Зажег. Из последних сил поднял с Мином автомат. На пороге стоял управляющий. Злое лицо в котелке.
До сих пор не разведена топка?! Вы с ума сошли! Хотите заморозить трубы? Что это за люди тут?
Она горела Сейчас зашурую
Куарт привел в движение автомат. Энрик-9 начал быстро загружать топку углем. Печь разгоралась.
Управляющий вытаращил свои воловьи глаза на автомат и даже поперхнулся.
Что Что еще такое? Я вас спрашиваю Что эта за издевательство? Почему вы не работаете?
За меня работает машина.
Я плачу жалованье кочегару Энрику Куарту. Так пусть он и работает! А это чучело выбросить немедленно из котельной. Оно может испортить мне отопление.
Куарт бессильно махнул рукой.
Мне все равно. Могу работать и я.
Остановил автомат, взял лопату. При первом же броске У Куарта слетели очки. Он беспомощно шарил руками по полу.
Управляющий завыл:
В чем дело? Вы долго будете дурака валять?!
Франк злорадно прохрипел:
У господина кочегара слетело пенсне.
Куарт не мог найти очки. Взялся за лопату. Плохо видя, беспомощно бросал уголь. Уголь летел мимо топки.
Франк! Возьмите лопату у этого идиота! Он не умеет работать. Убирайтесь со своим чучелом и очками Франк! Гоните их вон!
Ушел, шлепнув тяжелой дверью. Мин положил руку на плечо Куарта:
Идем, инженер
Глава XIII,в которой Куарт жалеет, что его единственный спутник лишен дара речи.
Когда инженер Энрик Куарт лишился последнего крова в кочегарке парового отопления, Энрик-9 тяжелым ярмом повис на его шее. Инженер был человек, он мог ночевать в комнате с выбитыми стеклами; Энрик-9 был тонкий механизм, ему была вредна сырость мансарды. Хмурый автомат ржавел, то одно, то другое реле все чаще отказывались работать. Он останавливался. Энрик-9 медленно умирал. Стояли морозы, но Куарт отдал ему свое пальто, старую шляпу и шарф. Он кутал автомат в пальто, стружки, бумагу, это не помогало. Тогда Куарт привел закутанного в пальто громадного спутника в слесарную мастерскую. Раздел Энрика-9 и предложил купить на лом.
Сталь?
Высококачественная.
Не подойдет. Жесть, медь, тогда бы другое дело.
Скажите, нельзя ли у вас оставить мой автомат на неделю?
У меня тесно. Нет места.
* * *
Инженер, подняв воротник пиджака, надвинув шляпу, сидел на ступенях, спускающихся к воде. Рядом с ним, укутанный в старое пальто, скрючился автомат. Его туловище наклонилось вперед, как у большой куклы. Сквозь дыру пальто просвечивала сталь. Инженер смотрел в бегущие воды реки.
Инженер, подняв воротник пиджака, сидел на ступенях, спускающихся к воде. Рядом с ним скрючился автомат.
Ты не знаешь, что же произошло А?
Энрик-9 смотрел на гранит ступеней. Ветер вздувал одну полу пальто, отчего автомат казался живым, задумавшимся собеседником.
Мы в чем-то ошиблись с тобой. Мы хотели спасти человечество. Но никто не спасет нас от голодной смерти на этих ступенях Плохо, что около тебя нельзя согреться. Я не предусмотрел, что в черные дни безработицы люди будут ночевать со своими «рабами» в холоде Печи какие-нибудь аккумуляторные мог придумать Мы не ели с тобой трое суток. Мы К счастью, только я. Ты мой раб, но ты совершеннее меня: у тебя нет желудка. Я возьму у тебя пальто, я окоченел. Ржавей, рассыпайся Мы с тобой рано родились. Век автоматов еще впереди. Люди они близоруки. Мы подохнем, а через сто лет нам поставят памятник, нашим именем будут называть чахлые скверы и пыльные улицы. Они будут думать, что наши сгнившие кости придут от этого в восторг Почему при жизни мы умираем с голоду, а те, кто замучил нас голодной смертью, вздыхают о нас, ставят никому не нужные памятники? Лучше бы при жизни поставили большой кусок хлеба с надписью: «Инженеру Куарту благодарное человечество» Неужели Бординги правы? Неужели лучшие умы мира были круглыми идиотами и завели человечество в тупик машинизма? Тогда всем нужно покончить с собой, ибо страшно итти дальше, но еще страшнее вернуться в тьму, в звериную ночь каменного века
Куарт долго больными глазами смотрел на автомат.
Знаешь Мария меня бросила Каждый вечер, когда я возвращался домой, сердце начинало биться. Скорее домой! Неслись улицы. Скорее домой! Может, все это только кажется. Может, она тоже не в силах жить без меня. Я приду и она дома Но таких сказок не бывает. Ее не было. Каждую ночь прислушивался, не слышно ли шагов на лестнице к шагам на улице Вот идет она. Откроет дверь. И все окажется шуткой Но время идет, ночи проходят, путаются мысли от ожидания Дом стал невыносим: секунда в нем это больное ожидание, что же случится?.. Тебя съест ржавчина, Энрик-9. Я не пойду в тот дом. Там я опять буду ждать ее Да! Ведь ты был в тот день дома. Она уходила при тебе. Ты видел ее лицо в ту минуту. Радостное оно было или, может, она плакала?.. Как бы я хотел, чтобы у тебя были мозг, глаза, язык, сердце! Почему я не решал тебя дальше!.. Почему не сделать тебя совершеннее человека? Ты не слышал, она ничего не говорила? Я хочу слышать еще раз ее голос, ее слова Что она говорила?.. Она меня любит? Куарт тормошил автомат. Она любит меня?
Автомат отрицательно покачал своей безглазой головой.
Послушай, мой единственный друг! Когда Мария ушла я однажды нашел ее чулок. Я держал чулок. Не знал, что с ним делать. И вдруг в первый раз я осознал, что те прекрасные ноги целует большегубый багровый Бординг. И она, наверно, так же по-детски хитро и нежно улыбается ему, как улыбалась мне, и вытягивает носок, любуясь своей ногой Я не мог больше быть дома. Сходил с ума Поздним вечером я бежал по улицам. Замерзал, бродил всю ночь Но там, на площадях была еще более ужасная пытка. Светящиеся трубки, световые газеты, рекламы, зеленые, желтые плакаты все вопили и преследовали меня: «Концерн Бординг. Новая модель Мария Как горит у меня лоб!..
Куарт приложил голову к холодной стали автомата.
Знать бы тебе, что такое одиночество!
* * *
Не было денег на покупку электрического корма для аккумуляторов автомата. Он стал мертвецом. Его тяжелое тело надо возить на тележке.
Тяжесть От голода совсем нет сил толкать тачку. Но возвращаться в опустевшую комнату тоже невозможно. Куарт поскользнулся. Упал на колено. И уже не мог подняться. Коленка промокла. Обволакивала сонливость, хотелось опуститься на мокрую мостовую и ни о чем не думать Вот валяется упавшая с головы шляпа. Рука словно чужая. Она не слушается. Дотянись и подними из грязи шляпу не подчиняется
Должно быть, прошло много времени, уже стало совсем темно.
Ветер ударяется в броню Энрика-9, пробегает в его цилиндрах. При сильных порывах ветра кажется, будто автомат что-то шепчет или насвистывает. Тогда делается неприятно. Все время прислушиваешься к его шепоту. В издерганных голодом мозгах начинает рождаться всякая чушь, кажется вдруг, что Энрик-9 медленно поворачивает свою безглазую голову Вот он неуклюже поднялся на тачке, слез с нее, тяжело став в воду. Покачиваясь, подходит.
Ночь. Небо режут далекие огни реклам на той стороне реки. Шумят авто. Гирляндами повисли огни над мостом. Где-то воет джаз, голос взбирается все выше, и звук несется в вечернее небо. Стальной колосс в темноте грязного переулка медленно поднимает своими бронированными лапами тело инженера. Автомат держит на руках своего конструктора. Смотрит в его белое исхудавшее лицо, на его, как у спящего ребенка, полуоткрытый рот, на две беспомощно свесившиеся руки. Его создатель жалок.
Может, в эту секунду даже железное сердце автомата сжалось. Энрик-9 хочет сказать своему конструктору замечательные вещи, но его фонограф беден, и он только хрипло произносит:
Здравствуйте, инженер Куарт!
Энрик-9 заносит инженера высоко над огнями, мигающими с того берега реки, и опускает на тачку. И везет ее, грузно шлепая цилиндрами ног Везет тело инженера, распростершееся, с лицом, устремленным ввысь, с жалкой прядью, свалившейся на лоб. Почти торжественно везет в тьму переулка. Из далекого окна над грязью переулка плачет саксофон.
Слезятся газовые фонари
И тьма окутала стальную тень Энрика-9.
Глава XIV,в которой будет сказано о развлечениях этландцев.
На одной из площадей Луна-парка одиноко торчал высокий столб силомера, украшенный на вершине пучком национальных флажков. Тумба, по которой бьют молотом, была сделана в виде смешной толстомордой головы с маленьким носом и зажмуренными глазами. Лицо выражало боль от удара по черепу.
У силомера, сняв пиджаки, побагровев от натуги, пыхтят два пьяненьких господина. Их лица похожи на тумбу, которую они по очереди бьют молотами:
Эскар! Скажи: «Мой друг Фрип, ты сильней меня!»
Нет, я сильней Ух!
Эскар, скажи, что я сильней Ух!
Дорогой Фрип, я всегда был сильней тебя Ух!
Они начали с ненавистью посматривать друг на друга. Жадно опрокидывают стаканы вина. Покачиваясь, задыхаясь, опять хватаются за молоты. Их просьбы звучат уже как требование. Еще минута и они, наверное, начнут лупить друг друга молотами по лысым черепам
Пестро одетая дама, хозяйка силомера, уже волнуется, глядя на помутневшие глаза друзей, и умоляет:
Господа Господа соревнуйтесь корректно Осторожней Вы убьете меня! У вас вырывается молот! Ах!
Нет, я сильней!.. Собака!
* * *
В толпе зевак на ящик взбирается оборванный человек в очках.
Словно заправский зазывала из дешевого «шапито» или средневековый «шарлатан», он вычурно размахивает руками и шляпой.
Он улыбается, громко кричит, но глаза его полны боли.
Почтеннейшие господа и дамы! Все сюда! Невиданное зрелище! Жуткое явление! Монстр! Чудо двадцатого века! Железный человек, именуемый «Энриком-9»! За десять фени вы можете увидеть невиданное Энрик, покажись почтеннейшей публике!
Инженер Куарт начинает водить автомат по кругу. Какая-то дама взвизгивает.
Не пугайтесь, он на цепи и безопасен, как кошка на ленте.
Толпа всегда любознательна:
Гы-гы-гы!.. Скажите, а он может любить?
Нет, только работать Он любого молотобойца заткнет за пояс. Вот, взгляните.
Куарт подводит Энрика-9 к силомеру. Закрепляет в руках автомата молот. Удар. Кольцо силомера взлетает до поблекших флажков.
Эскар мычит:
Феноменальная сила.
Ах, какой он страшный!
Не хотите ли вы его объятий? сладострастно острит Фрип, наклоняясь к девушке в сиреневом платье.
Глаза Куарта на минуту зажглись.
Вы взгляните, какой бы это был кочегар
Толпа не любит лекций она в Луна-парке.
Скучно.
Ерунда!
Что-нибудь повеселее!
Плачу стейер пусть станет на четвереньки.
Почему он не танцует?
Эй, ты, фокусник-покусник, заставь свое чучело танцевать! Румбу заказывает господин в рубашке с красными полосками.
Куарт смотрит на оловянные пуговицы глаз господина.
Танцевать? Хорошо. Я завтра научу его танцевать румбу, как вы изволили сказать. Пока за пятьдесят фени вы можете ударить его ногой в зад. Прошу, уважаемый господин, только не очень сильно, ибо зад у него железный
Господин, похожий на борова, пыхтя бьет по заду Энрика-9.
Толпа любит шутки.
Гы-гы-гы!
Господину с оловянными глазами это понравилось.
Можно мне еще раз за ту же цену?
Инженер, зачем вы бледнеете и истерически кричите в Луна-парке?..
Энрик-9 может любого из вас заменить в работе! Он может всех выгнать с насиженных мест!..
Инженер хочет крикнуть толпе: «Вон! Стадо!» Но вовремя спохватывается. Кривляется и уже чужим голосом добавляет:
но он, этот стальной дядя, не властолюбив Видите, он забавляет вас, он валяет дурака. Не бойтесь, это только чучело железное чучело на цепи. Почтеннейшая публика! Сегодня за несколько фени, брошенных в шляпу этого стального идиота, вы можете потешаться. Спешите, только сегодня. Я не ручаюсь, что завтра он сможет вас рассмешить Вы, господин, хотите, чтобы он потряс задом?.. Энрик-9! Публика просит потрясти задом.
Куарт включает мотор, и корпус автомата с гудением сотрясается.
Толпа любит смешные телодвижения.
Гы-гы-гы!
Девушка высовывает голову из толпы и писклявым голосом спрашивает:
А воздушный поцелуй он не может сделать?.. Вот так рукой
Куарт, закрыв от усталости глаза, отвечает ей:
Ни поцелуев, ни детей он не делает, ибо он не он, а оно
Оно?! Хи-хи
Не откажите опустить, сколько можете, в его шляпу
Разумнейшая из машин, протянув рычагом руки шляпу, идет по кругу. Круг быстро пустеет. Несколько человек бросают монеты и, зевая, уходят. Остается только одна пышно одетая пара. К ним подходят Куарт и автомат с протянутой шляпой.
Господин Бординг опускает бумажку в шляпу. И говорит Куарту:
Вы подаете надежды. Вы на верном пути. Не стыдитесь никакого труда. Рокфеллер начинал с чистильщика сапог. Не правда ли, Мария?
Мария огромными от ужаса глазами смотрит на ободранного человека в очках, своего бывшего мужа. Она его даже не видит. Она глядит только на впалую щеку, обросшую щетиной. Ее глаза застилают слезы Марию поспешно уводит Бординг.
Долго стоял Куарт. Ему казалось, что остановились время, мозг, что по жилам уже не бежит кровь. Что утонул в пустоте.
Чей-то голос около него произнес:
Забирайте ваш аттракцион. Скоро запрут ворота.
Глава XV,в которой мир покрывается расселинами.
Ночуя как-то в канаве, Куарт снял очки. Утром он нашел их под собой раздавленными. Стекла держались в оправе, но покрылись лучами трещин. Купить очки девять стейеров. Их не было. Инженер обрел новое зрение.
Все люди, которых он теперь встречал, были сломаны. Дома покрылись щелями. Буквы вывесок сдвинулись. Весь мир предстал покрытым расселинами, готовым рухнуть. Небо похоже было на разбитую голубую тарелку. Деревья парков еле держались, словно наспех склеенные синдетиконом. Мчавшиеся по асфальту машины на лету распадались и рассыпались. Трубы заводов, разрубленные на куски, чудом висели последнее мгновение в воздухе.
От созерцания этого растреснутого мира овладевал ужас перед грохотом, с которым все окружающее с минуты на минуту должно было обрушиться
Эта навязчивая мысль к вечеру сдавливала мозг. Тогда инженер закрывал уши, бежал по улицам и слышал, как сзади раскалываются и рушатся дома. И камни свистят над головой. Вот покатился вниз университет. Кренится нависает десятиэтажный дом на углу и вдруг, соскользнув с карнизов, гремя водосточными трубами, летят на Куарта стены
* * *
Волосы Куарта стали пепельными от грязи, глаза ввалились, лицо за год избороздили морщины. Запавшими, мутными от голода глазами смотрел он на город сквозь разбитые очки Как ему не везет! За какое ремесло он ни берется все рушится. Словно в его руках динамит.
Всегда начиналось прекрасно. Он встретил около рынка своего товарища по институту, инженера Хольгера. После серии радостных воплей: «Куарт!» «Хольгер?» «Ты?!» «Я!» после сострадательного взгляда Хольгера на измазанный и разорванный пиджак Куарта последовал путаный рассказ изобретателя о мытарствах, которые он претерпел со своим автоматом. Хольгер нежно заправил ему торчавшую грязную рубаху, погладил его по спине и сказал:
Куарт, нас окружали ослы. Наше «прекрасное школьное детство» десяток лет, вычеркнутых из жизни. Я насиловал свой мозг высшей математикой, у меня трещал череп от клубков дифференциальных исчислений и все для того, чтобы сегодня я мог сложить в уме двадцать четыре стейера пятьдесят фени и двенадцать стейеров семьдесят пять фени. Я совершенствовал свои руки, как фанатик пианист, я добивался, чтобы они умели вычерчивать паутинные линии чертежей машины, а руки мне нужны только для того, чтобы проворно убрать тарелки, смахнуть салфеткой крошки, сделать бесшумную посадку серебряного подноса с блюдами. Я, как одержимый, вгрызался во все мыслимые и немыслимые законы механики, а мне нужен был только один закон механики: закон равновесия при беге с подносом в руках. Я завалил, как чердак хламом, свою голову расчетами сопротивления, законами аэродинамики, коррозией металлов, таблицами Я насиловал свою память, чтобы она запомнила тысячи формул, а она нужна мне только для того, чтобы запоминать, какое сегодня меню, какой марки вино и сколько устриц сожрал мой клиент Ночами я кусал пальцы, мучаясь, ища, конструируя новые машины, а мне нужно знать, как сконструировать ужин для господина Партечка, когда он приходит со шлюхой из мюзик-холла, и как совершенно по-другому построить механизм смены блюд, если он приволок свою жену Когда в одном из триместров, отвечая профессору, я спутал сопротивление медных труб и железных, он не поставил мне зачета. Это же была чепуха! Но когда две недели тому назад я спутал и принес этландский бифштекс человеку, заказавшему бифштекс англез, метрдотель предупредил меня, что я могу искать другую работу Я растерял свою память, знания. Я потерял даже имя. Вместо всего этого на моей груди от восьми вечера до пяти утра висит никелированный номер. Я « 38 Бар Одеон» Энрик! Я завидую своему сослуживцу: он был доцентом по кафедре литературы. Ему хорошо дают «на кофе» наиболее просвещенные посетители. Он, сукин сын, подавая каждое блюдо, приправляет его цитатой из «Пира» Платона, из писем Эпикура, стишком Катулла или Вергилия. И все метко! В стиле блюда! Понимаешь, что обидно? Он зашибает деньги тем хламом, которым набивали его голову в университете. А я не могу. Нечем! Не скажу же я: «Вы едите, мадам, как экскаватор» или: «Шницель обработан на лучшем фрезерном станке кухни нашего бара». За такую остроту меня уволят. Да Так ты думал, что я счастливый инженер?.. Мой приличный вид обманчив. Я никакого отношения не имею к механизмам. Я их забыл. Я не помню, как называется то приспособление, при помощи которого вот этот прыщавый шофер поднимает колеса. Лебедка?