Привет, робко поздоровался мальчишка.
Привет, ответил я. Здравствуйте, обратился к его, вероятно, отцу.
Здравствуйте, поприветствовал меня тот.
Рудольф, протянул мне потную ладошку сосед.
Олег, крепко пожал я ее.
Ну, как оно? Жить можно? спросил отец, оглядываясь вокруг.
Я пожал плечами и ответил:
Можно. Только порядок наведем
Это правильно! Начинать всегда надо с наведения порядка. Ну! он хлопнул сына по спине. Рудик у нас все знает, что нужно делать. Все умеет.
Рудольф только смущенно смотрел на родителя.
Ладно, парни. Вы тут обустраивайтесь, а мне пора в аэропорт выдвигаться.
Хорошо, согласился я.
Пойдем, проводишь меня быстренько, обратился мужчина к своему сыну.
Олег, до свидания! протянул он мне свою крупную волосатую руку.
До свидания! попрощался я, пожав ее.
Оба вышли.
Как раз в этот промежуток времени мне написала Светка: «Dobroe utro, lyubimiy! Kakie plani? Davai vstretimsya, pogulyaem po centru.» Быстро натянув кроссовки и взяв документы, я выбежал из комнаты, не закрыв ее. Между первым и вторым этажами встретился с Рудольфом.
Слушай, мне нужно отъехать, проинформировал я соседа. Вернусь, скорее всего, вечером. Тогда и займемся уборкой.
Да, конечно, добродушно согласился парень.
Со Светланой мы встретились на станции метро «Площадь революции». В ожидании девушки я ходил по залу, как по музею. Поражающие красотой и величием скульптуры будоражили мое воображение. Обратил я внимание на одну из них«пограничник с собакой». Тогда мне показалось удивительным, почему у пса так отполирован нос. Только позже узнал о старой примете: хочешь, чтобы заветное желание исполнилось, потри нос собаке.
«Умели же строить раньше!»
Незаметно сзади ко мне подошла Света и накрыла глаза своими ладошками. Я улыбнулся, повернулся к ней и поцеловал.
Мы неспешно прогуливались по Красной площади. Зашли в ГУМ, полюбовались красивыми и недоступными для нас вещами. Потом вышли на Никольскую улицу и прошли до Лубянской площади. Свернули на Театральный проезд, прошли мимо Большого театра. С Моховой улицы вышли на Воздвиженку, которая перетекла плавно в Новый Арбат. Сделав крюк, мы дошли и до Арбата с массой сувенирных лавочек и уличных художников.
К обеду ноги стали просто отваливаться, а в животах заурчало. Все, что я смог себе позволить, это два гамбургера и две маленькие колы.
От такой еды гастрит можно заработать. Завтра приезжай ко мне. Мы с девчонками суп сварим и еще что-нибудь приготовим.
Звучало заманчиво.
А как я попаду к тебе?
Оформлю как гостя.
А девчонки не будут ругаться, что ты кормишь общим супом своего парня?
Батарейка, у тебя заряд энергии и позитива закончился, что ли? Давно ты таким занудой стал?
Хм. Ну ладно! Сама напросилась: завтра приеду и съем все, абсолютно все, что вы приготовите.
Другое дело! улыбнулась подруга.
Соседки ей попались хорошие: веселые и добрые. Вторая соседка приехала из Архангельска. Подружились и нашли общий язык девушки быстро.
В общежитие я вернулся вечером, после того, как проводил до самой проходной Свету. К этому времени уже успел оформиться и разложить свои вещи второй сосед. Звали его Юрой. Он был долговязым, коротко остриженным. Носил очки. В общем, выглядел очень забавно. Познакомившись поближе, я узнал, что Рудольф прилетел из Владивостока, поступил на кафедру МТ-11 «Электронные технологии в машиностроении», а Юра приехал из Краснодара и был зачислен на МТ-7 «Технологии сварки и диагностики».
Взяв у кастелянши старые тряпки, мы принялись за уборку. Ребята они оказались работящиене филонили, а все тщательно вымывали. Ту дыру, куда убежала мышь, мы плотно затыкали тряпкой. Даже помыли окна. Обои сверху подклеили клеем, который соседи получили еще днем у завхоза. Также появились в комнате и две тумбочки. Мне предстояло получить мою на следующее утро, после начала рабочего дня завхоза. После уборки комната преобразилась, стала более светлой и уютной. Дыры на обоях мы решили заклеить плакатами. Осталось только купить их.
Во время уборки было довольно весело. Однако, когда все легли спать, а в комнате воцарились тишина и темнота, пришла всеобщая депрессия. Каждый вспоминал свой дом и родителей. Возможно, первую школьную любовь, с которой пришлось расстаться на несколько месяцев или навсегда. Рудольфу приходилось тяжелее всех: переживал акклиматизацию из-за смены часовых поясов, а жестокие шесть тысяч километров по воздуху или девять тысяч по железной дороге от Москвы не предвещали встречи с любимыми родителями и друзьями до самых зимних каникул.
С утра пораньше я оделся и спешно покинул общежитие. Оно вызывало у меня липкое чувство неприязни. Даже сам не понимал, почему. Просто невмоготу было находиться в комнате, вообще в этом здании. Я бесцельно шлялся по центральным улицам. Здесь все было иначе. Концентрация лиц неславянской национальности значительно снижалась по сравнению с Измайлово, а богатство, красота и чистота районовповышалась. Глазел на витрины с манекенами, одетыми в шикарные костюмы, и мечтал, что когда-нибудь я буду носить эти роскошные вещи. Светы рядом не былоони с подругами занимались готовкой. Я пришел на набережную Москвы-реки и просто стоял, наблюдая, как теплоходы и лодки рассекают водную гладь.
«Зачем я сюда приехал? Чего меня потянуло в эту проклятую столицу?»
Позже поехал к своей девушке. Вел себя довольно сдержанно при ее соседках, стесняясь их. Несмотря на это, обед, плавно перетекший в ужин, удался на славу. Мы ели суп, жареную курицу, пили вино. За прошедшие несколько дней я очень соскучился по домашней пище. Маленькая стрелка часов доползла до девятки, а за окном смеркалось, когда Света пошла проводить меня до первого этажа. В лифте я страстно впился в ее губы, потом перешел на шею, начал гладить ягодицы.
Олег! жадно шептала подруга, тяжело дыша от возбуждения и отталкивая мои руки. Что ты делаешь? Ты с ума сошел?
Мы давно не занимались любовью, и мужские физиологические особенности брали свое. Но лифт остановился, двери открылись.
Попрощавшись, я поехал к себе. Ночь принесла новую порцию депрессии.
Вскоре в соседнюю комнату вернулись двое парнейАнтон и Вова. Они учились на третьем курсе. К нам были весьма доброжелательны. Отдали на время попользоваться старый тяжелый металлический чайник.
Тридцатого августа состоялось собрание нашей группы, где я познакомился с сокурсниками. Нам объяснили, что мы попали в так называемую «рабочую» группу. То есть каждый из нас обязан был совмещать учебу с работой на заводе при МГТУ.
Система такая, объяснил кураторБеляков Иван Евгеньевич, вы будете одну неделю учиться, следующую неделюработать. Потом опять неделю учиться и так далее.
Некоторые довольно заулыбались, предвкушая халяву: ведь в то время как остальные студенты будут корпеть над толстыми томами, мы будем бить баклуши на заводе.
Однако радоваться не надо, объявил Беляков. Поскольку время, отводимое на учебу, сокращается вдвое, а программа все равно остается по объему такой же, как и у остальных групп которые не будут работать на заводе то вам, ребята, придется вникать во все быстро, гораздо больше заниматься самообразованием, чем другим «счастливчикам», многие вещи схватывать на лету.
Улыбки исчезли. Довольный результатом, Иван Евгеньевич продолжил обсуждение организационных вопросов. В первую неделю сентября нам предстояло познакомиться с заводом.
После собрания я поехал домой. Все было хорошо. Только вечером почувствовал недомогание. На следующий день меня бил озноб. Горло болело. Градусника ни у Рудольфа, ни у Юры не оказалось. Антон с Вовой еще утром куда-то уехали.
Я сейчас, сказал Юрик и вышел из комнаты.
Вскоре он вернулся вместе с девушкой из соседнего блока. Юра зашел туда попросить градусник, а заодно описал симптомы. Настяименно так ее звалибыла одна. В ней, судя по всему, проснулся материнский инстинкт: решила сама осмотреть меня и дать указания, чем лечиться.
Это Настя, познакомил нас всех Юрка. А это Рудольф и, собственно, сам больнойОлег.
Все мы успели изголодаться по женской ласке и заботе. А девушка была вполне симпатичной. Рудольф (или, как мы его называли, Дольф), покраснев, вышел на кухню. Юра сел на свою кровать и наблюдал через толстые стекла очков за этой «матерью Терезой».
Померяй температуру, протянула она мне градусник. Кроме горла, еще болит что-нибудь?
Голова болит и кости ломит, прохрипел я.
Из кармана домашних штанов она достала пакетик «Колдрекс».
Вскипяти воду, пожалуйста, обратилась соседка к Юре.
Он суетливо поднялся и чуть ли не бегом направился на кухню с чайником в руках. Мы с ней остались наедине. Вероятно, я бы смутился от этой «интимной» ситуации, не будь мне так плохо.
Ты сейчас выпей это, она потрясла пакетик. Чуть позже я еще принесу несколько штук. А в понедельник поезжай в поликлинику.
Хорошо.
Как вам общага? спустя некоторое время спросила Настя.
Терпимо.
Ты из какой группы?
МТ-10-12.
«Производственник» или?..
Да. «Производственник». А ты на каком курсе?
На третьем.
Из соседней комнаты тоже Антон и Вова.
Да, я знаю. Мы в одном потоке учимся.
Изредка мой взгляд спускался на ее грудь, но тут же отскакивал в сторону, словно каучуковый мяч от стены.
По дому скучаете? спросила она.
Я молча отвел взгляд в сторону. Тут же в комнату влетел, словно метеор, Юра.
Сколько натекло? глянув на градусник, поинтересовалась моя новая знакомая.
Вынул из подмышки. Посмотрел.
Тридцать восемь и девять.
Ого!
Юрка только присвистнул.
Нужно «скорую» вызывать, сказала Настя и направилась к выходу.
Не надо! остановил ее я.
Да ты же перезаражаешь всех. Это же не простуда.
Я знал только одно: в больницу не хочу попадать ни при каких обстоятельствах.
Я чеснок привез из дома, осторожно проговорил мой сосед. Мы с Дольфом его поедимне заболеем. Можем и тебя угостить, улыбнулся он, в упор глядя на нее своими большими глазами, казавшимися сквозь очки просто огромными.
Не надо «скорую», попросил я, умоляюще глядя на знакомую.
Она посмотрела на меня, на Юру, потом снова перевела взгляд на меня.
Ладно. Но ты, Настя посмотрела на меня, никуда из комнаты не выходи. Бациллы свои не разноси, а то эпидемия начнется. Это же общежитие, тут зараза быстро распространяется.
Да куда я пойду в таком состоянии? изможденно улыбнулся я.
Детипроизнесла соседка и ушла к себе.
Когда вернулся Рудольф, они с Юриком нарезали черного хлеба, начистили чеснока и в самом деле набили этими яствами животы. Специфический запах чувствовался даже в блоке.
Крепись, Олег! начал успокаивать меня краснодарский товарищ, методично выдыхая мне прямо в лицо чесночные пары. Скоро тут все вирусы передохнут.
Скоро тут больной сдохнет, простонал я, морщась от отвращения. Перестань дышать на меня.
Извини, улыбнувшись, отстранился от меня друг.
От «Колдрекса» у меня температура только поднялась выше.
Укутайся одеялом посильнее, предложил Рудольф. Пропотеешь, и легче станет, температура спадет ну не до конца, конечно.
Я уже собирался последовать его совету, когда зазвонил мой телефон.
Алло, прохрипел я в трубку.
И как это называется? раздался задорный голос Светланы, такой родной и милый. Даже не позвонил, не написал ни разу!
Свет, охрипшим голосом сказал я, словно каркнул. Я заболел.
Что с тобой? радость сменилась обеспокоенностью.
Температура, горло болит.
Температура высокая?
Тридцать девять.
Я сейчас приеду!
Не вздумай! Сама еще заразишься от меня.
Не заражусь
Не надо ехать сейчас. Давай потом завтра.
Тебе надо что-нибудь? Лекарства? Я привезу кастрюльку с куриным бульоном.
Ничего не надо.
Немного поспорив, она заявила, что любит меня. После этого мы попрощались.
Девушка твоя? спросил Юра.
Да.
До сих пор я ни одному не рассказывал про Светку.
А она в Москве живет? удивился Рудик.
Да. Она в МГУ поступила.
Офигеть! усмехнулся Юра.
Да уж, согласился с ним Дольф. А на кого она учиться будет?
Переводчик.
Потом во внешнюю разведку возьмутпредположил Юра.
Не смеши, сказал я и укутался одеялом.
К вечеру немного полегчало, а вот ночью стало совсем худо. Соседи спали. А меня словно огнем жгло изнутри. Я вертелся, метался по кровати, пока не погрузился то ли в сон, то ли в бред. Мне привиделось, будто дверь открывается, и в комнату входят улыбающиеся родители.
Ну, как ты тут? Скучаешь по дому? интересуется мать.
Да, отвечаю я и начинаю давиться слезами.
Ведь ты ж моряк, Олег, моряк не плачет, начал басисто распевать отец на манер Шаляпина, и не теряет бодрость духа никогда.
Вдруг откуда-то появилась Света с огромной кастрюлей супа. Поставила ее мне в ноги, а сама легла в койку к Рудольфу. И эту самую кастрюлю в ногах я расценил как плохую примету: что на мне уже поставили крест, готовятся выносить ногами вперед (конечно, это был бредовый морок). Я разозлился и крикнул:
Ну уж нет! Хрен вам! Рано мне умирать! и пнул посудину. Суп разлился по всему полу.
Я буду жить! Буду! Буду!..
Из сновидения меня вытянул Дольф, трясущий за плечо и повторявший:
Олег, ты чего? Проснись.
С трудом я открыл глаза. За окном уже светало. Жар нисколько не спал.
Что случилось, с неимоверным трудом, напрягая изо всех сил воспаленное горло, поинтересовался у соседа.
Ты стонал во сне.
Я промолчал.
Как ты себя чувствуешь? спросил Рудик.
Я лишь отрицательно покачал головой, мол, плохо.
Вскоре он снова уснул. Я больше не смог.
Утром, чуть позже десяти, приехала Света. Она написала мне, что ждет внизу. Я с горем пополам объяснил Юре, что моя девушка приехала и ждет, чтобы ее провели через проходную. Попросил его спуститься и оформить ее как гостя.
Вскоре в комнату вошел сперва Юрик, неся в руках большой пакет. Следом вошла моя подруга. Сразу же бросилась ко мне.
Олежка! Как ты? потрогала мой лоб своей прохладной рукой, потом погладила щеку.
Жить буду, ответил я, а по телу пробежали мурашки, ибо очень отчетливо вспомнился сон.
С Рудольфом они познакомились сами, без моей помощи. Из своей сумки она достала парацетамол, аскорбинки, таблетки для горла. Взяла со стола градусник, оставленный Настей, передала мне, приказав измерить температуру. Юра, тем временем, достал из пакета кастрюльку. Я вопросительно посмотрел на Светлану.
Там суп, объяснила она.
Чтобы содержимое не расплескалось по дороге, эта умница плотно примотала скотчем крышку к самой емкости, чем немало меня развеселила.
Температура перевалила за тридцать девять. Девушка заставила выпить таблетку парацетамола и лежать. Сама же начала осматривать комнату в поисках хоть чего-то съестного.
Погодите, а где холодильник? удивилась она.
Пока не купили, ответил Рудольф.
А продукты где храните?
Все, что покупается, тут же съедается, срифмоплетничал Юра и хихикнул.
Тогда предлагаю кому-нибудь сходить со мной на Измайловскую ярмарку, купить что-нибудь.
Сопровождать с радостью отправились оба соседа, я же остался «соблюдать постельный режим». По возвращении, она «колдовала» на кухне. Денег было мало, поэтому купили только сосиски и десяток яиц.
Я лишь чуть-чуть похлебал суп, остальные же трое, особенно Юра и Рудольф, набили животы супом, сосисками с макаронами и омлетом. До завтрака на подоконнике остались лежать четыре сваренных вкрутую яйца. Закончив «обедоужин», я лег в постель, откуда наблюдал, как исчезают драгоценные продукты питания. Спустя минут десять усердной «работы», оба соседа откинулись в стульях. Мне было немного обидно: ведь суп Света принесла для меня и готовила она на всех, а я, по сути, ничего из этого почти не съел. Пока эти двое «хомяков» сидели и ждали, когда переварится пища в желудке, моя девушка составила тарелки стопочкой и уже собралась нести в раковину, чтобы помыть, когда я ее остановил.
Не надо мыть.
Да мне не сложно, возразила она.
Ты готовила, кормила этих двух голодающих детей оккупированного самураями Владивостока и беднейшего края земли русскойКраснодара, страдающего от голодомора. Они пусть моют посуду. По-моему, честно.