этой безобразной гетеры
Эпигуль вскочил со стула из шести томов энциклопедии, его глаза за стеклами пенсне стали грозными, а нос из красного фиолетовым.
Замолчите вы, пошлый микроб!
Доктор философии бывал страшен не долее полутора минут. Он быстро возвращался в обычное благодушно-ироническое состояние.
Да, ко мне ходит «старая дева», «безобразная гетера». Только, к сожалению, это не гетера, а безработная стенографистка, и ее приходы больше имеют отношения к тому плакату, который вы мешаете мне рисовать вот уж полчаса
Эпигуль, что бывало с ним редко, слегка покрутил свой седенький ус и даже было замурлыкал что-то, но потом ему захотелось продолжить разговор:
Лет шесть тому назад, когда у меня был еще новый сюртук и я делал скандальные доклады вроде: «Благоразумие есть форма идиотизма», она стала моей поклонницей. Да, не отрицаю, у нее утиный нос, покрытый какими-то кратерами пор, у нее слишком велик рот Но ведь некрасивых женщин нет, когда они сбросят с себя последний лоскут туалета. Эта женщина мой компаньон в деле, которое позволяет мне изредка обедать и покупать два-три занятных томика. Ремесло (заниматься которым, повторяю, вы мне мешаете уже около часу) немного мрачно, но все-таки дает приличный заработок. Мадемуазель Ц. будем так из скромности называть мою компаньонку, надев траурное платье, ежедневно отправляется на кладбище и прогуливается среди могил, часто повторяя вслух избранные места из моих сочинений. Она дожидается очередного погребения. Незаметно примкнув к шествию, она узнает, пошептавшись, имя покойника и адреса его родственников. Затем она незаметно стенографирует надгробное слово пастора. Расшифровав дома запись, мадемуазель Ц. приходит ко мне (давая повод для всяких эротических подозрений желчных субъектов) и приносит листок с надгробным словом, которое я, обладая неплохим почерком, каллиграфически переписываю на лист ватманской бумаги. Затем наша фирма отдает его застеклить и окантовать. После чего мадемуазель Ц. опять надевает свое траурное платье и отправляется по записанному адресу к семье покойного Смею вас уверить, наша фирма не получила еще ни одного отказа в оплате таких трогательных услуг, и надгробное слово пастора, выписанное безукоризненно, как сейчас, моим почерком, украшает многие квартиры Вот взгляните, неплохая, уже застекленная работа. Какой слог!.. Учитесь слогу у красномордых пасторов с рыжими усами:
«Покойный коммерции советник Монек был добрый христианин. И это одно уже должно вселять в вас уверенность, что душа его спокойно и радостно предстанет перед судом Всевышнего. Всякая утрата тяжела, даже утрата мелких хозяйственных вещей часто повергает нас в горе, но потеря родного человека сугубо.
Размахивая кисточкой, декламируя, как трагик в деревенском спектакле, Эпигулъ прочел свою работу
Но Господь, посылающий нам в наказанье горе, своей щедрой рукой посылает и утешение. Он говорит вам, госпожа Монек (разве вы не слышите среди шелеста этих осенних деревьев голоса Всевышнего?): Не плачь, вдова Монек! Я призвал душу коммерции советника в свои пределы, чтобы успокоить ее от мирской тщеты. Не плачьте и вы, дети умершего, ибо ваш папа взирает на вас и молится у чертогов Всевышнего о том, чтобы»
Под стеклом это выглядит, как скрижали. Я даже стремился придать почерку несколько мистический оттенок А вот последнее надгробное слово пастора Квирса, которое болтовня с вами так и не дает мне закончить
Размахивая кисточкой, декламируя, как трагик в деревенском спектакле, Эпигуль прочел свою работу:
«В моем приходе Петер Грук был украшением прихода. Он был лучшим сыном церкви. Когда он склонялся над своим молитвенником, я взирал на него и знал, что молитвы его будут услышаны на небе
Болезнь кишечника унесла сына церкви, отца семейства Петера Грука. Это тяжело и для церкви и для семьи. О Боже, пошли утешение нам в тяжелую минуту.
Болезнь кишечника поразила только тело Петера Грука, но болезнь кишечника не тронула души, чистой души покойного»
Довольно панихид! зарычал Куарт.
Вы ничего не понимаете, инженер. Этот субъект знаком с хорошими канонами риторики. Я несколько расширил наше производство и ряд речей собрал в книжечку: «Надгробные речи пастора Квирса», и в таком виде продал их автору, которому было необычайно лестно иметь перлы своего ораторско-богословского искусства Помимо того, для зажиточных я философски конденсирую речи и придумываю эпитафии, которые иногда охотно покупают.
Философия на службе у гробовщиков и могильщиков. Это что, новый этап?
Не острите. Да, я делаю философские обобщения: «Спи, Петер Грук. Нелепая болезнь унесла твое тело, но душа твоя пребывает среди нас». Причем я убедился, что чем туманнее смысл, тем скорее покупают и лучше платят: «Он поглощен пучиной тьмы. Но в тьме рождается и свет. Вначале была тьма, меж нею день. Но и он исчезает» такая эпитафия идет нарасхват, ее отрывают с руками. Ибо прав старый Пелор:
Чем смысл туманнее речей оракула,
Тем больше жертв ему приносят
Правда, дорогой микроб, мне это начинает надоедать: вместе со стенограммами я должен получать ласки мадемуазель Ц. О них я могу сказать стихом нашего старого поэта Суэра: «Ее ласки душны, как долгая дорога в летний полдень». А я терпеть не могу долгой ходьбы. Я предпочитаю сидеть в тени и читать Лукреция.
Эпигуль снял пенсне и, откинувшись, пробормотал:
Ныне к упадку идут времена.
Истощенная почва
Слабые силы рождает в животных
Я просто устал, и притом, как предполагает Платон, сладострастие есть самое суетное желание И мне надоели эти «дорогие покойники», у меня в комнате становится мрачно А эта старая карга, Шлюк, кладет еще сюда связанных маниаков Я не могу быть ни смотрителем в желтом даме, ни тюремщиком!
Тогда, старая философская подошва, перережьте ножом мне веревки или горло!
Нет Найдите себе занятие, пессимистический микроб, и уплатите хотя бы долги Найдите занятие, ибо, как сказал Эокарит: «Занятия и ремесла это единственное, что отличает нас от обезьян, ищущих у себя блох» Вы знаете, друг, что отвращает меня от ваших методов покинуть эту иногда бывающую неплохой планету? Боязнь, что надо мной кто-нибудь произнесет надгробную речь, уснащенную такими же перлами риторики, которые я сейчас терпеливо переписываю своей рукой. Мое странное ремесло заставило меня недолюбливать похороны. Вы знаете, статистикой установлено, что среди самоубийц совершенно отсутствуют сторожа моргов и анатомических театров, гробовщики, факельщики и могильщики, а также персонал крематориев. Мой мрачный микроб! единственный совет, который я могу дать вашей рабовладелице сделать вас могильщиком. Это излечит вас от мании глотать всякую дрянь и втыкать в себя все блестящие предметы.
Эпигуль, одолжите мне сто пятьдесят стейеров и прекратите болтовню, у меня уже болит голова!
Мадемуазель Ц. выдает мне по стейеру в день. Она говорит: «Если у вас будет два стейера, вы начнете мне изменять». Я сам в рабстве Но я могу предложить вам небольшой заработок: оформляйте в стихах эпитафии. У вас есть литературный вкус. Вы могли бы писать так:
Лежит здесь Петер Грук,
Незабываемый наш друг!
Вы замолчите?..
Тогда, дорогой Куарт, я могу только оказать вам скромную и последнюю услугу
И доктор философии Эпигуль, склонившись над столом, принялся водить кистью по листу картона, потом привязал шнурок и преподнес Куарту плакат, который можно было повесить на грудь:
ДОКТОР МЕХАНИКИ,
ИНЖЕНЕР-КОНСТРУКТОР
СОГЛАСЕН НА ЛЮБУЮ РАБОТУ.
Глава II,в которой просвещенные этландцы отправляются на поиски золотого руна.
На улице Кеплера было темно. Инженер Куарт спал на куче газет в углу каморки. Доктор философии Эпигуль сидел в кресле из энциклопедических словарей, погрузившись в мрачную лирику надгробных речей пастора Квирса. Сняв на минуту пенсне, чтобы протереть его, доктор философии от страха чуть не лишился чувств. В двух шагах от него стояло высокое костлявое привидение, корчило ужасающие морды, махало руками. Эпигуль никогда не был мистиком, он не верил в приход теней с берегов Стикса. Но тут он залязгал зубами, рука, державшая кисточку, тряслась, забрызгивая бумагу тушью. Привидение сделало еще шаг. В мозгу философа мелькнула страшная мысль: один из покойников остался недоволен стенограммой надгробной речи и пришел свести счеты! Эпигуль хотел уже трусливо свалить вину на м-ль Ц. и даже дать покойнику ее адрес но в это время привидение прошипело:
Этот негодяй спит? и ткнуло пальцем в угол, где лежал Куарт.
Эпигуль надел пенсне и облегченно вздохнул. Привидение превратилось в г-жу Шлюк, вошедшую на носках, чтобы не разбудить своего должника.
Квартирохозяйка долго шипела на ухо философу о том, что скоро ее найдут повесившейся на чердаке, ибо все жильцы сговорились не платить ей денег, и что у нее мутится голова от бессильной злобы, ибо лежащий в углу прохвост умрет, не заплатив ей двести стейеров. Потом ловким приемом, который в музыке называется глиссандо, г-жа Шлюк перевела разговор на самого доктора философии, заявив, что она намерена его выселить, ибо он мало и неаккуратно платит но тут есть возможность ей потерпеть («Ах! с какой заботой я отношусь к вам, доктор Эпигуль!») при одном условии: если Эпигуль приютит Куарта, будет следить за ним, во всех прогулках его сопровождать.
Вам все равно делать нечего, вы уговорите его заработать деньги и расплатиться со мной, вы же философ. Скажите ему, этому прохвосту, что тогда он, как честный человек, может наложить на себя руки, и я обещаю его похоронить в дубовом гробу. Ибо гроб стоит десять стейеров, а долг инженера двести.
Эпигуль думал о том, что м-ль Ц., очевидно, приговорила его к голодной смерти. Она не является неделю. Он почувствовал себя уже выброшенным на холодную улицу. Единственное спасение стать тюремщиком, нянькой и проводником этого бледного микроба самоубийства. И доктор философии глухим голосом дал согласие Шлюк, закончив скорбной цитатой:
О, Эвменол! Никогда еще
твоя голова не склонялась
так низко!
Таким образом философские прогулки Эпигуля с Куартом были оброком грозной г-же Шлюк.
* * *
Утром Куарт проснулся оттого, что на его лицо падали капли. Над ним с мокрой бородой стоял, вытираясь полотенцем, Эпигуль и громким голосом декламировал: «Я пришел лишь для того, чтоб пробудить других»
Вставайте, микроб! Мы отправляемся, как аргонавты, на поиски золотого руна Даже двух рун. Хотя бы никелевых. Первое руно мы должны найти на кладбище рыжеусого пастора Квирса, вручив ему вторую тетрадь его надмогильных афоризмов. Руно второе работа для вас, дорогой доктор механики! Вставайте!
* * *
У кладбищенского сторожа они узнали, что сегодня погребений нет. Нужно было возвращаться домой. Но Эпигуль от вида могил и деревьев пришел в философский раж. Он взбирался то на один, то на другой могильный холм и восклицал:
Микроб! Это вам из могилы кричит старик Гельвеций: «Вернись к природе! Она утешит тебя, она изгонит из твоего сердца удручающий тебя страх»
В это время хлынул такой дождь, что оба аргонавта промокли до костей. Охи, вопли, сотни проклятий дождю, небу и природе посыпались из-под обмякшей большой черной шляпы Эпигуля. Он промочил ноги, он уже простудился, у него уже воспаление легких Прыгая через могилы, они добрались до величественного склепа и спрятались под защитой его фронтона.
Дождь начал проходить, когда они за спиной услышали странный звук Куарт открыл тяжелую дверь склепа. Полутьма. Вниз ведет лестница. На дне склепа стоят две мраморных гробницы Никого. Вдруг могильная плита медленно приподнялась. Высунулось злое, желтое лицо. Эпигуль закрыл глаза и подумал: «Надо немедленно бросить переписку надгробного вздора. Второй случай могильного кошмара». Плита гробницы поднялась еще выше, из-под нее полезли ноги в оборванных штанах. Вылезший из гробницы сел на край плиты, закурил папиросу и сплюнул. Упавший на каменный пол плевок щелкнул эхом Куарт весело спросил покойника:
Вы зачем вылезли оттуда?
Покойник сиплым голосам ответил:
В гробу курить неудобно. Потом дышать нечем Вредно для здоровья.
Что вы тут делаете?
Дайте полстейера. Даром не рассказываю. Вы не писаки? Журналисты. По морде видно газетчики. С писак беру за рассказ втрое. Они хорошо зарабатывают на брехне о моей жизни. Их тут каждый день торчит с десяток. Морды голодные, аж лязгают зубами. Вы вот удивлены странное ремесло у человека. Зарабатывает тем, что живет в склепе. Это хоть честно. Тяжелый труд. Думаете, весело было кости, черепа и труху из гробницы две недели таскать? А жить, думаете, роскошно? В холодище. Стенки-то мраморные! Тяжелый, но честный труд. А вот зарабатывать деньги на том, что описывать в газетках, как подыхают с голоду, жить доходами с трупов, это уже мародерство! Так вы не писаки? Ах! Ученые? А может, я вам вместо гниды под микроскоп нужен? Нет? Тогда тариф нормальный. Полстейера.
Эпигуль порылся в карманах и виновато сказал:
Мое любопытство жаждет. Но у меня нет денег. Я вам могу предложить горсть карамели
Ну, что ж. Как пастору, натурой.
И сев на край полуоткрытой гробницы, он заученно, как профессиональная кликуша, скороговоркой, чужим голосом, привыкшим по нескольку раз в день рассказывать, произнес:
Вы видите перед собой человека благодаря тяжелым жизненным обстоятельствам спустившегося на дно столицы он был водопроводчик но стал безработным его жена и детки умерли от голоду и он сам не раз падал на заплеванный тротуар его выгнали из квартиры и бездомный лютой зимой он бродил раздавленный горем мимо ваших окон за которыми горели теплые огни и вы беззаботно веселились в горе и отчаянии он забрел на кладбище и этот склеп стал его мрачным жилищем вот до чего доводит тяжелая жизнь и неудачи помогите чем можете!
Кончив декламацию, он вторично сплюнул и заговорил снова своим прозаическим голосом:
Обычно я сижу на верху склепа. У окна. Наблюдаю. Завидев прохожего или гуляющую парочку, я начинаю стучать могильной плитой. Стонать. Вечером это неплохо получается. Или кричу «ау». Ну, конечно, любопытство к загробному миру большое. Она визжит, а ему представляется случай мужеством блеснуть. Со страхом, но прут сюда. Тогда я, как вы уже заметили, выхожу из гробницы. Закуриваю. Это успокаивает и их, и меня. Требую денег вперед и рассказываю Вот налоги заедают!
Какие налоги?!
Ну, а полиции давать надо? Чтобы покрывали и не выставляли А тут четыре поста. Больше на них работаю. Они это чувствуют. Сами заинтересованы. Рекламу делают. Так при случае, молодому человеку или парочке шепнут: «Склеп тут один есть Ночью что-то там неладно. Один говорил, привидение ходит Вы уж туда не забирайтесь». Ну, а это разжигает интерес: где? какой склеп? Одно плохо не высыпаюсь. Есть ночные клиенты. Ночью из кабаков пьяные прут. С дамами. Плачут. Заставляют рассказывать по два раза, но платят прилично
Ну, вот мы и нашли вам работу, микроб! сказал доктор Эпигуль.
Он с чарующей улыбкой высыпал всю карамель в руки обитателя склепа и вкрадчиво обратился к нему:
Мой дорогой друг! Еще великий Агенор сказал: «Быть мертвецом удел не легок». Ноша вашего ремесла непомерна для одних плеч. Вам приходится и следить в окно, и превращаться в загробный джаз, и играть трудную роль «падшего на дно склепа», и не спать ночи? Вот молодой друг. Днем он может высматривать жертв, шуметь, завлекая их в склеп, а ночью заменять вас. Он культурен, ему будет легко овладеть слогом вашего (не лишенного стилистических качеств) монолога о падении. Он невзыскателен. Он не потребует половины заработка. Он согласен на четверть
Послушайте, Эпигуль
Микроб! Вы хотите умереть?
Да.
Подготовьте себя к этому лежанием в склепе. Я уверен, что здесь вы влюбитесь в жизнь.
Глава III,в которой полицейский сержант Цоп извлекает из философских размышлений материал для своего повышения по службе.
Так-так инженер, изобретающий статуи для агитации и устраивающий на своем чердаке сходки безработных (пробирающихся к нему через слуховое окно) вышел из дверей меблированных комнат «Ноев Ковчег», постоял, оглянулся угу за ним выходит человек в черной шляпе, с пелериной на плечах. Борода, по-моему, у него приклеена Угу Они стоят и о чем-то шепчутся Так Эта черная шляпа похожа на одного анархиста Так анархист встречается с инженером, изобретающим подозрительные машины? А Они трогаются вместе и сворачивают в переулок Что ж, проследим И полицейский сержант Цоп походкой старой пантеры направился к переулку.