Было заметно, что Интеллигент, как, назвав его раз, стал затем всё время именовать, Серега, тяготился устроенным ему допросом. Но разговор продолжал и только иногда с надеждой повторял:
Ну, теперь-то вы вспомнили?
Его рассказы, попутные замечания были так точны, что иногда по ним Александр вспоминал эпизоды, которые сам успел забыть. Не могло больше быть и речи о том, что незнакомец почерпнул свои сведения у кого-то другого,особенно убеждали в этом приводимые им случайные детали. Чтобы выучить все это с чужих слов, потребовались бы месяцы и годы. Но, опять же, кому и для чего это было нужно?
Тем временем Мосол и заинтригованный им до состояния исступленной серьезности Репринцев объявились, наконец. Развернув упакованную в газету фотографию, они водрузили ее на стоящую поближе к свету парту, и вся компания перебралась туда.
Ну?с нетерпением разоблачителя обратился к незнакомцу Мишка.Где же здесь ты?
Остальные после общего разговора с симпатией и сочувствием смотрели на Интеллигента. Наверное, им, как и Александру, в этот момент очень хотелось, чтобы он каким-то немыслимым образом подсвою правоту. А незнакомец смотрел на фотографию, смотрел
Наконецон поднял глаза и
Это фотография. На ней все так.
та!воскликнул Мент и ткнул в фото пальцем.
себя и остальные. их примеру, Александр отыскал свое изображение на снимке, и, упершись в него пальцем с непонятной самому себе надеждой спросил:Где же ты?
Незнакомец опять склонился над уличающей его фотографией и вдруг поставил свой палец рядом с пальцем Александра.
Вот здесь. Я должен был стоять здесь,твердо произнес он.Как раз между Саней и Утюгом,он сдвинул палец на лысую голову сидевшего в центре директора школы.
Все недовольно зашумели, а Репринцев пренебрежительно фыркнул.
Правда, ребята,отчаянно воскликнул Интеллигент.На моей фотографии я здесь стою. Только...он на мгновение замялся, потом добавил неуверенно:Только на том фото все по-другомуодежда другая и комната не та. И еще нескольких человек я здесь не знаю. Первый раз вижу.
Может, ты в другой школе учился, только похожей на нашу?предположил после раздумья Мосол. На что незнакомцу не пришлось даже отвечать, поскольку Мент бросил:
Да пошел ты!и хотел еще что-то добавить, но запнулся об отсутствие мыслей. Откровенная растерянность отразилась на его одутловатом лице, сделала его обиженнымс таким видом Мишка когда-то получал двойки.
А Александр в этот момент испытывал легкое и ускользающее чувство раздвоенности. Может, он «поплыл» от выпитого вина, начинало казаться, что в его воспоминаниях о школьных годах, знакомых лиц, начинает присутствовать еще кто-то. Этот кто-то тоже участвовал в их поездках на Черное море, о которых упоминал Интеллигент, и сидел рядом, на соседней парте, которая только в памяти представлялась пустой. Все это, конечно, было чертовщиной, не подтверждалось ни одним конкретным воспоминанием, но ощущение такое пришло, и уже невозможно было от него избавиться.
Устав от непонятного, Серега предложил лучше выпить и, обняв Интеллигента за плечи, хлебосольно повел его к покинутым бутылкам. Мосол поддержал компромиссное решение. Вслед за ними и остальные заняли свои прежние места на крышках парт, оставив Репринцева одного заворачивать свою фотографию. Посыпались советы то ли подошедшему, то ли все время бывшему здесь Леньке Звягинцеву, как лучше английским ключом сковырнуть пробку.
Александр хорошо помнил, что потом компания шумно отправилась в еще более шумный зал. После танцев вышли на освещенную вечерними фонарями улицу. Было прохладно. Покурив, надумали закончить вечер в ресторане. Идею поддержали Ленька, Мент, Колька Мосол. Репринцев откололся. Зато увязался Серега. Интеллигент пошел со всеми. Он исчез позже, когда после ресторана с бутылками в руках все собрались двигаться в гости к Мослу... Нет, не к Мослу, а к какому-то его приятелю. Впрочем, тут Александр сам покинул общество, и правильно сделал, а то бы сегодня не поднялся.
Судя по тому, что события вечера вспоминались легко, набрался он не очень. Только с Интеллигентом все оставалось неясно. Откуда этот человек взялся? Кто он такой? Лежа сейчас на постели и глядя на близкий мохнатый узор ковра на стене, Александр пытался разобраться в странном происшествии. Но то, что осталось непонятым в хмельном веселье встречи, теперь представлялось еще более загадочным.
Вспомнились худое, тонко очерченное лицо незнакомца, его аккуратные жесты, нотки обиды в голосе. Неужели это был аферист? Почувствовав досаду на вялость своего соображения, Александр решил вспоминать дальше.
Выйдя из ресторана, они стояли на краю тротуара, а Мосол все время выбегал на мостовую, пытаясь остановить такси. Александр собрался потихоньку ретироваться, но его руки кто-то мягко коснулся. Это был Интеллигент. Он заговорил тихо, так, что остальные не слышали:
Мы ведь долго сидели на одной парте, так что ты меня забыть не мог.
Александр промолчал. Тогда Интеллигент с укоризной добавил:
А мы с Алексеем Чумаченко недавно о тебе вспоминалипомнишь, как втроем ездили в Сочи? Сразу после выпускных экзаменов.
Александра словно ударила немыслимая, чудовищная ложь, произнесенная только что.
Чумак семь лет назад погиб в Афганистанесразу после школы,со злостью воскликнул он, и...
В руках у Интеллигента была фотография.
Я специально взял, чтобы передать тебе,так же тихо произнес он.Леша просил, потому что сам не мог прийти.
На небольшом снимке в тогдашних своих джинсовых брюках на фоне сочинского морского вокзала стоял он, Александр, а по обе стороны от него улыбались коренастый, загорелый Лешка Чумак и Интеллигент.
растерянностью и страхом Александр отвел взгляд от точки. На сетчатке глаз остались и поплыли хвостатые следы уличных фонарей. Голова пошла кругом.
Снимок-то возьми,сказал Интеллигент.Хотя ты все равно ничего не помнишь.
Наверное, прошло какое-то время. Ребят рядом не было. Кажется, они побежали к остановившейся в стороне машине и на ней уехали.
Ладно,сказал Интеллигент.Сегодня уже бесполезно, но, может быть, ты потом вспомнишь.
Он уходил по пустой улице, то попадая в свет фонарей, то исчезая в темных провалах между ними. Александр сделал несколько шагов следом. Нерешительно остановился. Опять все поплыло перед глазами. Выпито все-таки было немало. А еще предстояло добираться домой. И он свернул в знакомый проход, чтобы по нему короткой дорогой выйти на свою улицу.
Вспоминать больше было нечего. Вторично за это утро умывшись, Александр подосадовал, что ни он, ни кто-либо из ребят не спросил, где живет странный незнакомец. Тайна осталась тайной. Немного было надежд на то, что завеса над ней когда-нибудь приоткроется. Разве что загадочный человек объявится снова или Мент что-нибудь разузнает о нем через свою «контору».
Но ни с Ментом, ни с остальными школьными товарищами Александр больше не встречался. Неурядицы в стране разрушили былые традиции. Повсеместно вышли из моды и встречи выпускников. Последним напоминанием о школьных годах осталась у Александра смятая сочинская фотография, которую он обнаружил в кармане висевших на стуле брюк. Трое на снимке терпеливо улыбались ему, словно ждали, что он что-то вспомнит.
Но память молчала.
Охотник за чудесами
Пляшет дождь на оконном стекле. Мир за ним стекаетструясьРучеек воды подобрался к лежащему на подоконнике тонкому блокноту с вырванными страницамиЕго надо спасать от «наводнения». Страницы оторваны не всена оставшихсязапись одной любопытной беседы.
Раз уж блокнот оказался в руках, далее последует хранимая им история. История о томкак каждый в отдельности и все мы вместе заранее верим в чудо.
Не все привержены этой истине. Но позиция противников скучна и статична. Нетистинавсегда в поискеа поискэто всегда встреча с неизвестным. И никакие возражения скептиков не отменят такой встречине отсрочат ее.
Зина!недовольно крикнул Захар Матвеевич, когда входной звонок прозвучал вторично.Звонят!
Жена не отозвалась, и Захару Матвеевичу пришлось идти открывать самому. Досаду на беспокойство он выразил тем, что на ходу хлопнул подтяжкой по округлому животу. Солидная комплекция не располагала к резвостибез надобности двигаться, особенно вставать и наклоняться, Захар Матвеевич не любил.
У двери он оказался одновременно с женой, которая поспешила на звонок с балкона в соседней комнате. Выходит, можно было и не утруждаться. Но теперь уж Захар Матвеевич отодвинул супругу и сам повернул головку замка. За дверью стоял почтальонтощий, морщинистый и небритый. Свою профессию он иллюстрировал растрепанной пачкой телеграмм, одна из которых с намекающей поспешностью и была вручена хозяину дома.
Не полагаясь на здравый смысл жены, Захар Матвеевич сам вернулся в комнату и в кошельке на комоде удачно обнаружил металлический полтинникиначе пришлось бы давать рубль.
Одарив почтальона и захлопнув дверь, он тут же, в прихожей, развернул телеграмму. Игнорируя любопытство супруги, внимательно изучил текст и только после этого протянул бумажку:
ПолюбуйсяМихаил из Москвы в гости катит.
Это же хорошо,с вопросительной интонацией отозвалась покладистая Зина.Ты сам его приглашал.
Приглашал,буркнул Захар Матвеевич, удаляясь в комнату.Когда это было.
Вообще-то он не имел ничего против приезда племянника. Тот пошел по научной части и год назад писал, что заканчивает аспирантуру. Значит, сейчас уже кандидат наук. Иметь такого, хоть и дальнего, родственника Захару Матвеевичу было приятно. Недовольство вызывала скоропалительность приезда, и даже не она, а стоящая за этим столичная бесцеремонность гостя.
Поворчав вслух при жене и потом еще про себя, когда Зина ушла на балкон довешивать белье, Захар Матвеевич все же был вынужден признать себе, что рад приезду родственника. Будет, по крайней мере, с кем поговорить о жизни, которая в последнее время складывалась у него не лучшим образом.
после второго инфаркта на инвалидную пенсию, он сперва не предполагал, что окажется в столь плачевном состоянии. Дело было даже не в болезник ней притерпелся, как-то привык. Сказался слишком резкий и потому неподготовленный переход в иное жизненное состояние. Захар Матвеевич оказался неспособным сразу стать стариком. Теперь он мучился, привыкая к своему новому месту на последних страницах жизни.
Особенно угнетало сознание того, что впереди его ничего уже не ждет. Оказывается, всегда жила в нем, несмотря на покорное принятие неяркой судьбы, надежда на перемены. Теперь ее не стало, жизнь оказалась состоящей из одного прошлого. Это было жестоко.
В таком состоянии его и застало известие о прибытии племянника.
Решив самолично встречать столичного гостя, Захар Матвеевич на следующее утро переполненным и душным автобусом добрался до аэропорта. Выбравшись из проклятой душегубки, первым делом принял нитроглицерин, потом прошел в здание вокзала. Там стал хмуро рассматривать гнутые бетонные лестницы, нервные световые табло, спящих на креслах или бегущих по залу пассажиров. Самочувствие от этого не улучшилось, и, обойдя сидящих на узлах цыган, он отошел в сторонку, к бездействовавшим автоматам газированной воды. Здесь и решил ожидать объявления о прибытии московского самолета.
Объявления не последовало, или Захар Матвеевич его не услышалМихаила он увидел уже в зале. Тот безмятежно стоял возле мотающихся стеклянных дверей главного входа и занимал свою позицию столь уверенно, что суетливый поток пассажиров безропотно обтекал его с обеих сторон. В свои 25 или 26 лет племянник оставался по-мальчишески худ, особого впечатления не производил, но тем более бросалась в глаза его манера держаться независимо и раскрепощенно.
По сдержанности натуры упростив встречу до рукопожатия и улыбки, Захар Матвеевич сразу повел гостя к стоянке такситам еще предстояло настояться. За пять прошедших после последней встречи лет Михаил, как многие худощавые люди, внешне изменился мало. А его словоохотливость, немедленно давшая себя знать в разговоре, тоже не представилась Захару Матвеевичу новойон просто не помнил, был ли его племянник таким же говорливым и прежде.
В машине по дороге домой и уже дома, болтая с гостем в ожидании возвращения жены с работы, Захар Матвеевич не распознал сюрприза, который преподнес ему московский родственник. Только за поздним обедом выяснилось, что тот уже завтра собирается ехать дальше и не планирует на обратном пути заглянуть к родне снова. Главное, он легко сообщил, что бросил институт и кандидатскую диссертацию, так что теперь работает в каком-то научно-техническом журнале, по командировке которого и заявился в здешние места.
Такая несерьезность племянника возмутила Захара Матвеевича, и он насупленно хлебал разлитый женой по тарелкам слишком горячий суп. От неожиданной новости растерялась и Зина. Она бросала на Захара Матвеевича укоризненные взгляды, словно тот был в чем-то тут виноват, и жалостливо повторяла:
Как же так, Миша?
Видимо, с такой реакцией племяннику приходилось сталкиваться не раз, и огорчение хозяев не побудило его к оправданиям. Пренебрежительно отозвавшись о потере научной карьеры, он только заверил Захара Матвеевича, что ушел из института сам. Во что последний не очень-то поверил. Непонимание оказалось полное. И обед закончился под скорбные причитания Зины:
Ты ведь всегда был таким умным мальчиком.
Имея на этот счет иное мнение, Захар Матвеевич в память о покойном брате устроил бы племяннику прочищение мозгов. Но наставлять здорового дурака было бесполезно, да и поздно уже. Поэтому он про себя пожалел незадачливого родственника и не стал высказывать ему свое, мнение о совершенном поступке. «Пусть живет, как хочет»,было резюме хозяина дома, от которого ему самому сделалось грустно и скучно.
Все же Захару Матвеевичу удалось если не понять, то хотя бы проникнуть в помыслы Михаила. Получилось это настолько случайно, что могло бы не произойти вовсе. Заглянув перед сном в соседнюю комнату, чтобы пожелать гостю спокойной ночи, он застал несостоявшегося кандидата наук уже лежащим в постели. Подосадовав на свою чрезмерную вежливость, Захар Матвеевич собрался незаметно прикрыть дверь, когда Михаил сам окликнул его. И разговор, казавшийся затруднительным средь бела дня, легко состоялся в полутемной комнате при приглушенном свете настольной лампы.
Где находится такое местоМаныч-Гудила?откидываясь на подушку, спросил Михаил.
Не знаю,пожал плечами Захар Матвеевич. Он воспринял вопрос как приглашение к разговору и сделал шаг к близкому к кровати стулу.
Это на границе донских и калмыцких степей,пояснил Михаил, сделав попытку дотянуться до стоящей в изголовье сумки.Где-то в вашей области. У меня с собой письмо о том, что там до сих пор живет на свободе вольный табун.
Не знаю,затрудненно повторил Захар Матвеевич.Река Маныч у нас есть. А насчет табунов не слышал.
Михаил оставил сумку в покое и замолчал, словно раскаиваясь в начатом разговоре. Но сам почувствовал неловкость паузы, и, чтобы не получилось, что он выпроваживает собеседника из комнаты, продолжил:
Ты, дядя, не удивляйся, но мне надо посмотреть этот табун. В редакцию о нем сообщили странные вещи.
После этих слов Захар Матвеевич сел на стул и приготовился слушать.
Табун хоть и вольный, но за ним установлено наблюдение. И недавно стали замечать, что у многих коней гривы заплетены в косички. Как это может быть, если кони никого к себе не подпускают? Более того, нам написали, что с вечера гривы распущены, а к утру оказываются заплетены снова. Это хорошо рассмотрели в бинокли. Так что удивительные вещи происходят в степях Маныч-Гудилы.
Уязвленный тем, что московский гость рассказывает ему о чем-то, происходящем в его же краях, Захар Матвеевич с досадой произнес: