Мне конец, и он разрыдался.
Погоди, братух. Какой «конец»? не понял я.
Сквозь всхлипывания смог разобрать:
Опухоль в головемолчание и шмыганье носом. Большая уже Говорят, неоперабельная Дотянул с лечением, бл
Перед моими глазами все поплыло. Ком подступил к горлу.
Ты шутишь, что ли? нервно посмеиваясь, спросил я, не веря тому, что услышал.
Нет бляха Я умру! крикнул он в трубку, и связь прервалась.
Меня била дрожь. Сидел на стуле за своим столом, тупо уставившись в телефон. Я не мог в это поверить. Казалось, что все это происходит во сне. Попытался дозвониться до друга, но мерзкий голос сообщил, что его телефон выключен или находится вне зоны действия сети.
Давай, давай, повторял я, вновь и вновь пытаясь дозвониться.
Безрезультатно.
Да что за хрень?! крикнул и ударил по столу. Кулак заныл, но я внимания на это не обращал. Хорошо, что Рудольф ушел к одногруппникам.
Вскочил со стула и принялся быстро ходить кругами по комнате.
«Наверняка, он просто преувеличивает. Сейчас же не каменный векмедицина шагнула далеко вперед. Врачи найдут способ удалить эту хреновину из его головы. Не может Костя так умереть. Он не должен так умереть. Костя. Костя»
Ночь тянулась медленно, как поезд, подъезжающий к конечной станции. В голове крутилась одна и та же мысль: чем помочь другу, как его спасти. Под утро удалось задремать. Но примерно через час проснулся. За окном все еще царила тьма. Дождь мерно барабанил по подоконнику. Умылся. Вскипятил чайник, налил чай в кружку. Я сидел за столом и смотрел в сырую утреннюю темноту. Капли медленно скатывались по стеклу.
«Даже небо плачет», и от этой мысли к горлу вновь подступил ком, а губы задрожали.
Дабы подавить этот приступ, сделал большой глоток обжигающе горячего чая. А потом мной овладели воспоминания: начальная школа, средняя, старшие классы. Как мы познакомились с Костей? Нет, я не помнил этогослишком давно было. Зато помнил наши детские игры в «войну» и прятки, летний футбол и зимний хоккей. Детство такое беззаботное, яркое и веселое. Сердце начало больно колоть. Допил чай. Оделся и покинул общежитие. На пары в тот день я идти не собирался. В больницу ехать было еще рано. Тогда прошел на Первомайскую улицу и направился по ней в сторону центра. Пешком шел долго. А потом спустился в метро и поехал в клинику.
В тот день мне все же удалось увидеться с другом. Он был непривычно бледен.
Что врачи говорят? поинтересовался я.
Что-что! Вчера все сказал уже! огрызнулся Костя.
Но ведь есть лечение. Там радиотерапия или химиотерапия
Он промолчал.
Ты не унывай, старался подбодрить друга. Некоторые до старости живут с опухолями. Пройдешь курс лечения
Только стоит этот курс целое состояние, теперь в его голосе послышались нотки огорчения и обиды.
Наступило молчание.
Родителям уже сообщил? спросил я, не глядя на Костю.
Да, он покачал головой. Они сейчас едут в Москву.
У матери истерика была, после новой паузы сообщил друг.
Наверное, нужно было что-то сказать в ответ, но я не смог ничего придумать. Беседа шла тяжело.
Какие теперь планы?
Лечь и умереть, мрачно ухмыльнувшись, ответил Костя. А вообще врачи хотят, чтобы я прошел курс лечения. Они надеются, что это поможет уменьшить размер опухоли до операбельного, а потом удалить ее. Ну или что-то в этом духе.
Вот и отлично!
Только я на это не надеюсь.
Эти слова подняли во мне волну злости.
Слушай, кончай уже хоронить себя!
От такого резкого тона он безмолвно уставился на меня.
Что ты, как гимназистка, сопли распустил! Многие живут с раком годами и ничего! А он тутпоглядитесамый несчастный! Если так будешь думать, то конечно помрешь скоро!
Олег
Главноене терять надежды! Бывали случаи, когда излечивались. Но нужно верить в это!
У меня метастазы в башке. Как я излечиться могу? Во что мне, на хрен, верить?
Просто держи себя в руках. Раскиснешьсгоришь. Тут же. Так что крепись.
Тебе легко говорить. Это не у тебя опухоль в голове. Ты-то будешь жить и радоваться, когда я в могиле гнить буду.
Перестань!..
Мы оба замолчали.
Спасибо за вещи, нарушил тишину Костя.
Не за что. Тебе еще что-то надо?
Новые мозги, усмехнулся он.
Кость
Да ничего не надо.
Снова молчание.
Слушай, Олег, ты не обращай внимания на мое поведение. Варчи То есть вра-чи говорят, что это опухоль давит на мозг. Из-за этого резкая перемена настроения.
Да ладно. Ты прости, что я наорал.
Потом я подумал и задал еще один вопрос:
А что с приступами?
Говорят, что если ничего не делать, не проводить лечение, то они будут учащаться и становиться более продолжительными.
Я только тяжело вздохнул.
Кстати, где Светка?
Я неопределенно пожал плечами:
Она вчера хотела приехать к тебе, но я отговорилвсе равно не пустили бы.
Ясно.
Мы перекинулись еще парой фраз, а потом я ушел, пообещав в следующий раз приехать со Светой.
Обещание я сдержал. Света долго плакала, увидев безнадегу и бесконечную тоску в глазах друга. В тот же день бессонной ночью я сидел за своим столом в полной тишине и темноте. Рудольф спал. Я смотрел в окно. Шел дождь. Думал о Свете. Очень хотелось оградить ее от всего этого зла. Но возможности не было. Хотелось спасти Костю, но возможности, опять же, не было. И тут я заметил, что с неба стали срываться хлопья снега, смешиваясь с дождем. А потом и вовсе пошел снег. Такой красивый, белый, чистый. Сердце сжалось, и я тихо заплакал. Слезы на время очищали душу от бесконечных терзаний. Вскоре я уткнулся в стол, постепенно успокоился и не заметил, как уснул.
Началось очень тяжелое для меня время: я метался между институтом и больницей, по ночам делал домашние задания, иногда ездил на разгрузки фур. Со Светой виделись только по выходным. Как правило, встречались и ехали к Косте. Я стал раздражительным от постоянного недосыпания и нервного напряжения. Порой после посещения нашего друга я начинал ворчать на девушку из-за какой-нибудь ерунды. Она сперва терпела, но потом начинала отвечать на мои упреки. В итоге муха очень быстро превращалась в слона. Поругавшись, мы разбегались в разные стороны. А потом я отходил, все обдумывал, называл себя дураком, звонил пока еще своей девушке, извинялся. Она прощала. Каждый раз. Возможно, понимала, насколько мне тяжело приходилось в ту пору. С Рудольфом виделись редко, а еще реже общалисьдома я практически не бывал. Довольно часто пересекался с Костиными родителями в больнице. Узнать их было трудноони постарели. ОтецНиколай Петровичстал совсем седым. Лица, и у него, и у материАнтонины Михайловны, изрезали морщины. Невыносимо тяжело было смотреть на них. Глаза Костиной мамы всегда были красными от слез, пролитых по сыну. Родители не жалели денег на его лечение. Отец, как мне однажды призналась Антонина Михайловна, когда я в очередной раз пытался поддержать и успокоить ее, уезжал в наш городок и продал все, что смог: старенький автомобиль, бытовую технику, даже некоторую мебель. У них не было больше денег. Но их это совсем не волновало. Ради единственного сына родители готовы были пожертвовать чем угодно и заплатить любую цену, лишь бы он жил.
Я закрыл зимнюю сессию на удивление легко. Возможно потому, что мне было наплевать, как я сдам экзамены, да и сдам ли их вообще. Дни проходили однообразно. Я ничего не замечал вокруг. Новогодние праздники прошли безрадостно. А зима, тем временем, все наметала сугробы.
Каникулы провел в Москве. Пролетели они, как фанера над Парижем. Я практически не отдыхал. Проводил много времени в больнице, рядом с другом. А потом начался очередной семестр. Мы только приступили к учебе, когда Москва содрогнулась от ужаса нового теракта: на перегоне между станциями метро «Автозаводская» и «Павелецкая» смертник привел в действие взрывное устройство, начиненное болтами и шурупами. Погибли 42 человека, около 250 были ранены. Позже сообщили, что теракт раскрыт. Лишь в 2007 году его организаторы будут приговорены к пожизненному заключению.
Потом весна превратила снег в воду, молоденькая травка начала проклевываться из земли. За это время мы успели пару раз сильно разругаться со Светой. А причинами были мои ревность и глупость. Светка с одногруппниками собирались куда-то уехать на Восьмое марта.
Давай, поезжай, язвительно согласился я. Тебе же плевать на друга. Небось, не дождешься, когда же Костя сдохнет.
И пошло-поехало. Разругались мы очень крепко. В итоге Светлана дала мне пощечину и в слезах убежала. Мы не разговаривали несколько дней. Потом помирились, но неприятный осадок так и остался на душе. Мы сильно отдалились за прошедшие месяцы. Перестали целоваться, редко держались за руки. Нежность ушла, а без нее о нормальных отношениях можно было забыть.
Когда курс лечения подошел к концу, мой друг был лысым, как бильярдный шар. Он очень сильно похуделстал похож на узника Освенцима. Глаза ввалились, кожа стала необычайно бледной. Завидя меня, Костя изможденно улыбался. И я улыбался в ответ, но внутри все холодело. Однажды я увидел возле входа Николая Петровича. Он нервно курил, глядя в пустоту. Был чересчур мрачен. Пальцы тряслись.
Здравствуйте, поздоровался я.
Тот лишь молча пожал мне руку. Я собирался было пройти внутрь здания, но что-то заставило меня остановиться.
Что-то случилось?
Рука его задрожала еще сильнее.
Врачи сдались, наконец, ответил мне Костин папа.
То есть?
Лечение не помогло. Костик умирает, и он заплакал, отвернувшись от меня.
Я был ошарашен этой новостью.
Костя грустно посмотрел на меня. Если раньше он злился на такую несправедливость («Почему именно я должен умереть?»), то теперь просто смирился. Мы молча смотрели друг на друга.
Костю выписали, и он с родителями поехал в наш родной город. Именно там ему предстояло встретить смерть.
Сдав сессию, в этот раз с двумя тройками, я поехал домой. Света решила остаться этим летом в Москве. Заявила, что хочет найти подработку и помочь матери деньгами. И это стало очередной причиной для ругани. Произошла она в ее комнате, когда соседок не было дома. Слово за слово.
Да ты просто бездушная самовлюбленная сука! пылко выкрикнул я в самом конце перепалки.
За это получил пощечину, которая разозлила еще больше. Я еле сдержался, чтобы не ударить девушку в ответ.
Убирайся отсюда! Убирайся! буквально рычала Света.
Но я схватил ее за плечи и бросил в сторону кровати, крикнув:
Да пошла ты!
Она, слава Богу, удачно приземлилась на мягкий матрас. Пружины скрипнули. Девушка испуганно посмотрела на меня.
«Господи! Что же я делаю!» пронеслось в голове.
Стало ее жалко. Я захотел обнять Свету и извиниться, но едва сделал шаг, как она попятилась от меня.
Не подходи, услышал я.
Сделал еще шаг.
Не подходи, а то я закричу.
Прости.
Уходи. Пожалуйста. Олег, если у тебя еще хоть что-то осталось от любви ко мне, то уходи.
Свет
Нет, Олег. Уходи. УХОДИ! крикнула она.
Прости меня, прошептал я, развернулся и покинул комнату, тогда еще не зная, что навсегда.
Весь следующий день на звонки она не отвечала. Через день тоже. Тогда я сел на поезд и уехал из столицы.
В нашей провинции было жарко. Лето выдалось знойным. Асфальт плавился. Горожане изнывали от духоты и старались при любой возможности выбраться за город, на водоем.
Я же каждый день навещал умирающего друга. Он стал очень плохо говоритьиз-за поражения головного мозга речь и мимика нарушились. С кровати практически не вставал. Квартира временно превратилась в хоспис. Мне было психологически трудно приходить сюда и видеть обреченного на смерть близкого мне человека. Ожидание смерти ужаснее самой смерти. Эти летние месяцы превратились в самое сложное испытание не только для Кости, но и для всех, кто его окружал.
Света не отвечала на мои звонки примерно еще две недели после нашей последней ссоры. Но однажды трубку подняла.
Что ты хочешь? услышал я уставший знакомый и родной голос.
Свет, прости ме
Олег, жестко перебила меня подруга, я больше так не могу. Ты совсем с катушек слетел. Ты меня больше не любишь.
Не правда. Люблю!
Не обманывай себя. Не любишь.
Свет
Выслушай меня, пожалуйста. Не перебивай. Последние полгода мы только и делали, что ругались. Видимся раз в неделю всего и то умудряемся поругаться. Сколько нервов я извела за это время. Скажи, пожалуйста, о какой любви может идти речь? Сплошные нервотрепки. Ты своими руками уничтожил все чувства.
Я молча слушал этот монолог, постепенно краснея.
Олег, нам лучше разойтись сейчас. Не мучить больше друг друга.
Нет. Ты чего, Свет? Не надо нам расходиться.
Пойми, я не могу больше так. У нас нет будущего.
Светунь, милая, начал я, чувствуя, как повышается давление, дай мне еще один шанс. Я все исправлю.
Олег, тяжело вздохнула девушка. Сколько я уже давала тебе шансов? Не меньше сотниэто точно.
Послушай. Я знаю, что веду себя порой, как ненормальный, но просто сложный период жизни сейчас. Время такое. Перетерпи это. И все будет у нас хорошо.
Я не могу больше терпеть. Не хочу. У меня тоже сложный период. Я знаю, что ты очень переживаешь из-за Кости. Но он и мой друг тоже. С чего ты взял, что тебе труднее всех? Может, мне тоже нужна поддержка. Но вместо нее я получаю ничего не получаю. Кроме скандалов и швыряний меня через всю комнату, мне стало очень стыдно. Ты стал куском льда. Я давно от тебя ничего не получаюни любви, ни нежности, ни даже банального нормального отношения.
Светка. Фонарик.
Погас твой фонарик, Олег.
У тебя еще кто-то есть? вдруг возникла мысль, и тут же ее озвучил.
Если тебе станет чуть легче, тонет. У меня никого нет. Я любила тебя. Даже весной старалась любить, когда ты и вовсе не смотрел на меня.
Я и сейчас
Прощай. И не звони мне больше.
Она повесила трубку. В ушах только стоял стукстук раненого сердца. Тук-тук-тук
«Неужели конец?»
Тук-тук
«Не может этого быть. Мы же любим друг друга»
Тук-тук
«Или нет?»
Тук-тук
Набрал ее номер, но услышал только: «Абонент недоступен»
Бля, выдохнул я. В голове крутились исключительно нецензурные слова.
Немного посидел, разглядывая телефон. А потом произнес вслух:
Ладно, Светка. Как хочешь. Если тебе будет так лучше, топожалуйста.
Да, это был конец наших отношений. Этот разговор стал огнем, сжегшим мост между нами.
Посидел еще немного, а потом взял деньги и пошел в ближайший бар. Там я сел в самый темный угол. Взял бутылку водки и в одиночку осушал ее до самой глубокой ночи. Потом каким-то чудом добрался до дома. Больше тем летом я не выпил ни капли алкоголя.
Дни тянулись медленно. Я изнывал от безделья. Проводил целые дни перед телевизором. Никого не хотел видеть, кроме Кости. Родители ругались, что я так бездарно трачу драгоценное время. Говорили, чтобы я сходил погулять, с другими друзьями встретился. Все их попытки «вытолкать» меня из квартиры не увенчались успехом. Я безумно скучал по Свете. Хотел позвонить ей, но потом вспоминал последнюю беседу и отказывался от такой задумки. Косте становилось все хуже. Сильнейшие боли мучили его.
Почему вы его здесь держите? спросил я однажды Антонину Михайловну. Почему не отвезете его в больницу? Он же так мучается. Там обезболивающие ему станут колоть. Хоть какое-то облегчение.
Олег, дрожащим голосом начала она, когда Костеньку выписывали из клиники Бурденко, он сказал мне: «Мама, я хочу умереть дома. Ненавижу больницы и эти безжизненные холодные палаты», она разрыдалась.
Я уже пожалел, что поднял этот вопрос. Вскоре она успокоилась и продолжила:
Мы с Колей хотели его отвезти в центральную больницу, в начале июля, но он такую истерику закатил. Вот мы и решили, что если сынок хочет умереть дома чтобы мы были рядом то пустьдоговорить она не смогла. Уткнулась в ладони и заплакала.
Я ушел, тихо прикрыв за собой дверь.
Вскоре жара начала спадать. Дело шло к осени. Я стал замечать, что Костя чуть оживился. Речь его стала более связной. Он снова начал улыбаться. В глазах вновь появился огонек.
Как ты себя чувствуешь? спросил я его в нашу последнюю встречу.
Лучше всех, медленно ответил друг и улыбнулся.
Появилась надежда, что он пошел на поправку.
Выздоравливай уже скорее! Задолбал болеть!
Он захрипел, а улыбка стала еще ширетак теперь Костя смеялся.